Поселок Раздольное, километров 30 от Владивостока. Август 1965 года. Я служу в Советской Армии уже месяца два, интерес к жизни в новом качестве сменился тоской от осознания, что такой жизнью предстоит прожить еще почти три с половиной года. Учебка ПВО, армия готовится к переходу на двухгодичную службу. Наш курс, рассчитанный на один год обучения, планируется выпустить за полгода, это впервые, поэтому гоняют нас по 11 часов в день - 9 часов занятия и 2 часа - самоподготовка. Мы ничего не знаем о планах Генштаба. У нас нет ни малейшего желания знать эти планы. Нам уже всё равно. Одна лишь пламенная страсть - выспаться. Да еще найти хоть пачку махорки, что ли. Из курева одни вьетнамские сигареты, мы думаем, из каких - то водорослей или из матраца Хо-Ши-Мина… И одна мечта - хоть на пару дней домой, но до дома 10 суток поездом, скорым…
Часть расположена на возвышенности, на подножии сопки, из-за самой вершины сопки выглядывает угол антенного поля УРЦ - Уссурийского Радиоцентра, вещающего на весь Дальний Восток. Внизу, в долине, блестят на солнце уходящие в бесконечность рельсы железной дороги, которая проходит возле поселка, недалеко от части изгибаясь влево, если стоять лицом к дому, то есть на запад. И поезд 'Владивосток - Москва', если повезет его увидеть, долго удаляется от тебя, с каждой минутой приближаясь к западу и постепенно сворачиваясь в точку.
Наш взвод стоит на плацу в одну шеренгу, карабины СКС с примкнутыми штыками в положении 'к ноге': строевая подготовка. Я стою первым в шеренге, 'спасибо матери с отцом', рост 191. Справа, перед шеренгой, беснуется сержант Мосин. Слава богу, на этот раз не я вызвал его благородный гнев, поэтому можно не ожидать неожиданных дополнений к распорядку дня и ночи в виде нарядов вне очереди из скудного набора сержантских милостей. Слева долина, солнце перевалило за полдень, рельсы блестят издалека, скрываясь в легкой послеполуденной дымке. Я кошу взглядом влево, на долину, на рельсы, идущие к дому. Чтобы заглушить сержантские причитания, принимаюсь подсчитывать сопротивление петли из рельсов, при условии, что их закоротили на станции 'Червонная', а поездов до этой станции никаких нет. Для начала пытаюсь прикинуть сечение рельса Р-120. Потом соображаю, что забыл удельное сопротивление стали. Досадно. Тупеть начал.
И тут раздался такой знакомый многоколесный шум, и из-за поворота показался тот самый поезд, в котором каждый вечер, после третьей - четвертой, если сержант в хорошем настроении, а то и после восемнадцатой команды за вечер 'отбой', едва закрыв глаза, я еду на запад. Окончательно забыв о сержанте, делаю 'равнение налево', провожая взглядом поезд, и привычно залезаю на вторую полку плацкартного вагона. В купейных не ездил, не могу представить, как там. Я вижу удаляющуюся сопку, из-за вершины которой все сильнее выступает антенное поле, вижу поселок, постепенно расплывающийся в мареве, и нашу часть с таким маленьким отсюда плацем… СТОП!!! Я поворачиваю голову направо, и меня на секунду охватывает чувство тоски и одновременно ярости. Я стою на плацу совершенно один. Пока я лежал на второй полке, сволочь - сержант, заметив, что на плацу от меня осталась только моя оболочка, повернул всех направо и увел с плаца.
Я шел к курилке, карабин на плече, штык примкнут. Часы жизни сержанта отсчитывали последние секунды. Наверное, он что-то почувствовал. Все заржали, когда я вошел, и он смеялся. Я сел, достал дрянную сигарету, сержант протянул мне зажженную спичку. Я глубоко затянулся, примкнул штык и заржал вместе со всеми.