Сантехник.
Продолжение, начало в выпуске 471.

Канава.

- Татарин! Возьми трех бойцов. Около кочегарки нужно выкопать траншею. Вот размеры. Потом придут бойцы, вварят трубу, закопаете и бегом домой. Ребят возьми из тех, кто похилее, пусть работают!
Козырнул в ответ и побежал. Отобрал людей, и, саркастически хмыкнув, добавил к выбранным двоим Худайбердыева.
Траншея получилась большой и глубокой. Стало жарко. Разделись по пояс, аккуратно уложив гимнастерки, ремни и пилотки на край ямы. Передо мной, еле шевеля худыми лопатками, ковырял глинистую землю ломом Худайбердыев. Я беззлобно шлёпнул его ладонью по спине:
- Ты острием бей в землю, боец, что ты ее ковыряешь...
Мгновенно развернувшись, он с размаху всадил острие лома мне в ногу.
- Еееееееееееееееее... Ты что, паскуда делаешь?!! - взревел я от боли и, перехватив черенок лопаты, замахнулся.
Сквозь боль и туман от слез в глазах я увидел несуразнее, вжавшееся в глинистую стенку тело и преданные, полные скорби и слез большие карие глаза:
- Товарища сэржанта...
Мне стало не по себе от выражения этих глаз.
- Что, идиот? - прошипел я, приседая на дно траншеи, приноравливаясь стянуть сапог.
- Ваш приказаний выполнил!
- Господи! - затосковал я душой, - Придурок, тащи сапог, посмотрю, что от ноги осталось...
Он прислонил тяжелый лом к стенке присел на корточки...
- Ты что! - взревел я вновь, - Куда за носок тянешь? Хватай за каблук и тяни.
Он дернул. От боли свой крик я слышал как сквозь вату. Последнее, что я увидел, был падающий на меня лом.
- Товарища сэржанта спит..., - услышал я, когда ноющая боль в ступне вернула мне сознание и ощущения.
Попробовав сесть, я сразу же пожалел об этом.
- Мммммммм..., - схватившись за шишку на лбу, попытался преодолеть туман и взрыв боли в голове.
Сержант роты обслуги с интересом посмотрел на меня.
- Что это с тобой? - участливо?гадко поинтересовался он.
- Производственная травма, - сердито пробурчал я. - Давай, Миша, вваривай трубу, мне в санчасть надо. Этот сын нерусского народа ногу мне разбил.
Мы оба посмотрели на опухшую, синюю ступню.
- Чем это он тебя? - всё так же участливо спросил меня Мишка.
- Ломом! - просипел я, прикладывая медную бляху к шишке, наощупь занимавшую половину лба.
- Ты его удави, а то он тебя до смерти убьет когда-нибудь, - вдруг предложил Мишка, вспомнив историю со спортгородком. - И закопай тут, а потом в розыск подадим, скажем, что сбежал, дезертировал.
- Товарища сэржанта..., - глаза Худайбердыева наполнились слезами.
Мне опять стало стыдно, и кровь прилила к голове.
- Вари ты трубу эту хренову! Не могу я больше, Миша, мне в санчасть надо.
Через час, бодро работая худыми руками и мелькая выступающими лопатками, троица стала забрасывать траншею. Я сидел в теньке и, потягивая холодный чай из чайника, пришел к мнению, что, в принципе, все не так уж плохо. Полежу пару недель в санчасти, отосплюсь, щеки наем... От приятного оторвал голос:
- Товарища сэржанта, я закопать.
Уже более весело я добродушно рыкнул:
- Все, бойцы, одеваться и в казарму.
- Товарища сэржанта, мы мой рубашка закопали...
Я взорвался:
- Как закопали? Ты знаешь, что со мной старшина за нее сделает? Ты знаешь, что он меня за нее через задний проход, моим же сапогом надует?
Ответом были опять глаза, карие, мягкие, молящие, преданные и влюбленные.
Я обреченно махнул рукой:
- Раскапывайте! - И осторожно сел обратно.
Неподалёку слышалась песня бойцов, идущих на ужин.

Продолжение следует.