Натюрморт

Что можно ожидать от населённого пункта, въезд в который украшает кладбище со стоящим неподалеку элеватором, на котором висит лозунг ?Чтобы лучше жить, надо лучше работать? - да ничего хорошего. Равно как и презрительная гримаса ненавистного командира роты и его почти плюющий в лицо приговор: ?Ах в пограничники хотите? -Сгниёте у меня на практике!?. На сгнивание мы и ехали - на аутодафе. Место называлось Донузлав-низа, резервно-ржавые Черноморского Флота - расплата за выбор, осознанный и продиктованный проклёвывающейся жизненной философией четверых нас. Мы и держались вместе, хотя ехало нас туда больше.
Кто не знает, что такое БТЩ проекта 254, лучше и не надо. Что такое данный тральщик в Донузлаве -это уже по линии Данте Алигьери, а может, и Стивена Кинга. И даже мысль, что в этой Евпаторийской локальности снимали когда-то любимый с детства фильм ?Отроки во Вселенной?, не греет, а лишь усиливает чувство непреодолимой бездны, разделяющей романтические космические путешествия и грязные подволоки в кубрике БТЩ и несметное количество тараканов, падающих на тебя и марширующих по частям твоего тела, как только выключается с отбоем свет. Запах - а разве может он вызывать ненависть? О, нет - запах более силён - он может сформировать взгляды, и даже политические доктрины и революционные теории. Там был этот запах, рвущий жизневосприятие на лоскуты, до и после него. Хуже этого тральщика были только старые Тридцадки Бис, когда-то в пятидесятых славные и элегантные эсминцы, сейчас же простаивавшие у пирсов подобно восковым фигурам из музея мадам Тюссо, неживые и немощные.
Нас встретил помощник, капитан-лейтенант неопределённого возраста и таких же неопределённых пропорций своего тела и лица, пятно на юте тральщика, в ношенном кителе и корабельных тапках. Мы представились с тем, чтобы в результате услышать в наш адрес матерщинную тираду, капитан-лейтенант оказался продолжением своего корабля. Каплей был страдающий, он страдал от алкоголизма и неуёмного сексуального драйва по отношению к наиболее отталкивающим представительницам противоположного пола. Но справедливость в жертве всегда есть, была она и в нашей, на нас был забит с первого дня колоссальный военно-морской болт, и мы приобрели неограниченную свободу в своих передвижениях по огромнейшему пункту базирования и даже посёлку. И за две недели мы пообвыклись....
Помощник на берег практически не сходил, за исключением редких оказий с целью ?попарить перчик? в какой-нибудь местной Маруське из местного военторга или другой службы, все как на подбор страшнее ядрёной войны, что и было понятно, бесформенная фигура пома и его прыщавое уже в зрелости лицо могли вызвать только отвращение. Это была странная вселенная в себе - этот тральщик! Чёрная дыра, неверленд, посреди такой же чёрной дыры Донузлава, где время даже, казалось, и не шло. И потом появился командир тральщика - другой капитан-лейтенант. Прибыл он как-то незаметно и, пройдя в свою каюту, заперся в ней. Мы долго прислушивались и присматривались, стараясь понять, что несла данная перемена в нашем положении - угрозу или предохранение статус-кво. Но произошло совершенно иное.
Единственная пушка этого корабля - носовая АК-230, способная работать только с визирной колонки, не работала. Не отдавались ограничительные пальцы, и она не могла вращаться. Вот с этим вопросом мы и постучались в каюту командира тральщика, приготовив предварительно тираду о том, что служба на корабле была парализована, личный состав был фактически предоставлен сам себе, и что корабль этот был и не кораблём даже, и что помощник не просыхал, и что даже нам, сертифицированным лоботрясам из КВВМКУ им Кирова, и то было стыдно за весь этот кошмар.
На наш стук из за двери раздался приглушённый вопрос:
- Кто там? Голос был твёрдым, но не злым.
Мы назвались, после чего последовало мягкое: Войдите, ребята. Удивлённые этим, отвыкшие за это время от элементарного человеческого такта, мы вошли. Командир тральщика стоял посередине своей малюсенькой каютки, в которой пахло совсем иным, нежели в корридоре или на Боевых Постах. Запах гнилой ветоши, картошки, прогаров и хозяйственного мыла исчез, пахло чем-то приятным, но не одеколоном. Ответ нашёлся сам собой: вся каюта командира была уставлена картинами на холстах. Картины стояли на койке и висели на переборках, на рабочем столе лежал мольберт, и везде разбросаны были тюбики с масляными красками. Это был запах красок и картин, там были и натюрморты, и пейзажи, море и корабли. Картины были нарисованы талантливо и со вкусом, иногда с заведомо подчёркнутыми преувеличениями, но это было однозначно здорово.
Минуты две мы стояли раскрыв рты, рассматривая картины, забыв совершенно, ради чего мы пришли. Командир, видя впечатление, произведённое на нас своим искусством, произнёс с грустной улыбкой, обводя взглядом свои творения: ?У каждого свой способ выживать?.
Через два дня нас раскидали с БТЩ по настоящим кораблям - меня перевели на новейший тогда МПК проекта 1241 яркий, чистый, современный - и в тот же вечер мы ушли в море на учения.....