Зоркий сокол

Вы когда-нибудь видели птицу, бьющуюся в окно? Она бьется яро, но глупо. Птица видит цель - небо, но не видит препятствия,вызывающего ее недоумение и бессильный гнев.
Гавайская сова, которую ветром унесло далеко от берега Гонолулу, была такой же: обязанная выглядеть философски, она выглядела запуганным фридом файтером. Сова сидела в теплом уютном углу на ходовом мостике, куда ее принес спасший от гибели в штормовом море сигнальщик, и с ужасом глядела на стоящих перед ней больших и лысых коммунистов.
- Съедят! - подумала птица.
- Жалко птицу! - подумал осовевший от качки командир и приказал принести воду и сырого мяса.
- Накормят и убьют! - решила сова и еще раз попробовала разбить толстое стекло.
- Что ж ты такая мелкая? Не кормят американцы? - спросил этот толстый коммунист, пытаясь привлечь внимание птицы к куску мяса.
- Так просто меня не съешь! - крикнула сова на пернатом языке с гавайским акцентом и нагадила.
- Ладно, - сказал толстый, - сиди - сохни. Высохнешь - полетишь домой. Штурман, рассчитай курс - подскочим поближе к Оаху. Сильный ветер - боюсь, не долетит.
- Пора. Сейчас или никогда! - решилась сова и, увидев берег, стала биться в стекло, едва не ломая крылья.
- Выпустите ее! - приказал командир. Откинулись барашки, рама пошла вверх, давая свободу.
- Фак ю! - победоносно крикнула птица, взлетая вверх.
- Жалко птицу! - повторил командир, увидев ее падение в воду.

Поведение этой птицы мне напоминает молодого политработника, недоумевающего в бессильном гневе от невозможности преодолеть невидимое препятствие, отделяющее его от осовевших слушателей.
Его, молодого выпускника Киевской школы полиморсоса, взяли в море на стажировку. Он помогал нашему заму клекотать на комсомольских собраниях, а в короткие перерывы - учиться пить кровь у командира. Стоял он птицей на ходовом справа от командирского кресла и соколиным взглядом пялился в океан - пытался вспомнить заданный ему в этой школе штурманский уклон. Но это был не уклон, а дифферент, переходящий в девиацию с моральным склонением.
Молодой политработник верил в свою звезду. Он был лучшим и самым зорким. Однажды, клюющий носом в своем кресле командир, подскочил от крика, едва не разбив головой репитер гирокомпаса.
- Перископ! - бился в стекло лейтенант.
- Где? - ошалел Прокопыч.
- Справа на траверзе!
- Сигнальщик, перископ видишь?
- Нет, товарищ командир. Да то гребень волны просто был!
- Усилить наблюдение!
- Есть.
Когда командир в течение суток четвертый раз услышал знакомый крик «Перископ!», он застонал и заорал:
- Доложить госпринадлежность подводной лодки!
- Товарищ командир, явно - американская! - не смущаясь, ответил лейтенант.
- Как узнал?
- Ну, он такой...черный, с наконечником, напоминающим...вантуз для туалета!
- Понял! Так ты сантехник или железнодорожник? - прохрипел Прокопыч, - Шел бы ты, зоркий сокол, считать верстовые столбы на правый пелорус через левый борт! И не забудь по дороге в ленинскую комнату заглянуть!
А через несколько суток лейтенант праздновал свой день рождения. В назначенное время после ужина раздался стук в его каюту. Немного выждав, политработник открыл дверь и увидел две традиционные бутылки «Токайского», стоящие у комингса. Принесший их замполит уже скрылся в темном коридоре. Шаги затихли - свет загорелся. Довольный вниманием лейтенант присел на койку и стал думать, кого пригласить «на нарды с кофе». Список был короткий: замполит и особист. Выбрал замполита после особиста и пригласил обоих по телефону. Через две минуты опять раздался стук в дверь. Открыв ее и желая увидеть еще одну бутылку, он увидел стоящий туалетный вантуз. На его ручке черной краской через трафарет было написано: «Собственность ВМС США. Хранить вечно».
Как долго потом наш командир искал украденный из его персонального гальюна вантуз, вспоминая сов и перископы в марксистско-ленинскую их душу!