Билет белеет одинокий в тумане бело-голубом...

Как известно, в нашей империи сионистского зла армия комплектуется принудительно, путём забривания молодых людей призывного возраста.

Понятно, служить три года хочется далеко не всем, тем более, что если все уйдут за Родину погибать, то кто же её будет любить?

Вариантов уклониться есть несколько. Можно, например, родиться арабом, их не берут. Или пойти учиться в ультраортодоксальную ешиву. Или, наконец, закосить.

При этом родиться арабом удаётся не всем, а в ешиве надо каждый день учить Тору, носить ультраортодоксальную форму одежды (лапсердак и пейсы) и тщательно выполнять заповеди, что в принципе не лучше армии.

Остаётся только закосить.

Косить можно по-разному, но наиболее простой и безболезненный метод - это косить под психа. Вообще, говорят, делать ничего не надо - только отмочить какой-нибудь номер на медкомиссии, и, возможно, повторить потом у психиатра.

Заветный белый билет называется "двадцать первый профиль".

На благодатной почве прикладного психиатрического симулянтства обильно произрастают всевозможные байки и истории, которыми будущие защитники отечества очень любят обмениваться по дороге на призывной пункт.
Следует отметить, что у большинства дальше обмена байками дело не идёт.

Герою нашей истории, условно назовём его Моше, очень не хотелось идти в армию. Дома была мама и приставка с видеоиграми, а в армии - страшные командиры, оружие и суровый походный образ жизни.

Всю дорогу, в автобусе, он тоскливо глядел в окно, временами ощущая нереальность происходящего вокруг и зябко поёживаясь с недосыпу.

Предъявив документы и повестку Моше прошёл в небольшой дворик, уселся на лавочку и стал ждать открытия призывного пункта. Скучая и позёвывая он, от нечего делать, вслушался в разговор трёх приятелей, сидевших на соседней скамейке.

- Вот железный способ, - начал один из них вполголоса, настороженно озираясь. - Для людей с крепким желудком. В начале медкомиссии будут делать анализ мочи, экспресс тест. Надо взять с собой бутылочку фанты и вылить её в баночку для анализа.
- Неужели не просекут? - спросил другой, с недоверием глядя на знатока.
- Да нет, дай договорить. Ставишь баночку медсестре в окошечко, потом, как бы, собираешься уходить, а потом поворачиваешься, кричишь "нет! не отдам!" и залпом выпиваешь. 21-й профиль тебе гарантирован.

Приятели умолкли, видимо, обдумывая только что услышанный рецепт.

Моше посидел на лавочке минуту, затем встал и с независимым видом отправился к автомату напитков. Достав из кармана пятачок, спокойно опустил его в прорезь монетоприёмника, выбрал "Фанту", собрал сдачу и вернулся на лавочку.

Ровно через три минуты двери призывного пункта открылись, началась регистрация прибывших призывников.

Через полчаса Моше уже поднимался на второй этаж, проходить медкомиссию. Поллитровая бутылка "Фанты" лежала в кармане куртки. Газ из "Фанты" он аккуратно выпустил, приотвернув пробку и периодически встряхивая бутылкой.

Прямо напротив лестницы находилось окошко. Возле окошка стояла горка пластиковых сосудов для анализов, а за стеклом прыщавая медсестра, с застывшим навсегда на лице выражением отвращения, механически выдавала пустые стаканчики, принимала полные, опускала в них экспресс-тест, и опять - выдавала, принимала...

Рядом стояла очередь в мужской туалет, и ещё одна - поменьше, к фонтанчику для питья.

Поборов нерешительность, он глубоко вдохнул и шагнул к окошку.
Медсестра, не глядя, приняла у него удостоверение личности, выдала ёмкость и безразлично сказала "наполни, принеси сюда".

Достоявшись до кабинки, Моше аккуратно запер дверь, достал бутылку и налил полную баночку. Затем, для конспирации и от страха, помочился и шумно спустил воду.

Подойдя к окну, он поставил свои анализы рядом с другими такими же, и нехотя повернулся, как бы собираясь уходить. Затем резко крутанулся обратно, схватил баночку и, вскричав "не отдам! не отдам!", залпом выпил её содержимое.

Немая сцена, последовавшая за этим демаршем, ещё ждёт своего драматурга. Вылупившиеся глаза, остолбенелые лица, полная тишина длилась несколько секунд.
Затем кто-то рванул в туалет, зажимая рот руками.

Медсестра же тихо ойкнула, глядя на выражение лица главного героя этой сцены.
Вся боль и скорбь еврейского народа отразилась в тот момент его глазах, а лик его обезобразила нечеловеческая гримаса мучения.

Это была не та баночка.

http://www.livejournal.com/~ilyad