Весна 1945 года. Берлин.

Следователь районного отделения гестапо фройлен Ungluecklich Nastja (Бедная Настя), неторопливо вела свой серый «Опель-Капитан» по затемнённым улицам Берлина. Живот раздирало острыми приступами изжоги, голова раскалывалась от вчерашнего «совещания» в гасштете «Элефант», где пришлось влить в себя полтора литра дешёвого шнапса и немерянное количество пива. Сначала пили за победу германского оружия, потом за здоровье любимого фюрера, потом за тысячелетний Третий Рейх, потом... пришла в себя она уже в туалете, перед заблёванным унитазом.
Войдя в районную управу, она привычно кивнула и махнула рукой в ответ на приветствие дежурного: “Heil Hitler!” Зашла в кабинет, повесила чёрный кожаный плащ на вешалку в углу и, взяв трубку внутреннего телефона, сказала: «Заключённого пятьсот восемьдесят пятого на допрос!»
...
Допрос третьей степени продолжался уже третий час. Настя вся взмокла и выбилась из сил, отбивая почки и рёбра вопящему Корфу. Но тот только мычал и не понимал, что же от него хотят.
- Говори! - орала Настя. - Говори, сволочь, кто входит в антиправительственную группу на военном заводе, где ты работал? С кем вы вели подрывные разговоры? Кто из вас подсыпал песок в стволы пушек? Кто передавал вам инструкции из Лондона? Кто связной? Пароль для связи? Пароль для связи? Пароль? Пароль!? ПА-А-АРО-ОЛЬ!!!
Но Корф жмурился от слепящего света пятисотваттной лампы, направленной ему в лицо и жалобно пытался объяснить, что он работает в кузнечно-прессовом цехе танкового завода «Аллкет», стволы пушек в его цеху не появляются, их привозят в сборочный с завода «Рейнметалл», за последние полгода к нему никто не приходил, кроме почтальона, он же член партии и осведомитель гестапо.
- Устала я с этим обалдуем, - вслух подумала Настя. - Ладно, применим к нему крайнюю меру, а то дело нужно закрыть и сдать в архив к сегодняшнему вечеру.
Она не спеша достала трофейный кисет с вышитой русской надписью «Бойцу Красной Армии от ивановской ткачихи, с любовью», что подарил ей кузен с Восточного фронта, приезжавший в отпуск. Притихший Корф с испугом и подозрением следил за ней. Из кисета Наcтя вытащила сильное наркотическое средство русских das Machorka. Она набила травой свою янтарную трубку, неспеша раскурила, и, глубоко затянувшись, выпустила густую струю ядовитого дыма в лицо подозреваемому.
Кабинет огласился уже совершенно невообразимыми воплями:
- Пощадите!!! Не надо! Что угодно, только не это! Я не знаю, что вам нужно, напишите сами, а я подпишу. Только избавьте меня от этого!! Это же невыносимо!!! А-а-а-а!!! - он задохнулся в надрывном кашле.
Настя, с раскрасневшимся лицом, сама немного одуревшая от самосада, выпрямилась, выбила трубку в гранитную сувенирную пепельницу с имперским орлом, расправившим крылья, и взяла со стола лист с заготовленными ей заранее признаниями Корфа.
Потом сняла наручники с затёкших кистей Корфа и миролюбивым тоном сказала:
- Вы чудак, Корф, вы же сами не хотите помочь. Давно бы признались, и тем облегчили бы себе участь и помогли следствию. Вот, подпишите, здесь и здесь.
Она облегчённо вздохнула. Сейчас она сдаст дело в архив, отправит Корфа в концлагерь, потом, закончив ещё несколько дел, успеет поспать часа три, прежде чем поедет на вокзал с военной комендатурой - ловить в эшелонах дезертиров и паникёров. Если б знал это вопящий Корф, что самая страшная пытка - это пытка бессонницей.
- Хотите кофе, барон? - предложила она Корфу.
Тот согласно кивнул головой, растирая онемевшие руки.
- Хорошо, сейчас я скажу дежурному, он принесёт нам кофе и бутерброды. Только кофе у нас суррогатный, желудёвый. Уж вы извините - война. А курить не хотите?
При упоминании о куреве Корф испуганно задрожал и замотал головой. А потом спросил:
- А разве химическое оружие не запрещено Гаагской конвенцией, как негуманное?
- Германия свято соблюдает конвенции о запрещении химического оружия в военных действиях, барон. Но здесь не фронт, а тыл. Да и гестапо - гражданская организация, та же полиция, только тайная. Но невиновных, без суда и следствия, у нас не наказывают. Германия - это правовое национал-социалистическое государство, а не какая-нибудь банановая республика. Немецкий Народный Трибунал - самый справедливый в мире. Вы имеете право на адвоката, можете обжаловать незаконные действия гестапо, если они имели место. Будете жаловаться?
Барон, глядя на трубку и пепельницу, опять усиленно замотал головой.
Дверь открылась, и дежурный унтершарфюрер принёс им на подносе две чашки кофе и бутерброды под бумажной салфеткой. В этот момент истошно завопили сирены, заухали залпы 88-миллиметровых зениток, загудели высоко в небе моторы «Летающих крепостей».
- Воздушная тревога, - встревожено сказал побледневший дежурный.
Недавно разбомбило его дом и он ночевал в управлении.
- Заключённого в камеру! - сказала Настя, потом одела чёрный плащ и фуражку с высокой тульей.
«Сволочь этот Корф» - подумала она. - «Целый косячок такой дефицитной травки на него истратила. Где я теперь возьму такого хорошего самосада, наши-то войска уже не в России, не достать его теперь нигде».