Любовь и Голубев

Осень наступила внезапно.
Ещё вчера солнце из последних сил ласкало своим теплом тщедушные человечьи организмы, давая глупую надежду. А сегодня всё закончилось.
Сегодня победила осень.
Она очень соскучилась, эта осень, и на радостях тянулась обнять своими холодными ручками, бесцеремонно цепляя что-то там, в душе, крючковатым ногтём.
И глубоко внутри было как-то... тоскливо...

Я шёл с работы, усталый и замученный...
Я смотрел по сторонам взглядом припозднившегося со спячкой медведя...
Вот его дом, его окно на седьмом этаже.
Закурить?...
Я все помню, Саня...

Сашку Голубева любили все. Да и как его можно было не любить? Невысокого росточка, с белобрысой шевелюрой, голубыми глазами и вечной улыбкой.
Он вызывал чувство симпатии с первых минут общения. Его любили женщины, в которых при виде Сани мгновенно срабатывал материнский инстинкт - вставить лицом в межгрудинную ложбинку и не отпускать. Его любили друзья.
У него вообще было много друзей.
А еще он был очень умный, наш Саня. Именно не просто умный, а возмутительно умный.
Он взял да закончил с отличием военное училище, а потом подумал и заодно закончил также с отличием какой-то математический факультет какого-то именитого московского института.
А потом нагло написал диссертацию. И эту диссертацию можно было защитить только в одном единственном научном учреждении. Потому что в других никто, ничего не понимал из Сашкиных выкладок. Нет, все понимали, что гениально, но...
И он защитился. Его слушали, открыв рот и пуская совсем не научную слюну от восторга. А он скромно улыбался. И ему аплодировали, хлопали по плечу и называли молодцом.
И он уезжал.
А через некоторое время ему звонили и просили приехать снова, потому что вот когда он говорил, всё было понятно... А когда вот... теперь вот... всё опять стало непонятно, и мозги у профессоров плавились от непривычного напряжения. И он улыбался и ехал. И терпеливо объяснял. И на него смотрели изумлённо и крестились за спиной.
А когда Саню просили что-то сделать дополнительно, он улыбался и не отказывался. И на кухне поэтому у него всегда стоял ящик коньяка.
И его друзья очень любили вечерком посидеть у Сани, поговорить на разные интересные темы и отдохнуть душой.
Потому что ящика коньяка у друзей на кухне не было.
И умного собеседника не было.
А была, как правило, раздраженная жена, хронически возмущённая низкой зарплатой мужа.
И Саня радостно принимал гостей, потому что как раз у него раздраженной жены не было, да и собственно, вообще никакой не было.
Собственно, она как раз и ушла от него, потому что не любила коньяк.
С коньяка-то все и началось...

- Саня запил.
- Да ну?
- Третий день уже. Начальник отдела в шоке...
Начальник отдела любил Саню, потому что Саня мог неожиданно изобрести что-то такое, до чего у остальных мозги не доходили, и на отдел сразу опускалось благорасположение начальства.
Поэтому начальник отдела его и любил.
И не наказывал строго. А только журил по-отечески, когда Саня появлялся с синяками под глазами и виноватой улыбкой.
- Ну что ж ты, Саша?
Улыбается.
- Ты же и нас подводишь и себя губишь, а?
- Я не буду больше, Сергеич, честно, не буду...
И его прощали.
А через неделю он опять уходил.
В запой.
А потом он бросил пить. Он так и заявил: «Всё!»
И на ближайшей отдельской посиделке он не пил. И даже когда женщины предлагали ему шампанского, он опять не пил. И улыбался. И мы улыбались, потому что любили Сашку. А больше всех улыбался начальник отдела. Он пьяно обнимал его и восторженно говорил: «Ну, ты молодец! Какой же ты молодец!»
И Сашка гордо шел домой.
А на следующий день он не заступал на дежурство. Мы ломились к нему, а он встречал нас на пороге, дрожа и качаясь, и виновато разводил руками.
Мы говорили с ним. Мы пытались быть убедительными. Мы искренне переживали.
А он улыбался и кивал.
И пил.
Потом начальнику отдела стало скучно, потому что Саня уже давно ничего не изобретал, приходил редко, пах плохо, и смотреть на него было страшно.
И друзьям стало скучно приходить к Сашке, потому что вести длинные беседы за рюмкой он уже не мог, быстро уходил в себя и бормотал что-то невнятное.

А однажды в понедельник... Да, это точно был понедельник, потому что в субботу мы отмечали чей-то день рождения. Суббота подло перешла в воскресение, и отдохнуть я конечно не успел. В общем, лицо моё носило некоторый отпечаток былого веселья.
Но я был ещё в том юном возрасте, когда пиво с утра - это пошло.
- Помогай! - сказал начальник отдела, - Саня совсем того... всю неделю на работу не выходит. Надо его в наркологический диспансер везти. Вот, я тут его зарплату получил. Отдашь, сколько надо, за лечение. С машиной договорился, удачи.
И я начал помогать. С трудом загрузил неадекватного Сашку в машину и повез в диспансер.
В диспансере отвел его в приёмное отделение и сдал врачу. Сижу, жду в коридоре, должны сказать про деньги и когда забирать.
А мне хреново. Голова болит, да и в животе после веселых выходных...
- Здраааавствуйте! Это кто ж у нас тут такой красивый?
Вздрагиваю. Рядом белым колосом возвышается мощная тётка в халате.
- Да... это...я... - блин, хрень какая-то, язык заплетается.
- Пьёте?! - смотрит укоризненно.
- Я?!
- Нет, я! Веки припухли, глазки бегают, все симптомы. Что ж вы, молодой человек, так себя не жалеете? С чего вы жизнь-то начинаете?
- Да нет... я... вы...
- Тихо, тихо! Не нервничайте, ну-ка встаньте, я вам печень пощупаю.
- Да не надо меня щупать! Я тут по другому вопросу...
- Да успокойтесь, матьвашу! А то сейчас санитаров позову! У нас тут все по одному вопросу! Это вы правильно сделали, что сами к нам пришли, не многие, знаете ли, решаются. Ну, пойдемте ко мне в кабинет.
- Да вы все не правильно поняли! Я товарища привёз! Его обследуют сейчас! - пытаюсь обойти тетку, и проникнуть в кабинет к врачу.
- Конечно, конечно. И его вылечат... Вася! Петя! У нас буйный! - тётка расставляет руки, приседает и оскаливается.
«Определят сейчас!» - лихорадочно думаю, - «Вот подарок-то начальнику отдела!»
В коридоре появляются два бугая. «Блин, чем их кормят?...»
- Успокойтесь, дорогой мой! В таком состоянии вам нервничать категорически не рекомендуется! Давайте сами ножками, раз-два, раз-два... Да не упрямьтесь вы! Вам все равно помогут!
Не знаю, чем бы все это закончилось, но на шум вылез врач, которому я сдал Саню.
- Лариса! Ты это... кончай, это сопровождающий! Идите сюда молодой человек.
- Мдя... - разочаровано тянет Лариса, - Жаль. Ну вы уж заходите, как созреете...

Когда, через некоторое время я забирал Сашу, тетка при виде меня очень обрадовалась:
- Ну, надумали наконец?! Нет? А то давайте, мы всегда рады...

И Сашка не пил некоторое время. А потом сдался. И его уволили.
Я еще встречал его иногда на улице в компании опустившихся выпивох. И иногда даже говорил с ним. Он мне рассказывал, что устроился в крупную компьютерную фирму, а потом как-то... Эх, Саня...
Никто не может помочь человеку именно в этом вопросе кроме него самого.

А однажды Сашкины соседи почувствовали странный запах.
Когда сломали дверь, нашли его в туалете со страшной, выгрызенной крысами, дырой в животе. Он уже давно умер.
Мы хоронили его в закрытом гробу.
И был торжественный залп.
Мы всё-таки помним тебя, Саня. Помним... другим.
А на скомканных поминках мы не могли пить. И говорить не могли. И винили себя.


Вот его дом, его окно на седьмом этаже...
Я бросаю окурок и иду в свою тёплую берлогу, где меня ждут, где все хорошо...
Я все помню, Саня...