Concert of Dembelay

ПРОЛОГ

Это не байка.
И писано это просто так...
От нечего делать.
Когда становится грустно, то глядишь в свой дембельский альбом...
И, глядя на черно-белые фотографии, начинаешь мучительно вспоминать фамилии своих сослуживцев и их имена...
Я просто уверен, что и Вас всех посещает это чувство. Чувство чего-то утраченного... Может быть, это утраченное было и плохим, но... во всем плохом бывает маленькая толика чего-то хорошего, ностальгического...
Хотя в этом плане мне, наверное, повезло, ибо плохое вспоминается гораздо реже, чем хорошее...

Изредка доносятся до меня голоса моих друзей:

- Сань, ты помнишь Колю Каженка? Коля теперь не Коля, он в бизнесе большом, и теперь он Николай Сергеевич...
- Помню, Женя... помню...
...
- Саша, а ты помнишь Ирку Щербань? Мы ведь поженились, Ируня тебе привет передает...
- И ей привет...
...
- Старшина! Серегу Тимофеева убили в 1989 году. В Перми... Он инкассатором был...
- ...

***
И так... Мы начинаем...
Занавес...

***
Под разрывами весенних облачков, поднятых восходящими потоками Японского моря, летят лебеди... Лебеди серые... Лебеди никогда не бывают совершенно белыми. Просто их придумали белыми... Они летят на север...
Я хочу сейчас улететь вместе с ними... Хочу улететь на любимый мой Север, куда-нибудь поближе к морю Лаптевых... Там мой дом...
(О, как я написал... почти по Ю. Семенову...)

***
- Дамы и господа! Леди энд джентльмены! Начинаем наш концерт! -
Конферансье, грациозно изогнувшись, поправил фуражку и поприветствовал небрежно поднятой рукой наполненный старшеклассницами, дамами, дембелями, дедами и фазанами зал. - Во-первых, я хочу поздравить увольняющихся в запас Вооруженных Сил. Надеюсь, что наш концерт доставит им удовольствие. Вы знаете, как мы вас любим. Мы - это остающиеся.
Надеюсь, что нас, перешедших в разряд «фазанов», «чайники», «бобры» и «соловьи» будут вспоминать тоже добрыми словами. Во-вторых, я хочу поздравить всех остающихся с тем, что наконец-то мы не увидим больше эти рожи, не обремененные интеллектом, которые целый год дрочили нас. Заставляли запоминать статьи Устава и Закона о госгранице, заставляли определять скорость цели по пеленгу, заставляли зазубривать законы Ома и Кирхгофа, мать их растак этих немцев. Некоторые из этих обезьян, сидящих передо мной, пытались даже объяснить нам законы сопромата, при этом почему-то привязывая их к датчикам совершенно ублюдочного прибора «Кристалл». Или, вот еще, посмотрите, на этого олигофрена с развитым торсом и развитыми старшинскими погонами, который сидит в первом ряду. Не он ли заставлял нас штурмовать высоту «300», которую этот имбецил любовно называет сопкой «Заозерной»? Не этот ли низший примат, выполняющий 98 раз «подъем-переворотом», заставлял нас выполнять его 100 раз? Нет, безусловно, у этой гориллы есть хорошие качества. Она бегает как лось, она вынослива как лошадь, она попадает из снайперской винтовки Драгунова в ростовую мишень на 600 метров...
Слава Богу, что мы больше не увидим его.
Слава советским пограничникам...
Итак...
Мы начинаем...
Музыка...
Занавес....

***
Взвизгнув под подбородком ефрейтора Коли Каженка, скрипка грустно плачет Розенбаума, а известный тенор и любимец всех отрядных дам и старшеклассниц Саня Шарпин по лемешево-козловски завывает:

«...Извозчик... отвези меня домой...»

... Не важно, что в оригинале - «родной» ... Дешевенькая скрипка на пару с Саней плачет о доме протяжно, залиговывая фразы...

***
Уханье большого барабана, треск маленького и истерическое ржанье всей духовой группы военного оркестра неожиданно врывается в скрипичные звуки, дисгармонируя своим «Егерским маршем» с лысым композитором.
На обширную сцену выходит человек десять бобрин, изображающих из себя дембелей. У них действительно дембельский вид - фураньки без пружин, вытершиеся зеленые погоны, у всех подмалеванные черным гримом усы различной конфигурации, от кайзеровских крючков, до чаплиновских усиков. Все одеты в настоящее «стеклянное» ХБ, поношенное до предела.
- На месте!... Стой!..

Импровизированная трибуна. На нее взбирается, кряхтя и охая, проклиная старость, молоденький младший сержант (с пришпиленными (поверх своих родных) подполковничьими погонами) и начинает взывать к «дембелям»:
- Уроды! Мать вашу! Ядрит твою в коромысло! Не пушшу! Раскудрит вас в не установленные для совокупления отверстия!! Клуб!!! Хрен поедете! Умрете на плацу! Засранцы! Известка! Это просто задница! Для этого нужны презервативы, ЦИАТИМ и столько грязных швабр, сколько у вас анусов!! Больше ничего не надо! Гудронить, гудронить, и еще раз гудронить! Не пущу!... (Матов в речи оратора нет, но они явственно ощущаются в воздухе).

Нанятая специально для этой цели десятикласница Ира Щербань (дочка ЗНШ) совсем как в фильмах про немцев и явно подражая закадровому переводу, из-за кулис скороговоркой и бесстрастно в микрофон почти синхронно переводит всю эту белиберду:

- Товарищи старшины, сержанты и рядовые! Я рад приветствовать увольняющихся в запас Вооруженных Сил СССР! Надеюсь, что наш учебный пограничный отряд оставит в ваших сердцах только добрые воспоминания. Я также надеюсь, что вы, умудренные жизнью воины, не оставите свою часть в своих чаяньях. Родные мои! Любимые! Сегодня вы выразили желание побелить внутренние помещения клуба и покрыть гудроном крышу. Сынки! Родина вас не забудет! Я давно мечтал, что кто-то из вас сам заметит эти безобразия! Этот день настал! Я верю в вас, чада мои!...

Дамы конфузливо прыскают в платочки, а по залу нервный смешок.
Не далее как две недели назад дембелям был поставлен приказ на дембельский аккорд - приведение в порядок отрядного храма культуры. Приказ был поставлен по военному четко и коротко - не сделаешь, хрен до июля уедешь ...

***
... Клавиши на моем «Велтмейстере» длинные и мягкие... Вот ведь немцы... Умеют они аккордеоны делать... Десять регистров перламутрово блестят в полутьме... Бля... Как я не любил свою музыкальную школу... А теперь мне хочется нажать на первую регистровую и взвыть низким воем... Эти засранцы едут домой, а я остаюсь здесь... Пальцы мои огрубели...

***
Во мраке клубного зала софиты уперлись в одну точку на сцене. В этой точке стол. На столе дымящийся чайник, пять бутылок из-под «Жигулевского» (в бутылках, правда, компот) и источающая аромат жареной на свином сале картошки «девятка».
Это постарались молодые фазаны-повара.
Недоучившийся на отделении режиссуры и призванный в ПВ младший сержант Серега Шевелев категорически отказался ставить пустую «девятку» на стол, мотивируя каким-то там «сценическим реализмом».
Вокруг стола «дембельская» банда.
С гаргантюашным и пантагрюэлевским оптимизмом банда пожирает армейское королевское блюдо.
Кажется, что-то не пошло по сценарию, ибо «режиссер» явственно-слышно на весь зал шепчет: «Кончайте жрать, идиоты!!!... Реплики!... Реплики!!»
Наконец сыто отвалившийся от стола «старший сержант» с шевченковскими усами вальяжно произносит:
- Мне бырыня намедни подарок сделала...
Разноголосица:
- Людка, чтоль?
- А что ты за это взял с нее?
- Чего это она тебе подарила, гы-гы-гы...
- А полбочки негашеной извести дала Людмила Александровна! У меня свой аккорд - побелить все помещения на этаже казармы. (Людмила Александровна - наша начальница склада КЭС, вертлявая, разведенная бабенка, специализирующаяся на военнослужащих второго года службы, преимущественно старшинах).

В зале стыдливо краснеет старшина такой-то.

Оркестр играет арию Мефистофеля.
Взрыв голосов, призывающих к взаимовыручке, угрожающе-вздымающиеся руки (софиты выключены, включен стробоскоп, во всплесках которого переломанные руки и ноги военнослужащих).
Через десять секунд неожиданно на полутакте переход на тему Нищего из «Хованщины». А старшина учебной заставы плаксиво в микрофон:
- ... Отняли, блядь, копеечку...

***
Господи... какая чушь ведь...
При этом вся эта чушь пишется прямо со сцены на вполне студийной аппаратуре фирмы «Tesla».

***
Мини-рок-опера идет своим чередом, перемежаясь трансформированными популярными песнями Леонтьева, Матецкого, Антонова, Пугачевой и классикой.
В конце концов возникает хеппи-энд, в котором клуб побелен и загудронен и опять возникает трибуна и «командир» вполне по-человечески благодарит шеренгу дембелей за службу и желает всем счастья и здоровья в запасе.

Духовая и эстрадная группы уже совместно опять шпарят «Егерский марш», а я в той же тональности шпарю зверско-немецкий «... дойтчлянд зольдатен, утер-официрен, зондер командер, нихт капитулирен...» (еще одна поисковая потуга недоучившегося режиссера, хотя... ежели сказать честно, то получилось действительно здорово %))
...и, «дембеля» почти кремлевским шагом покидают сцену.

***
Далее маленькая сценка о том, как происходит трансформация из бобрины в дембеля.

Занавес открывается, и мы видим дневального на тумбочке. На тумбочке помимо дневального телефон ТА-57.

Звонок, и дневальный суетливо схватив трубку, ревет в нее:
- Дневальный по казарме взвода связи и военного оркестра рядовой Иванов!!
Затем опять ревет:
- Рядового Петрова к телефону!
- Я!! Есть!!
К тумбочке со второго этажа скатывается зачуханный военный и подобострастно в трубу:
- Слушаю, рядовой Петров... Есть! Так точно! Есть!!! Уже бегу, тащ лейтенант!! Бегу-у-у-у!

Свет в зале гаснет, а когда загорается снова, мы видим ту же сцену.

... на тумбочке дневальный.
Звонок телефона, и вслед за звонком дикий вопль дневального:
- Сержанта Петрова к телефону!
- Иду... Але, эй ты, бобрина херова, погромче надо команды подавать, ты понял меня?
К тумбочке со второго этажа вальяжно спускается военный.
Глаженые сапоги, великолепное в стрелках ПШ со вставленным в подшиву виниловым проводом (ровно полтора миллиметра по воротнику! Одно слово - фазан):
- Сержант Петров, слушаю вас... Хорошо... Фильм по телевизору идет хороший, тащ лейтенант... Ладно... Приду сейчас...

Свет в зале гаснет, а когда загорается снова, мы видим ту же сцену.

... на тумбочке дневальный.
Звонок телефона, и вслед за звонком истерический вопль дневального:
- Старшину Тимофеева к телефону! Сергей Петрович! Это вас!
- Затрахали уже меня сегодня!! Ну? Чего там? Пошли все в жопу! Я уезжаю сегодня же... - к тумбочке со второго этажа (минут через пять), матерясь и проклиная всю свою армейскую жизнь, спускается золотопогонный ширококрыл-старшина.
-... Ладно, товарищ лейтенант... Уважу вас, раз сами не готовы выполнить поставленную задачу...

Свет в зале гаснет и киномеханик жжет стоп-кадр из фильма «Любовь и голуби» - ночное звездное небо и морской берег.
На фоне звезд и берега одинокая фигурка «дембеля» - старшего киномеханика Леши Михеева по кличке «Шишок».
Люди, впервые увидевшие Лешу, потом (и на всю жизнь) не могут при встрече с ним (или даже просто при воспоминании), скрыть идиотскую улыбку.
Роста у Леши 152 сантиметра. В свои 23 года он обладает нормальной лысиной и сократовско-сатирской мордой. Нос брянской картошкой, простодушные голубые глаза и отвешенные, как у бабуина, руки ниже колен.
С юмором относясь к своей внешности, Леша на незнакомых людях обычно делает еще более простое лицо, чешет затылок и в его репликах постоянно проскальзывает посконное и домотканое «ишо», «ептить», «бля», или что-нибудь типа: «нюхнул старик Ромуальдыч свою портянку и аж закалдобонился».
Насладившись ярко-выраженным отвращением к своей персоне (особенно в присутствии женщин), Леша позволяет себе неожиданно и совершенно в тему разговора реплики из Шекспира и Байрона. Причем как на оригинальном языке, так и в переводе, чем приводит в полнейшее изумление присутствующих незнакомых эстетов и эстеток...
Эстеткам и знать не ведомо, что у Лешеньки за плечами филфак МГУ, и вообще он в ПВ попал случайно, но философски рассудил, что лучше уж сразу отдать долг Родине, чем его потом будут по сборам всяким шпынять.

Лешенька, изображающий из себя опечаленного расставанием с пограничными войсками дембеля, ходит вдоль звездного экрана и несет заведомую фигню из почти непереводимого аглицкого текста. При этом он иногда поворачивается к залу и делает сатиро-страдальческое лицо с виноватой улыбкой.
Зеленая фуражка без пружины, сапоги в гармошку, ХБ мешком, руки ниже колен...
Все это производят неизгладимое впечатление в сочетании с великим языком, на котором изъяснялись Киплинг и Браунинг:

I'm serving so long, but now I'm crying,
Because today I'm dembeling,
I always will rember about you,
But dembel is coming and, I'm leaving you,
Don't worry, you will dembel too...
Вecause, the dembel inevitable...

... Вповалку все десятиклассницы и посвященные в сие действо работницы политических органов (клубные, ибо скрыть от них саму подготовку и концерт мы не могли, конечно), фазаны, деды, дембеля...

***
В этот момент из фойе в зал вбегает ЧЗ - бобрина и ревет: «Сека!!! Командир!!! В ружжо!»

А ведь клубный зал (на 700 мест) почти на треть забит служивой публикой и посвященными дамами...

Говорят, что в Бродвейском театре, дабы публику не нервировать при пожаре, объявляют «Элвис покинул помещение». Ну... а мы пограничники... Мы «в ружье» кричим.

***
А вздрочнуть любимый личный состав никогда не грех. Даже по увольнению в запас. Вот и вздрачиваем потихоньку...
Тем более, что Батю у нас все боятся. Даже НШ и НачПо...
Режиссер-постановщик удовлетворенно потирает руки, глядя, как «Элвис», не взирая на все свои регалии и звания, вскакивает и начинает ломиться в выходные двери клуба...

***
Из фойе в зал входит знакомый нам «командир» в плащ-накидке. Отряхивает от приморского сифилиса фуражку и бросает: «Занимайтесь... Я поприсутствую... Погляжу, чего вы тут творите...»

***
Ну...
Моя партия...

***
... Открылась дверь,
И я на миг растаял,
От той квартиры,
Что два года не видал,
Вот мой диван,
На нем я вечерами,
С чувихой молодость былую прожигал...

Бобриные теноры заливаются как кастраты, вышибая слезу из благородных дембелей и женского контингента, а черно-белые клавиши жгут... Жгут... О чувихах, о диване и о «молодости».
Интересно, а что сказал бы нам лысый и усатый бард, прослушав наши пародии?
Матерился бы, наверное, а?

***
Вот и закончился дембельский концерт.

Под приглушенное, модулированное в вальсовый темп «Прощание славянки», в духе того времени, объявляются имена дембелей с которыми мы прощаемся, и в заключение состав нашего военного оркестра:
... - бас-гитара такой-то... (бум-бум... мяса побольше)
... - ритм-гитара такой-то...(трям-трям)
... - барабаны такой-то... (коротенькое соло из равелевского «Болеро»)
... - соло-гитара такой-то... (три такта из «Hotel California»)
... - аккордеон такой-то...(немножко Риориты)
... - первая труба такой-то... (надрывный армстронговский вопль...)
... и ... т.д...

Бляха-муха, если бы мы знали как нам аукнется это «и т.д» в последствии...

***
... Люди гибнут за металл... Сатана там правит бал... Там правит бал!..

Сгубила нас страсть к наживе. Ой, сгубила...

Уже начали разьезжаться дембеля и квартиранты. Жизнь входила в свое русло.
Бобры стали соловьями, соловьи фазанами, а фазаны, в свою очередь превратились в дембелей...

Надо сказать, что дембельский концерт имел громовой успех.
Но... не пропадать же добру?
В один прекрасный майский день родилась идея.
Идея состояла в том, чтобы студийно обработать основные партии и арии. Довести их до продуктивного состояния, затем смикшировать в «дембель-оперу» (это мы так ее назвали) и получить прибыль соответственно...

На перепевку, оранжировку и микширование ушла еще неделя.
И вот продукт пошел в массы. Всего за 20 рублей.
Учитывая стоимость компакт-кассет фирмы SONY в 8 рублей (других у нас в военторге не было), прибыль составляла 12 рублей с одной проданной кассеты с «концертом». А в те времена это были огромные деньги.
Общая прибыль с продаж на 15 июня 1985 года составила около полутора тысяч рублей, ибо «дембель-оперу» покупали не только дембеля и квартиранты. Деньги вообще бешеные...

***
В понедельник, 17 июня 1985 года общегарнизонный развод походил на цыганскую свадьбу.
Команч и НШ не попадали в свои ноги. Подразделения растягивались по плацу как сопли, и тоже путались в конечностях.
А двенадцать трубадуров и шестеро «узлов», стукнутых кем-то, дожидались в это время, когда их помоют, сводят в санчасть и отведут на губу...

ЭПИЛОГ

Стуканул нас, как оказалось, инструктор по комсомольской работе, который жил в нашей казарме.
Накануне он поругался с нашим менеджером (старшиной военного оркестра).
Стуканул материально, предоставив начальнику политотдела кассету с дембельским концертом.
Деньги и «материал» были изьяты. Исполнителей поименно вычислять не пришлось.

А Батя, говорят, ржал, когда прослушал этот концерт.
Он же и повелел выпустить нас через сутки.
Батя у нас правильным был. Он понимал тяготы военной службы...

P.S Спешл сенкс тов. МАТРОСУ (Богдану) в подготовке этого опуса.
Очень хотелось бы мне передать весь концерт дословно, но утерял я оригинал за 20 лет.
Вот, по памяти что-то воссоздал. Корявенько наверное. Ну и ладно... как смог...