ПРО МУХУ В КАМНЕ И ЗВЕРЯ В ЧЕЛОВЕКЕ

Дед Игнат вспоминал историю, которую ему поведал когда-то двоюродный племянник, в Гражданскую войну служивший в пластунах. Он был потомственный пластун, его батьки и деды ходили в пластунах, а нужно сказать, что в старину в пластуны отбирали наиболее хитрых, смышленых и крепких духом казаков, не то,что в последнее время, когда в эти батальоны направляли безлошадных, а то и вообще иногородних, и часто в пластунах оказывались непонятно кто, какого рода-племени и откуда... Но это так, к слову...

Так вот, по рассказу того племянника к ним на фронте как-то пришло пополнение, и среди новиков в их сотню был определен один «дядько» - уже в летах и какой-то хмурый. Его так сразу и прозвали - «Хмурый». А у того, значит, Хмурого, на пальце был перстень со светлым солнечным камнем, а в камне том, прямо внутри сидела муха. Небольшая, правда, мертвая, но самая что ни на есть заправдишная. Как объяснял один из офицеров, тот камень был стародавней и накрепко застывшей смолой. А муха туда попала тыщи годов тому назад, ее обволокло смоляным соком, который затвердел, потом и вовсе окаменел, и муха теперь всем на удивление оказалась навсегда замурованной в прозрачном камне. Вот такое чудо... Ну, может, если поверить объяснению начальства, не настоящее чудо, но все же...

Пластуны чмокали губами и сами себя спрашивали, к чему такое событие - к добру или не к добру, а может - просто так, умным дуракам на рассуждение, а простым - на удивление.
Но не успели как следует порассуждать-поудивляться, как мрачный пластун с тем перстнем на руке вдруг ни с того ни с чего посоветовал одному казаку отписать до дому прощальное письмо, потому как завтра к вечеру по нему будет спета панихида, яко по воину, живот свой положивший за други своя, царя и отечество... Тот отмахнулся, иди, мол, к такой маме, у каждого своя судьба, и нечего ее торопить, а чему быть, того не миновать, и когда кому что предстоит, то ведомо только одному Богу... В общем, писать домой прощальную цыдульку наотрез отнекнулся, мол, можно и накликать. Не поверил мрачному предсказанию. А только зря, на другой же день, будучи в дозоре, схлопотал-таки шальную пулю, неведомо откуда взявшуюся, и вечером его, как и предсказывал хмурый пластун, вкупе с другими убиенными, благополучно отпели.

А через неделю точно такое же приключилось с другим казачком, потом с третьим. Тут уж братцы-пластуны зашептались, видать у Хмурого есть какая-то неведомая сила знать человеческую судьбы, кому что на роду написано, а главное - предвидеть пределы человеческой жизни... Поначалу решили, что сила та у него от мухи, что запаяна в камне. Тем более, то муха та очень древняя, может, еще до Иисуса Христа обитавшая на не дюже тогда грешной земле. И надумали ту муху потихонечку выкрасть и поглядеть, не лишится ли Хмурый своей предсказательной мощи. А у казаков-пластунов если что решено - считай, сделано. В первый же банный день двое молодцев обхаживали Хмурого, мылили ему спинку и все такое, один, что называется, сидел настороже, а двое быстренько перерыли форму-одежу того чудесника, выпотрошили из нее перстень с мухою и для верности закопали его под сухим деревом... Погоревал-погоревал Хмурый о потере, а на другой день или же на третий, бисова его душа, посоветовал одному казачку писать домой прощальное письмо... Помолясь, тот письмо отписал, а друзьям-сотоварищам сказал, что муха тут не причем, во всем виноват сам Хмурый - он, видать, таким способом отводит смерть от себя...

Муха оказалась действительно не причем - казака того похоронили, как и предсказал Хмурый, а по пластунам пошла безысходная грусть, если не сказать, пагубная душевная нудьга-печаль - все вдруг почувствовали, что живут они на этом свете временно, дюже временно, а судьба их находится в чьих-то руках, и тебе, грешнику, остается только смиренно ждать, вот-вот она откроется... И когда в ближайшую неделю-другую сотня производила разведку боем, то единственным убитым в ней оказался Хмурый - несколько пуль прошили его, как можно было судить, единовременно, и все из тыла - пластуны, не сговариваясь, всадили их в осточертевшего провидца, как только поступила команда открыть огонь по противнику...

И как говорил племянник, никто не жалел убиенного, и никто не раскаивался, всем стало как-то легче, привычнее... Все знали, что идет война, кто-то погибнет, на то она и война. Но вот кто - когда, этого знать не нужно. И даже вредно, ибо мешает обыденному, свычному ходу каждодневного бытия.

- А ось як вдуматься, - вздыхал дед Игнат, - то у того Хмурого було шось от святого, та тикэ людям воно було нэ в борозну ...

И дед Игнат полусерьезно, полушутливо заканчивал разговор о происхождении человека рассуждением, что скорее не люди произошли от обезьян, а наоборот... Созданные по образцу и подобию, люди-человеки помаленьку вырождаются, дичают, звереют. Сначала душевно, теряют совесть, стыд, а затем и внешне. Есть же в горах дикие люди, волосатые, и есть которые с хвостиками. От них недалеко уже и до обезьян... А там рукой подать и до бесиков-чертиков, стоит лишь обезьяне прилепить рожки. Да и к старости мало кто из людей улучшается, большинство превращается в черт-те что... Какие деточки-ангелочки, молодята-ангелята! А старые! Глядишь, идет тебе навстречу, ну обезьяна обезьяной! И Господь потихоньку их прибирает, а то если задержатся подольше, станут страшнее тех чертей...
- Я так думаю, - говорил дед, - шо та контора... ну, шо на нэби...
- Небесная канцелярия!
- Эгэш... Так ось вона робэ бэз брака, и если нам кажэця, шо шось нэ так, а то и вовси горько и нэсправэдлыво, так можэ, було б ще гирше, щэ хужэ. Цэ и есть мылость Господня, шо було б щэ хужэ... Ну, а муха в камни, так то нэ чудо... у каждого из нас внутри сыдыть своя муха, а то, дывысь, так и оса. Тикэ нэ каждый про то знаэ... та и нэ хочэ про то знать ...

(c) Виталий Радченко, София Пономарева