ВСТРЕЧИ С ИСПЫТАТЕЛЯМИ- 3.

Если знаменитые старшие товарищи, убывая с “Минска“, оставляют адреса и приглашают в гости, то почему бы и не приехать. Командировка в 1983 году в Серпухов для освоения зенитного комплекса С-300Ф предоставила такую счастливую возможность.

1. В Чкаловском.

Конечно, приезжать бы надо не на последней электричке и не после полуночи. Но дальневосточная наивность тридцатилетнего юноши, сформированная многими годами проживания в военно-морских гарнизонах, не позволяет относиться к подобным вариантам, как к чему-то из ряда вон...
Между соснами, достающими до неба, в свете фонарей с трудом нахожу нужный адрес и получаю совершенно ожидаемый ответ, что Вадим Павлович Хомяков, в гости к которому я приехал, находится дома, но выйти не может. Святая жена военного лётчика, заподозрив неладное в растерянном взгляде полуночного гостя, в последний момент останавливает его и после выяснения мотивов неожиданного визита препровождает в квартиру. Извиняясь, она рассказывает, что Вадим Палыч вчера на свадьбе галантно ухаживал за женой молодого майора. Укачав офицера в усмерть, он пообещал в пять утра отвезти супружескую чету домой на машине, так как майор должен был заступать в боевое дежурство по охране воздушных рубежей столицы. По этой причине Вадима Палыча нельзя было будить, но видимо запах чёрного кофе сделал своё дело.
- Салага, привет! Мать, накрывай на стол! - команды следовали в форме, не дающей право на обжалование.
Из предложенных мной к столу коньяка, а также “шила“ из минских погребов был выбран, конечно, светлый напиток. Спать, однако, ввиду важности предстоящей задачи, всё же пришлось.

Небольшое отступление.
Вадим Павлович Хомяков - Заслуженный лётчик-испытатель, Герой Советского Союза. Он годился в отцы представителям нашей компании, куда входили офицеры среднего звена различных специальностей. К нам он относился с теплотой и уважением, а уж мы то... Мы понимали, каково лётчику его возраста находиться в «железе» по несколько месяцев, и делали всё, чтобы каким-то образом обеспечить его быт и свободное время.
Несмотря на то, что полковничьи погоны на его плечах находились уже лет пятнадцать, в силу своего авиационного происхождения и звёздного статуса в вопросах взаимоотношений между старшими и младшими Вадим Палыч избегал уставных стереотипов. Считал, что есть другие, неформальные критерии, основанные на воспитании, порядочности и профессионализме.
Иногда, для того, чтобы, чтобы купить коньяк до вожделенного наступления времени «волка», он надевал свой полковничий сюртук со Звездой на молодого майора-инженера и отправлял того в магазин. Коэффициент успешности всегда был максимальным!
Гостить у него в каюте было интересно, почётно, но небезопасно. Во-первых, она находилась в непосредственной близости от каюты Командира, и как-то совершенно неприлично было обращаться с просьбой: “Товарищ Герой Советского Союза, закройте дверь на ключ и разговаривайте потише, а то нас застукают“. Однажды Вадим Палыч через короткие промежутки времени покидал каюту, а, возвращаясь, неподдельно сокрушался:
- Ну, Витька! Это же надо! Видите ли, ему некогда послушать, как душевно поют его ребята. Не может он на минут десять с мостика спуститься.
Нетрудно было догадаться о ком идёт речь, но дрожащим голосом, поглядывая на дверь, кто-то всё же спросил: “А Витька - это кто?“
- Да командир ваш, Гокинаев! Он даже не представляет, какие классные ребята у него служат. Мог бы сейчас увидеть вас в другой ипостаси. (Стол... тара... пища... гитара... - немая сцена)...

...Пять утра наступило раньше, чем хотелось. Недовольная красивая женщина всем своим поведением уничтожала несчастного майора, имевшего цвет лица чуть немногим светлее форменной рубашки. Через километров двадцать пути посвежевший Вадим Палыч снова начал командовать:
- Володя, доставай из карманов чехлов сидений коньяк, стаканы и закуску.
Коньяк - это полная плоская двухлитровая канистра из НАЗа, стаканы - деревянные ёмкости с хохломской росписью, закуска - стеклянная пробирка с таблетками валидола. Два раза повторять необходимости не было, но к сожалению коньячный запах, разнёсшийся по салону, вызвал у майора спазмы с утробной икотой, и во избежание неприятных последствий “Волгу“ пришлось остановить. Все эти последствия разрешились в ближайших кустах, и уничтожавшая мужа словесными залпами, где самым безобидным словом было: скотина, - женщина уже не казалась красивой.
Да шут с ней, с женщиной. Я всё думал: неужели это тот самый коньяк? И вот о каком коньяке идёт речь.

На корабле Вадим Палыч рассказывал занимательную историю. Как-то раз, приехав в Тбилиси получать на заводе самолёт, он в одиночестве коротал время в каком-то ресторане. Это было время ренессанса интереса к личности Сталина в противовес брежневскому застою, когда фотографии вождя красовались на лобовых стёклах многих авто, трамваев, поездов. Подошедший официант выставил на столик, за которым отдыхал наш герой, бутылку водки.
“Сегодня день рождения Сталина. Пусть русский офицер выпьет по этому поводу,“ - говорилось в записке, сопровождавшей бутылку.
Вадим Палыч, подозвав официанта, отставил на поднос принесённую водку и, водрузив туда же бутылку коньяка, отправил всё это назад с запиской: “Русский офицер за Сталина такое г... не пьёт! Выпейте, как и я, более благородный напиток.“
Направившаяся в его сторону группа возбуждённых геноцвале вместо ожидаемой агрессии перевела лётчика за свой столик, где в течение всего вечера, а затем ещё в течение нескольких дней в каком-то особняке принимала его с истинным кавказским гостеприимством. Старший среди них был какой-то “шишкой“ на “Самтресте“ и, прощаясь, пообещал при каждом удобном случае передавать на Чкаловскую коньяк в канистровой таре.
И вот уже несколько лет славный сын Кавказа держал своё слово. В этом я воочию убедился, когда у себя в гараже Вадим Палыч наливал мне в дорогу божественный напиток из десятилитровой канистры.

Увы, выпить из этой бутылки мне не пришлось.
Из Чкаловского я поехал в Лужники на футбол CCCР - Польша. Милиционер на контроле смотрел на меня, как на инопланетянина, когда на его вопрос: “А что это у вас в бутылке из-под “Шампанского?“ - я с наивностью пятилетнего ребёнка ответил: “Коньяк, вот, подарили“. В результате, пришлось мне выбирать между коньяком и футболом.
За память товарища Сталина в тот вечер пила московская милиция.

2. В Жуковском.

Невозможно словами передать потрясение при посещении кладбища, где лежал цвет отечественной авиации. Рябило в глазах от фамилий с Геройскими Звёздами и заслуженными званиями: Гудков, Комаров, Муха, Кононенко... Братские могилы погибших экипажей... Молодые красивые лица на памятниках и квадраты могильных холмиков под ними...
Только потом я понял, что имел в виду лётчик-испытатель Валентин Назарян, когда говорил о своей квартире: “Я здэсь - четвёртый“...
Ближайшей ночью я должен был лететь в Мурманск в соответствии с купленным билетом. Когда время нашей размеренной беседы в уютной квартирке лётчика-испытателя Юрия Ивановича Митикова перевалило далеко за полночь, заволновался Назарян.
- Володя, посмотри точно, когда твой рейс.
Вылет был через полтора часа, но вместо аэропорта отлёта Быково, в чём я был абсолютно уверен, вызывающе красовалось: Шереметьево. Ну, и ничего страшного. Полечу на следующий день. Сорок рублей - не та сумма, из-за которой следует убиваться. Но лётчики-испытатели - народ точный. И вот уже они зажёвывают запах лавровым листом и, проверяя эффективность данной процедуры, дышат друг на друга.
- От меня пахнет?
- Да, вроде нет. А от меня?..
- Вообще никакого запаха!
Как остановить вышедший из-под контроля процесс? Благополучие и, что главное, безопасность асов советской авиации оказались в зависимости от флотского разгильдяя, который не в состоянии прочесть что в билете написано. Все мои мольбы остались за бортом рванувшей на взлёт “шестёрки“, которую пилотировал (именно так!) будущий Заслуженный лётчик-испытатель СССР и Герой России Юрий Иванович Митиков.
- Да ты не сокрушайся, Владимир, - с интонацией старшего брата успокаивал меня Валико, - ты, лучше, пой.
И мы с Назаряном пели в машине, несущейся вопреки всем правилам и здравому смыслу через центр столицы в Шереметьево.
В аэропорту мы узнали, что посадка на мой рейс уже закончена, трап убран.
- Соедините меня с диспетчером, - это уже с телефона на регистрации вступил в управление ситуацией Валентин Вазгенович. - Говорит лётчик-испитатэль Назарян. Понимаешь ли, брат, тут такое вот дело...
И вот уже на отдельном автобусе VIPившего пассажира подвозят к заново подогнанному трапу, в результате чего полёт в Мурманск превратился из мечты в реальность...


P.S.
Бывало, когда меня не по делу донимали высокие занудные проверяющие или начальники, я делал блаженное выражение лица и, как-бы в никуда, произносил: «А вот лично Вам отдельно подали бы трап после завершения посадки в самолёт?»
В состоянии «заяц во хмелю» я снисходительно смотрел на опешившего «бугра», совершенно не воспринимая его дальнейшие раскатистые словесные пассажи, и память относила меня в ту далёкую осеннюю шереметьевскую ночь...