Про Гришку-неформала, гуманитарную помощь и министра Обороны - государственного преступника

Сразу предупреждаю, что в этой истории ничего не приукрашено и до последнего слова правда. В нашем полку была колоритнейшая личность - начальник медицинской службы Григорий Федорович... ну, скажем, Ковалев. Мы, молодые офицеры, называли его "Гришка-неформал". Пользовался он огромным уважением за острый ум, абсолютное отсутствие страха перед начальством любого ранга, готовность "жахнуть" и высокий профессионализм.
В конце 1988 года политика генсека ЦК КПСС стала приносить первые плоды - в Сумгаите и Баку началась армянская резня. Чтобы никому не было обидно, в Ереване и Баку вечером 25 ноября был введен комендантский час, хотя в Ереване все было относительно спокойно. Наш полк подняли по тревоге, и управление полка, два танковых батальона и разведрота с техникой выдвинулись в Ереван. Началось военное положение. Однако это было только начало - 7 декабря утром случилось Спитакское землетрясение, считающееся одним из самых страшных в современной истории. Естественно, что район бедствия был сразу оцеплен, в зону бедствия можно было попасть только с пропуском военной администрации. Тогда впервые Союз попросил помощи у мирового сообщества. Если помните, французы прислали кинологов с собаками, которые разыскивали людей под обломками зданий.
Собакам был нужен специальный корм. Самолет с этим кормом и другим грузом прилетел в ереванский аэропорт "Звартноц", был спешно разгружен и девять камеонов с французским дипломатом в ранге вице-консула во главе полным ходом двинули на Ленинакан.
В это время Григорий Федорович сидел в "таблетке" и от безделья и холода глушил спирт вместе со своим лейтенантом-доктором. "Таблетка" находилась на выезде на Ленинаканскую трассу. Мимо нее на скорости пронеслись девять фур с гуманитаркой. Их пропуска уже были проверены на предыдущем посту. Как потом говорили офицеры нашего полка, на пропусках стояла подпись Командующего округом...
Но Григорий Федорович, дойдя до кондиции, вдруг забеспокоился: как это, фуры рванули, а он у них не пропуска не проверил? Следует команда водителю - заводи, догоняй фуры. Солдат приказ выполняет неукоснительно, в течение пятнадцати минут конвой настигнут и остановлен.
Из первой машины выпрыгнул, как впоследствии выяснилось, французский дипломат. Федорович, в свою очередь, был в такой кондиции, что навстречу ему выйти не мог. Дипломат начал объяснять, мол, господин офицер, мы везем корм для собак, он очень нужен в зоне бедствия, вас очень просят не задерживать конвой. На его страстную речь Федорович ответил просто и коротко:
- Ты почему военную машину обогнал без разрешения?
Дипломат опять начал рассказывать о том, что они очень торопятся и приносят извинения, но документы у них в порядке, он готов их предъявить... Но Федорович отрезал:
- Это чушь. Вы что, не знаете, что в республике чрезвычайное положение, и вы должны останавливаться по первому требованию комендантского патруля? - И водителю, - солдат, снимай номера.
Солдат побежал выполнять команду пьяного начальника - приказ есть приказ! И снял передние номера со всех машин...
Это произошло около двадцати часов. Через двенадцать часов Федорович вместе с лейтенантом, оба абсолютно трезвые, уже исключенные из партии и комсомола соответственно, стояли в приемной командарма. За дверью за столом командарма сидел... министр Обороны СССР генерал армии Язов. На столе у него лежал приказ об увольнении незадачливых медработников.
А весь драматизм в том, что у Федоровича двадцать три с половиной года выслуги. Впоследствии Федорович рассказывал:
- Сидит генерал армии, перед ним лист исписанный... Ну все, думаю, дослужился, дуралей... Двадцать три года коту под хвост.
Наверное, и министр об этом же подумал, потому что поднял на меня глаза и спрашивает:
- Вы, майор, служить хотите?
- Так точно,товарищ генерал армии!
- А вы, лейтенант?
- Так точно, товарищ генерал армии!
Тогда берет он этот приказ, рвет его напополам и говорит:
- Чтоб я про вас, дураков, год не слышал. Кругом! Шагом марш отсюда!
Так это было точно, или Федорович приврал немного, но факт есть факт - оба остались служить в армии. И когда после августа 1991 года кто-то из перестроившихся политработников, зайдя к нему в кабинет, спросил: "Что это,Григорий Федорович, у тебя портрет государственного преступника висит?", Ковалев ответил: "Это он для тебя государственный преступник, а для меня,дурака - отец родной..."