ЗАПИСКИ НЕГОДЯЯ
(продолжение)

В АВГУСТЕ 91-ГО...

В окружающем особняк мире раскручивалось новое непривычное бытие. Под стукоток пишущей машинки наступили смутные 90-е. Мы не будем впускать в наш двухэтажный мирок все, что бурлило на улицах, разбивалось и теряло силу у подворотни - арки между поликлиникой и гостиницей, - докатываясь до крыльца нашего особняка мелким прибоем. Но кое-что из этой мелочи до сих пор позвякивает в кармане памяти...
Был август 1991 года. А точнее - то самое его число, когда в телевизоре стучали пуантами маленькие лебеди. В этот день сторож был на посту, и увиденное в телевизоре встревожило его, как и всякого, хлебнувшего воздух свободы, гражданина. Но особенно сильно сердце его забилось от объявления: сдать в кратчайшие сроки оружие и боеприпасы, находящиеся на руках у граждан. На руках, а вернее, на антресолях у гражданина Х. находилась небольшая, но тяжелая картонная коробочка, в которой, если ее открыть, можно было увидеть такие приятные, поблескивающие желтым, тельца патронов к пистолету Макарова, плотно вставленные в картонные гнезда. Коробочка была не нужна сторожу, поскольку оружия он не имел, упустив случай купить в Ташкенте потертый ПМ всего за полтинник. Но коробочка, когда он открывал ее, освежала его память, - он подносил ее к лицу и, закрывая глаза, вдыхал запах окислившегося металла, вспоминая...
Впрочем, вспоминать сейчас нужно о другом, - о том, как эта коробочка попала в его добрые руки. Однажды он зашел к сестре за своими книжками, и она сказала:
- Смотри, что дочь нашла за твоими книжками...
- Это не мое, - удивился он, увидев коробочку. - Еще нужно подумать, откуда это у вас... - и подумал, что боеприпасы принадлежат сестриному мужу, фрезеровщику, который, наверняка, смастрячил пистолет на своем оборонном заводе - ножики его изготовления (выкидные лезвия, потайные кнопочки) он уже держал в руках. - Спроси у мужа.
- Спрашивала уже, он сказал, что это ты с войны привез. Да и зачем ему?
Когда зять пришел со смены, сторож спросил прямо и при сестре:
- Это мое?
- А чье же! - ухмыльнулся родственник. - Мое что ли?
- То есть, - сказал сторож, улыбаясь, - я могу это забрать? И ты не будешь в претензии?
- А то, - улыбнулся родственник, понимая, что они понимают друг друга. - Никаких претензий, это же твое!
...И вот теперь, так неожиданно обретенная память о войне подлежала сдаче. Но сдавать такую малость он, конечно, не собирался, - начнутся расспросы, на которые устраивающих обе стороны ответов не было. Сторож упаковал коробочку в полиэтиленовый пакетик, положил в сумку и понес к своему особнячку. Путь был недалек, но тревожен, - мерещились патрули, ранний комендантский час, заготовка «вот, нес сдавать», а то и погоня со стрельбой и в итоге - распростертое у крылечка тело и раскатившиеся от руки преступника патроны (помнишь, как они валялись на зеленом сукне бильярда в дежурном домике после очередной партии карамболя?)...
Выбирая тротуары побезлюднее, он дошел. Оглядевшись, забрался под лестницу, ведущую на балкончик, вырыл щепочкой ямку, опустил туда свое сокровище, закопал, прикрыл дерном. Больше он этих патронов не видел. Через неделю туда свалили бревна, потом пришла зима, за ней - весна, потом пришли рабочие и построили там пристрой...
Но августовский день продолжался. Обсуждая методы народного сопротивления, оба сторожа, забравшись на крышу своего особняка, шарили по листам кровельного железа, ища щель, через которую недавний дождь залил один из кабинетов. Они сидели на теплой крыше, прихлебывая пиво «Шихан». Наступал вечер, краснели облака, ветерок шевелил кроны дерев у их ног.
- Хорошо! - вздохнул У. - Но что теперь со свободой-то будет? Заставят на работу устраиваться, опять эти комскомитеты, месткомы, овощные базы...
- Ну! - поддержал Х. - А главное, нахрена я все это писал? Теперь точно не напечатают! А с другой стороны - сами виноваты, сидим тут, вместо того, чтобы под танки бросаться с привязанными гранатами.
- Не, - сказал первый, - мы лучше других с привязанными гранатами будем бросать, - за руки, за ноги...
- С криками: «За родину!»...
За смехом они не услышали, как заскрипела лестница, но когда по крыше загремели шаги, замолчали и переглянулись:
- Уже идут...
Это и в самом деле был гэбэшник. Но бывший - да еще из той категории, что любима народом, - тянул службу на Амуре пограничником. Он был миниатюрен, красив, шутлив, доверчив и добр, - сейчас бы я сравнил его с капитаном Воробьем, - и, как это часто наблюдается в природе с мелкими самцами, любил общаться с большими самками. Вдобавок, он был напичкан самой разнообразной информацией - где, что и почем можно достать, - даже вертолет (понижая голос: несколько машин в Сумгаит прошли через наши руки). А еще он любил рассказывать о своих предпринимательских планах - скоро мы развернемся, я построю дом для своих сотрудников, там будет подземный гараж, бассейн на крыше, на первом этаже - весь бытовой сервис - люди должны работать и жить в кайф... Дело пока было в самом начале, и фирма не имела даже своего офиса. Вот по этому делу Камиль (назовем его так) и вскарабкался на крышу в столь суровый день.
- Привет, еле вас нашел, - начал он, выползая из-за печной трубы на четвереньках (крыша была крутой и скользкой). - Ну как, Шамиль, говорил с мамой? Дает она мне в аренду комнату под офис?
- Камиль, глотни пива, хватит метаться, - сказал сторож Х. - Какая аренда, забудь это слово уже!
- Не разрешили? - приуныл Камиль.
- Да при чем тут... Не видишь, что в стране творится? Усе пропало, гипс снимают, клиент уезжает...
- Ничего не понимаю - что случилось-то?
Сторожа переглянулись.
- Ты откуда упал на нашу крышу? Танки в Москве! Максим Соколов сейчас кричал - танки, танки, прощайте, господа! Комендантский час, Горбачев арестован, - реакционный переворот, Вандея, блин!
И глядя на недоверчиво улыбающееся лицо товарища, они рассказали о событиях. Сторож Х. добавил:
- Странно, что ты ничего не знаешь при твоих связях с конторой. А может, ты нас вербовать пришел? Так мы согласные! А если и правда ты в неведении, то строй легенду для своих - мол, внедрялся в бизнес, чтобы развалить изнутри...
- Ну ни хрена себе, если, конечно, не шутите, - сказал Камиль. Он сел на конек верхом, глотнул полбутылки пива и закурил. - И ведь что, сука, обидно - целый день с народом, - с самым разным! - и хоть бы одна сволочь сказала! Всем все похуй! Вот и борись тут за их счастье...
Вечерело. Трое сидели на крыше и смотрели, как заходит солнце свободы...

(продолжение следует)