Гауптлаг Софпорог.

Гарнизонная гауптвахта при 909 ВСО, пос. Нижний Софпорог, Лоухский р-н, Карелия.

Началось все с того, что в нашу дурколонну (дорожно-строительную колонну) прислали нового начальника. Уже третьего за неполный год, и не последнего! Новым нашим "бугром" стал штатский Махмуд Гаджиев (фамилия немного изменена) - вольнолюбивый сын рутульского народа, окончивший Бакинский институт инженеров народного хозяйства и присланный к нам по распределению на два года. Работа в дурколонне у Махмуда, как и у прежних начальников, не сложилась. Прежде всего не сложились отношения с солдатами.
Я не хочу в чем-то обвинять Махмуда, Мишу, как мы его называли. Просто он сын своего народа, со своими восточными традициями и понятиями о производственных отношениях. А традиции эти таковы, что начальник - это царь и бог. Он имеет неограниченную власть над подчиненным, короче - тиран и деспот.
Появившись у нас в дурколонне, он обратился к первому же попавшемуся солдату так:
- Эй ты, педераст!
Этим солдатом был Юра Кремнев с Грозного. Юра удивился несказанно. Так удивился, что даже не дал Мише в морду. А мог бы, у Юры это не задержится. Сказал лишь:
- У нас нет педерастов, ты - первым будешь.
И, сплюнув, пошел дальше.
В автоколонне диспетчером была женщина - вдова погибшего офицера, формально подчинялась Мише. Тот в первый же вечер сказал ей:
- Сегодня вечером придешь ко мне домой. А не придешь - пожалеешь. На получку вместо денег будешь х%й сосать.
Женщина сообщила об этом нашим офицерам. Офицеры - люди особые. У них свои кастовые понятия о чести и корпоративности. Ведь эта диспетчерша была вдовой погибшего офицера, к тому же их товарища. Поэтому они собрались вечером в Мишином доме на офицерский суд чести. И простыми, понятными, а главное - очень убедительными методами объяснили Мише, что он не прав. Смыв кровь с лица и заклеив его пластырем, Миша понял, что в самом деле не прав. Понял, правда, очень своеобразно. Как он нам позже объяснял, "это их женщина". Вроде как коллективно ей пользуются. А он позарился на чужое. Это ему было понятно.
По лесу Миша любил ходить с охотничьим ружьем. Ни разу не видели, чтобы он что-то подстрелил, но видимо вооруженным он казался себе мужественным и грозным.
Как-то еду я по лежневке (бревенчатой дороге) на своем самосвале, и вижу на обочине голосующего Мишу с ружьем. Притормозил.
- Что случилось?
- Налей мне солярки, костер разжечь.
- Сейчас.
Я достал из поднятой кабины ведро и шланг, протянул Мише:
- Набирай.
- Сам набирай!
Ясно. Для того, чтоб набрать солярки, надо сначала ртом засасывать ее через шланг. Процедура неприятная, как не старайся, а солярки хлебнешь. Мише этого не хотелось. Я сказал ему:
- Так, если тебе надо солярки, то набирай, а если нет - я поехал, у меня много работы.
Миша недовольно скосился, и стал все делать сам. Конечно, наглотался солярки, да еще и облился. Он снял с моей головы пилотку и стал вытирать ей руки.
Я обалдел! Но не надолго. Кинулся на Мишу и стал метелить его от души. Вмешались ребята-старослужащие, что ехали со мной в МАЗе, разняли нас. И хорошо, что разняли. Миша был парень поздоровей меня, еще неизвестно чем бы все закончилось. А потом он нажаловался командирам и я получил пять суток губы за то что "избил дорожного мастера". Это еще спорный вопрос, кто кого избил, но дело не в этом. Не по-мужски это как-то, жаловаться. На губу у нас попасть непросто, до нее сорок километров, да еще через пограничный КПП ехать, документы надо выписывать. Ну да Миша постарался для меня.
И вот сижу я на губе, в одиночке. Общая камера была переполнена, поэтому новеньких распихивали в одиночки. Это вообще-то, нарушение, но когда и что в армии делалось правильно?
Нам уже выдали ужин. Нары подняты к стене и закрыты на замок до отбоя. Но отбой будет в одиннадцать, а пока я просто сидел на узеньком пеньке. Самым строптивым устроили вечернюю прогулку - гоняли бегом по внутреннему двору.
Потом и их разогнали по камерам. И наконец я услышал в караулке какие-то нехорошие разговоры. За двое суток в камере слух обостряется до чрезвычайности. Слышны разговоры по всему помещению. Я прислушался - так и есть, сейчас арестованных "воспитывать" будут.
Процедура эта выглядит так. Весь караул, пьяный, естественно, заваливает в камеру. Начкар читает по журналу звание и фамилию арестованного. Тот должен ответить:
-Я!
Далее читается его провинность:
- "Плохо исполнял обязанности дежурного по роте". Ты почему плохо обязанности исполнял? Служить не хочешь?
- Да я... - пытался оправдаться арестованный, но его уже не слушали и начинали избивать. Многим там выбивали зубы, ломали ребра, много солдат потом попадали в санчасть и даже в госпиталь. Но никто из губарей наказан не был. Кстати, если в строевых частях часто стерегут губу солдаты с той же части, то в стройбатах для этого есть специальный комендантский взвод, "красноперые". У них были красные погоны, в отличие от черных стройбатовских.
Я стоял и слушал, как "воспитывали" в общей камере. Потом пошли по одиночкам:
- "Пререкался с командиром..." Ты почему с командиром пререкался?
- Да я только сказал ему...
И начиналось избиение.
Я молча ждал своей очереди и лихорадочно соображал, как бы отвертеться от этой процедуры. Объяснять им свою ситуацию бесполезно. Они и слушать не хотели, их ничем не удивишь. Стоп! Вот оно решение! Их надо удивить!
Когда губари вошли в мою камеру, я уже знал что скажу им.
- "Избил дорожного мастера." Ты, сволочь, зачем мастера избил?
- А я его в карты проиграл.
Спокойно так сказал. Словно речь о чем-то обыденном.
- Как так, проиграл? - они заинтересовались.
- Ну вы же знаете, получка недавно в отряде была? (В Софпороге и на Хуаппе в один день выдавали зарплату)
- Ну знаем, говори дальше-то, не тяни соплю из носа.
И я начал вдохновенно врать. По мере моего рассказа глаза у губарей становились больше, а лица все более обалдевшими.
- Ну вот, сели с ребятами в "тыщу" поиграть. Сначала карта хорошо шла, я почти сотню выиграл. А потом чего-то не заладилась. Ладно, думаю, карты не лошадь, к утру повезет. Да только ни фига. Я уже и крестил колоду, и пальцы накрест держал, да не помогало. Эх, знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Короче к утру я продулся на две сотни. В долг. Мне сказали - долг надо платить. Сейчас. Кровью. Ха, говорю, нашли фраера, человека за две сотни мочить. Меня ж на зоне уважать не станут. Тут надо не меньше, чем на кусок продуться. А мочить не надо, говорят, только морду ему набей. Кому - я и не спрашивал, понятно что Мише. Он давно уже всех задрал,говно - мужик. Вот так я и попал сюда.
Губари молчали пораженные. А потом главный спросил:
- Это у вас в лесу такое творится? (А у вас на губе что творится, подумал я.) Да это же беспредел! Человека! В карты проиграть! Вы что, озверели там? А если бы пришлось замочить, ты что, в самом деле замочил бы его?
- Так ведь иначе меня бы замочили. И очень запросто: шило в бок и мясо в реку. У нас с этим строго.
- Так ведь тебя ж потом посадят! А это уже не губа, лет пять получишь.
- А кто узнает? Вы слыхали, как два года назад один прапорщик в лес пошел и пропал (реальный случай). Кто знает, может вот также, сели солдаты в карты поиграть и привет. Закон - тайга, медведь - прокурор. Я здесь лишь потому, что Миша жив остался.
- Ну ты и зверь. Убийца! Как таких земля носит.
И губари вышли, обалдевшие от услышанного. Теперь им еще долго это переваривать.
А через месяц на губу попал Коля Рыженков из Подмосковья, с нашей роты.
Губари спросили его:
- А как там у вас Саша, беспредельщик, мастера зарезать хотел?
- Какой Саша?
- Который на самосвале работает.
- А, крымский. Да вы что, он тихий, спокойный, никогда в драки не лезет.
- А как же - мастера в карты проиграл?
- Ды вы что, с дуба свалились? Саша в карты вообще не играет!
- Знаешь что, дружок, - сказали Коле губари, - не пизди! Мы понимаем, что ты дружка своего выгораживаешь, но мы тоже не лохи - в людях разбираемся. Мы тут уже всяких навидались и с первого взгляда видим, что за человек. Твой Саша, просто отморозок, для него ничего святого нет. Этот убьет и не задумается.
...
Вот как так бывает, а? Я соврал, а Коля сказал правду. Мне поверили, а ему нет.
PS: Хотя дисциплина в нашем гарнизоне действительно была отвратная, но в карты на людей у нас не играли.
А у Миши дальнейшая карьера не заладилась. С офицерами у него тоже не сложились отношения. Вскоре его от нас убрали и прислали нового, уже четвертого, мастера.