Про друзей, про страх и про квас.

Когда друзья вернулись после первой чеченской, то привезли с собой много кассет, своих и трофейных. Полупрофессиональную камеру брал с собой кто-то из молодых, - "старикам", бывавшим в пекле и раньше, неинтересно было "печатлеть", да и не до того - ведь попали в Грозный, который "ко дню рождения Паши" пытались взять кровью необученных первогодков и лишь на десятую, если не сотую часть - силами профессионалов боя в городских условиях.

Для меня, сугубо гражданского человека, самыми страшными были не трофейные кассеты с отрезанием голов несчастным мальчикам и оргиями пьяных от льющейся крови нелюдей, не кадры реальных боёв, не остервенение стреляющих друг в друга с обоих сторон... Там было всё понятно, там - ужас, ранее невиданный.

Самых страшных кассет было две...

Первая - трофейная: летний, яркий, очень красивый, солнечный, веселый и залихватский Грозный - он еще цел, приветлив, вокруг люди, машины, дети... Много русских.
Кажется, судя по дате в углу изображения, 87-й год, июль.
На этой же кассете допись - уже бои.
Города просто нет. Те же улицы, те же дороги, но это уже какой-то Берлин 45-го.

Вторая кассета - наших ребят. Камера, расположенная чуть на возвышенности, тихо передвигается слева направо, показывая панораму весеннего лесочка поверх невысоких деревьев, буйная зелень, почти отсутствует ветер, слышно, как чирикают птицы, стрекочет какая-то кузнечная живность, звенит пчела...
Камера ползет правее и правее... За лесочком - небольшие поля с перелесками... Где-то совсем далеко, на пределе увеличения камеры, махонькие мазанки, щиплет траву небольшая отара, не видно пастуха...
Камера возвращается в крайнее левое положение, слева в кадр попадают человек шесть в масхалатах под цвет зелени, попарно передвигаясь в правую окраину леса, не производя никаких звуков, выбрасывая пальцами условные знаки, давая разрешение на движения друг друга жестами ладони.
Вдруг один замирает, привлекая внимание кого-то специального из своих. Тот приближается к выбранному месту, что-то осматривает (видимо, сапер), показывает на пальцах условный сигнал, все рассредотачиваются по периметру, за открытым пространством всё это время присматривает один человек, разглядывающий в оптику происходящее вдали и явно прикидывающий расстояние и какие-то погодные параметры... Снайпер.

Сапер снимает что-то чужое на еле видной тропинке, замазывает чем-то дерево, поврежденное чужой проволокой, переставляет найденное чуть в сторону, добавляет что-то своё на местечко чуть правее... Выбрасывает вверх очередной условный сигнал. Все, кроме снайпера и его напарника, быстро и попарно возвращаются в исходную точку, за пределы камеры, последними уходят снайпер с товарищем и снимающий. Видно, как усиливается ветерок, как появляется пастух вдалеке, опять жужжит пчела...

Вот это было страшно. Красота с войной не стыковалась.

Снайпер, мой самый старый друг Лёха, с которым мы на одной парте всю жизнь...
Сапер - другой мой друг, человек, спокойнее которого (видимо, профессия накладывает) только удав, ...человек, про которого сука-бывшая жена, не желая допускать его к маленькой дочери, кричала в истерике на суде, что он на неё ночами кидался с пистолетом "и шептал, обняв оружие, какие-то заклинания".

Оба тогда вышли без царапин. После второй войны, после Первомайского, Шатоя, опять Грозного - тоже. Как и все их подразделение.
Ныне - пенсионеры, руководят разными СБ.

P.S. Была еще одна страшная кассета.

Осень 99-го, кажется. Раб, вытащенный из ямы. Сохранивший рассудок и иронию, но не зубы, жилистый неунывающий мужчина неясного возраста, шамкая:
- Позвольте, это какой Горбачев - это который на Ставрополье правил? И что - так и называется - президент??!! А-а-а, так даже и не он уже... А кто? Ельцин? Припоминаю такого - я его заму диссертацию правил...

В самом начале восьмидесятых он тут оказался. Бесчисленное количество побегов, подрезанные за это сухожилия на ногах. Уползал, возвращали. Уползал опять, спасали "добрые люди", кормили-ютили. Потом продавали обратно. После побегов даже не били - с изумлением делали ставки - когда уползет в следующий раз. Дети, говорит, у них хорошие - добрые, врать не умеют еще. Мармеладками угощали...

Очень хотел кваса попить.
В вертолете шепеляво балагурил, хохотал над новыми для него анекдотами, беспокоился, что дочь уже, наверное, пора замуж выдавать, а он "подвести к алтарю" не сможет - ноги-то лечить надо.
Умер, когда вертушка села в Ханкале.
Сердце.
Не успели узнать даже, как зовут.

(C)

http://community.livejournal.com/ment_story/68701.html