Мимоходом. Заметка в стенгазету

До сих пор будоражат умы военно-воспитательных работников дремучие партийно-политические отголоски прошлого. Какой же корабль без наглядной агитации? Правда, за что агитировать? Ну не суть важно, главное - агитировать! А какая наглядная агитация без стенгазеты? Добровольной, куда пишут все - наболевшее, актуальное, из глубины сердца. Самое занятное, что нынешние замполиты сами в это верят! Поползай весь день в трюме, повкалывай, попотей, а вечером домой не спеши. Сядь спокойно в каюте, подумай, и распиши свои мысли по поводу боевой подготовки, учебы и всего прочего. Абсурд. Но живучий. Какие стенгазеты, когда зарплату не платят? Но возведенные уставом в ранг закона требования обязывают. И заместители в приказном порядке назначают писателей. И они пишут...

Навстречу 300- летию Флота!
В год 300-летия Военно-Морского Флота РФ и 35-летия нашей Краснознаменной дивизии РПК СН нельзя обойти вниманием главных тружеников нашего подводного крейсера "К-…"- электромеханическую боевую часть БЧ-5. В наше трудное время простые и скромные парни не ради славы отлично содержат материальную часть своего родного корабля, в тот момент, когда плавающих кораблей остается все меньше и меньше. В руках офицеров, мичманов и матросов ЭМБЧ, без преувеличения сказать, находится сердце ядерного исполина.
На жизненном пульсе БЧ-5 твердо лежит рука ее командира, опытного, строгого, но по-юношески задорного капитана 2 ранга Тимохина М. А. Не срамят честь ЭМБЧ и наши командиры дивизионов: суровый командир дивизиона движения капитан 3 ранга Полканов С.В., мягкий и ироничный командир электротехнического дивизиона капитан-лейтенант Тараканов А.Ю., требовательный к себе и к подчиненным командир дивизиона живучести капитан 3 ранга Голубев В.В.
Боевые посты БЧ-5 хаотично разбросаны во всех отсеках подводной лодки. Рассказать обо всех весьма затруднительно, даже страшно, расскажем о некоторых, тех, которые задают тон и настроение всей боевой части, да и кораблю в целом.
Уже которое десятилетие несет боевую вахту на БП-2 старший мичман Саманов А.А. Жизнь его настолько связана с кораблем и дальними походами, что при разговоре об увольнении в запас на глазах седого мичмана появляются слезы. Не может и не хочет Саманов бросить аккумуляторную батарею, дизель, не может забыть будоражащий аромат дизельного топлива!
Всегда на боевом коне личный состав БП-35: капитан-лейтенант Никитский А.В, капитан-лейтенант Шагал И.В, старший мичман Кащенко В.В. И когда звучит по кораблю команда: "От перемычек ВВД отойти!!!", остро понимаешь - эти парни не подведут!
Почти на самом дне 3 отсека затаился маленький, скромный, но мощнейший мозг всей ГЭУ обоих бортов - Пульт Управления Главной Энергетической Установки. Несмотря на свои годы и недуги, всегда смел и решителен оператор ПУ "КАМА" старший мичман Мотор А. М. Благодаря опыту и знаниям капитана 3 ранга Белова П.Б и капитан-лейтенанта Воронина К.Т. ход кораблю будет задан в нужный день и час и в любой точке мирового океана, невзирая на происки вероятного противника и невыдачу денежного содержания за позапрошлый месяц!
Громкие и четкие команды командира электротехнической группы капитан-лейтенанта Спесивого И.А перекрывают шум работающего дизеля, и чувствуется - есть хозяин в отсеке! Несмотря на слабое здоровье, оторванность от корабля и постоянное, вредное действие безжалостных радиационных излучений отлично содержит реакторный отсек капитан-лейтенант Кузочкин С.А.
В дружном тандеме работают молодой и перспективный командир 8 отсека старший лейтенант Курепин А.П. и умудренный опытом, по-отечески строгий и по-матерински добрый гений турбинного дела, ветеран ВМФ старший мичман Птушко В.Г. Матросы любят своих командиров за доброту и справедливость и стараются не огорчать любимых начальников.
Погоду в 9 отсеке делает командир турбинной группы старший лейтенант Хлусов А.О. Его глобальные всеохватывающие знания материальной части, вежливость и тактичность с подчиненными вызывают всеобщее уважение.
Как рыба в мутной воде чувствует себя в 10 отсеке его командир капитан-лейтенант Махалов А.В. И пускай 10 отсек самый маленький на корабле, этого он не замечает. Для Андрея 10 отсек - большой и непознанный мир. И он в нем Жак Ив Кусто.
Нельзя ничего не сказать о личном составе контрактной и срочной службы. Всегда готовы помочь старшины контрактной службы Ворошилов, Краль, Захаров, Дюрдев. У них на любой вопрос - всегда положительный ответ. Как губка впитывают знания от старших товарищей матросы: Загвоздкин, Калашников, Тарасов, Максименко, Юркин и другие.
И хотя в работе нашей боевой части бывают досадные срывы и промахи, день и годовщину 300-летия ВМФ и 35-летия дивизии ПЛ мы встретим без тяжелых ядерных аварий и поломок материальной части, с честью неся знамя электромеханической боевой части!

Капитан- лейтенант Махалов А.В

Путч и все остальное…
"Жить будем плохо, но недолго…"
(маршал Д.Т.Язов)


Когда меня спросят, где я был утром 19 августа 1991 года в судьбоносный для зарождающейся российской демократии день, я честно и с гордостью отвечу: спал на вахте. Крепким флотским сном. И что самое удивительное, совершенно не переживал ни за отца перестройки, ни за свежевылупленного президента России. Спать очень хотелось. Мы ведь занимались привычным делом, а не митинговали. Ходили в автономки, несли боевые дежурства, а попутно строили родильные дома и чинили канализацию. И использовали каждую свободную минуту, чтобы сбегать домой или выспаться. Стыдно, конечно, перед потомками, но что делать!
Вечером 18 августа я заступил на самую приятную для управленца корабельную вахту - дежурным по ГЭУ. Проверил механизмы, расхолодил первый контур, после чего с чистой совестью затопил сауну и залез в нее часа на два. 18 августа был спокойный воскресный день на редкость теплый и солнечный. После баньки вылез на пирс, часок поудил рыбу, потрепал языком с одноклассником, дежурившим на соседнем корабле, и уполз спать в каюту.
Проснулся я утром от энергичного потрясывания. Надо мной нависла фигура помошника дежурного по кораблю мичмана Мотора.
- Паша! Вставай. Завтрак принесли. И, знаешь, там по радио говорят, что переворот какой-то. Горбатого то ли сняли, то ли арестовали. Вообще, бредятина какая-то! Я связистов попросил, пущай трансляцию по всему кораблю включат. А то скучно в центральном. Хоть послушаем.
Я нехотя вылез из- под одеяла. Сон сном, а завтрак - святое дело.
- Мефодич, а наши с построения еще не вернулись?
Понедельник день особенный. По утрам вся флотилия строится на плацу возле штаба и внимает наставлениям высокого начальства. Несколько тысяч человек в любую погоду получают дозу просто-таки жизненно необходимой информации, потом в течение часа весело занимаются шагистикой с пением любимых строевых песен, а затем разбегаются по кораблям на политзанятия. Так было во все времена. И сегодня тоже.
- Не вернулись. Рано еще. Часов в девять подгребут.
Встал. Умылся. Сварил кофе в каюте, взял чашку и пошел в кают-компанию. Вестовой подал завтрак. В углу дежурный связист мичман Земляев возился со стационарным радиоприемником.
- Чего, Коля, не хочет вещать?
Земляев отрицательно покачал головой.
- Не хочет, собака. Сейчас на один-пятый-бис отсек включу.
Приемник пошипел, поскрипел и вдруг заговорил ровно и без помех.
- Сегодня... Государственный Комитет ... ради спасения страны .... Янаев... сохранять спокойствие...
Слушали молча, тщательно пережевывая пищу. Дежурный по кораблю каплей Мирошкин, ковыряясь в тарелке, философски подметил:
- Ну, ребята, история говорит, что все политические катаклизмы во все времена сопровождались либо задержкой зарплаты военным, либо ее увеличением. Смотря, кто к власти придет... Судя по тому, что слышим - увеличат.
Я подошел к приемнику. Покрутил тумблер. Настроил на другую волну. Кажется "Радио России". Из динамика послышалось диаметрально противоположное.
- Диктатура!!! Позор... человечество... избранник России Борис Ельцин... Они не пройдут… Массы народа... Белый дом... остановить танки... Демократия победит!
Мирошкин, продолжая поиски съедобного в тарелке, невозмутимо продолжил:
- А, судя по этому, нас просто разгонят без выходного пособия. Жаль, мне до пенсии еще полтора года года. Могу не успеть... Если нам еще и пенсии будут платить...
В кают-компанию ураганом ворвался кавторанг Вениаминыч, мой механик и очень нервный человек.
- Что, хохлы, прищурились!!! Слышали? А что на плацу было! Начпо полчаса тараторил, что кончился разброд и шатание, хватит демократии, наигрались, мол. Приказал все портреты Горби убрать в течении часа. Ни хрена не пойму...
Закончил свою восторженную речь Вениаминыч уже несколько растерянно.
- Знаете, мужики, все корабли сегодня с обеда в боевое дежурство заступают. Вся флотилия. До одного. Никогда не видел... У всех якорный режим. Выезд из гарнизона запрещен. Экипажи на борту. Меня командир с построения отослал документацию готовить. А у нас ремонт... Голову не приложу, как так можно...
Вот это известие мне не понравилось. Послезавтра должна была прилететь жена с сыном, надо было ехать встречать в аэропорт. А механик продолжал:
- Командир сказал, что пойдет воевать с командующим. Светляков же, хитрая бестия, сидеть на корабле не хочет. А предлог есть - у нас межпоходовый. Не положено нам пока боевую вахту нести.
Мирошкин дожевал последний бутерброд и задал вопрос в никуда:
- Интересно, а мы все будем стоять в готовности к старту ракет по кому? Американцы теперь вроде братья навеки, других злодеев не видно. По кому ядреным боезапасом лупить собрались?
Вопрос повис в тишине. Мысль, о том, куда полетят наши ракеты, никому и в голову не пришла.
- Мироха, хватит тень на плетень наводить. Сам понимаешь, они нас хотят на железо засунуть для собственного спокойствия. Мол, флот на посту и никуда не ввязывается. Да и кому оно надо, ввязываться…
Зашипел "Каштан":
- Дежурному по кораблю срочно прибыть в центральный пост. На пирс прибыл экипаж.
Митрохин встал, поправил кобуру.
- А строевых-то не было. Рановато ребята вернулись.
Через пять минут корабль забурлил. Народ, взбудораженный новостями, бродил по отсекам и бурно обсуждал случившееся в далекой Москве. Офицеры сконцентрировались в кают-компании. Никто ничего не понимал, поэтому ругали всех: и Михаила Сергеевича с неразлучной Раисой, и Бориса-правдорубца, и деда Язова, ввязавшегося в такую авантюру. Перебирали весь диапазон радиоволн в поисках информации и замучивали телевизор, перещелкивая программы. Правда, кроме "Лебединого озера" и невнятных репортажей с места событий ничего не было. Видно, наши средства массовой информации не определились, кого же теперь любить и лелеять и временно находились в тяжких раздумьях. Единственное, что рекомендовали все подряд, так это сохранять спокойствие. Это мы и сами умели.
В кают-компанию "аки лев рыкающий" ворвался неистовый каплей Ванюков. Дитя гарнизонов сдержанностью с детства не страдал, и свое мнение привык выражать четко и прямо:
- Что, допрыгался, козел меченый!!! Пропадай со своей Райкой!!!
Энергия, переполнявшая Ванюка до краев, требовала выхода. Взгляд бешеного каплея упал на обязательный в общественных местах портрет генсека.
- Ааааа!!!!!!
Палыч сорвал со стены изображение Горбачева и грохнул его об палубу.
- Доигрался со страной, подлюка пятнистая!!!
Ванюков прыгнул на портрет и начал ожесточенно его топтать. Обезьноподобная фигура скачущего Палыча ничего кроме смеха вызвать не могла. Народ заржал во всю мочь. Палыч принял смех за одобрение своих действий и танец на портрете продолжил. Мне стало немного мерзковато. Но не от танцев на лице генсека, а от ощущениая того, что из-за этих государственных смут моя семья может остаться сидеть в аэропорту на неопределенный срок. Захотелось кому-нибудь испортить настроение.
- Палыч, а знаешь, по радио говорят, Горбатого вернут. А орлы-гкчеписты - предатели Родины, и их будут судить. Ты поосторожнее…
Палыч прервал телодвижения. Оглянулся по сторонам. Сочуствующих взглядов не нашел.
- Паша, брось чушь пороть. Козел он… Довел страну до ручки…
Я пожал плечами.
- Смотри, Палыч. Тебе еще служить.
И пошел в каюту досыпать. Палыч еще потоптался на месте, поднял портрет с палубы и со словами:
- Доска больно хорошая, в хозяйстве пригодится, - тоже убрался в каюту. Народ, насытившись политикой по уши, начал разбредаться кто куда. Одни заниматься делами, другие откровенным бездельем.
Командира не было до обеда. Вера в способности Светлякова договариваться с командованием была железной, вследствие чего к дежурству никто толком не готовился. Старпом, и тот поперебирал журналы в центральном, раздал всем задания и убыл инспектировать подушку в каюту. После обеда Светляков вышел на построение. Голос его звучал торжественно и громко.
- Товарищи подводники! Ситация в стране напряженная. Сами понимаете, что никто ничего не понимает. Командование Военно-морским флотом, осознавая всю ответственность за ракетно-ядерный щит Родины в столь критический момент для нашей страны, приняло решение поставить на боевое дежурство все корабли, способные нести ядерное оружие. К сожалению, мы… в их число не попали. Нет, никто не сомневается в том, что наша матчасть способна обеспечить старт ракет в любой точке мирового океана. Но в связи с нашим межпоходовым ремонтом перед нами ставится задача быть готовыми уйти в море по окончании ремонта и выполнить наш долг!!! Нам приказано обеспечить нахождение на борту двух полных смен личного состава, то есть две трети экипажа. После роспуска строя командирам боевых частей - в центральный пост. Всем вниз!!!
В это время я в очередной раз исполнял чьи-то обязанности, поэтому присутствовал в центральном посту на полных, законных основаниях. Собрав "бычков", командир уже без лишнего пафоса продолжил:
- Ребята, бардак полный. Куда наступать, никто не знает. Штаб связывается с Москвой, а там все блаженные - то ли бумаги жгут, то ли еще что? Короче, принимаю решение: людей на борту мариновать не будем. У нас и так автономка на носу, насидимся. Смены полные держать, тоже не стоит. Кроме корабельной вахты посадим штурмана, минера, вахтенного офицера обязательно. Матросов из казармы всех на борт. С завтрашнего дня все питаемся на корабле. Сегодня старшим на борту останусь я, завтра старпом. На всякий случай проверить схему оповещения. Светиться нам ни к чему, людей потихоньку стравим домой, после 19.30. Утром всем на борт к семи ноль ноль. Вопросы есть?
Какие могут быть вопросы, если и так все ясно. Все сидят, мы нет. Но в полной боеготовности. Я дождался, когда народ более или менее рассосался из центрального поста, подошел к командиру и объяснил ситуацию с приездом семьи. Светляков меня сразу успокоил:
- Паша! Не бери лишнее в голову. Ну и что, что выезд запрещен? Тебя учить что ли, как из поселка выбраться? Наш командующий ни хрена в ситуации не понимает, впрочем, как и все, поэтому влепил все возможные мероприятия, какие только в голову пришли. Жопу надо прикрыть! И от тех, и от тех! Так что не кисни, в конце концов, выпишем тебе командировочный в Мурманск за снарядами. Для борьбы с антиконституционными формированиями в тундре!!! Ха-ха-ха!!!
И Светляков беззаботно расхохотался. Его настроение передалось и мне. Собственно говоря, чего мучиться. Не первый год служу. Выпутаемся.
Домой расползлись по плану. Тихо и незаметно, по большей части покидая зону не через ворота, а "тропами Хо-Ши-Мина". Утром тем же макаром обратно на пароход. Удивительно, но зримых примет воцарения хунты нигде видно не было. Разве только десяток наших гаджиевских милиционеров обрядились в бронежилеты и слонялись вокруг горисполкома, изображая готовность защищать орган власти от бесчинств всего остального населения гарнизона. Остальным до путча не было ровно никакого дела. Ну, естественно, языками трепали все, но не более того. Так прошло все двадцатое августа. На удивление, все заступившие в дежурство корабли даже не проверяли. Народ слонялся, как и до путча по поселку, безо всяких ограничений. К вечеру Ванюков, наслушавшись радио, тихонечко повесил Горбачева обратно на место. Тут уж развеселились все. А когда утром двадцать первого замполит принялся мостить рядом с Михаил Сергеевичем самопальный портрет его "друга и спасителя" Бориса Николаевича, веселился уже весь корабль. Зам очень смущался и неумело оправдывался приказом сверху. От кого, не уточнял. Но видно точно, не от начпо. В обед я на всякий случай снабдился командировочным и убыл в аэропорт. На КПП меня никто не останавливал, однако, знакомый мичман, дежуривший в тот день, сказал, что выезд запрещен, но письменного приказа не было. В общем, езжай, куда хочешь. Я и поехал. Вот и весь путч.
Если кого разочаровала история событий во время переворота в моем изложении, извините. Больше и рассказывать не о чем.
И удивляться тут нечего. Ведь еще ни один государственный катаклизм в нашей стране не приносил улучшения людям, в какие бы времена он ни случался. Одни обещания хорошей жизни сменяли предыдущие. Только для начала просили в очередной раз подзатянуть ремешки и умерить потребности. Прямо как в песне: начнем сначала… И если раньше воровали одни, то теперь воруют другие. Правда,в других масштабах. Можно сказать демократическим фронтом. Так что, хрен редьки не слаще господа…

Как надуть старпома....


Господи, как же приятен утренний сон после бурно проведенного вечера! Особенно, когда ты на службе, все твои командиры суетятся там себе, а ты тихо хрючишь на шконке в родной каюте, предварительно запершись на все замки, а также на дополнительные защелки и запоры. Гражданскому человеку осознать такое удовольствие не под силу. Он генетически не способен понять наслаждение такой наглостью по отношению к начальству. Только кадровый военный человек, твердо знающий, что ты - начальник, он - дерьмо; он - начальник, ты - дерьмо, умеет сладко спать и чмокать губами в тот момент, когда твоему старшему в настоящий момент служебные обязанности не позволяют делать это же самое. Хотя сам он был бы совсем и не прочь…
Наш старпом Валя Пашков был отличным мужиком и примерным служакой. Ну, само собой, со своими прибамбасами, но у кого их нет. Главное - человек хороший. А уж старпом просто великолепный. Он пережил двух командиров, и оба оставляли на него корабль с чистой душой, Пашков отменно умел организовывать работу. Была у него одна особенность, по которой его можно было узнать безошибочно: просто пулеметная скорость речи. Валентин Сергеевич тараторил с такой частотой, что половину слов понять было просто невозможно, а вторая половина сливалась в единую фразу без слов и запятых. Прибавьте к этому еще стойкий "бульбашский" акцент. Букет получался, что надо. Ну, а когда Пашков к тому же был зол, его речь совершенно не поддавалась расшифровке. Хоть служебные донесения в эфир отправляй - враги головы сломают, не разберутся. Со временем, однако, все привыкали и даже начинали разбирать большую часть из сказанного старпомом. А если и не понимали, то мастерски делали вид, что все предельно ясно и доходчиво, отдавая дань отменным человеческим качествам скорострельного старпома.
Меня и моего друга комдива-три Витьку Воробьева с Пашковым кроме совместной службы связывали еще и близкие дружеские отношения. Возраст-то одинаковый. Что, впрочем, не мешало Валентину Сергеевичу «строить» нас обоих вдоль и поперек в служебное время. Особенно, когда после совместного празднования, какого-нибудь юбилея или выходного дня, мы умудрялись прикорнуть, а он был вынужден торчать в центральном посту и проводить учения, отработки и прочую корабельную обязаловку. В такие моменты Сергеича основательно давила "жаба", и он старался под всевозможными предлогами высвистать нас в центральный, а то и просто пригнать в приказном порядке. Но если Воробьеву по корабельному расписанию и так приходилось зевать на ГКП, то со мной было потруднее. Я запросто мог "раствориться" в кормовых отсеках, мотивируя это ремонтом испарителя, холодильной машины, насосов, клапанов и всего остального. Хотя, вообще-то меня, как второго управленца, это должно было мало касаться. Но, как и все "люксы", старпом, с присущим ему наивным высокомерием, полагал, что знает о механической части все, поэтому мои фокусы почти всегда срабатывали.
В тот момент мне довелось исполнять на родном корабле обязанности помощника командира. Таким кульбитом на исключительно люксовскую должность, хотя и временно, я был обязан нашему командиру, но с подачи старпома. Тот то ли в виде эксперимента, то ли не найдя среди "люксов" достойную кандидатуру, взял и вынул меня с пульта ГЭУ. Я уже к тому времени прослужил почти десять лет, считался по нынешним временам очень даже старослужащим, опытным и пройдошливым офицером. В нужный момент Сергеич отрекомендовал меня нашему каперангу, и тот, обожая всевозможные опыты над людским материалом, думал не долго.. К слову сказать, с тех пор с легкой руки старпома и практически до конца своей службы мне пришлось подолгу становиться то замполитом, то помощником, а то еще черт знает кем. Наверное, справлялся. Механиком и управленцем я бывал только в море. В чем были и свои прелести...
Так вот, если, отсиживаясь на пульте, я мог не показываться пред светлые очи начальства с утра до вечера, то, как помощник, вынужден уже был торчать в центральном посту по всем тревогам. По крайней мере, сначала. Зато и слинять с корабля в любое время по очень "уважительным" причинам можно было запросто. Ведь на помощнике командира висит вся хозяйственная дребедень, от нижнего белья матроса, до чистоты и порядка на внешнем объекте.
Дела мои шли неплохо, не без ляпов, конечно, но, на мой взгляд не хуже, чем у "профессиональных" помощников. Старпом тоже был доволен. Он ведь мог воздействовать на меня не только как на подчиненного, но и как на друга, что также было неплохо. Командир в дела не лез, отдав все полностью на откуп старпому. А Пашков, как и полагается настоящему старшему помощнику, взваливал свои функциональные обязанности на всех окружающих. Больше всего доставалось БУБЕ-"маленькому" - старпому по боевому управлению. А далее следовал я. И если поначалу он использовал меня в несколько щадящем режиме, то, увидев, что я все меньше и меньше делаю проколов, начал гонять на полную катушку. Моё отношение ко всему этому, надеюсь, описывать не надо.
Однажды как-то в один из вечеров после службы, озверев от очередной штабной проверки, мы с Воробьевым решили расслабиться. Сход назначили у меня. Естественно, позвали и Валентина Сергеевича. Тот по врожденной привычке ничего конкретного не сказал, но зайти пообещал, благо жили мы в соседних домах. Надо сказать, что дело происходило в "период летнего кобелирования", жены были на Большой земле, и твердого семейного надзора мы не имели. Ну, а благоверная старпома домой не поехала, и он находился в подвешенном состоянии. И хочется, и колется. По дороге домой прошлись по магазинам, затарились, прикупили закусочки. Потом Витек забежал домой, переоделся и прибыл ко мне. Поджарили курочку, накрыли на стол, сели.
Старпом зашел после первой. Присоединился. Закусили. После второй начались разговоры. За их задушевностью мы незаметно опорожнили одну, другую емкость. Валентин Сергеич сам по себе употреблял аккуратно и немного. Должность и присутствие жены обязывали. Ну, а мы - по полной схеме. Старпом уже ушел домой, а нас понесло. Допив все у меня, побрели к Витьке. Там усугубили свое состояние корабельным "шилом" из домашних запасов комдива-три. После чего вдруг все-таки сообразили, что завтра на службу. Обнявшись на прощание, банкет закончили. Я пожелал Витьку спокойной ночи, покинул его гостеприимный дом и отправился к себе. Добравшись до своей квартиры, рухнул на диван и погрузился в призрачный мир сновидений изрядно нализавшегося офицера.
Очевидно, нагрузились мы основательно, так как утром я чувствовал себя отстоявшим на вахте суток пять бессменно. Усталость, усталость и только усталость. Глаза упрямо не хотели разлипаться, тело пыталось двигаться вразрез командам вестибулярного аппарата, а язык был сухим и горячим, словно у больной бродячей собаки. Мало того, органы слуха сначала упорно отказывались реагировать на громыхание будильника, предусмотрительно поставленного мною с вечера в пустое ведро для пущего эффекта. Но, тем не менее, кусок мяса, именуемый капитан-лейтенантом Беловым, все же сползл с постели, влекомый силой воинского долга и внутренних резервов организма. Однако, моя духовная часть контактировать с физической отказывалась напрочь. Только после того, как мое тело долго пыхтело под струей холодной воды, тщетно пытаясь изменить состояние ротовой полости при помощи зубной щетки, сознание, наконец, частично воссоединилось с плотью, и я более или менее стал приходить в себя. Но из всех ощущений стойко преобладало одно - смертельно хотелось спать. Со всеми остальными последствиями вчерашнего расслабления организм удалось немного примирить при помощи принятого внутрь литра огуречного рассола. На удивление, времени до подъема флага оставалось еще уйма, и я, облачившись в форму, выскочил на улицу.
На построение я успел вовремя. Командир в тот день с самого утра уехал в Североморск на совещание, и, построив экипаж, я доложил старпому. Пашков, принимая доклад, подозрительно поглядывал на мое "печальное" лицо, но ничего не сказал. Только хмыкнул что-то, как всегда, нечленораздельное. Витек выглядел не лучше. Чувство вселенской усталости от человечества ясно просматривалось во всей его фигуре, не говоря уже о физиономии. После короткого получасового наставления на путь истинный, старпом дал, наконец, команду "Всем вниз!", и народ лениво пополз на борт. Пока моряки неторопливо протискивались в рубку, мы остались перекурить. Наверно, любому курящему представителю мужского пола знакомо чувство первой утренней сигареты после "трудного" вечера. Табак просто продирается в легкие, и, понимая, что курить-то, в общем, не стоило, ты, тем не менее, куришь. После чего у каждого организм реагирует по-своему. Меня лично всегда очень тянет спать. Парадокс: и спать охото и курить. Постояв пять минут на пирсе и отравив себя всего лишь одной никотиновой палочкой, я понял, что больше всего в жизни хочу упасть на родную шконку. А старпом во время нашего перекура беззлобно подтрунивал над моим и Витькиным внешним видом, потом посуровел и, взглянув на часы, погнал нас вниз, в центральный пост на доклад.
Добросовестно отзевав минут сорок в центральном и окончательно ошалев, я стремительно покинул пост, не дожидаясь конца, сославшись на дела, связанные с расписыванием вахты, проверкой камбуза и прочей ерундой. В каюте молниеносно скинул форму, заперся, и принял позу "упор лежа об подушку". Уснул, как после удара веслом по затылку. Сразу и намертво.
Корабль - существо общественное. Каждую минуту "Каштан" громогласно извергает из себя массу команд, приказов и всякой другой всячины. Но настоящий подводник умеет спать и не реагировать на позывы, его не касающиеся. Вот и я через какое-то время даже не услышал, а очень далеко и неясно почувствовал свою фамилию. Открыл глаза. Сел. Все еще хотелось спать. "Каштан" заскрипел, и начал выдавать из себя голос старпома. Еще не вникнув в то, что он говорит, я понял - Валентин в бешенстве. Прислушавшись к словесной чечетке старпома, я с большим удивлением обнаружил, что он зовет меня в центральный пост. И, судя по интонациям, зовет уже очень давно. Посмотрел на часы. Да... Часа три сон слизнул, как одну минуту.
Внезапно "Каштан" замолчал. Я даже не успел сообразить, что делать, когда на дверь моей каюты обрушился град ударов и душераздирающих воплей.
- Белов!!! Лопата!!! Открывай!!! Я знаю, что ты зарылся в тряпки! Я не мальчик, по всему пароходу тебя искать! Открывай!!! Вахтенный!!! Несите лом! Я сейчас его кандейку в щепки разнесу! Белов...
Слушая словесный понос Валентина, я прикидывал, что можно сделать. Я мог открыть ему дверь без особого ущерба для себя. Ну, пополыхал бы минут пять, разнес бы меня в щепки - и все. Но оскорбления своей каюты я снести не мог. Я банально обиделся. Как же, чай пить старпом бегал ко мне, посидеть после сауны - у меня, стопочку опрокинуть - там же. И на тебе, дверь ломать! Посадить старпома в лужу становилось теперь делом принципиальным. Все равно ломать дверь Сергеич бы не стал. И я, пользуясь шумом, производимым старпомом в коридоре, начал не спеша одеваться. Правда, не включая верхнего света. Пашков продолжал извергать фонтаны эмоций на мою дверь с частотой швейной машинки, но ломать ее не спешил. Он метался по офицерской палубе отсека, хватал всех за руки, спрашивая, они этого нахала, наглеца, негодяя, расп..яя...
Устал старпом минут через десять. Тяжело дыша, он собрался с последними силами и выстрелил последнюю угрозу в адрес запертой каюты:
- Паша, ты же все равно рано или поздно выйдешь!!! Я тебе тогда задницу на кресты порублю!!! Погуляли вчера? Воробейка в ценропосту сидит как ванька-встанька, а ты - хрючить!!! Только выйди!!! Помощник командира... хренов!
Что справедливо, то справедливо. Витькино место всегда в центральном. Должность, однако. Но это его проблемы. Прислонив ухо к переборке, послушал, как затихает вдали взбудораженный старпом, перестраховался еще пару минут, нахлобучив фуражку, подхватил предусмотрительно приготовленную папку с бумагами и открыл дверь. Меня никто не караулил. Да и в отсеке людей особо много не было. Время было предобеденное, народ оттягивался по каютам. Поднялся на верхнюю палубу. Как и следовало ожидать, погрузочный люк пятого-бис отсека оказался нараспашку.. Снаружи на ракетной палубе никого кроме верхнего вахтенного не было. Когда я спустился на пирс, верхний словоохотливо сообщил:
- Тащ капллнант... Вас тут старпом ищет. Уже давно. С утра. Спрашивал, не уходили ли вы в штаб.
Вахтенным стоял матрос Зезюков, разгильдяй отменный. По этой причине и стоял на вахте через день, а то и вовсе не сменяясь. Я поинтересовался:
- А ты что ему говорил?
Зезюков, несмотря на все, дураком не был. Старпом старпомом, а на вахты ставлю я. Не дай бог, разозлюсь, автомат вообще к груди прирастет.
- Я тащ, ему сказал, что вы вроде уходили, но я не уверен. Конкретно ничего не видел.
Мне именно это и было нужно. Я похлопал Зезюкова по плечу.
- Умница. Завтра отдыхаешь.
И пошел обратно на корабль. Правда, теперь через рубочный люк.
Когда я спустился вниз и шагнул в центральный, там воцарилась немая тишина. Как будто все увидели привидение. Кажется, в этот момент речь как раз шла обо мне. И не в лучших выражениях. Лицо Пашкова в тот момент описанию просто не поддается. Дикое изумление с вытаращенными глазами и стоящими дыбом усами. Ошарашенный моим появлением, старпом даже перешел с пулеметной на нормальную человеческую речь.
- Паша? А ты откуда?
Я вытер со лба несуществующий пот. Обвел всех вокруг усталым взглядом. Судя по глазам окружающих, большая часть народа подвох почувствовала, но с какой стороны, не понимала. Нужен был сольный номер. И я начал.
- Откуда-откуда? От верблюда! Как будто не знаешь? Из штабной клоаки, естественно! Зае...я там песни СПНШа слушать. А потом, я же тебе говорил, на складе интенданту мыло не дали...
Судя по сморщившейся залысине Вали, он тщетно пытался припомнить сей факт. Не давая ему опомниться, я с нарастающим "раздражением" продолжил:
- Когда курили после подъема флага. Совсем заслужился, не помнишь ни черта. Валентин Сергеевич, ты на меня бочку не кати...
Старпом поскреб лысину. Махнул рукой.
- Ладно, не заводись. Что там в штабе?
И я завел монолог о штабе - козлах береговых, камбузах, нарядах, патрулях и всей остальной вечной флотской проблематике. Тут всегда есть, о чем говорить.
После того, как старпом распустил всех из центрального поста, я подошел к нему и с проникновенной жалостью в голосе попросил:
- Валь! Спать хочу, дальше некуда. Вчера здорово посидели. А тут полдня в штабе промотался, голову на подушку не положил. Я после обеда на построение не выйду, подремлю?
Пашков, тактично не упоминая о концерте у моей двери, которого я "не слышал", и чувствуя свою вину передо мной, кивнул головой.
- Иди, отдыхай. Я Витька еще час назад в каюту отправил. Он тут голову на все приборы ронял... Да, а вечером приходи ко мне. Моя на грибы зовет...
И я с чистой совестью отправился спать.
Через четыре года, уже будучи гражданскими людьми, Витька, помогая Валентину на даче, рассказал, как я обвел его вокруг пальца. Пашков, по рассказам, хохотал как безумный. А если бы он знал все....

Мимоходом. Еще раз про сон…


В нашем экипаже служила одна легендарная, в масштабах всей дивизии, да и флотилии личность- капитан- лейтенант Ванюков Владимир Павлович. Ванюка знали все. Чтобы он не делал, сразу становилось достоянием народа. И дело совсем не в уме и остроумии, дело в самом Владимир Павловиче. Себя он называл "дитя гарнизонов", был не особенно умен, если не больше, прямолинеен, фанатичный до абсурда искатель справедливости во всем, и в то же время по, крестьянски хитер и осторожен. Вот такая борьба единства и противоположностей в одной личности. Служил Палыч, не считая двух лет срочной и пяти училища, уже лет десять. По вышеупомянутым причинам, больших высот не достиг, как начал инженером групп, так им и оставался. Назначать выше, Палыча опасались из- за непредсказуемости характера, а еще больше по абсолютному невосприятию техники. Даже через десять лет службы он путал назначение ключей и тумблеров на пульте, и совершенно спокойно мог сотворить такое, от чего у других операторов волосы дыбом вставали. Такое отношение к своей личности Палыч считал крайне оскорбительным, и себя полагал несправедливо обиженным. Вообще описать Ванюка словами просто невозможно. Его надо было видеть. Мне довелось прожить четыре года в одной каюте с этим представителем рода человеческого, и впечатления от этого до сих пор переполняют меня до краев.
Спать Палыч мог всегда, везде, и в любом положении. Даже стоя. Видел лично, и не один раз. Будить Палыча боялись. Каждый выход Ванюка из сна был чреват непредсказуемыми последствиями. Особенно на вахте. Спросоня буйный каплей хватался за все ключи и тумблера, до каких рука доставала, и щелкал ими, как попало, роняя аварийную защиту реактора через вахту, а то и чаще. Поэтому будили его, предварительно прижав руки к подлокотникам кресел, что не всегда помогал, так как Палыч обладал первобытной силой, хотя и постоянно жаловался на здоровье. А то и вообще старались не будить, от греха подальше. Пусть спит спокойно, зато не мешает.
На одном из партсобраний в Двинске ( а меня как офицера-комсомольца туда периодически загоняли пинками) старпом ПалПет (Павел Петрович) долго и монотонно объяснял коммунистам идейные и организационные задачи по ремонту корабля. Собрания ПалПет любил, и самое маленькое из них длилось не меньше двух часов. Немудрено и человеку с недюжинной силой воли задремать. Ну а Палыч, первые аккорды ПалПетовой речи просто воспринял как команду "Спать!". И уронив голову на могучую грудь моментально "умер". Приблизительно через час, старпом обратил внимание на спящего Ванюкова, а так как, он его очень сильно "любил", решил сделать замечание и прилюдно выстегать.
- Ванюков! Ванюков!
Палыч сидел между мной и старлеем Пулковым, главным прикольщиком и хохмистом корабля. Пулков резко, локтем двинул спящего Палыча, и громким шепотом выпалил:
- Вставай Палыч! Тебе выступать!
Естественно о чем шла речь Палыч не знал, и даже не догадывался. Но вскочил и завелся с полоборота.
- А у нас все так!!! Доколе Павел Петрович, матросы на драных простынях спать будут? Я ведь даже больше скажу, молчать не буду! Хлорки в гальюне нет! Дезраствора нет! А вдруг инфекция? Что обосремся….
И понеслось. ПалПет только таращил глаза, и тщетно делал робкие попытки вставить хоть слово. Бесполезно. Минут тридцать, с пеной у рта Палыч рубил правду- матку по всем вопросам бытия и общественной жизни родного экипажа. Обалдевшие коммунисты стряхнули сон, и хихикая смотрели на бесплатное представление. Наконец, поймав момент, когда Палыч переводил дыхание, ПалПет успел вставить фразу:
- Спасибо Владимир Павлович за содержательное выступление. Садитесь.
ПалПет уже и сам был не рад, что связался с неадекватным Ванюком.
- А вы мне рот не затыкайте! Я коммунист! И на партсобрании могу говорить все что думаю!
ПалПет заскрипел зубами, но опасаясь вызвать новый фонтан красноречия Палыча, вежливо пояснил:
- Владимир Павлович, другие тоже хотят выступить. Садитесь, а потом мы вам еще раз дадим слово.
- Другие? Хорошо, я сяду. Но потом….
- Обязательно Владимир Павлович, обязательно!
Палыч сел, снова положил голову на грудь, и без всяких переходов мгновенно ушел в мир сновидений. Выступление Ванюка скомкало планы старпома, и немного погодя он в раздражении закончил собрание. Перед тем, как отпустить людей старпом поднял руку.
- Товарищи коммунисты! Собрание закончено. Прошу вас выходить тихо, и н Ванюкова не будить. Разбудит последний выходящий.
И первым нырнул в дверь…
По старой традиции, издавна заведенной, в море оператор ГЭУ правого борта на развод не ходит. Минуя все построения, шагает на пульт, принимает состояние установки, секретные документы и порядок. Кончается развод, происходит смена, а оператор уже все знает, и докладывает в ЦП с полной ясностью обстановки. Кроме того, что я жил с Палычем в одной каюте, я и на вахте стоял с ним в одной смене. Я на левом, он на правом. И он ходил принимать вахту. Правда, весьма своеобразно. На пульте Палыч сразу высаживал оператора из кресла, плюхался в него, и слушая объяснения засыпал. Потом приходили с развода, мы с электриком Мотором, я быстро во все вникал и докладывал о заступлении. А Палыч чмокал губами и посапывал. К такому положению дел все привыкли и относились иронически. Пускай спит- меньше нервотрепки.
Как- то раз Палыч ну просто достал меня и Мотора на вахте, все четыре часа брызжа слюной по поводу очередной несправедливости по отношении к нему и его заслугам перед страной. И следующую вахту мы решили отыграться. Начало вахты прошло, как заведено. Палыч уснул. Я доложился, и потекла вахта. Каждые полчаса ВИМ из центрального, производил опрос, я прикрывая рукой "Каштан" отвечал, что замечаний нет. И вот когда осталось полчаса до смены, мы с Мотором перевели назад все часы на пульте. С половины двенадцатого утра на восемь ноль ноль. "Каштан" ожил по расписанию.
- Пульт…
ВИМ ждал, что ему как всегда нечленораздельно пробурчат "Замечаний нет". Но… Я двинул ногой по креслу Палыча.
- Докладывай Володя.
Палыч вскинулся, не понимая в чем дело. Благо хоть рукам волю, не дал.
- Докладывай о заступлении!!!
И Палыч монотонно и обстоятельно завел "молитву". Чего, чего, а доклад Владимир Павлович за десятилетие вызубрил намертво.
- На пульте ГЭУ, по боевой готовности 2 подводная, третья боевая смена на вахту заступила. В работе установки обоих бортов…
Слава богу, наш ВИМ совсем недавно начал нести вахту в ЦП, до этого просиживал штаны с нами на пульте и Палыча знал прекрасно. Немного ошалев сначала, потом сообразил что здесь, что- то не так, шума поднимать не стал и терпеливо дослушав до конца, ответил:
- Есть пульт! Молодец Владимир Павлович! Отлично службу бдишь!
Палыч зевнул, обвел нас мутными глазами и пробурчал себе под нос.
- Сам знаю. Молод еще…механик.
И уснул. Через пару минут мы вернули стрелки часов обратно. А еще минут через десять пришла смена. Палыча разбудили. Потягиваясь, тот удовлетворенно заметил:
- Вахта быстро прошла. Вроде только о заступлении докладывал, а потом чутка сморило…
Вот такой у нас Палыч был. А ведь это только капелька из всех историй с его участием.

Голые погоны

" Каждый военнослужащий должен постоянно заботиться о чистоте
тела, опрятности и исправности одежды"
(ст.497. Корабельный Устав ВМФ СССР. 1986 год.)

Есть недалеко от столицы Северного флота такое местечко - Щукозеро. Ничем не примечательная дыра, где кроме пары десятков домов, птицефабрики и складов доблестной морской пехоты ничего нет. И было бы Щукозеро рядовым населенным пунктом среди других, если бы не одно обстоятельство. Находилось в нем еще одно учереждение, делавшее имя поселка известным всем подводникам-североморцам, а особенно матросам. Некий Дом отдыха. И отдыхали в нем после славных дальних походов не офицеры и мичмана, а именно военнослужащие срочной службы. В те, уже далекие времена, страна победившего социализма шатко-валко, но старалась заботиться об отдыхе не только генералов и адмиралов, но и низших чинах.
А посему в получасе езды от Североморска был воздвигнут небольшой, но довольно уютный комплекс, состоящий из трехэтажной казармы с четырех-, шестиместными номерами и культурно- оздоровительный блок с бассейном, спортзалом, кинозалом, библиотекой, сауной и другими удовольствиями. Место было выбрано на редкость удачно. По тактическим соображениям. Матросская самоволка исключалась на 99%. С одной стороны - казарма морской пехоты, в нее и за деньги не пойдут. С другой - тундра. Летом болото по шею, зимой снега по горло. Не разгуляешься. Напротив - склады с угрюмыми морпехами на вышке. И только в одном месте можно было исхитриться и выскочить в поселок, но и там от скудности населения каждый новый человек, да еще и в матросской форме, вызывал законные подозрения, и добрые люди немедленно оповещали дежурную службу дома отдыха обо всех праздношатающихся моряках. Дальше водворение подзагулявших матросов за забор было уже делом техники. А сбежать в Североморск было совершенно невозможно, проинструктированные водители рейсового автобуса наотрез отказывались сажать срочную службу без сопровождения в машину. Такая атмосфера гасила у матросов все ниизменные инстинкты, и им оставалось только есть, спать, гонять в баскетбол и плескаться в бассейне, попутно залечивая дырявые зубы и прочие походные недомогания в санчасти.
А еще, как положено в вооруженных силах, рядовому составу и в бою и на отдыхе необходим начальник. Старший. Вот и отправляют с ними вместе в дом отдыха пару человек. Офицера и мичмана...
В тот раз из автономки мы вернулись в начале февраля. Пока суть да дело, прошел месяц, другой, и наконец, в конце марта командование решило премировать экипаж сдачей корабля и очередным отпуском. Матросов было решено спихнуть на Щукозеро, а за это время отремонтировать силами мастеровых мичманов казарму. Сказано-сделано! Но понадобился старший. Офицеры все, как один, наотрез отказывались. Даже в обмен на десять суток к отпуску. Вот делать нечего, почти три недели портянки нюхать! А я поразмыслил-поразмыслил и пришел к выводу о недальновидности офицерской массы. Уйти в отпуск на три недели позже, значило захватить большую часть лета, да плюс еще десять дней... Короче, отказываться от предложения командира я не стал и сразу согласился, чем заработал еще пять дней сверху. Командиру, жуть как не хотелось кого-либо назначать, а тут я и без вопросов.
Почти одновременно с нами, парой дней позднее, на базу отдыха заехал еще один экипаж. Тактической торпедной лодки из Западной Лиццы. Это она сопровождала все три месяца наш ракетный крейсер на просторах северной Атлантики. А встретились только здесь. Старшим у них был великовозрастный и заматерелый комдив раз. Капитан 3 ранга Юра Багров. Балагур и говорун. Возраст - от сорока и в бесконечность. Голова седая, как ледники Памира. Вес - за центнер, ладонь, как тиски. Настоящий ветеран!
Его прибытию я страшно обрадовался. Дело в том, что своего мичмана я отпустил на неделю отвезти жену на Большую землю и посему куковал на базе один, так как кроме нашего экипажа других в доме отдыха в это время не было.
С Юрой мы сошлись сразу, а вечерком скрепили отношения совместно выпитой емкостью медицинского спирта, запершись в моем номере. Хозяйственный Юра притаранил с собой целый мешок реквизированных у корабельного кока излишков продовольствия, так что от недоедания мы не страдали, да и на базовом камбузе кормили неплохо. Через пару дней, осмотревшись, Юра предложил устроить вечернюю помывку в сауне, плавно переходящую в банкет по поводу удачного возвращения к родным берегам. Идея была великолепная, но, на мой взгляд, трудновыполнимая.
Дело в том, что вся спортивно-оздоровительная часть комплекса наглухо запиралась и опечатывалась ровно в 18.00. лично его начальником подполковником Панфиловым. И в вечернее время простым смертным доступна не была. По выходным в нее приезжали париться семьи офицеров медслужбы флота, в вечернее время по рабочим дням прочие большие шишки из штаба. Нам попариться в свое удовольствие, не глядя на часы, не представлялось возможным. Да и сам Панфилов, будучи профессиональным военным "спортсменом", человеком был своеобразным и, на мой взгляд, непрошибаемым.
Где-то к тридцати пяти годам лицо каждого должностного военного спортруководителя сливается цветом с бардовыми полосками его погон, что, несомненно, является знаком высокого профессионального мастерства и остается таковым до конца службы и далее. Ноебременительные обязанности плюс приличный оклад и звание делают службу приятной и ненадоедливой. Флагманский спортсмен - главный распорядитель по культурно-массовым мероприятиям командования. От проведения саун до закупки "огненной воды". Ну не самому же адмиралу в магазин нестись? А для чего тогда спортсмен на флоте? Такая неформальная близость с командованием дурно сказывалась на личностных качествах "спортсменов", делая их очень самоуверенными и наглыми.
Да и вообще, военный спорт и его погончатые проповедники заслуживают отдельного разговора. Чего стоит один только мой училищный преподователь подполковник Галатонов, у которого каждый прием рукопашного боя завершался ударом "в промежность". На этом ударе он был просто помешан и не вставлял его разве только в упражнения на брусьях. Скорее всего, задачу падения рождаемости вероятного противника подполковник ставил выше всего. А еще военные спортсмены умеют и любят выпить...
Именно этого, по молодости, я и не учел. А вот мозги многоопытного Юры сработали четко и грамотно. В пятницу после обеда, побулькав в своей комнате трехлитровой банкой со спиртом, Юра засунул в нагрудный карман мундира флягу и, оставив меня в одиночестве, отправился на завоевание Панфилова. Будучи полностью уверенным в успехе, он дал мне команду готовиться к вечернему банкету. Я сбегал в магазин и прикупил к нашим запасам еще пивка и других необходимых для бани ингредиентов.
Ожидание затянулось часа на два. Когда я уже начал волноваться, в комнату ввалился Юра. Был он слегка под шафе, весел и доволен.
- Отличный мужик Панфилыч! Ну и крепок же, зараза!!!
Меня больше интересовал результат, а не особенности организма подполковника.
- Юра. Как насчет сауны?
Юра движением факира извлек из кармана ключи и, помахав перед моим носом, пояснил.
- Они наши до понедельника. Он при мне дежурному звонил, предупредил насчет тебя и меня. Все схвачено. Это первый стакан тяжело пошел. Только через полчаса, а дальше... Да к тому же мы с ним одногодки, оказывается, и из одного города... Поговорили, нормальный мужик оказался, на пенсию скоро уходит. Короче! После ужина оставляем моего мичмана на всех наших обалдуев, и в путь!!! Что может быть лучше холодного пива в горячей бане?
Сборы подзатянулись. Пока матросов на ужин сводили, пока пересчитали, пока приборку по номерам организовали, пока то да сё, часы уже восемь часов вечера показывали. Наконец, нагрузив Юриного мичмана рекомендациями на все случаи жизни, мы подхватили сумки со снедью, мочалками и простынями и отправились в баню. По такому случаю одеты мы были в спортивные костюмы и лишь отдаленно напоминали военнослужащих. К нашему величайшему удивлению дверь в банно- спортивный комплекс была открыта, и в коридоре горел свет.
- Кто живой есть? Народ, отзовись!
Юра несколько раз подал звуковые сигналы, но никто не отозвался.
- Наверное, дежурный открыл. Может, для приборки? Ладно, Паша, нам-то не все равно? Пошли.
Предбанник тоже был открыт. На вешалке висели форменные брюки, офицерская кремовая рубашка, полотенце и прочее банное тряпье. Аккуратно стояли туфли.
- Ну вот! Уже кто-то без очереди вперся. Наверно, местный мичман моментом воспользовался.
Кроме мичманов, живущих в самом поселке, больше никто прийти не мог. Все базовые офицеры проживали в Североморске, и в такое позднее время на службе находиться не могли, а особенно, в пятницу.
- Гляди-ка, Юра, а мичман-то стиляга, адмиральскую рубашку напялил, с резиночками.
Я покрутил перламутровые пуговицы на висящей рубашке. Такие полагались лишь высшему командному составу.
- Да эти береговые крысы зажрались дальше некуда! Тут подводнику носки на складе выпросить невозможно, а тыл жирует! Раздевайся, Паша, он нам не помешает.
Скинув одежду и задрапировавшись в простыни, мы быстренько переложили в холодильник закуску, засунули в холодильник горячительное и включили электросамовар. Огляделись. Предбанник был оборудован самым необходимым для посиделок. Обшит деревом, большой деревянный стол, полки с посудой, самовар, холодильник. Нормальный флотский непритязательный шик.
- Ну, с Богом!
Подхватив фанерные кругляши, чтобы не обжечь нежную кожу офицерской задницы, мы вошли в парилку.
Внутри было чертовски жарко. Градусник показывал за сто двадцать градусов. Лежавший на полке мужчина, судя по лоснящейся от обильного пота коже, был здесь уже давно. На нас он посмотрел с большим изумлением, словно не ожидав, что его покой потревожит кто-то со стороны.
- Здравствуйте! Не помешаем?
Юра по свойски поднялся наверх и сел, подложив под себя подзадник.
- Дружище, будь добр, подвинься. Паш, не стесняйся, садись.
Неизвестный покорно потеснился, а потом и вовсе сел. Был он невысок, седоват, ну так, ничего особенного. Юра со своим выдающимся вперед "кранцем", могучей статью и зычным голосом выглядел рядом с ним, как авианосец около буксира. Красив и величав.
- Будем знакомы! Юра. А это мой молодой друг Павел. Прошу любить и жаловать!
Мой напарник протянул могучую ладонь незнакомцу. Я вслед за ним. Тот с любопытством посмотрел на нас, пожал руки и невнятно представился.
- Володя...
- Вот и хорошо! Сейчас, Вовчик, посидим, в бассейне окунемся и за встречу - по стопочке. Но не больше. Остальное после.
Комдив-раз оказался в своей стихии. Жара, много пара и воды. А что еще сближает мужчин так быстро, как не баня? Голый голому всегда товарищ.
- Володя, ты сам откуда будешь? На базе вроде я тебя не видел. Из морпехов? Или как? А то мы с начальником договорились на сегодняшний вечер, приходим, а тут ты. Ты нам, конечно, не помеха, даже веселее, наших запасов на десятерых хватит, просто знать надо, куда тебя потом домой отправлять. Вдруг сам не дойдешь...
И довольный произведенным эффектом Юра захохотал во весь голос.
- Да я так, местный... А вы-то, ребята, откуда?
Володя уже понял, что его одиночеству пришел конец и, судя по всему, смирился с этим фактом.
- Подводники. Отдыхаем с моряками. Старшие. Я командир первого дивизиона "К- ..." капитан 3 ранга Багров.
Я также представился.
- Капитан-лейтенант Белов. КГДУ-2 ракетного подводного крейсера стратегического назначения "К-424".
Юра похлопал меня по мокрой спине.
- Мы три месяца этих орлов пасли в Атлантике. Чтобы враг не расслаблялся.
Володя вежливо поинтересовался.
- Экипажи Светлякова и Гуцаева?
Юра изумленно посмотрел на соседа.
- А ты откуда знаешь, курилка береговая?
Володя неопределенно пожал плечами.
- Да так, слышал...
Дальше сидели молча, тяжело дыша и вытирая пот.
Минут через десять находиться внутри парной стало совсем невыносимо, и взявший на себя бразды правления процессом Юра скомандовал.
- Все в бассейн!
Поплескались. Вылезли. Замотавшись в простыни, расселись за столом. Наш нежданный гость потянулся было к самовару.
- Ну, Володя, за знакомство!
Юра разлил по стопкам успевшую хорошо охладиться водку. Я извлек из холодильника наши запасы и разбросал по тарелкам закуску.
- Ребята, я чайку, мне на службу завтра...
Категоричным жестом Юра придвинул стопарь к отщепенцу.
- Тебе, Володя, только завтра на работу, а мы на ней постоянно. Даже сейчас! Да не ломайся, как девочка, по одной, для порядка, а потом - хоть чай, хоть что! Будем!
И поднял бокал. Все-таки у Юры была какая-то начальственная аура, потому что Володя беспрекословно опрокинул содержимое своего стакана в рот.
-Мужчина!!! Так держать!
И протянул Володе малосольный огурчик на вилке.
- Закуси. Больше не пьем! Сауна пьяный организм не переносит. А теперь можно и чайку.
Похлебали чай. Потрепались о том, да сем. В разговоре выяснилось, что Володя имеет недюжинные для берегового мичмана знания подводных лодок и всего к ним относящегося. Этим он окончательно покорил Юру, и тот периодически тряс его за плечи, похлопывал по спине и сетовал на отсутствие таких опытных и бывалых бойцов у него в дивизионе. Вообще, разговор шел по большей части между ними. Как известно, после тридцати пяти возраст военного моряка становится визуально неопределяем. Как говориться, ему за сорок... И точка. Так вот, Володя и Юра оказались оба в одной возрастной категории по военно-морским меркам и общих тем для разговоров имели больше, чем со мной юным капитан-лейтенантом двадцати восьми лет от роду. Я только хозяйничал за столом и изредка вставлял фразы, если разговор шел о чем-то знакомом.
В парную мы заглядывали еще пару раз, после каждого опрокидывая по стопке, а то и более. И каждый раз Юра заставлял упрямого мичмана Володю не отказываться от щедрого подводницкого угощения, чуть не насильно вливая тому очередную порцию спиртного, обещая выдавить ее обратно с потом в парной. Что с успехом и делал. В третий заход, он так отхлестал Володю вениками, что стоны и оханье того я слышал даже через две стенки. Сам я Юрины темпы отогревания вынести не смог и начал пропускать как заходы в "пыточную", так и возлияния, проводя большую часть времени в бассейне. В конце концов Володя после следующего захода несмотря на все усилия Юры, решительно отказался от выпивки, выдул два стакана чая и начал собираться. Юра, выпив еще грамм сто за его здоровье, сделал последнюю попытку остановить понравившегося ему торопливого мичмана.
- Старик! Да плюнь ты на условности! Когда еще свидимся?
Володя натягивая штаны посетовал.
- Меня и так дома ждали часа полтора назад! Не обессудьте, подводники, мне пора. Тема закрыта.
Почувствовав в его голосе несвойственную до этого твердость, Юра неожиданно легко согласился.
- Хозяин-барин. Было очень приятно! Надумаешь - возвращайся, мы здесь еще пару часов посидим.
Немолодой мичман оделся, собрал вещички в пакет и обменялся с нами крепкими рукопожатиями.
- Ну, до свидания! Дай бог, свидимся когда-нибудь. Вот ключи, дежурному вернете. Скажите, я передал, он поймет. Отдыхайте, вас больше никто беспокоить не будет, поверьте моему слову. Только не надирайтесь до поросячьего визга, и до кроватей своим ходом доберитесь. Юра - обещаешь?
Юра уверенно кивнул головой.
- Меня Володя, еще никогда в жизни в постель на буксире не доставляли! Будь спокоен! Северный флот не подведет!!!
Володя ушел, и через минуту за окном послышался шум отъезжающей машины. Видя, что Юрина дневная репетиция пьянки попала на свежие дрожжи, я предложил в последний раз заглянуть в сауну и переключиться исключительно на пищу и ее составляющие. Юра согласился. Так мы и сделали. Отсидев минут десять в остывающей парной, изрядно попотели, окунулись в бассейне и начисто вымылись. Выложили на стол все оставшееся, разлеглись по скамейкам и, словно патриции в тогах, начали вкушать и не спеша потягивать наши напитки.
Так бы все и кончилось, если бы не одно но... В самый разгар застолья зазвонил телефон. Военные любят оборудовать все стратегически важные точки средствами связи. Сауны в том числе. Я поднял трубку.
- Алло!
- Алло. А куда я попал?
Чтобы на внутренней линии, да номер перепутали!
- В сауну, дружище.
- А вы кто?
Я был уже слегка пьяненьким и ответил совсем недипломатично.
- Кто, кто. Х... в пальто!!! Капитан-лейтенант Белов. С кем разговариваю?!!
Голос на том конце провода был на грани истерики.
- А где командующий?
- Какой еще командующий?
Я никак не мог взять в толк, о ком разговор.
- Флотом! Северным флотом. Я дежурный, старший мичман Приходько. Он же мыться должен.
Я посмотрел на Юру. Тот, не вникавший в мои телефонные переговоры, поинтересовался, дожевывая куриную ногу.
- Хм... Ахм.. Кому там не спится?
- Юра, это дежурный звонит. Говорит, что здесь должен был мыться командующий флотом. Это, что же, Володя...
Самое интересное, что это не произвело никакого впечятления на невозмутимо жующего комдива-раз. Он дожевал курицу, поковырял в зубах ногтем и только после этого глубокомысленно заметил.
- А я все думаю, кого же он мне напоминает. Теперь вспомнил. Он же моей флотилией командовал года четыре назад. Гляди, выполз в командующие... Давай-ка, пригубим по маленькой. Если и залетели, то ничегошеньки уже не сделаешь. Что же добру пропадать?
Мысль показалась мне резонной, и я без лишних слов присоединился к многоопытному старшему офицеру.
Потом прибежал Приходько в состоянии, близком к инфаркту, которому пришлось налить полный стакан, чтобы возродить в нем тягу к жизни. После чего удалось выяснить, что сильно опьяневший Панфилов, уходя со службы, никому и ничего о нас не сказал. А с кем он говорил по телефону при Юре, выяснить не удалось. Может сам с собой. Вечером позвонили из штаба флота и предупредили, что командующий хочет размять телеса и скоро приедет. Дежурный аврально навел порядок, открыл кабинет начальника и стал ждать. Адмирал приехал, снял верхнюю одежду с отличительными знаками в кабинете Панфилова и влез в парную. А тут как тут и мы. В должности адмирал был недавно, в лицо народу был еще мало знаком, а уж в голом виде без погон и подавно ничем не отличался от других представителей мужского пола.
Так и помылись. К чести адмирала, надо сказать, что сей конфуз, прошел для нас без последствий. Адмирал еще не успел окончательно обрасти начальственными апломбом и амбициями, и бывший подводник на этот раз победил в нем сурового военоначальника.
И кто это придумал, что большого мужчину видно, даже когда он голый?