Разбередили душу «биглерианские» рассказы. Заставили отчетливо вспомнить то, что, казалось, давно уже погребено под грузом нужных и ненужных знаний, вчерашних и сегодняшних забот, новых встреч и знакомств. По полночи лежу без сна, а в памяти всплывают эпизоды службы на БПК «Достойный». Цельной картины, с привязкой по дням или месяцам нет и в помине. Поэтому назвал серию своих опусов на тему военно-морской жизни:

ОСКОЛКИ «ДОСТОЙНОЙ» ЖИЗНИ

А Я ВЕСЬ В БЕЛОМ

Не знаю, как сейчас, а в середине 70-х на КСФ форма N 2 (белая форменка, черные брюки) была не в ходу. Обычно форменки без движения лежали в рундуках, дожидаясь проверки аттестата при сдаче К-1. Или ДМБ владельца - среди «годков» была сильна традиция: вырезать из форменки гюйс, на белой подкладке изобразить силуэт родного корабля, указать годы службы и какой-нибудь, говоря современным языком, слоган. Типа:
«Кто видел море, корабли не на конфетных фантиках,
Кого е#ут, как нас е#ли, - тому не до романтики».
И сойти с корабля, надев вместо «уставного» гюйса «памятный».
А в обрезанных форменках потом ходили «гарсуны», обслуживавшие офицерскую и мичманскую кают-компании.
Я надевал форменку всего один раз.
В том году июль был очень жарким, и накануне Дня флота была объявлена форма N 2. Помню, построились мы на юте. Как писала газета «На страже Заполярья», «застыли в праздничном строю корабли и их экипажи». Красота! Солнышко светит, на голубом небе белые облачка. Мы в белых форменках и в бескозырках с белыми чехлами. Командующий флотом на белом катере начал объезд эскадры. Минут сорок ждать, пока он подойдет, чтобы с праздником поздравить.
Вдруг небо как-то в один момент потемнело. И пошел снег. Крупными белыми хлопьями.
...Прапорщик Козлов, гнида военкоматовская, записывая нас в корабельные электрики, звиздил, как Троцкий:
- Будете сопровождать наши караваны в Средиземном море. Морским воздухом подышите, загорите. Мир увидите. Завидую вам, ребята!..
Чудак беспросветный. На букву «М».

«НАВЕРХ ВЫ, ТОВАРИЩИ...»

БПК «Достойный» готовится к сдаче «К-1». По этому случаю в вечерний распорядок добавлен новый элемент - строевая прогулка с песней. Поем «Варяга». Поем слаженно, с большим чувством. Хоть сейчас на рейд Чемульпо. Запросто перетопим половину вражеской эскадры и уйдем на дно непобежденными. «...Пощады никто не желает!»
Одна беда - поем только первые два куплета. Остальных слов никто не знает. Из-за этого от старпома требуется определенного рода искусство: скомандовать: «Песню запевай!» на строго определенном расстоянии от причала. Чтобы закончить пение прямо перед трапом.
Пара-тройка вечерних спевок, и можно строем на сцену. Хоть два куплета, да наши! Ансамбль Северного флота отдыхает. Соседи по причалу - «Бойкий» и «Зоркий» - тоже. Воют, убогие, вроде бурлаков на Волге. Что-то там про флот, который не подведет.
В последний момент вмешался Зам. Велел петь новую песню, рекомендованную политотделом. По кубрикам раздали текст для разучивания.
Вечером, скрепя сердце, заголосили: «...И тогда любой из нас не против хоть всю жизнь служить в военном флоте».
...Не очень-то и хотелось в этот ваш Чемульпо.

ОЗИМЫЕ

База готовилась к приезду Главкома. Все, что можно и нельзя, моряки мыли, скоблили, красили. В общем, не мне вам рассказывать.
Только этот праздник военно-морского труда достиг кульминации - Папа, обозрев ход процесса, начал непрямой массаж простаты старпома и подвернувшихся командиров боевых частей, как «свальных грех» был прерван звонком из штаба.
В одночасье экипаж строят по «Большому сбору» на причале, и старпом ведет нас... совсем недалеко. Площадка перед КПП обрамлена газонами. На них уже разложены куски дерна с молоденькой изумрудно-зеленой травкой. Англичане сдохли бы от зависти, увидев такую флору. А месяц, должен заметить, июль. В окружающей природе трава давно вымахала и начала желтеть.
Дружно утаптываем мы дерн и гадаем: где же штабные достали этот «английский газон»? Неужели в какой-нибудь теплице специально выращивали?
Секрет осенью раскрылся. Заколосился газон - оказался посевами овса. Мы еще ждали, что его скосят и вместо сечки начнут давать "поридж".
А Главкому что - он к тому времени на другой флот поехал или в Москву. А там свои газоны. Скороспелые.

Без названия

Зимой 1883 года в районе Ньюфаундленда два моряка на шестиметровой лодке вытаскивали из сетей палтуса, чтобы перевезти улов на стоявшую неподалеку баркентину. Одного из моряков звали Том Уэлч, имя другого было Говард Блэкберн - могучего телосложения богатырь ростом 190 сантиметров. Неожиданно посыпал мелкий снег, подул резкий ветер со стороны баркентины и разогнал волну. Налетел снежный шквал, ударил мороз. Рыбаки взялись за весла и принялись грести, чтобы вернуться на баркентину. Огни судна были в двух милях от них, но встречный ветер относил лодку все дальше и дальше, пока судно не исчезло за снежной пеленой. Они гребли остаток вечера и всю ночь, вычерпывая воду из лодки, но не могли найти своего корабля. Блэкберн потерял рукавицы.
Взошедшее солнце осветило картину одинокой лодки среди метели, мороза и огромных волн. Впереди безнадежный путь - 50 миль на веслах. Опасаясь, что он не сможет грести обмороженными руками, Говард Блэкберн судорожно сжал рукоятки весел пальцами, из которых уходила жизнь, а мороз и вода превратили кисти его рук в обледеневшие кольца. «Ну вот, теперь я могу грести, - сказал Блэкберн. Умершего от холода и усталости Уэлча Блэкберн подвинул к корме в качестве балласта. Спасение было одно - двигаться. Говард греб пять дней и пять ночей, не обращая внимание на то, что ладони и пальцы были ободраны до костей. Чтобы добраться до человеческого жилья, он не только добрался до берега, а дошел до устья реки и поднялся на лодке несколько километров вверх по течению до поселка Литтл-Ривер. Когда же этот нечеловеческий труд был окончен и люди дотащили его до очага, в тепле пальцы его рук, пальцы ног и часть правой ступни, оттаяв, отвалились.
Моряки Глостера, откуда был родом Блэкберн, собрали ему 500 долларов в качестве пожертвований, на которые тот открыл небольшую закусочную. Ладонями без пальцев вполне можно подавать напитки. Но Говард часто по утрам уходил из лавки в стоявший позади сарай, где что-то пилил и строгал. Упираясь костылями в стены, калека строил парусную лодку.
Летом 1899 года Говард Блэкберн, вдохновленный рассказами Джошуа Слокама о его первом одиночном кругосветном плавании, на построенной им самим в сарае яхте «Грейт Вестерн» длиной 9,1 м вышел в рейс из порта Глостер (США) в порт Глостер (Великобритания), который и завершил через 62 дня. Появление американской яхты в английском Глостере, которую ошвартовал культями единственный член экипажа, было шоком для видавших виды английских моряков. В честь Блэкберна был устроен прием, о нем писали газеты. Несколько лет спустя Блэкберн повторил (!) свое плавание на второй построенной им яхте, длиной 7,2 метра. Говард Блэкберн был назван высшей честью моряков. Неизвестно кем. Но никто никогда не оспаривал этого звания.

(источники:- Жорж Блон: «Великий час океанов»; Анджей Урбанчик: «В одиночку через океан»)

Морозным зимним вечером 1992 года сошедший на сход с эсминца «Бурный» в поселок Заветы Ильича Советско-Гаванского района капитан-лейтенант Н. на безлюдной дороге неожиданно получил сильный удар по голове и потерял сознание. Грабитель вывернул карманы, забрал деньги, отстегнул часы, снял с остывающих рук перчатки и сорвал с пальца обручальное кольцо.
Утром обнаруженного офицера с обморожением и тяжелым сотрясением мозга отправили в госпиталь. Его ждала ампутация пальцев рук. Врачам удалось спасти только часть правого большого пальца.
Н. продолжал службу, когда я уже сменил погоны на джинсы и свитер. Мы встретились в аэропорту Советской Гавани, он выглядел подавленным: «Я уже ничего не жду. О чем говорить, если меня жена пописать водит: самому ни расстегнуть, ни достать».
Я не знал, что ответить на его беду. О, если бы про Блэкберна я прочел раньше...

Случай в Арктике.

В центре Мурманска была гостиница под названием "Арктика", где-то в середине семидесятых она сгорела. Вместо старой гостиницы построили новую. Как и положено, при гостинице был ресторан. И что еще было в те далекие времена удивительного, так это, что при ресторане был шведский стол. Большая редкость. Можно было протащить свою выпивку и вволю закусывать вкусными продуктами.
Но история не об этом.
Однажды группа офицеров, досрочно завершив свои служебные дела в Техническом управлении флота, сэкономив этим целый день от командировки, решила плодотворно провести свободное от служебных забот время. Самое лучшее место для этого, конечно же, гостиница "Арктика" с ее рестораном и Шведским столом.
Были сняты два номера, продегустированы блюда хитроумных шведов. Господа офицеры отдохнули перед напряженной вечерней культурной программой. И вечер наступил.
Как и положено, потихоньку-полегоньку, салатики, нарезочка, закусочки.
Алкоголь постепенно пробирается в организм, все хорошо, все по плану. Наступает время танцев и знакомств с прицелом переночевать.
Итак, офицерский состав культурно отдыхает, знакомится с лучшими представителями, вернее, представительницами местного населения. Вечер катится как по маслу.
За соседнем столом гуляет очень необычная компания - артисты театра лилипутов, гастролирующего в Мурманске.
Наши орелики посматривают в сторону этого стола, но никаких шагов к сближению не предпринимают, кроме одного, который уже известен, как любитель фауны Кольского полуострова. Это Дора. В нем без двух сантиметров два метра роста и очень солидная фигура, килограмм на сто.
Объявляется медленный танец и Дора направляется к лилипутскому столу. Средоточием всей маленькой компании была, видимо, прима театра, совершенно миниатюрная женщина с очень красивым лицом и соразмерной росту фигурой. Все по-настоящему, только очень маленькая.
Дора склонившись в галантном поклоне приглашает приму на медленный танец, дама соглашается.
Зрелище было потрясающее, двухметровый Дора и миниатюрная прима. Она была ему чуть повыше этого самого и чуть пониже места, где располагается брючный ремень.
Далее начались всеобщие танцы и с лилипутскими дамами и с обычными.
Через некоторое время обнаружилось, что ни Доры ни Примы в ресторанном зале нет.
Все, естественно, поняли, что убыли они в один из снятых номеров.
И никто не обратил внимания, что лилипутская компания за соседнем столом значительно поредела.
Далее со слов Доры.
«Ну, пригласил я ее, а представилась она Изольдой, посмотреть наши апартаменты и в спокойной обстановке выпить кофе с коньяком.
Изольда с удовольствием согласилась. При этом наша беседа напоминала выспренный театральный диалог, а местами монолог Изольды. Меня она называла "Мой рыцарь-великан".
Это конечно очень интересно, мой рыцарь. Короче, в номер она прибыла с удовольствием, от кофе отказалась, а коньяк пила как настоящая, из гостиничных стаканов и хорошими дозами. Я даже подумал, что одной бутылки может не хватить.
Когда дошло до дела и я спросил, не будет ли ей больно, ответ был отрицательный и мало того, она всю жизнь мечтала о рыцаре-великане.
Представляете, все такое маленькое, но настоящее! Обалдеть!
Только скинули лишнюю одежду, как в дверь начали ломиться.
Я грешным делом подумал, что это кто-то из вас, перебравших, и пошел открывать с намереньем высказать возмутителю спокойствия, что я о нем думаю. И здесь была моя самая большая ошибка. Не спрашивая кто, распахнул дверь и в номер, как горох посыпались лилипуты обоего пола. При этом они верещали, что-то типа того «Что ты сделал с нашей Изольдой, чудовище!» Заламывали руки, становились в театральные позы отчаянья и все такое. Короче, бесплатный спектакль. Ну ладно бы спектакль, так они решили применить ко мне физическую силу и начали набрасываться с кулаками или с кулачками. А так как росточком-то не вышли, все удары приходились в область моих родимых гениталий. Как от них отбиваться, не представляю, можно же насмерть зашибить.
Короче, говоря поймал я самого активного, поднял и ору им, что, мол, если не покинете помещение, буду лупить вас вашим же коллегой.
С визгами и воплями и с Изольдой труппа убралась со сцены. А я остался со своим посиневшим рыцарем-великаном.
Вот такая лилипутовеликанская трагедия».
Мы оборжались, представив голого Дору, уворачивающегося от толпы разъяренных лилипутов, не имеющего возможности пустить в ход руки, так как они прикрывали самое ценное, что у него в тот момент было - Рыцаря-великана!

ЗАПАХ СВОБОДЫ

- Если ты сумеешь подключить эту штуку, мы могли бы испечь блины.
«Джон Марковский» (в списках курсантов ВВМИУ им. Дзержинского - Евгений Андреев) с любопытством потыкал пальцем запасную секцию от корабельной электроплиты.
Помещение, в котором в тот момент находился Джон, официально называлось «Носовая кладовая ЭТГ». Неофициально же это была его резиденция, поскольку большую часть практики будущий «группер»-электрик предпочитал проводить именно там. Благодаря ящикам с ЗИПом, расставленным особым образом, и перенесенному из кубрика матрасу, в кладовой имелось роскошное спальное место. А отсутствие колокола громкого боя делало ее настоящей «шхерой», где было можно вполне комфортно «работать над собой в положении лёжа» вне корабельного распорядка.
Поиски какой-то запчасти вынудили меня согнать Джона с нагретого места. Поочередно отрывая ящики, мы и наткнулись на упомянутую секцию. Я взглянул на нее и небрежно ответил:
- Для специалиста первого класса нет ничего невозможного.
Так в недрах БПК «Достойный» родилась идея проводить курсантов-«дзержинцев», заканчивавших практику, блинами «по-флотски».
Надо признать, что повседневная пища, приготовленная на камбузе нашего славного корабля, была вполне съедобной, но по вкусовым качествам не дотягивала до лучших образов военно-морской кулинарии. Да это и понятно - дипломированных поваров «купцы» из береговых частей отлавливали еще на стадии сортировки молодого пополнения в североморском «экипаже». Наш же кок откровенно признавался: «Я, ребята, по специальности тракторист. За полгода в учебке меня только научили маршировать, мести плац и засыпать крупу в котел. А будете наезжать, перейду в БЧ-5».
Заставить секцию нагреваться в штатном режиме оказалось не самым сложным делом. Благодаря землякам из СС (службы снабжения) мука и прочие ингредиенты также оказались в нашем распоряжении. Труднее всего было дождаться нужного момента.
Дело в том, что Папа - капитан 3 ранга Ильин - заслуженно носил кличку «Старпом». Если он оставался на борту, то «ночная жизнь» на «Достойном» замирала. В самый непредугаданный час с упорством призрака пробирался Папа по затемненному кораблю, и горе было тому моряку, который попадался под луч его фонарика. Штатный старпом, капитан-лейтенант Щупак в этом отношении был более предсказуем. Обход в 23.00, объявление «годкам», пойманным у телевизора: «А теперь передача "Кому не с кем спать», прощальный взгляд на то, как они моют центральный коридор, и в свою каюту. Остаток ночи проходит спокойно.
Наконец, звезды сошлись как нельзя лучше. Вместе Папой на берег сошел командир БЧ-5. Это тоже было важно, поскольку печь блины решили в носовой электростанции, а на проекте 1135 аварийный люк из нее находится буквально у порога каюты «бычка-пятого».
«К столу» нас пригласили около полуночи. Мы ворвались в электростанцию и остановились в шоке. Мощно гудела вентиляция, гоня потоки холодного воздуха, но чудесный, божественный аромат блинов был неистребим. Уже одного его было достаточно, чтобы вознаградить за томительное ожидание. Он был настолько непривычен на фоне обычных корабельных запахов, что голова шла кругом. Но настоящий апофеоз настал, когда мы накинулись на блины. Можете мне не верить, но на том «блинном банкете» не было ни капли спиртного. Мы просто макали блины в сметану и в чернику, протертую с сахаром (Джон умудрился во время увольнения набрать ягод в ближайших сопках), и ели, ели, ели... Это было не просто насыщение плоти - в тот момент мы воспаряли духом над корабельным уставом, над бессмысленностью флотской организации, над всей военной системой. Мы были свободными людьми...
...Одну вещь мы не учли: в электростанциях вентиляция гоняет воздух по замкнутому циклу. Когда на утреннем «проворачивании» в носовую станцию зашел старшина команды мичман Герасимчук, он сразу почувствовал «запах свободы».
- И что это было? - ошарашено спросил он.
Я молча пожал плечами и посмотрел на висевший над пультом плакат со словами: «Не всегда говори, что знаешь, но всегда знай, что говоришь. Враг может быть рядом».
P. S. После первого испытания секция от электроплиты время от времени кочевала по «шхерам» для использования по прямому назначению. Вспоминается одно из построений на вечернюю поверку. Личный состав БЧ-5 стоит на юте по левому борту. В этом месте под палубой располагалась водолазная кладовая, находившаяся в заведовании трюмного Кирова. Из грибка вентиляции по всему юту разносится запах жареной рыбы.

Влад

Жизнь замечательна тем, что хороших людей всегда больше, чем плохих, и удивительна тем, что с плохими мы сталкиваемся чаще, чем с хорошими. Парадокс.
Служба в г.Полярном это чередование плохих и очень плохих дней, в которые маленьким радужным пятном на черном теле тяжелой морской службы вспыхивал период отпуска. Выходные, как Полярное сияние, переливаясь своим холодным цветом, всегда содержали элемент неожиданности - вызова на службу для заступления на вахту вместо загулявшего однополчанина. Правда, и выходными не баловала судьба, умудренные службой аксакалы, попивая корабельное шило, глубокомысленно изрекали по этому поводу: «У офицера два выходных дня». После этого выдерживалась пауза и продолжалось: «Один зимой, а другой совмещенный с отпуском». В полной мере это мной было испытано, за два года службы имел трое суток выходных на период болезни. И никто из начальников не считал это чем-то из ряда вон выходящим. Все говорили, вот когда мы были лейтенантами... Правда, через довольно большой срок я узнал, что когда они были лейтенантами, у них как раз и были эти самые злополучные выходные. А вот когда они стали начальниками, как сказано у любимого мной М. Булгакова - пришла разруха...
Как я сейчас понимаю, разруха пришла не внезапно, она пришла от желания придумать нужную работу. И каждый принимался думать. Было непонятно, почему перешвартовка подводной лодки должна произойти именно в субботу или в воскресенье. Или обязательно вечером, когда все собрались домой или еще интереснее, через два часа после того, как ты ошвартовался, вернувшись с моря, и когда уже все офицеры разошлись по домам. Или еще пикантнее - ты идешь по причалу, тебя останавливают, спрашивают, кто ты по специальности, и после того, как нужный специалист найден, того сажают на лодку, которая идет в автономку месяцев на восемь. При этом жена узнает об этом только через две недели, когда начинает искать мужа. Мне повезло - я узнал о своей автономке за сутки. И то, если бы я не проходил мимо нее (подводной лодки) родимой и меня не увидел будущий мой командир, с которым полгода назад судьба сводила совместной службой, то и меня засунули бы в прочный корпус мимоходом.
Вот таким образом я попал на подводную лодку Б-435, на которой прошли незабываемые полгода службы. Там я встретил Влада.
Лейтенант Влад с фигурой профессионального борца или боксера встретил меня, своего нового командира боевой части, старшего лейтенанта, слегка настороженно, взгляд был из подлобья. А я понимал, что я здесь временный человек, не слишком зацикливался, зная, что в скором времени лодка уйдет в ремонт, а я упорхну с нее на другую, которая пойдет на боевую службу. Мое место, как надпись на стенах родного каспийского училища - в морях твои дороги. Месячная автономка никогда в Полярном не считалась чем-то таким, на что надо обращать внимание. Поросят за нее, как сейчас, не давали, с оркестром ее не провожали, а про награды - об этом даже и речи не было. Она проскочила чем-то непонятным, то ли курорт при части, то ли оргпериод в море. Но Владу она пошла на пользу. И то, что я по крохам собирал из плаванья в плаванье, Влад впитывал как-то сразу, без длительной адаптации и череды проб и ошибок. Продолжая смотреть друг на друга несколько настороженно, мы дошли в совместной службе до 7 мая. Чем знаменит этот день? Этот день - начало суматохи к празднованию 9 мая. Это значит, пришло время стирки и глажки флагов расцвечивания. И тут Влад подходит ко мне и говорит, что личный состав боевой части собран в боевой рубке для зачтения праздничного приказа командира боевой части. Тут я и офигел. Даже в тяжелое послепраздничное утро с его фиолетовыми тонами не действовало на меня так ошеломляюще. Наверное, я в этот момент даже рот открыл от удивления, хотя такой привычки не имел никогда, но точно знаю, что я растерялся. И после некоторой паузы я последовал за ним. Личный состав стоял плечом к плечу в тесной боевой рубке, а я, изображая строгого и справедливого начальника, впервые в жизни слушал не написанный мной поздравительный праздничный приказ по личному составу боевой части. Утер мне нос (своему начальнику) Влад. Офицер, если хочет быть хорошим командиром, должен всегда уметь выделится из массы других, а для этого совершать поступки. Даже если это была наша единственная встреча, то и тогда я бы запомнил ее на всю жизнь.
Время шло. Дни текли своей чередой. Мы заступали на вахту через два на третий неся так называемую трехсменку. Экипаж готовился к переходу в ремонт в славный город Кронштадт, а я ждал перевода в другой экипаж и начинал нервничать от того, что приказа о моем переводе до сих пор нет.
Кто в молодости не делал глупостей и ошибок? Так и я в один прекрасный день сделал то, за что и сейчас стыдно. Но все по порядку.
В те далекие годы я встречался с самой прекрасной девушкой на свете. Звали ее Леночка. Влюбился в нее с первого взгляда. Хотя эта история достойна пера Пушкина, я ее несколькими словами поведаю для того, чтобы вы ощутили всю нервную молодую душу офицера. Эта была любовь с первого взгляда и на всю жизнь с ее ненужной ревностью и чуткой нежностью. Но нервность службы накладывает отпечаток на семейную жизнь и наоборот. Так в пору ухаживания и разлуки мысли бывают разные, а отсутствие писем вызывает ревность, а ревность вызывает состояние нервозности, напоминающее вулкан - в любое время готовый выплеснуть свою лаву. И вот этот день настал. Отсутствие писем более десяти дней и нерешенность с переводом на другую подводную лодку, уходящую на боевую службу, создали некоторый запас нервной энергии, который только и ждал момента вырваться наружу.
День заступления на дежурство по подводной лодке знаменателен тем, что тебе надо прийти заранее, проверить заступающую вахту, проинструктировать ее и вместе с ней следовать на развод. День наступил, и я в нарушении своих правил прибыл не в 15.00, а в 16.10, что впрочем не являлось в экипаже нарушением, т.к. многие офицеры приходили к разводу. Но тут ревностным и требовательным офицером выступил замполит, старший лейтенант, прибывший с должности комсомольского работника штаба флота и изредка посещавший подводную лодку, а так сидевший в своей каюте и занимавшийся вечными государственными делами. Он вышел из своей каюты, потребовал, чтобы я прибыл к нему, а когда я зашел в эту наполненную великими мыслями классиков марксизма атмосферу, начал учить. Ну если бы он учил практике изучения великих философов, или потребовал на память процитировать что означает демократический централизм - любимый вопрос всех партийных комиссий, а то он начал сгоряча объяснять, как надо стоять дежурным по подводной лодке. И как гласит один из законов Мэрфи - Кто не знает, тот учит, то меня начали учить. Почему-то маленькие политические вожди всегда учили нас всему. Не имея представления о сути вопроса, даже мало-мальски знаний: устройства гальюна - первого и основного устройства, которое должен выучить подводник, чтобы не быть заляпанным, извините за выражение, говном, и все равно дай поучить. Взыграла тут моя молодая штурманская кровь, вся перенасыщенная нервной энергией и ... Я достал из кармана повязку дежурного по пл и протянул ее молодому розовощекому, стройному и гладкому замполиту со словами «если ты лучше меня стоишь дежурным по подводной лодке, возьми и заступи». Обидно - единственные офицеры, которые ничего толком не умели, но всех учили, никогда в своей жизни не стояли дежурными ни по камбузу, ни по пл, ни даже начальниками патруля. После этих слов с обидой в душе я ушел в общагу. Зашел в свой номер, закрыл его и до утра никому не открывал. Ночью мучила совесть, ведь он, гад, замполит, на вахту не заступит. А лейтенант Влад вторые сутки стоит дежурным. Долг, честь, обида, все так перемешалось в то время, что наутро я был злой на себя, что поддался своему замполиту и выплеснул на него пар. Я понимал только одно: я просто поступил низко - не сменил с дежурства офицера. Это для меня было самое недостойное. Я казнил себя, и до сих пор это самое плохое, что я совершил по службе и висит тяжелым грузом на совести.
А утром революционная тройка собралась - командир, замполит и секретарь партийной организации и судили-рядили, что делать со мной, и порешили исключить меня из партии. Как понимаете, это было самое страшной для военного человека. Его карьера могла закончиться раз и навсегда - пятно на всю оставшуюся жизнь...
Вот все и началось. Началось избиение младенцев. Выступления товарищей начальников было твердо. Изгнать из рядов. Уничтожить. Чего я только не испытал в душе, позор и жалость к себе. Мне было предоставлено слово. Признавая свой неблаговидный поступок, я согласился с любым наказанием, которое мне вынесет партийное собрание, даже с исключением из партии. Но не согласен с одним - чтобы меня учил офицер, который ничего сам не знает, ни разу не стоял дежурным по подводной лодке, офицер, который об ее устройстве имеет такое понятие, которое имел первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев: «Ну и колбаса, начиненная механизмами...»
После политически разгромной речи командира и поддерживающих его офицеров я понял, что все решено - быть мне беспартийным. Судьба поворачивалась одной из своих соблазнительных сторон, называемой попой, и тут...
Встал молодой лейтенант - командир электронавигационной группы, тот самый офицер, которого я не сменил. До сих пор я помню этот момент. Лейтенант, который должен был быть запуган службой в свой первый год службы, который должен был быть послушным командованию и быть мягким как пластилин, т.е. не иметь своего мнения, оказался своенравным. Говорил он недолго, пафоса в речи не было, в ней были два предложения: первое - неожиданное для того времени, предложение идущее вразрез с предложением начальников - «За самовольный уход со службы вынести выговор без занесения» и второе... если офицер ничего не знает на подводной лодке, то нечего ему других учить...

Прошло много лет. Лейтенант вырос, стал командиром подводной лодки, награжден двумя орденами. Но для меня он всегда останется Владом...

november16