http://dentist.spb.ru/part5.html
Проходил я на четвертом курсе военные сборы на корабле 2 ранга с экипажем 300 человек. А так как корабль был новеньким и еще пах маслом и краской, то с него еще не успели свинтить импортную стоматологическую установку, и решили пока отдать ее мне в пользование, дабы я не зря ел свой мичманский паек. Прибыл я на него в четверг, а в пятницу, проводя знакомство с личным составом за колодой карт и банкой "шила" (спирт по морскому) увидел, что у матроса, прибежавшего по какому-то поручению к мичману-фельдшеру щека закрывает якорь на погоне. А надобно сказать, что был на корабле замечательный фельдшер, который к медицине имел гораздо меньшее отношение, чем я к атомным подводным лодкам. Уезжая со сборов, я оставил ему двойной тетрадный листок, на котором было написано корявым почерком какую таблетку из какого ящика давать человекам, если у них болит там-то и то-то. Этот листок бумаги мичман аккуратно запаял в целлофановый пакет (море и шило рядом все-таки) и хранил в нагрудном кармане. Впоследствии здоровье многих людей зависело от того, упомянул ли я такие симптомы в этом листке, т.к. если мичман бывал совсем пьян, то все знали, где спрятаны его фельдшерские знания. На вопрос, чем он занимался два года в училище, он отвечал просто: Пил! А на вопрос, почему он книжек не притащит в медицинский отсек, он отвечал: Да не понимаю я там ни хрена!!!

Так вот про матроса я узнал, что зуб у него болит уже неделю, а мичман посоветовал полоскать шилом и даже щедро выдал 50 грамм, чего ребятам из кубрика не хватило даже лизнуть, а больному матросу и понюхать. Увидев, что дело пахнет флегмоной, абсцессом и венком на поверхности Балтийского моря, я переполошился и решил срочно зуб удалять, т.к. дело было в пятницу в полночь, а до понедельника его даже в госпиталь не отправить было. Отправив санитара стерилизовать инструменты, я в какие-то сорок-пятьдесят минут закончил партию в "дурака" и решил приступить к операции. Фельдшер сразу заявил, что вида крови не переносит, а т.к. мне нужен был кто-то подать, взять инструмент, то послал со мной боцмана. Боцман заявил, что дома он резал не только кур и быков (странно усмехнувшись) и крови потому не боится.

Открыв огромный стерилизатор, я сначала молчал минуту, а потом стал говорить такие слова, что боцман покраснел и посмотрел на меня очень уважительно. Санитар засунул в стерилизатор не только все, что могло на его взгляд иметь отношение к удалению зубов, а еще и два одноразовых пластмассовых шприца прямо в упаковке. Можете представить, как все это выглядело после обработки огромной температурой в течение 45 минут?!! Тем более, что все инструменты никогда еще не использовались и были еще в масле, которое санитар наскоро обтер, скорее всего, об тельняшку!

Большая часть инструментов (и стерилизатор вместе с ними) была погублена надолго (санитар их потом драил каждый день, пока я не уехал). В наличии остались только одноразовые шприцы в большом количестве и пара щипцов для удаления зубов мудрости, которые лежали отдельно и не попали в поле зрения нашего великого медика.

Наскоро простерилизовав щипцы все тем же шилом (на флоте это единственная полезная вещь, после замполита, конечно), я приступил к операции! Новокаина было много, поэтому я вкатил кубиков десять, куда только смог. И тут обнаружил, что сделать разрез мне нечем, т.к. единственные два скальпеля погибли. Тогда я решил просто промыть флегмону. После десятка вколов, гной потек, наконец, довольно обильно. Боцман, который держал тазик с инструментами, стал бледнеть и отворачиваться. Промыв гной чистым новокаином (больше было нечем), я получил такую стойкую анестезию, что матросу можно было незаметно отпилить голову, а он бы и не дернулся. Тогда я решил приступать собственно, к самому удалению. Удалять пятый зуб щипцами для восьмого очень и очень неудобно. Врачи меня поймут. Первое, что я сделал, это сломал зуб. От этого хруста боцмана передернуло, а матрос жалобно спросил: "Все?" Не поняв, что он имел ввиду, я бодро пообещал, что жить он еще будет и задумался. Удалять корни пятерки щипцами для восьмерки невозможно в принципе, т.к. у них щечки просто не сходятся и все! Нужен был элеватор или щипцы для корней. А нету!

Минут через пять меня осенило! Кто был в армии или в тюрьме (заметьте, я не обобщаю), знает, что всегда есть какой-нибудь умелец, который вырезает модели крейсера в натуральную величину из обыкновенной дверной ручки или портрет президента из головки пули. В общем, по тревоге боцман поднял половину состава умельцев, и мне были принесены все инструменты, которые были на корабле. И, о чудо, среди них была какая-то стамеска или долото или штихель (до сих пор не знаю, как это называется), совершенно похожая на элеватор. Схватив его, я утопил его в шиле вместе с рукояткой, и несколько минут наблюдал страдающую рожу боцмана и ненавидящие взгляды, бросаемые на матроса, по вине которого я испортил уже грамм 500 драгоценной влаги.

Но на этом приключения не кончились. Элеватором снимается часть кости над корнем зуба, а потом выбивается и сам корень. Одной рукой доктор держит челюсть больного, а другой - сам элеватор. Бить же киянкой по элеватору должен кто-то другой. Причем это довольно сложно сделать с первого раза, т.к. если бить слишком сильно, то можно улететь острым инструментом куда угодно, а если бить слишком слабо, то ничего не выйдет. Я думаю, Вы догадались, кто именно должен был бить молотком.

Боцман сделал ровно три удара!..

Первый удар был очень слабым и мимо. И слава богу, что слабым, потому что целил он почему-то в глаз. Поняв, что глаз надо прикрыть, я растопырил пальцы... Зря наверное... Больно было ужасно! Выматерив боцмана, я таки заставил его не отворачиваться в момент удара. Третий удар был сильным, точным и последним. Для боцмана последним. Обрадованный тем, что один корень почти вывалился, я услышал за своей спиной страшный грохот. Боцман лежал в обнимку со стерильным столиком на палубе и не подавал признаков жизни. При этом единственными стерильными предметами в помещении были мой псевдоэлеватор, два тампона у меня в руке и банка шила в шкафчике. Единственное, что я сделал автоматически, это осторожно дал инструмент в руки матросу, которому было уже все равно, наколол на кончик два стерильных тампона и приказал ему не двигаться. Потом я сделал то, что люди делают обычно в такой ситуации. Я запаниковал! Я стал носиться по отсеку в поисках нашатыря и нашел его! Лучше бы я его не находил... Нашатырь был в пятилитровой банке. Содрав кое-как крышку, я сделал первое, чему нас учили в институте. "Никогда не верьте надписям, проверяйте все, что даете больному, лично". Я проверил. Но я забыл, что запахи нужно проверять на расстоянии, создавая рукой ток воздуха в сторону носа. Я просто сунул нос в банку и понюхал.

Пятница, 2 часа ночи, мы на рейде, помочь некому, инструментов нет, один труп на палубе и полутруп в кресле. И доктор, который нюхнул пятилитровую банку нашатыря. Представляете картину? Несколько минут я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни пошевелиться. Слезы градом катились по моему лицу, а я не мог даже подойти к иллюминатору, который к тому же и был наглухо задраен.

И в этот момент привлеченные грохотом, а затем странным затишьем, в отсек ворвались матросы, ожидавшие тела за переборкой. Что они подумали, когда увидели боцмана на палубе, матроса с инструментом с насаженными на кончик тампонами в руках, как со свечкой и доктора, стоящего на карачках со слезами на глазах, я не знаю, но единственной мыслью было отогнать их от последнего стерильного тампона. Я на них зашипел и погрозил кулаком, так как сказать пока ничего не мог. Их крики затихли где-то очень далеко. Тут я почему-то успокоился, понял, что терять мне больше нечего. После чего я встал, подошел к матросу и быстро без посторонней помощи удалил остатки зуба. Последний тампон я вставил в рану и захлопнул ему рот. Боцман за это время очнулся сам, и почти на четвереньках уполз к себе.

Первое, что я услышал утром, когда проснулся (где-то в 14.00), было шуршание швабры. Мой больной матрос, счастливо улыбаясь, драил палубу в моей каюте. От опухоли остался только большой фингал под глазом. Ручаюсь, что если бы такое случилось на гражданке, то человек провалялся бы в больнице не меньше месяца. В армии же все сходит с рук. Может есть какой ангел-хранитель??!

ВЕРТОЛЕТНЫЕ БАЙКИ
(начало в выпуске 87 от 04.07.02)

Капитан 'Firestone'

Эмансипация делает странные вещи с авиацией морской пехоты США. Если раньше пилотами на вертушках были только мужики, то теперь на сто пилотов приходится по статистике как минимум две женщины. Пара из них были откомандированны к моему подразделению. Одна из них была Серой Мышью, никого не трогала, летала более или менее сносно. А вот вторая была женщина необычная. Она обладала довольно привлекательной внешностью, чем сразу вызвала интерес у летного состава. Но у нее были маленькие проблемы с летной частью. То есть летать по прямой она еще могла. А вот такие сложности как взлетать и садится, то там и были эти 'маленькие' проблемы .

Надо отметить положение нашего командира. Чего бы эта пассия не вытворяла, сделать было ничего нельзя. У нее была железная линия защиты. Так как женщин-пилотов очень мало, то все заявления о ее неспосбности летать, сразу же расценивались как дискрминация. И если у пилотов истребителей происходило естественное само-отсеивание( как, например, первый пилот-женщина, которая врезалась в бок авианосца). С траспортной авиацией все обстояло гораздо сложнее. Разбитый вертолет можно списать. Но ведь если она грохнется, то она и пассажиров кучу угробит. Поэтому был найден консунсус. Женщины, конечно, летали. Но без пассажиров. Мало ли что.

Но вернемся к тому, как наша женщина-капитан получила свою кличку. Во время приземления на тридцати-тонном вертолете, два задних колеса всегда первыми касаются земли. К сожелению пилоты само касание видеть не могут из-за расположения кабины. Требуется определенное время, чтобы выработать внутренне чувство и садится мягко. К тому же борт-механики обычно высовываюся из окна и по внутренний свизи дают отсчет: 'Осталось 10, 5, 4, 3, 2, 1 метров'. Наш герой не имела ни внутреннего чувства, а также пропускала мимо ушей слова борт-механиков. Результат не заставил себя ждать. В течении одной недели команде авиа-механиков пришлось менять три(!!!) разорванных в клочья задних колеса, вызванных жесткими посадками, которых скорее можно было бы назвать 'контролируемым крушением'.

В то время в США происходил очередной корпоративный скандал. Шины марки 'Firestone', установленные на все новые машины марки 'Форд', начали вызрываться без каких-либо причин во время езды. Тысячи шин были отозваны назад на фабрику и заменены на более безопасную марку. Новая кличка для нашей героини не заставила сябя ждать. Ее уже иначе как Капитан 'Firestone' уже в подразделении никто не называл.

Замена колеса на вертолете процесс очень сложный. Тридцати-тонная конструкция должны быть поднята специальным домкратом. Поцесс довольно-таки опасный для жизни. Уставшие от постоянной смены колес авиа-механики устроили для Капитана 'Firestone' небольшой концерт.

Однажды когда ее вертолет вернулся после полета ее ожидала небольшая процессия. Надо отметить, что каким-то чудов в этом день ее вертолет вернулся без повреждений. Маршируя как Кремлевские Курсанты, вышагала группа авиаспециалистов. Каждый из них держал в руках по вертолетному колесу. Шеренга встала перед ее вертолетом, подравнялась, старшим по званию торженственно отмаршировал к нашей героине и отрапортавал:'Группа авиамехаников к смене колес готова! '. И поинтерисовался:'Какое колесо будем менять, товарищ капитан ?' У капитанши из глас брызнули слезы. Единственное что она смогла произнести:' Ах, вы...'. И, задрав курносый носик, убежала плакать в ангар.

(продолжение следует)

Построение в экипаже.
Речь командира роты,капитана третьего ранга
Ходунова Николая Ильича:
"Товарищи курсанты!
Сегодня мы, с капитаном третьего ранга тов.Голубовым обходили кубрики личного состава.
Выяснились ряд нарушений.
Предупреждали же -хранение продуктов строго запрещено.
Продукты портятся,разводятся тараканы...
Вот смотрите-арбуз"
Достает из пакета.
"Он стал совсем желтым!"
Бросает на палубу. Вдребезги...

Голос из строя:
"Это дыня. Товарищ капитан третьего ранга"

Вечером того же дня.
После просмотра программы "Время" сидит народ,
смотрит какой то фильм.
Появляется комроты .
Молча стоит в дверях.
"Тааак . Голубой опиум (про телевизор)
Старшина! Вырвать матку( про штепсель)
и убрать."

Торпедные стрельбы
(байки на полубаке)


Шло обычное утреннее проворачивание механизмов...

("Проворачивание механизмов", чтобы знали те, кто еще не знает, проводится на корабле, когда он не в море, дважды в день. Чтобы, так сказать, механизмы не ржавели и не застаивались... Короче говоря, полный контроль функционирования всех систем. При этом проверяются все боевые электрические цепи, но в нужном месте стоит специальный размыкатель, чтобы действительно не шарахнуть из главного калибра прямиком по Военно-морскому штабу.)
Итак, шло обычное проворачивание механизмов в минно-торпедной боевой части.
Корабль, как вы понимаете стоял в бухте, ракетно-бомбовые установки (в просторечии РБУ-хи) были разряжены, а в торпедном аппарате была заряжена учебная торпеда, которая отличалась от боевой только тем, что вместо взрывчатки в носовую ее часть был засыпан речной песок.
Процедура "проворачивания" дело довольно скучное, рутинное. Регламентировано разными наставлениями и инструкциями до последней мелочи, отработано до автоматизма и выполняться может практически с закрытыми глазами. Поэтому дежурный офицер машинально выполнял положенные действия и переключения...
Пока не нажал кнопку "Пуск" торпедного аппарата.
Наверху, на палубе, что-то рявкнуло и через секунду послышался характерный "плюх" торпеды в воду.
На мостике остолбенели. Учебная торпеда неслась поперек бухты, оставляя за собой ясно видимый бурун.
"БЧ-3! - заревела "громкая связь" - Вы, что, охренели? Пострелять
захотелось?!... " И много еще всяких разных слов.
Торпеда тем временем пересекла бухту, вылетела на отмель и молотила винтом воду, пока не сел аккумулятор.
Из боевого поста немедленно выгнали личный состав и опечатали дверь до приезда комиссии из штаба. Штаб располагался на горке над бухтой, и комиссия примчалась почти мгновенно.
После соотвествующей выволочки стрелявшему его вновь усадили за пульт и заставили проделать все манипуляции под бдительными взглядами проверяющих.
Комиссия не усмотрела ни неисправности механизмов, ни неправильности в действиях личного состава.
Нажали кнопку "Пуск". Ничего не произошло.
"Разумеется, - сказал стреляющий, - Торпедный аппарат пуст."
"Зарядить!" - приказал начальник комиссии.
"Боевой?" - поинтересовался минно-торпедный командир.
"Учебной!" - принял мудрое решение начальник.
Заняли у соседей учебную торпеду, зарядили.
Провели проворачивание еще раз. Неисправностей и отклонений в показаниях приборов по-прежнему не было.
"Огонь!" - скомандовал начальник комиссии.
Короткий рев, "плюх", и вторая торпеда понеслась на отмель вслед за первой...
Корабль поставили на внеплановый текущий ремонт.

Неделю или две лучшие специалисты флота проверяли все реле, переключатели и контакты систем торпедной стрельбы. Ничего не нашли.
Для очередной проверки исправности и подготовки личного состава приехала Комиссия из Москвы.
Стреляющий проводил очередное "проворачивание" под еще более более бдительными взорами московской Комиссии. Все было исправно и правильно.
Нажали кнопку "Пуск" - тишина.
"Незаряжено? - догадался начальник Комиссии, - Зарядить!"
"Боевой?"
"Учебной!" - московский Начальник был не менее мудр, чем местный.
Зарядили.
"Огонь!" - скомандовал Начальник Комиссии.
Стреляющий не пошевелился.
"В чем дело? Стреляйте!"
"Не буду!" - заявил стреляющий.
"Стреляйте!"
"Не буду!"
Начальник Комиссии в сердцах плюнул и нажал на кнопку.
И третья торпеда помчалась на знакомую уже отмель...

Рассказывали, что корабль отправили на завод и полностью заменили всю минно-торпедную часть.

(http://letopis.kulichki.net/1999/jule99/nom105.htm)

День рождения Ленина
(байки на полубаке)


Столетие со дня рождения Ленина я встречал на Северном Военно-морском флоте, где после защиты диплома мы проходили так называемую военно-морскую практику.
В апреле начинались многонедельные маневры "Океан", поэтому практически все корабли флота были срочно укомплектованы почти по военному времени, а всех "увечных, болящих" и в ближайшее время увольнявшихся в запас переводили на каботажные суда, плавбазы и тому подобное.
Наш красавец - большой противолодочный корабль "Стройный" - к таковым не относился, но он к этому времени полностью выработал моторесурс и ждал своей очереди на капремонт.
Поэтому далеко в море его не пускали. Поэтому же перед учениями его набили матросами как банку шпротами - раза в полтора больше штатного расписания.
А тут на голову командования свалились еще и студенты.
В результате жизнь у нас была отличная. Никому было не до нас. Место мы себе нашли быстро, на довольствие нас поставили - больше нас никто не трогал и не допекал разными политзанятиями, совершенно обязательными для всех остальных. Работой, правда, не обходили. Но поскольку матросов на корабле было, как муравьев, то основной сферой нашей деятельности был причал.
А инструментом соответственно - ломик, несколько лопат для очистки от снега, пара кисточек и ведерко с краской. До обеда - пошуруешь слегка снежок (откуда на причале снегу-то взяться? что нападало - тут же и сдуло), после обеда - посидишь вокруг ведерка...
И вся стодневная всесоюзная ленинская вахта обошла нас, таким образом, стороной.
Моим соседом по койке оказался "годок", которому до увольнения оставались считанные дни.
Невысокий, щупленький, рыжеватый москвич считал до дома уже и не дни даже, часы, и потому от койки отходил только в столовую, да и то не каждый раз.
Недели две он перешивал форменные брюки на клеши, а когда перешил и померил - весь кубрик замер от удивления: в коленях брюки практически обтягивали ногу, а внизу были шириной не менее полметра. Но сукно было хорошее, складками не обвисало и форму держало хорошо.
Когда первое оцепенение прошло, кто-то сказал: "Тебя в таких клешах в Москве первый же патруль заберет!" - "Ерунда! - моментально отреагировал москвич, - Мне только до дому дойти!"
Он аккуратно сложил свое произведение портняжного искусства в рундук, и лег на койку: "Все! До дембеля меня не будить!"
Было 20 апреля. До дембеля оставалось недели три.
А часа в четыре утра прозвенел длинный звонок.
На флоте это называется - колокол громкого боя. Другими словами - сыграли боевую тревогу.
Когда колокол замолк, динамик корабельной трансляции проговорил уставные слова: "Боевая тревога! Корабль к бою и походу приготовить!"
Это ничего не объясняло, но матросу рассуждать не положено, через пару секунд кубрик опустел. Вторым, так сказать, эшелоном отправились на боевой пост и мы - студенты. Так нам было предписано специально - дабы не путаться под ногами сломя голову бегущих матросов.
Мой сосед спал.
И тут в кубрике появился замполит. Он тут же увидел спящего и двинулся к нему. Мы задержались у трапа. И не зря. Диалог был неподражаем.
- "Ты почему не на боевом посту?"
- "А я заболел."
- "Тогда почему не в санчасти?"
И тут "годок" произнес фразу, которую я помню уже не одно десятилетие:
- "А я на предпраздничной вахте. Я взял обязательства - к столетию со дня рождения Ленина вылежать сто часов!"
На замполита напал столбняк. Он открыл рот, но ничего не сказал. "Годок" понял, что перестарался, он схватил робу и стрелой взлетел мимо нас по трапу. Мы ринулись за ним вслед, оскорбленный замполит был опасен, как атомная бомба.
А из динамиков громкой связи донеслось:
"Швартовую команду - наверх! По местам стоять, со швартовов сниматься!"
Предстояло что-то интересное.

(http://letopis.kulichki.net/1999/april99/nom41.htm)