БЕСПАСПОРТНАЯ КОБРА

Известно, что первые двадцать "Аэрокобр" прибыли в нашу страну в январе 1942 года. Однако вот что удалось узнать у Арнольда Изяславовича Смолярова, бывшего в годы войны представителем импортного управления ВВС Красной Армии.

В конце 1941-го Смоляров, в то время капитан, находился на аэродроме под Кинешмой, где 22-й запасной авиационный истребительный полк под командованием полковника Шумова принимал английские истребители "Харрикейн". Ящики с разобранными на части самолетами доставляли со станции на аэродром, где 22 английских специалиста под руководством капитана Дайсона занимались сборкой машин.

В декабре 1941-го на аэродром привезли ящик, в котором оказался совершенно необычный самолет. Это была разобранная "Аэрокобра". В ящике, как ни странно, не было никаких инструкций по сборке и эксплуатации машины. Англичане, не имевшие дело с этим самолетом, отказались его собирать и вернулись к привычным "Харрикейнам". Тогда за работу взялись наши инженеры и авиамеханики, полагаясь в общем-то на собственные знания авиационной техники и природную смекалку - фронту были нужны самолеты, шла борьба за восстановление каждой машины.

Собрали "кобру" довольно быстро и даже опробовали двигатель. Всех сильно удивило лишь полное отсутствие стрелково-пушечного вооружения. Однако тогда этому никто не придал особого значения. Главное - хотелось быстрее выпустить новый самолет в воздух. Однако ни английские пилоты, ни наши летчики из истребительного полка не рискнули взлететь на необычной машине с трехстоечным шасси и двигателем, размещенным за кабиной. Пришлось звонить в Москву.

Вскоре из НИИ ВВС прибыл летчик-испытатель капитан Голофастов. Опробовав мотор на земле, он вырулил на взлетную полосу и начал разбег. Все нетерпеливо ждали отрыва от земли, и никто не предполагал, что "кобра" без пушки и пулеметов имеет предельно заднюю центровку. Даже со стандартным вооружением (особенно после израсходования боекомплекта) машина порой срывалась в штопор. Об этом узнали позднее, а пока Голофастов аккуратно оторвал самолет от земли и начал постепенно набирать высоту. И вдруг на развороте случилась беда - неожиданно сдал двигатель. Ситуация оказалась критической. Однако опытный летчик-испытатель сумел посадить самолет на небольшую заснеженную поляну в лесу в полутора километрах от аэродрома. К счастью, пилот и машина не пострадали. Но история беспаспортной "кобры" на этом не закончилась. Выяснилось, что по договору союзники должны были на каждую партию истребителей Р-39 давать полный комплект запчастей. Ящик со старой, уже списанной "Аэрокоброй", разобранной на запчасти, и следовательно, без вооружения и документации, каким-то образом обогнал основную партию самолетов и пришел к нам первым. Ни техники, ни летчик не предполагали, что перед ними не боевой самолет, а просто комплект запчастей. Для них главным было быстрее восстановить машину и дать ее фронту. То, что они смогли сделать в данной ситуации, лишний раз говорит об их высоком мастерстве и энтузиазме.

Как сложилась судьба Смолярова? Он прошел всю войну, стал кавалером ордена Почетного легиона. Ныне ветеран трудится в авиационной промышленности.

Виктор Бакурский.

взято с http://www.airwar.ru/history/av2ww/soviet/p39/p39.html

Рассказ майора М.

Задержался на аэродроме допоздна. Ну да не беда, вон у ворот верный боливар, Москвич-2140. Сел да поехал. Хорошо ехать прохладной летней ночью по пустому шоссе! Никуда особенно не торопясь доехать до гаража, поставить «коня» в стойло, пройти пешком до ДОСа, вдыхая полынный аромат буйного разнотравья. Подняться к себе, переодеться в домашнее, поставить на плиту оставленный супругой ужин.
Пустая дорога плавно изгибается, скорость под полтинник. Впереди показались сдвоенные огни. Привычно перевел свет с дальнего на ближний. Ну куда же он прет с дальним! Идиот! Не из летунов, точно. Ослепил ведь: сиреневые круги в глазах, нихрена не видно! Остановился, подождал, пока стали видны крашеные белым столбики на обочине. Вот ведь сука!
Назавтра в курилке рассказал. Выяснилось, что практически все присутствующие видели нахала, ездящего с дальним, наплевав на вся и всех. Ездит на «Волге». Гад, ни разу не переключился, сколько ни мигали.
Ладно, разберемся собственными силами. Так, где-то тут лежала списанная лампа-фара. Так, надо проверить. Работает, поди ж ты. Так, теперь задача упрощается.
В следующие несколько дежурств ездил с притороченной заместо противотуманки лампой-фарой от перехватчика. На третий раз встретились…
Когда издалека показались слепящие галогенки дальнего света, несколько раз моргнул фарами. Последнее китайское предупреждение. Ах, не понял? Ну так получай! Тумблер возле ручника – рраз! Эх-ма, дорогу чуть не до самого поселка высветило!
Пары секунд вполне хватило. Впереди взвизгнули тормоза, послышался удар (ага, столбик) и затем с хрустом и лязгом нечто тяжелое ринулось под пятиметровый откос.
Так, на всякий случай, отключил габаритки. Даже если вылезет кто – хрена он номер разглядит. По приезду демонтировал всю схему, схоронил в смотровой яме гаража. И с чувством выполненного долга пошел домой. Эх, воздух-то какой! Хоть кусками режь и на хлеб намазывай.
На следующий день на аэродром приезжала милиция, осматривала автомобили офицеров, что-то искали. Не нашли. А секретарю местного райкома пришлось пересесть на другую машину, пока восстанавливали помятую старую. И с постоянно включенным дальним он тоже перестал ездить.

РАССКАЗ ПРИЯТЕЛЯ

- И чем же этаким тебя развеселить? Налей-ка мне кофейку еще, а я пока подумаю. Сейчас, грозу эту обойдем стороной… а то, смотри, чернота какая и молнии так и сверкают. Ребята пусть поспят еще пару-тройку часиков, пока над океаном летим, а как к Куала-Лумпур подлетать станем, так я их разбужу. Все, Филиппины прошли уже, скоро Калимантан. На траверзе Сингапура подьем устроим. Да пусть себе мигает эта лампочка, ей положено, не обращай внимания. Как помню, где и что? Хе-хе, а ты полетай с моё, тоже запомнишь - и кнопочки, и тумблерочки, и экранчики. Я ведь за штурвалом с четырнадцати лет, а мне уже сорок четыре - тридцать лет, значит, в общей сложности. Сначала в Нью-Джерси рекламные хвосты таскал вдоль пляжей, да отцу помогал поля опрыскивать. Потом в авиаколледж пошел учиться, потом в армию. Там я на всем перелетал, на чем только можно было. Одним из лучших летчиков-истребителей в свое время был. Это уже я после того, как из армии был списан, пошел на этих здоровяках карго возить. И ничего. Засунул свое самолюбие сама знаешь куда, и гребу теперь деньги лопатой. Все лучше, чем с указочкой в классе стоять. Хотя я и это делал. Но не по мне учительствовать. Лучше уж мир посмотреть. А MD-11 неплохая машина, чего уж там, грех жаловаться. Хотя, конечно, после истребителя скучно. Ну, представь - это как с гоночного автомобиля, да на автобус пересесть...

Ладно, вот тебе история. Не знаю, будет ли тебе смешно, но я уже много лет ее вспоминаю, и каждый раз мне весело делается, как не знаю кому... В 1982 году, когда я был еще сопливым лейтенантиком, послали нас на учения на военно-воздушную базу Неллис, что рядом с Лас-Вегасом, в Неваде. База эта по тем временам была страшно крутой, ну просто самой лучшей в американских военно-воздушных силах школой для летчиков-истребителей. Там можно было увидеть, изучить и опробовать абсолютно все, что было к тому времени на вооружении нашей армии, и даже то, чего еще и не было, но скоро должно было появиться. А также и кое-какие системы вооружения, истребители то есть, спизденные у потенциального противника. Ну, эти ваши миги, сушки, тушки и яки, например. Смотрела «Топ ган»? Так вот почти такая же школа, только в десять раз больше. И я был, почти как Том Круз, молодой, шальной и красивый. Чего ты смеешься? Не всегда же у меня были эти пузо и лысина. Когда-то и с кубиками на животе щеголял, и челку со лба небрежным жестом смахивал. Да, было дело. Девчонки сами танцевать приглашали и на шею вешались. И ведь денег ни хрена не было, а поди ж ты. Эх...

Что, про базу? Ах, да... Ну так вот, примерно три раза в год школы всех видов вооружения собирались там вместе и проводили учения. Цель этой Mission Employment фазы v позволить всем учащимся попробовать вживую то, что уже выучили за партой. Представь себе этакое организованное, ну просто очень хорошо организованное, побоище. Когда все до одного виды самолетов, что есть на вооружении Штатов, и даже те, которых в общем-то еще и нет, сражались как бы взаправду. Какие? Да всякие там разные: F-16, F-15, F-4 (тогда еще летавшие), A-10, F-111, F-117 (stealth), KC-135, C-141, C-130, B-1, B-52, Navy F-18, Navy F-14, Marine Force Harriers AV-8B, Navy A-6, EA-6- Ну и ваши эти... Mig-23, Mig-27, Mig-21- на других я не летал, не помню... Ну и вот, представь этакую нехилую войнушку с сотнями самолетов, которая длилась день и ночь на протяжении двух недель...

А на что тебе подробности? Ты ж женщина, тебе неинтересно будет. Давай лучше о любви поговорим. Не хочешь? Ладно, слушай тогда. Понедельник, обычно, был днем, когда все начиналось. В этот же день все участники собирались в Red Flag Building на ин-бриф, этакую летучку, где до сведения экипажей доводились ROE (rules of engagement), и всякая прочая информация. Аудитория для ин-брифа вмещала обычно до тысячи слушателей и была оборудована огромным экраном, знаешь, такие слегка вогнутые, высоченные? Их сейчас в IMAX кинотеатрах можно увидеть. На них во все время учений, 24 часа в сутки можно было видеть происходящее в воздухе. И экипажи, которые были на земле, в любое время могли прийти и посмотреть на успехи и провалы своих коллег.

Так вот, во время ин-брифа, на этом огромном экране обычно показывали квинтэссенцию предыдущих учений, как удачную сторону, так и неудачную. Триумфы, хорошо выполненные маневры, фигуры пилотажа, виртуозные приземления. А также катастрофы там разные, посадки мимо авианосцев, потерю крыльев о стенки ущелья, столкновения. Чтобы мы больше башкой соображали, когда в воздухе, а не шли на поводу у эндорфинов. Чтобы про безопасность думали. Но, как ни странно, эти фильмы, вместо того, чтобы охладить наш пыл, еще больше нас заводили, и мы сидели, как скаковые лошади перед стартом, буквально Lроя копытами землю¦. У некоторых даже в штанах топорщилось от возбуждения.

Чего так возбуждались? Ну, так молодые были, удержу на нас не было. У летчиков-истребителей эго просто огромное. Тьфу на тебя, эго, я говорю, «Я» то есть. Особенно у одиночек, как я. А дух соревнования его еще удесятеряет, хочется доказать всем, что я круче всех крутых. Продемонстрировать, на что способен. Заткнуть всех этих marine и navy, которые по рангу все-таки выше, за пояс.

Ну и вот, сидим мы в той здоровенной аудитории, болтовня кончилась, свет потух, на экране возникла карта предстоящих «боевых действий» - кусок юго-западной Невады, этакий квадрат со стороной в 120 миль, примыкающий к границе с Ютой. Но это воздушное пространство. А наземное намного меньше - примерно 60 миль длиной, и чуть больше шириной, простирающееся от Стоунвол Маунтэн до Белтид Пикс с запада на восток, и от Тонапы до Пают Меса с севера на юг. Как для чего наземное? Чтобы бомбы бросать. Да не волнуйся ты так, там пустыня одна, вся воронками изрытая, да еще эта «эриа 51», куда, якобы, инопланетяне приземлялись - она тоже закрыта для посетителей, хе-хе.

Вдруг карта с экрана исчезла и появилась надпись: «Этот фильм был прислан нам в подарок мистером таким-то, проживающим на ферме в районе таком-то». А район - вдоль южной границы наземного квадрата учений, там, действительно, такие одинокие фермы разбросаны. Никаких коммуникаций. У каждого хозяина своя скважина с водой, своя подстанция, дорога какая-никакая в песках проложена... Ничего, живут.

И вот на экране покосившийся забор, индюшки бегут куда-то, быстро перебирая ногами, горная гряда на горизонте. И все это снято какой-то допотопной видеокамерой с искаженным звуком и мельтешением, да еще и трясущимися руками. Смотреть просто невозможно. По аудитории прошел недоуменный гул - ведь ожидали-то показа полетов... А вместо этого какая-то чушь - индюшки эти, потом домишко фермерский, такой старомодный, но аккуратненький, с большим окном и светленькими панелями вдоль стен. Гримасничающее лицо обладателя камеры, потом его ботинки и крик: «Хани, хани, иди скорей, я тебя поснимаю!». В общем, обычное домашнее видео.

Вдруг до слуха доносится постепенно нарастающий гул реактивного двигателя. Пытаясь поймать в объектив самолет, хозяин камеры обводит линию горизонта и рассказывает, что частенько так наблюдает из дома военные бомбардировщики, пролетающие над его землей, и даже, время от времени, устраивающие воздушные поединки истребители. Наконец, он захватывает видоискателем F-18, летящий на довольно малой высоте чуть в стороне от фермы, и в этот момент гул самолета достигает своего максимума и нестерпимо режет уши снимающего: «У-у-у-у-вжих!». Мужик чертыхается и от неожиданности чуть не роняет камеру. «Низко как прошел, окаянный!». Самолет скрывается за домом, а из дверей выбегает женщина в халате и с бигуди в волосах, видимо, та самая «Хани», которую перед этим звали посниматься. В панике она бежит по направлению к мужу, крича на ходу: «Хенри, что это было? У нас там стаканы разбились!». И в этот самый момент лицо ее перекашивается, раздается неимоверный гул, похожий на взрыв, который, однако, быстро удаляется, и еще какой-то звук, точно второй взрыв, но с треском и грохотом падения... Камера ударяется о землю и кадр на какое-то время замирает, показывая грязь и кучки индюшачьего помета, разбросанные там и сям... Потом ее медленно поднимают, и в кадре появляется «Хани», сидящая на земле, обхватив голову руками, и развалины домика, от которых поднимается в воздух меловая пыль... Изображение задергалось, замельтешило, пошло рябью и исчезло.

Аудитория замерла в оцепенении, и вдруг взорвалась дружным смехом в 700 молодых, преимущественно мужских, глоток. Ты только представь, как мы ржали! Никогда в жизни я больше так не смеялся... боясь обоссать свои штаны... Нас не могли успокоить добрых полчаса... Потом уже нам рассказали, что после получения той кассеты было выяснено, кто устроил «домокрушение». Оказалось, что молоденький лейтенант, который пилотировал F-15, в азарте погони за F-18 нарушил установленные ограничения скорости и высоты в «жилой зоне», и шел 1.3 на высоте чуть больше 100 футов. Лишь по счастливой случайности никто не пострадал. Командование приказало летчику лично отвезти и вручить чек тому Хенри в мотель в близлежащей деревне, в котором бедолага и его жена остановились на время восстановления их дома.

Вот такая история. Что-то ты не смеешься... Мда... Плесни мне тогда еще кофейку, что ли. Да будем парней будить - уже Сингапур в эфире, скоро аэропорт назначения.

РАЗГОВОР, КОТОРОГО НЕ БЫЛО

– Ну, здравствуй, старый товарищ.
Молчание.
Он положил руку на борт. Знакомое ощущение чуть шероховатой краски, теплый металл подрагивает от далекого гудения турбин.
– Сегодня вторник, – подумал он, – летный день, как и раньше.
– Ты слышишь меня? Я пришел.
Молчание.
Может, он ошибся? Прошло много времени, его могли заменить…. Он пригляделся, и дыхание перехватило от мгновенного и острого чувства узнавания. Оказывается, он не забыл, просто воспоминание лежало в дальнем уголке памяти, а теперь он смотрел и узнавал. Вмятины, царапины, маленький потек краски на камуфляжном пятне, заплата, как раз в том месте, где прошла его пуля. Странные слова: «его пуля».
Заныла нога. Он прислонился лбом к металлу, не замечая боли. И тут же пришел ответ.
– Это ты.… Прости, я задумался.
– О чем?
– Обо всем. И ни о чем. Ты давно не приходил…
– Теперь я живу в городе. Там, к северу. Мы с тобой летали над ним много раз, помнишь?
– Помню. Это недалеко.
– Для тебя – недалеко. Для меня теперь – полдня дороги.
– Как ты живешь?
– Живу.… Знаешь, я скучал.
– О чем? Обо мне?
– О тебе. И о небе.
– Ты летаешь?
– Нет, теперь нет. Ты не поверишь, теперь я боюсь летать!
– Ты? Боишься?
– Да… Дочь купила путевку на юг и билет на самолет. В полете мне стало плохо с сердцем. Я не могу – в салоне. Обратно ехал поездом. Такие дела…
– Ты всегда любил все делать сам.
– Да, любил. Наверное, поэтому я был плохим командиром.
– Не знаю. Ты был хорошим летчиком, это точно.
Он усмехнулся.
– Ты говоришь, как моя дочь. Только она еще добавляет: «А вот дед из тебя плохой!». Балую я внуков.… Но деду и положено баловать!
– У тебя уже внуки.… А как живет твой сын? Ведь у тебя был сын, я помню, ты часто приводил его на аэродром.
– Он погиб.
– Прости, я не знал.
– Он был летчик, летал на штурмовике, а погиб в Чечне. Однажды пилотов вызвал командир эскадрильи и сказал, что в горах попал в засаду взвод, мальчишки, пехотинцы, и такой же лейтенант, ну, может, чуть постарше. Заблудились и попали в засаду. Зимой там бывают сильные туманы, погода была на пределе, солнце уже заходило, лететь, в общем, было нельзя, но командир сказал, что решать им. Сын вызвался лететь. Они полетели, мой был ведущим. В общем, он врезался в гору. Зимой там бывают сильные туманы, и он не успел отвернуть, не увидел гору. Впрочем, о туманах я уже говорил. Самолет нашли только через неделю. Он лежал в кабине…
– Вот если бы мы с тобой…
– Нет. Мы ничего бы не смогли. Дневной штурмовик там вообще ничего бы не смог сделать, а Су двадцать четвертых там не было. И вообще, это не наша война. Мы свое отвоевали. Две командировки в Афган.… Хватит и человеку и самолету.
– Что ж… Может, ты прав. А взвод?
– Что – взвод?
– Тех солдат спасли?
– Не знаю.… Кажется – да, спасли, ведомый все-таки долетел, успел долететь. Да, спасли.… Не всех. А потом умерла моя жена. Врачи сказали – сердце, но я думаю – от горя. У нее никогда не болело сердце. Знаешь, она всегда боялась, сначала за меня, а потом когда сын окончил училище, за него. За него – даже больше. Она всегда скрывала, но я видел, как она боится. Когда я сказал ей про сына, она сначала не поняла. А потом, когда поняла, на ее лице появилось странное выражение, облегчения, что ли. Огромного, опустошающего облегчения. От этой пустоты в душе она и умерла, не смогла жить…
– А ты? Как твоя нога? Тебе тогда досталось в Панджшере…
– Да.… После ранения кровь залила кабину, и я все боялся, что она что-нибудь замкнет, и мы не долетим, а потом в госпитале заболел еще и желтухой. Но я вернулся. Я обязан был к тебе вернуться и вернулся. Если бы не ты, я остался бы лежать в том ущелье. Знаешь, иногда мне кажется, что афганский песок до сих пор хрустит на зубах. И еще помню небо. Серое небо, серый песок, камни, серые дома, нелепо одетые люди в широких штанах и обуви из покрышек, тусклые огоньки выстрелов, пожары, трупы. Странно, что там могло гореть? Кругом сухая глина и камни. Разве что люди…
– Не стоило тебе ездить в тот кишлак.
– Нет, я должен был увидеть.
– Ну, и что ты увидел? Была война, по нам тоже стреляли, и довольно метко, надо сказать.
Он провел рукой по фюзеляжу.
– Да… Я помню.… Вот вмятина… и вот.… А здесь, где заплата, была пробоина. Кажется, это из ДШК. Я боялся за тебя.
– Я – штурмовик. Меня трудно убить.
– А ты? Как ты? За тобой хорошо ухаживают?
Смешок. Как будто треск помех в эфире.
– Ты забыл, мне ничего не нужно. Я – экспонат. Сюда никто не ходит. Теперь я буду жить долго, если, конечно, это считать жизнью. Кто бы мог подумать? Самолеты не должны жить столько, сколько живут люди.
Он не ответил.
– Смотри, там подъехала машина. Это, наверное, за тобой?
– Да, это дочь. Мне пора. Я буду приходить к тебе.
– Иди. Я буду ждать.
– Если я долго не приду…
– Я понял. Не думай об этом, иди, она волнуется.
– Пожелай мне удачи.
Пожилой человек в потертой шевретовой куртке неловко повернулся, подобрал трость и, прихрамывая, пошел к выходу из маленького музея, расположенного за гарнизонным домом офицеров.
– Я не буду оглядываться…. Я не буду оглядываться.… Это хорошая примета – уйти, не оглядываясь.
У калитки он оглянулся.

ДОВОРОТ
…750 метров - это наша высота. Мало? В самый раз. Когда у тебя полное брюхо бомб, эрэсы под крыльями, да не расстрелянный боекомплект, как любовь не растраченная, выше забираться не тянет. Взлететь-то проблема,
все время боишься, что полосы не хватит.
Минута до цели. Мандраж. Когда ляжем на курс сброса все пройдет. Некогда станет бояться. Тогда будет работа. Любовью делиться. Как там наши «маленькие»? Сумели прижать к земле супостата, или бьются за читое небо для эскадрильи «горбачей»?
Над аэродромом кружили враги. Жидкий огонь ПВО не мог причинить им особого вреда. Слишком быстры, слишком живучи, слишком смертоносны, слишком… Известие, что с соседнего аэродрома на помощь поднялась эскадрилья Свободных Охотников, не вдохновляло. Они не успеют. Потому что блокировка аэродрома почти всегда была вестником смерти. Летающих танков. Ил-2.
... До вылета оставалось еще 10 минут, пилоты курили, обсуждали предстоящую охоту, когда пара Ла-7, вынырнув из-за облаков, хлестнув короткими злыми очередями по батареям ПВО, ушла на боевой разворот. С полосы не успел убраться последний транспортер, ему в кузов начали запрыгивать механики, водитель дал газ, кто-то не успел, заорал вслед.
И замолчал глядя на небо. Над ВПП неслись еще два истребителя.
Первый мессер исчез в в облаке взрыва от прямых попаданий в бензобак едва начав разбег. Залпы 3-х 20-ти миллимитровых пушек последовательно ударили в двигатель второго самолета, заклинив его и окутав дымом, прошили кабину, брызнув синими искрами рикошета от бронеспинки, превратили в лохмотья хвостовое оперение. Ведущий второй пары Ла-7 вышел из виража и лег на курс перехвата возможной подмоги. Полоса заблокирована, два оставшихся мессера - легкая цель. Ведомый справится:
"Добивай их, сынок!"
Добивай! В перекрестье скользит изуродованный мессершмитт. Черт! Знаю же, что за командиром ничего доделывать не надо, но не привыкну никак.
Значит, успеваю приласкать только одного за заход. Ручку чуть на себя, вот он, следующий, желтоносый. У-у-у, хищник! Рев пушек. Отдача сбивает с курса. Коррекция и залп! Залп!!! Три костра на полосе. После следующего захода их станет четыре. Эй! Ты куда, сволочь?!!
Последний из мессеров разворачивался. Чуть не капотируя от слишком резко набираемых оборотов движка, подпрыгивая на кочках, истребитель начал рулежку к запасной полосе. Взлетит, сукин сын! Успеет выйти в лоб Илам! Если промахнусь, точно успеет! Позор!!!
Разворот. Горка. Бочка на выходе. И синие стрелы зениток совсе рядом.
Грохот, перекрывающий рев двигателя, тряска. Выход из бочки, ручку чуть от себя, как же медленно слушается рулей раненая птица! Доверни, родная, доверни!!! Правая педаль в пол до упора, прицел медленно-медленно догоняет силует врага. Ну, еще чуть-чуть! Доверни!!!
Доворот! И он не взлетит!
Доворот!!! И три моих пушки навсегда лишат его неба!
ДОВОРОТ!!! И подошедшие без потерь Ил-ы разотрут этот аэродром в пыль!
Удар снизу. Чудовищный. Настолько сильный, что меня чуть не выбрасывает из кабины, я больно бьюсь головой о фонарь. Отсраненно думаю, чем это меня??? Ведь высота совсем маленькая…

…Открываю глаза. Кровать. Моя кровать, в моей квартире, в Москве 2003 года... Болит голова. Так, как будто стукнулся макушкой об стену. В ту, которая как раз перед глазами. Рука жены берет за плечо, аккуратно переворачивает на спину. В свете ночника вижу злые глаза, взлохмаченные волосы. Моя благоверная ехидно осведомляется: "Ну, что? Довернул?"
Во сне я скрежетал зубами и хрипел: "ДОВОРОТ!" Правая моя нога что есть силы давила на педаль. Так сильно, что спихнула с кровати жену. Проснувшись от удара об пол, та обиделась не на шутку. Схватила первое, что попалось под руку, как оказалось подарочный талмуд формата А4 листов на 400, и со всей силы врезала по… э-э-э… парашюту. А башкой в стену я уже ткнулся сам, по инерции.

PS «Ил-2 Штурмовик Забытые сражения» был куплен неделю назад.
PPS На GeForce-4, все описанное выше выглядит как художественный фильм.
PPPS Указанный аэродром был сделан в генераторе миссий соседом. Напихал эрликонов, сволочь!

Честно взято с anekdot.ru (остальные за 28/5-2003)
Автор неизвестен