Продолжение, начало в выпуске 262.
Ю. Визбор.

Через два дня снова вымпел нам кидают. Возмущаются немцы, что Соловьев не прибыл на место боя и что если его не устраивает фон Гротт - он молодой летчик, - то в среду на "честный бой" выйдет герой Африки майор Вильгельм Шварцберг. Но и к Шварцбергу на свиданку мы не вышли - бомбили.
Немчура бросает нам третий вымпел - что, дескать, честного боя после двух неявок больше не будет и что если только хоть кто-нибудь из фашистов обнаружит в воздухе или на земле наш самолет - снимочек-то у них был, - то бросят все силы на его уничтожение. Ну, мы-то на это дело плевать хотели. И так они все силы бросили на наше уничтожение, да вот что-то ничего у них не выходило.
Ладно. Через неделю под вечер, при возвращении домой с бомбежки, нас обнаруживает одинокий "мессер". Тоже охотник. Соловьев орет: "Илюха, смотри там!" Я и так смотрю. Немец ни здрасьте тебе, ни привет, - прямо с ходу в боевой разворот и в хвост норовит зайти. Но от волнения, видать, оба мы ошибку допустили - и я из кормовой пушки его поливаю, и он меня. Но далеко это было. Ни я его не задел, ни он меня. Летим дальше. А надо сказать, что посмотрел я на свое оружие, и, знаете, пот прошиб. Пусто все. Боезапас вышел. Дело в том, что отбивались мы в этом полете еще от двух "приятелей" - так что стрелять нечем. Я командиру кричу - дескать, одна надежда на штурвал. "Мессер" снова заходит в атаку. Соловьев и туда, и сюда - а машина-то большая. Аэроплан! Не ПО-2. Так что немец уже и на хорошую дистанцию подошел и ее прошел, и все подходит и подходит. Наверно, для того, чтобы уж наверняка нас из живых исключить. Но не стреляет. Чего же он, думаю, не стреляет? Вот уже пятьдесят метров... двадцать... пять метров! Вы представьте себе - пять метров между моим фонарем (а я в самой корме сидел - даже киль не видать) и коком его мотора! И тут только я понял - так у него, голубчика, красавца моего, тоже нечем пу-пу делать! Значит, он прямо-таки идет на таран. Выполняет приказ начальства, чтобы сбить всеми силами наш разукрашенный аэроплан. Все предельно ясно. Я уже и лицо его вижу, и вижу то, что машинка-то у него не новенькая, черные кружочки пушек разбираю и то, что он сам очки снял и щурится. На меня глядит и улыбается - сейчас, дескать, вертану вам по стабилизатору кончиком винта - и привет вам, ребята, горячий. А надо вам сказать - вот не знаю, в курсе ли вы, что таран как таковой происходит совсем не так, как его многие себе представляют. Дескать, бах машина об машину - и весь тут таран. Неправильно. Ты подошел к самолету, уровнял скорости и чуть-чуть кончиком винта по килю или стабилизатору - р-раз! Самолет тут же теряет управление, идет камнем вниз. Ты тоже оказываешься в нехорошей ситуации. Винт у тебя, в лучшем случае, погнут, но тянет. Потихоньку на средних газах отваливаешь и идешь к себе. Вот и весь таран. Правда, случаи бывали, конечно, разные, но по идее самой делать надо именно так. Значит, понимаю я, ему нужно сблизиться. Открываю фонарь, достаю свой ТТ и начинаю по машине его постреливать. И нельзя сказать, чтобы я не попадал. Правда, Костя машину то влево, то вниз как чумовой бросает. Это вообще-то мешало. Но немец на хвосте висит, будто танковым тросом привязанный. Пуля у ТТ слабоватая для такого дела - вот в чем неудача была. Но как я стал из своей личной пушки постреливать - отвернул Ганс, не понравилось ему. Порядок! Только я собрался анекдот по этому поводу ребятам рассказать, - смотрю, он снова тут как тут. Снова заходит с хвоста. Да что ж это за кабак! Я снова к старой тактике прибегнул - с него как с гуся вода. И еще показывает мне - крутит палец на виске: дескать, я дурак. Ну, дурак - так учись! Я силенками собрался и как ма-ахнул в него свой ТТ! Но в этот раз по-настоящему промахнулся. Метил я в винт, и он увидал это - ручку от себя дернул, так что я прямо по плоскости ему угодил. Пистолетик мой как мячик об металл - и был таков. Но позицию-то немец потерял. Снова заводит. Вот, думаю, сволочь упорная! И делать мне больше вроде нечего. Остается только глядеть, как тебе самому будут хвост аккуратненько отрезать. Веселое дело!
"Мессер" снова тут как тут. Снова личико приятное свое показывает мне. Но тоже вижу, что веселости той уже прежней на нем нет. Устали нервишки. Костя его увидал - снова закладывает машину так, что она, красавица, только повизгивает. Хорошо еще, что шли пустые, а с грузом - так поломались бы давно. А немец все никак не приладится. То так ему нехорошо, то так не подходит. И вдруг меня такая безумная мысль осенила, что сначала я просто сам себе не поверил, что такое могу придумать или сделать. Просто удивительная была эта мысль. Но это я вам сейчас вот так рассказываю долго, философствую на этот предмет. А тогда все происходило быстро. Не успел я подумать, а уже сделал. Вот так я только подумал, еще и толком-то понять ничего не успел, а уже вытащил я свой багор и немцу в мотор тычу. Он - не представляете - до того испугался, что даже в лице переменился! Как дернет ручку газа - прямо я сам это видел, - и тут же отстал. Может, думал, что новое оружие у меня, или божественное что ему представилось при виде моего багра, который я, по правде сказать, потихоньку утащил с пожарного щита для исправления недочетов зарубежной техники. Только он подлетает - теперь уже подальше держится, и мне кажется, что я просто сам вижу, как у него под шлемом волосы рыжие дыбом встают. И соображает он, наверно, что, если рубанет он своим винтом по багру моему, - конец придет всей его затее, а скорее всего, и карьере на этом свете. Вот такая у нас с ним возникла ситуация. Я сижу с багром своим и норовлю его пнуть, вернее, отпихнуться норовлю. А он смотрит уже не на приборчики свои, не на меня, а на конец этого багра уставился, будто цирковое представление я ему показываю.·А надо сказать, что скорость-то у нас приличная. Сидеть вот так, как я сидел с открытым фонарем, да еще держать за самый кончик двухметровый, почитай, багор - шутки здесь невеселые. Уставать я начинаю, да и холодно. Соловьев кричит - что там у тебя происходит? А я толкам-то сказать ему ничего не могу. Рык только какой-то из горла несется. Немец справа заходит - я ему справа багром перед носом кручу. Остерегается. Слева зайдет - я и слева могу. Выходит. Так мы с ним игрались в кошки-мышки долго. Не скажу сколько, а долго. Времени я тогда не чувствовал. Может, вся эта история три минуты длилась, а может, полчаса. И вдруг по глазам его вижу: отказался он от этой глупой мысли нас на тот свет спровадить. И правильно сделал. Смеется, вижу, но смех у него какой-то ненормальный, вроде бы с ним истерика происходит. И с меня как-то само собой напряжение спало, тут почувствовал я, что руки-то уже деревянные стали. Но багор держу. А он мне палец большой показывает - дескать, я здорово все это с багром придумал. Я, правда, ничего ему не отвечаю, потому что обе руки у меня заняты. Но лицом-то ему рожицы всякие строю, мол, не на тех напал, дурачок, головой думать нужно! Вот так мы со злейшим врагом переглядывались да перемигивались.
Такой уж у меня вышел бой - единственный, можно сказать, в своем роде, когда я как на экране врага своего разглядывал, а он меня. И - вот не шучу - мысли все мы читали там в воздухе очень даже просто.
- Илья Киреич, под нами встречный борт, ИЛ-18, идет из Риги, высота... высота 7600.
- Понял.
- Ну вот. Поглядел он напоследок мне в глаза, я ему. И вот взгляды-то эти были очень существенные. Будто для меня вся война вот в этих двух взглядах. Его и моем. Не ненависть в этом была, не злость, тоска какая-то... или даже отчаяние. И мысль у меня такая, что нехорошая эта штука - война. Нехорошо это, когда люди людей убивать должны. Но она, конечно, так это, знаете, промелькнула, мысль эта, как ласточка. Было бы чем, я бы его, конечно, в расход пустил - не задумался. Да и он меня.
Не знаю, о том ли он думал, но помахал крыльями, газ убрал и отвалил. Мелькнуло перед моими глазами брюхо его камуфляжное, и ушел он. Мне бы свой багор убрать, да фонарь закрыть не могу. Руки как не свои. Ничего не хотят делать. А одна-то вообще не сгибалась, простреленная. Соловьев кричит: Илья, ранен? Нет, говорю, порядок. Он меня, оказывается, несколько раз на связь вызывал, а я почему-то молчал. Не знаю, почему. Может быть, не слышал...
Вот такая была у меня история...
- А вы сначала что-то про Гаванский рейс рассказывали.
- Так это ж был тот немец! Который все таранить хотел.
- Тот? Не может быть!
- Точно, тот. Узнал меня. И я его узнал. По-немецки-то я уж забыл с войны много, но на английском объяснились. Оказывается, он, как и я, был гражданским летчиком, работал в Германии на линиях. Ну, а когда в сорок третьем у фашистов пилотов изрядно поубавилось, вот посадили его - кстати, Ганс его зовут, - посадили его на истребитель. Вот когда он напал на меня - это был его первый вылет. На следующий день вылетел снова - сбили его, прыгнул, попал к нашим в плен. Вот какой случай... Николай Федорович, как там с курсом?
- Нормально. Ветер попутно-боковой, сто километров.
- То-то я и смотрю...
- Илья Киреич, а что он в Гавану летел?
- Командировка у него была. Директор он теперь большой фирмы в ГДР. Летел соглашение заключать с братьями-кубинцами. Так до посадки и просидел у меня в кабине... А через месяца два получаю вдруг посылку из ГДР. Очень аккуратненькая синяя коробочка, и внутри ее на бархате, гляжу, крохотный багор. Сын его, оказывается, в подарок мне выпилил этот багор. Из бронзы. Хорошая работа. Все никак не найду ему место, куда бы его пристроить на столе. Может быть, лет десять назад в кабине бы подвесил - вместо, так сказать, амулета, что ли. Да не в моде теперь они... ребята засмеют... Иван Прокофич, имеешь связь с Мурманском?
- Имею.
- Хорошо. Как там у них погодка?
- Нормально. Штиль.
- Понял... Вон, видите, полоска над горизонтом начинается... чуть-чуть. Это уже рассвет к нам навстречу бежит...
1965

http://www.vizbor.org/proza.html
(C) ЮРИЙ ВИЗБОР

ЧЕСТНЫЙ БОЙ

- Илья Киреич, доверни-ка пять градусов влево! - сказал штурман.
- Понял.
Командир протянул руку к пульту автопилота. Черное дно атмосферы с разбросанными созвездиями городов медленно плыло под рукой командира, под автопилотом, под невидимыми из кабины гигантскими крыльями. В темноте кабины, где светились, как сотни марсианских глаз, только приборы - оранжевым светились, зеленым и фиолетовым, и стрелки на одних покачивались, словно вынюхивая нужное деление, а на других по-строевому показывали на главную цифру, - в этой темноте кабины прочно существовало понятие, сколоченное из светящихся стрелок, проплывающих под ногами городов, ровного гула турбин, вечных шуточек бортинженера, заспанного голоса очередного диспетчера, переклички и добродушного переругивания дальних и близких бортов, несущих в эту ночь людей на север и с севера. Штурман называл это понятие "нормально", командир - "порядок".
Двумя пальцами командир взялся за маленькую - как кружок настройки приемника - ручку и легонько повернул ее влево. И вдруг добрая сотня тонн полетного веса грозно наклонилась влево, пол ушел из-под ног, созвездия городов стали медленно карабкаться вверх по иллюминатору, а капот поплыл в сторону по ночному горизонту.
- Хорош, Киреич! - сказал штурман.
- Понял... Так о чем мы с вами говорили?
- Вы сказали - вот это встреча была. Про кого-то хотели рассказать.
- Да, действительно была встреча... Шли мы на Гавану при отличной погоде. Движки работают отлично, курс штурман держит точно - у меня Николай Федорович ас! Встал я - пройтись по самолету. Как-никак шесть часов в кресле отсидел, взлет был тяжелый. Да. Наших почему-то этим рейсом мало летело. Все иностранцы. Иду и вижу, что с краю сидит здоровенного роста мужчина и глядит на меня. Ну, знаете, по-всякому можно глядеть на человека. А в самолете, так тем более Кто лишнего перед посадкой хватит, кто от болтанки сам не свой. Отвел я глаза, прошел мимо. Но в конце салона не выдержал - обернулся. И он вслед смотрит. Загадка. Спустился в кухню, на первый этаж, с бортпроводницами покалякал, а человек этот все у меня не идет с головы. Пошел обратно. Смотрю - он уже с места своего встал, стоит у двери, проход загородил. Курит. Подхожу ближе - вдруг он прямо к носу мне подносит большой палец, а сам смеется, и слезы на глазах. И стоит на пути. И я стою...
- Илья Киреич, Ленинград запрашивает, сколько топлива на борту, - раздалось по бортовой сети.
- Инженер!
- Тридцать... тридцать девять тонн.
- Понял, - сказал радист.
- Да, и вот мы так друг перед другом и стоим. И он все палец держит свой. И вдруг - вот не поверите - я узнал его. Узнал я его. Узнал я его так, что как будто меня молния какая поразила - и лицо его увидел, и палец вот этот самый. Тогда я кулаком повертел - вот так, как пропеллером. Он взмахнул руками, слезы текут, говорит что-то. Я тогда его в кабину отвел, ребятам представил, посадил на вот это место, на котором вы сейчас сидите. Даже за штурвалом он немного посидел.
Не отвык...
Я с ним познакомился в сорок третьем году. Впрочем, даже сказать так нельзя. Нигде я с ним не знакомился. Но узнал я его хорошо. Надо вообще-то все по порядку рассказать. Под Харьковом прошил меня "мессершмитт" довольно основательно. До аэродрома дотянул на ангельском газу, а уж когда из кабины вынимали, так все хлюпало от крови. Полгода по госпиталям, и бумажка в зубы - "к летной работе не годен".
Действительно, рука у меня не сгибалась, а на военных машинах штурвал приходилось с силой тянуть. Иной раз даже ногой упираться приходилось. Но я мысли не бросаю, знакомые люди к командующему на прием устроили. Он на мои бумаги глянул и - от ворот поворот. Героя Советского Союза, говорит, заработал, и марш в тыл. Без тебя обойдемся. Такая меня злость взяла, что он хочет без меня обойтись. Я кулаком по столу! Он тоже! Отличный мужик! Договорились мы с ним так: полгода я полетаю у кого-нибудь в стрелках, а как шкура заживет - опять на истребитель. Так я и стал стрелком-радистом.
Попал я в экипаж, который очень большие неприятности фашистам доставлял. Лучший экипаж в части. Летал только в нелетную погоду, бомбил в дождь и в туманы, и в снег. Два Героя Советского Союза летали на этом бомбардировщике - пилот и штурман. Замполит полка уж больно хотел, чтобы был у него в части "экипаж Героев". А тут я как раз подоспел. Вот так меня и определили к ним. И любил очень замполит, чтобы звезды на борту - сколько танков разбомбили или эшелонов - поярче и покрупнее рисовали. Ну, а у нашего экипажа этого добра было достаточно. Так что летали мы, выкрашенные как в цирке. Штурман особенно сердился - демаскировка все это, дескать. Но порядка этого не сломал.
Летали мы на машине иностранной марки. Как у нас говорили: "два мотора, два киля, а дефектов много". Или "на "бостоне" летать - что тигра целовать: страшно и никакого удовольствия". До смешного доходило: представьте, приходит боевой бомбардировщик, так к нему даже штучки для чистки ногтей придаются - это чтобы экипаж гигиеной занимался. А вот бомболюк, вот на моем лично самолете - открывался так, что чуть ли не ногой его проталкивал, чтобы кассеты с бомбами подать. Поскольку это дело было в моей компетенции, я после первого же боевого вылета - намучался я с этим люком до крайности - раздобыл багор и горюшка не знал. Как заел механизм, я багром створку - р-раз! - и все в порядке.
Так вот. Вся эта история началась с того черного дня, когда к нам приехал в полк корреспондент. Вы только, пожалуйста, не обижайтесь, но так было, что же делать. Замполит, конечно, ему "экипаж Героев" показывает. Вот они, дескать, соколы. Корреспондент с нами минут десять посидел, машину нашу, разрисованную этими звездами, сфотографировал и на командирском "виллисе" укатил. Три дня жили мы как и раньше, вдруг приходит газета, и в газете про нас такое написано, что весь полк два дня воевать не мог - у всех колики от смеха. Такие мы были в его заметке раскрасавцы, что просто девать некуда. Ну ладно. Посмеялись, и все. Вдруг через неделю над аэродромом на бреющем полете "мессершмитт" проходит и что-то бросает. Все, конечно, на землю. Лежим, взрыва нет. Вымпел немец бросил. Саперов начальство вызвало вымпел вскрыть, - а ну как там адская машина. Но ничего не взорвалось. Письмо там было. "Прочитав в газете "За Родину" заметку "Экипаж машины боевой", капитан фон Гротт вызывает на честный поединок старшего лейтенанта Соловьева и его экипаж Героев. Бой состоится в районе деревни Печки в пятницу, 12 июня, в 13.00 по среднеевропейскому времени. С германской стороны освещать бой будут корреспонденты газет и кинохроникеры. В случае нелетной погоды бой переносится на субботу, на то же время".
Представляете? Как к немцам в руки эта газета попала - понять никто не может. Но, с другой стороны, какой же это честный бой - истребитель против бомбардировщика? Но Костя Соловьев говорит - ничего, дескать, не одного Ганса сбивали на своем гробу, как-нибудь и в этот раз сдюжим. Но командир полка в гнев пришел. "Тут вам не рыцарские турниры, а война! Видали плакат "Убей немца"? Так вот иди и убей его! А в джентльменство играть нечего!"
Так мы в пятницу и не вылетели. Стояла прекрасная погода, а летал наш экипаж на бомбежки только в нелетную...

(продолжение следует)

Вроде про авиацию.

Сейчас и слова такие, как свободно конвертируемая или твердая валюта стали забывать, а раньше, когда сахар был слаще и вода мокрее, эти слова знали все. И была в СССР"е самая конвертируемая и твердая валюта, всем валютам валюта, куда там сраному доллару или фунту с маркой, да и что с ними делать в СССР"е в разгар застолья (застоя). А вот за спирт, нет не так, большими буквами - С П И Р Т можно, нет не купить, достать можно было все что хочешь. Ну например, титановые шатуны для полудохлой шахи (ВАЗ-2106) или глушитель для "Запорожца" из нержавейки. Честное слово, работал я тогда на авиационном заводе,(как делают еропланы как-нибудь отдельно, цирк еще тот) титана-магния-люминия-нержавейки там всякой сколько хочешь, железа вот нет обыкновенного. Так что все это я видел и даже принимал участие в изготовлении всякой фигни налево, т.к. был мастером в механическом цехе. По этой причине (мастер механо-сборочного цеха)
доступа к спирту у меня не было, а его надо было много, т.к. затеял дома большой ремонт, соответственно все стройматериалы надо доставать. Надо спирта и побольше.
Где взять? Посетовал на проблему новому товарищу, недавно пришедшему в цех.
Звали его, скажем... Эдик. Эдик и говорит
- Говно вопрос. (Оказывается Эдик только что перестал быть прапорщиком и
авиатехником в полку ПВО, где Миг-25 немерено),
- Поехали к ребятам, все будет.
Приезжаем. Как попасть гражданскому человеку в воинскую часть?
Вариант 1: пройти дальше вдоль забора метров сто, а там ... Нет не дыра, там он просто заканчивается и все, и никого. Но лето, жарко, +30 в тени по Цельсию, лень.
Вариант 2: через КПП, но там бойцы бдят. По барабану. Можно буркнуть: "Доработчики" т.е представитель завода-изготовителя этих еропланов.
Выбираем вариант 2 и просто проходим, на нас ноль внимания. Сидим в курилке, ждем когда народ с полетов подтянется. Приезжают.
- О, Эдик, привет, как дела, чего сюда хрен занес и т.д.
Поясняем суть дела. Отдаем презентик с завода (инструментик для дома, для семьи).
- Все ребята, без проблем, сделаем. Но полеты закончились, уже не достать, только завтра.
- Короче, мужики, дома есть пара литров, выпить хоца, но жена, кобра, заныкала и не дает.
- Значит так, я вас не видел, а через полчаса вы, совершенно случайно, заходите ко мне домой.
Через полчаса, совершенно случайно, заходим к нему домой.
- О, Эдик, как дела, сто лет тебя не видел, чего давно не был. А это кто? Твой друг? А как зовут? ...., а меня Юра. Жена, доставай заначку, гости у нас.
Результат похода: на рогах, на автопилоте домой. Первый заход неудачно.
Лето, жарко, +30 в тени по Цельсию. Дома как-то слегка похолодало.
Через недельку заходим на второй заход.
Юру не нашли, где-то задержался. Встретили, ну скажем ... Петю. Все проходит один к одному.
Результат похода: на рогах, на автопилоте домой. Второй заход неудачно.
Лето, жарко, +30 в тени по Цельсию. Дома стало еще прохладней.
Задача не выполнена. Но мы упорные ребята. Идем на третий заход.
Начало аналогичное, но Юру и Петю мы не встретили, но встретили, ну скажем... Вову.
События начинают развиваться несколько по другому. Нет, он тоже хочет выпить с нами, но он то ли холостяк, то ли холостякует в данной момент (не помню).
- Мужики, пошли ко мне вмажем, а потом будем решать женский вопрос.
Утром я точно знал, что не бывает некрасивых женщин, а бывает мало водки. Как же много, оказывается, мы вчера выпили и где только я нашел такое страшилище.
Результат похода: почти трезвый, но с суточным опозданием.
Лето, жарко, +30 в тени по Цельсию. Дома температура приближается к нулю и уже по Кельвину.
Третий заход тоже неудачно.
Дабы не наступиля дома ядерная зима, попросил Эдика действовать самостоятельно.
Через пару дней Эдик приезжает таки с двадцатилитровой канистрой спирта и расказывает грустную историю про Юру.
Юра, как человек чести, принес с полетов трехлитровый балон спирта для меня и поставил в кладовку. Прилег отдохнуть, был при этом почти трезвый.
Жена, заглянув в кладовку, увидела балон, схватила его и к командиру полка. Ну и давай его строить, что его подчиненные пьют на службе, да еще и домой, и в каких количествах носят, и т.д. и т.п. Короче устроила большой скандал командиру полка, чем наступила ему на больную мозоль.
Маленькое отступление.
Сразу за КПП стоит самолет (не помню уже точно, кажется МиГ-17), типа памятник летчикам.
В нем, до наших событий, был даже засунут манекен в летном костюме. Голова у манекена была почему-то красного цвета.
Полк находился чуть ли не в центре большого южного города, поэтому как только начинает теплеть, потом начинают созревать овощи-фрукты, количество всяческих проверяющих было неимоверное количество, со всеми вытекающими последствиями. Буквально на днях был какой-то очередной генерал, и надо же так случиться, что кто-то из офицеров, в жопу пьяный, ему попался днем на территории полка. Жопная матка комполка была вывернута наизнанку, а генерал
на прощание сказал, что у них и памятник не летчику, а пьяному летчику, рожа у него вся красная. Манекен тут же убрали.
Так что Юрина жена высыпала пачку соли на еще не зажившие раны.
Юра был вызван к комполка, что ему, в дружеской беседе, было высказано можете домыслить сами. А дальше было следующее, ему было приказано написать рапорт о переводе в другую часть. Можно понять комполка, надо и л/с приструнить (пили и пить будут), но и их жен приструнить. Средство было выбрано сталинское - нет человека, нет проблем.
Вообщем, приходит Юра домой и говорит жене:
-Ну что, дура, плохо тебе было на Северном Кавказе, собирайся на Южный Сахалин.
Имена изменены, я их забыл, а званий не помню. Да и было это в прошлом веке.

Летят перелетные птицы…

Те, кто бывал на Севере, знают, что аэродромы там, в большинстве своем, смешанного базирования, для непосвященных поясню. Обитают там, практически на равных правах, и гражданская авиация и военные. За давностью пройденных лет я уже и не помню, где это был в Тикси, Хатанге или Андерме, для самого рассказа это не столь существенно. Так вот, на одном из таких аэродромов и произошла эта история. Многие серьезные люди утверждают, что, когда Господь вводил на Земле понятие дисциплина, авиация была в воздухе. Судя по сюжету, это утверждение не столь далеко от истины. Итак.
Во всю ивановскую крутилась карусель 'материковых' отпусков, гражданская авиация зашивалась, переваливая из Заполярья отпускников, истосковавшихся по южному солнышку, овощам-фруктам и прочим материковым радостям жизни. Порты были забиты битком. Коварная северная природа периодически подкидывала подлянки в виде туманов, снежных зарядов и прочих прелестей, но северяне с упорством лососевых, стремящихся на нерест, были готовы преодолеть все препоны. Попутные военные борты отлавливались и переваливали в свою очередь, военных отпускников. Жизнь кипела. И вот среди всего этого нарисовался экипаж военных летчиков. Сейчас уже сложно вспомнить, что их заставило оставить в порту свои горячо любимый Ан-26, но факт остается фактом, экипаж был 'безлошадным'. Экипаж безлошадный, метео поганое, народу в связи с последним, тьма, но есть буфет, друзья и военный комендант. А что пилоту нужно? Пилоту нужно мало… Сперва конечно, друзья и буфет, а потом комендант. А комендант, что? А комендант информирует доблестный экипаж о том, что все билеты проданы, попутных нет, а контрамарки на это представление под названием 'Великое переселение народов' он выдаст, но только на приставные места. И выдает нашим соколам требования. Будет место, летите! Короче затупил, гад! Ну, пока метео дрянь, хрен с ним, а дальше, что делать? Герои наши пошли, пригубили, усугубили, потом еще раз, потом другой. И после очередного тоста, командир посвятил 'экипаж машины боевой', что мест на всех все равно не будет и нужно, не ожидая милостей от природы, взять все самим. Тут и погоду дали. Посадку объявили. Пользуясь тем, что соколы наши в форме были, они беспрепятственно вышли на поле и стали возле гражданского Ан-24. Чуть позже плотной толпой стали подваливать к борту пассажиры. Дальше было вот что.
Командир, подняв воротник, явно дыша перегаром, стал орать на своего второго, которого никто из пассажиров, естественно не мог воспринимать по иному, чем подчиненного, что полностью соответствовало действительности.
- Ты, что, бля?! Совсем, ох..ел? Я с эти движком не полечу! У меня 50 рыл за спиной со всем тряхомудием!
- Да дотянете, до сюда ведь долетели!
- Долетели! Да я два раза его во флюгер ставил, на одном шел! Ты, гад, три дня, что делал? Пил?
- Так мы же вместе, командир!
- Я тебя, гад, спиртом поил, что бы ты мне двигатель сделал, а не для того, что бы ты меня лечил! Я и бухой в любой конец долечу!
В это время остальные члены экипажа деловито осматривали борт и докладывали о выявленных неисправностях. Тяжелый перегарный дух накрывал всю округу. Штурман мило подвел итоговую черту риторическим вопросом.
- Ну, что, командир, долетим или грохнемся как в прошлый раз?
У публики стали сдавать нервы, только сопровождающая их стюардесса была спокойна. А что ей волноваться, экипаж не ее же. Она начала проверять билеты. Толпа качнулась, но, у ее отдельных представителей явно стали проявляться признаки суетливости. Наши герои решили развить успех. Перебранка стала усиливаться. Новости на Севере разносятся быстро, и этот факт был использован максимально. Тут же вспомнили, что в 'прошлый раз' гробанулись в Тикси, еле живы остались. Народ вздрогнул и замер прислушиваясь. Факт имел место быть. И о чудо, от стаи пассажиров отделились двое и двинулись в сторону аэропорта. Натиск усилили, и вот еще трое, опасливо оглядываясь, побежали менять билеты. Есть! Есть пять мест из четырех необходимых! Стюардесса, впихнув мрачных пассажиров, уперлась недоумевающим взглядом в листок регистрации. Нет пятерых. И тут нарисовались наши герои со своими требованиями и старлей пограничник, который раньше молча наблюдал за всем происходившим. 'Ну, ладно, черти, залезайте' - улыбаясь заявила стюардесса. 'А вы куда?' - обратилась она к пограничнику.
- А я в Воркуту, в отряд, на пристяжном, - сказал мой папаша, - Вот требование.
- Повезло, вам, засранцы, с местами полетите!
Спустя несколько минут, надрывно гудя двигателями, Ан-24 начал рулежку. А история эта была рассказана мне моим отцом.

Игорь Подлесный, из рассказа 'Особые случаи-2'

После выхода первой части данного 'произведения', мне поступили (неожиданно для меня - столь бурные!) отзывы от части 'благодарных' читателей!…
…И не надейтесь! Морду разбить мне ни кто не обещал! Наоборот! 'Калеки по несчастью' рассказали мне свои, аналогичные истории, среди которых мне очень понравилась история парня под ником 'Антитанк':
Слушайте!
Служил наш друг 'Антитанк' в каких-то жутко секретных войсках, которые охраняли не менее жутко секретные объекты и их оборудование. И случилось то, что должно было случиться однажды, - пришлось ему, в один ужасный день, сопровождать в качестве командира отделения один 'неприметный' такой зелёненький контейнер, который необходимо было срочно доставить из Читы в Хабаровск. Почему данную 'ценность' необходимо было охранять отделением автоматчиков, а не МиГами, 'Антитанк' задумался уже позднее - после возвращения домой и пережитого потрясения (в прямом смысле этого слова!), в результате которого стал ДИКО ненавидеть форму пилотов Российской армии.
Так вот! Первую часть 'марлезонского балета', т.е. доставку контейнера, провели 'без сучка и задоринки'. А вот на обратном пути…
Немного возвращаясь назад, т.е. к своим словам о 'доброте и радушии' наших пилотов, хочу сообщить, что удел 'крылатых' издеваться над нами - 'ползающими' (по их мнению!) относиться к их ВРОЖДЁННОМУ качеству! Поэтому, на обратном пути решили пилоты, так сказать - ПОШУТИТЬ!!! Хотя, надо отдать им должное, что хоть предупредили! Для чего один из пилотов, зайдя в салон Ан-26, так ненавязчиво, с садистской ухмылкой поинтересовался, а не обладают ли наши сухопутные 'братки' информацией, как их 'героические' братья-пилоты осуществляли манёвры в знойном небе 'дружественной' нам республике Афганистан? А именно при заходе на посадку?…
Наш герой 'Антитанк' обладал данной 'ценной' информацией, благо его старший брат удостоился чести послужить в этом месте земного шара. Хотя информацией 'Антитанк' располагал несколько недостоверной - с 'чужих' слов! Поскольку, обладая ею НЕПОСРЕДСТВЕННО - он бы повёл себя несколько иначе! Но, что делать!…
Учитывая то, что в салоне самолёта находился ещё 'старший по званию' - капитан из в/ч, где служил наш герой, то 'Антитанк' НЕ благоразумно (а может и наоборот - надо же опыта и на собственных ошибках набираться!) промолчал. Капитан же ответствовал пилоту, что: '…Знает о героической деятельности наших 'ястребов' и 'орлов' почти всё, но так, как в Афган его не заносило (нелёгкая!), то столь ценных и ТОЧНЫХ сведений он НЕ имеет!…'… После чего ВСЕ 'пассажиры' выслушали крайне оптимистическое обещание стюардесс…, тьфу, ты!… пилота: 'Ну, ща узнаете!…', после чего последний удалился в свою кабину (слегка покачивая бёдрами - шутка!)…
При рассказе 'в живую', в этом месте я бы сделал многозначительную паузу, т.к. среди моих друзей очень много как пилотов, так и 'афганцев', которые бы начали ржать до слёз минуты на 3-7 и более. Но утомлять Вас я не буду!
Далее происходит следующее: наш герой 'Антитанк', поминая слова старшего брата, хватается ОДНОЙ рукой за сиденье, на котором сидит, а другой мужественно сжимает свои яйц…, УПС! ПАРДОН! Конечно же, - вверенный ему нашим государством автомат. Знал бы САМ, что его ждёт - бросил бы эту железяку (я об автомате!) на хрен! Т.к. самолёт, в этот момент делает 'полубочку' и с высоты 6-7 тысяч метров выходит на 'четвёртый разворот'. Дальнейшее, я опишу словами самого 'Антитанка': '…Когда отрицательная перегрузка достигла максимума, я оторвался от скамьи, крутнулся в воздухе почище любого фрифлаиста (парашютиста-спортсмена, выполняющего комплекс фигур в свободном падении - прим. Разведчика) и очень хорошо впечатался головой об стенку. Искры, вылетевшие из моих глаз, осветили отсек и парящего рядом капитана... АКС у меня из руки, естественно, выпал, и я плюхнулся точно на него. К счастью, он в тот момент лежал плашмя…'…
Естественно, что происшедшее вызвало у нашего героя только 'положительные' эмоции, ибо: '…Когда я очухался (уже после посадки), у меня очень сильно чесались руки - придушить летчиков, перестрелять техников, взорвать все самолеты и разрушить аэродром, выломав голыми руками плиты из бетонки…'…
Так то, господа - пилоты! 'Мотайте на ус!'

http://sky-ment.narod.ru/Situations2.htm