В одном царстве, в тридесятом государстве...
Не знаю как учатся или служат сейчас, но в начале 80-х, когда "рыба в Каме была" романтика неба помогала проходить все этапы учёбы в летном училище. Иногда было совсем непонятно, как логически связывались некоторые предметы или занятия с освоением Воздушного Океана.
Изучая на военке устройство и эксплуатацию Ил-76, мы выходили, например, в чисто поле для метания гранат. Хотя даже теоретически не могли себе представить, как бы пилоты отбивались от супостата гранатами. Но надо так надо. Тем более, что в 18-19 лет всё интересно. После теории по устройству перешли к практике по метанию гранат.
Май, Украина, тепло и солнечно. Через наше гранатомётное поле иногда пробираются гражданские субьекты приятной наружности - идут на озеро купаться и загорать. Им нет никакого дела до того, что неподалёку стоят курсачи с офицером. И при этом со стороны им кажется, что офицер как добрый дядя Андерсен рассказывает весёлую сказку детям.
На самом деле храбрый майор Моссе на технически правильном военном языке мата объяснял то, о чём он давно догадывался, но стеснялся до этого момента сказать: С нашими умственными способностями нельзя не только подходить к гранате, но и вообще находиться на территории училища в любом качестве, объяснял он нам.
Дело в том, что некоторые почему-то бросали эти злополучные гранаты не вынимая чеки, или забывали, что надо бросать в отведённый сектор. Но самое страшное, что надо доложить, что курсант такой-то к броску готов или бросок произвёл. Многие почему-то эти сказочные слова для уха офицера... игнорировали.
Храбрый же офицер в десятый раз решил показать будущим гражданским "соколам" (которых он пока относил к более приземлённому отряду птиц "долбо... дятлам"), как надо правильно метать гранату. Стоя лицом к нам и спиной к цветущей поляне, он выдёргивает чеку и медленно заносит руку с гранатой для метания. Потом разворачивается в сторону "супостата" и... тут мы все видим картину маслом. Коварный враг предстал в виде двух цветасто-сарафанчастых девушек с корзинками в руках. Они нагло маскировались под беззаботных и счастливых девочек-припевочек, о которых мы мечтали тогда постоянно (после самолётов, конечно, ха-ха... два раза).
Они пересекали теоретическую "параболическую траекторию" падения гранаты.
Храбрый Моссе замер. В этой позе скульптор изваял бы героя, поднимающего за собой в атаку солдат. В немом кино его бы озвучили словами: "ЗА РОДИНУ, ЗА СТАЛИНА!"
В нашем случае он себя озвучил сам.
Всё на том же технически правильном языке, который понимают все люди в военной форме, но не гражданские, счастливые и беззаботные красивые девочки. Они совсем не представляли, что всё, что извергалось из уст их старшего товарища, предназначалось их светлым, озарённым весной и новыми летними нарядами головкам. Просто эта грозная военная тирада не могла дойти до их невинных ушек.
Это мы привыкли к таким тяжёлым бомбо-фразам. Такая информация просто пролетала мимо и воспринималась ими как просто присущий лётному полю фон. Просто посторонний шум, никак с ними не связанный. Например, как пролетающая мимо стрекоза.
Товарищ Моссе отстрелялся по ним и понял, что заряд у него был холостой (девочки даже не оглянулись). Он же просто закипел от того, что на него, на самого МОССЕ из всех МОССЕ просто положили... (даже не знаю, что в таком случае девочки могли положить). Так вот, он поставил гранату с выдернутой чекой на тумбочку и решил повторить благостную весть девушкам и снова повернулся к ним с открытым, встроенным под носом, рупором.
Тут вдруг его накрыло тело курсанта, внимательно следившего за перемещениями гранаты в пространстве и времени. Это наш скромный товарищ спасал командира от неминуемого взрыва учебной гранаты. Вернее, просто её запала. Но тогда он об этом не думал. Он повалил славного боевого командира лицом в зелёную, молодую травку и удерживал, пока не ззз.. вездануло.
Не знаю, о чём думали старший и младший товарищи, рассматривая одуванчики, но все остальные нормальные долбодятлы, кто стоял рядом, последовали их примеру. Мы вспомнили резко вдруг ранее записанную в секретных военных конспектах команду: "Вспышка прямо!" и тоже решили посмотреть детально, чем же держится за планету Земля скромный одуванчик и его братья.
От неожиданного звука и возни нас, курсантов, оглянулись даже девочки с пляжными кошёлками. Так, развлечения ради. Они, правда, не остановились. Куда там, их ждал пляж и, наверное, старшекурсники или ПИНСТРы (пилоты-инструктора), а может, просто им была не любопытна посторонняя возня на их пути.
Этим, кстати, мы от них и отличаемся, а не только в физиологическом смысле.
Моссе встал. Обвёл нас,"долбо...в", подозрительным взглядом и задал с ненаигранной детской непосредственностью закономерный и невинный вопрос: "Что за ху.ня, господа гусары?" На что наш герой, покрывший тушу офицера, дал точное обьяснение: "Вы выдернули чеку и забыли бросить гранату".
Тут наш старший друг и офицер произнёс крылатую фразу: "Коэффициент Oпизденения равен единице! Занятия по метанию на сегодня отменяю".
И немудрено.Он вёл их у двухсот курсантов, вот голова и закружилась от всех этих неожиданных для него необъяснимых манипуляций "долбодятлов" с гранатами.
Да, славные были денёчки в Кировоградском лётном... да и вообще в застойные 80-е. После того раза я так и не держал никаких гранат. Бог миловал. Штурвал вот держу до сих пор и... люблю гранатовый сок.

P.S.: Девочек, таких как те, непробиваемых и с кошёлками, мы все встречаем часто. Сколько раз, например, замечаю, как они переходят на зелёный даже не оглядываясь на дорогу. А вдруг у авто отказали тормоза или просто "Моссе" по разным причинам забыл на них нажать.

P.S. after P.S.: вопрос: горит лес, какое из поколений животных подвергнется меньшему риску: молодняк, взрослые особи или престарелые. Ответ: престарелые.
Вот какое обьяснение я услышал однажды на лекции Моссе: Пока взрослые пойдут отгонять от огня любопытный молодняк, престарелые будут, не торопясь, двигаться в сторону, противоположную пожару по известным им тропам.

110 килограмм

6 утра. За бортом темень и холодрыга. Наш самолетик, как хитрый лабораторный крыс, вынюхивает дежурную взлетку в лабиринте рулежек порта. Из-за характерно короткой носовой стойки CRJ - "арджэйка" на самом деле чем-то напоминает грызуна, присевшего на передние лапки в вечном поиске идеального сыра. Сейчас он присел чуть ниже обычного - мы загружены по схеме "полное корыто", подзавязку. На праздники все куда-то летят. За дверкой кабины сладко сопят 66 пассажиров и громко, наверное от зависти, хлопают своими шкафчиками стюардессы.

В кабине три кресла - капитанское слева, мое справа. Посередине и сзади откидное неудобное сиденье-попрыгушка для попутчиков и федералов. С федералами нам сегодня повезло - не случилось, а попутчик, пилотяга из компании-конкурента, застигнув все ремни, мгновенно провалился в сон. Что предпочтительно с моей точки зрения - никаких посторонних разговоров. На текущий момент все хорошо.

Попутчик возник из ниоткуда в самый последний момент, мы уже закрывали двери. Наверное стоял полдня и ночь в резерве, а сейчас пытался успеть домой на праздники. Добавочный вес - каких-то 110 приведенных килограмм. Я загнал корректировку в расчет веса и центровки - умный компьютер где-то в горах Колорадо шевельнул электронным мозгом и ответил - низзя, перебор по максимальному посадочному весу. Пилотяга-попутчик сказал "не судьба", заметно погрустнел и полез выковыривать из углов кабины свой чемодан.

Но Кэп нахмурил бровь - "обожди", и отправил стюардесс искать в салоне детей до 15, которых можно считать в половину нормальной, в меру упитанной массы. Нашли одного, перефигачили вводные, все равно получился перевес. Кэп не сдается, багажники ищут малоформатную ручную кладь. Не находят. Мы переглядываемся, говорим "ага", и наши с Кэпом баулы на колесиках достаются из грузового отсека и остаются на рампе. Нам все равно сюда сегодня возвращаться, наземная братва за скарбом присмотрит. Ввожу поправку на минус наши шмотки, большой умный компьютер дает добро и мы отваливает от рукава с опозданием на три минуты.

Есть у линейных пилотяг редкая привелигия - летать в кабине попутчиком на любом рейсе любой компании. Если повезло, и попрыгушка-джампсит не занято. Если есть свободные места в салоне, то еще лучше. Коллег от работы мы предпочитаем не отрывать, а вопросы пассажиров иногда получается отбить, например, классическое "а вам там бывает страшно" гасится ответом "нам страшно всегда и везде". Если успеть содрать с рубашки эполеты и крылышки, тогда совсем хорошо, не узнают. А пилотяга, который нашим рейсом попадет сегодня домой, вполне возможно, когда нибудь решит мою транспортную проблему. Справедливость на свете существует в самых разных формах.

Мы выкатывается на полосу, Кэп зажигает все лампочки, а я вцепляюсь в штурвал. Пилотаж в этом рейсе за мной, что меня вполне устраивает, так как вести радиобмен и гонять карты значительно труднее, чем управлять нашим маленьким канадцем. Спасибо Кэпу. Двигаю РУДы вперед, командую выставить обороты, и арджейка, всосав турбинами центнер холодного керосина, радостно прыгает вперед. Едва оставив полосу, мы ложимся на курс и продолжаем в темпе набирать скорость и высоту. Местные диспетчеры с бортами не церемонятся - после взлета выгоняют из подотчетного воздушного простанства на раз. Мало его осталось, пространства, на всех не хватает.

На востоке, за линией небоскребов встает солнце - красотища. Кэп успевает обратить внимание пассажиров на пейзаж, а мне, как обычно, хочется остановить мгновение, и каждый пиксел этой картинки успеть глазами потрогать. Низзя, дел в кабине по горло, да и вести арджэйку "ручками" до эшелона одно удовольствие. Автопилот Джордж сегодня отдыхает. Кэп включает противобледенительную и мы втыкаемся в оранжевые облака. Попутный ветер в 110 узлов, 45 минут до места назначения, и пока все хорошо.

Секрет

(на правах байки, но тем не менее, данный случай имел место быть)

В 3-й эскадрилье нашего 2-го авиационного полка, входившего в дивизию особого назначения, служил прапорщик по имени Максим, а по фамилии - Секрет. Откуда в его роду появилась такая любопытная фамилия, Макс точно не знал, но гордился ей неописуемо. Согласитесь, не очень распространенная фамилия, не так ли?!
Но по фамилии его почти никто никогда не называл, т.к. в ВВС испокон веков принято обращаться друг к другу по имени-отчеству или просто по имени или просто по отчеству, независимо от воинского звания, поэтому фамилии своих сослуживцев вспомнить было всегда достаточно трудно и весьма проблематично. Так что не удивляйтесь.

В Военно-воздушных силах вообще отношения очень доброжелательные, почти семейные, без уставной истерии и «сухопутного»:
- ТовариСТЧ прапорщик, ко мне! Смирно! Слушай приказ! И все такое...
Не прижилось это как-то, причем повсеместно в ВВС не прижилось. Наверное, все же из-за того, что Земля-матушка одинаково твердая как для офицера, так и для прапорщика, а набирать полный рот земли как-то не очень хочется. А в экипаже твоя жизнь зависит не только от тебя, любимого, но и от «того парня». Поэтому моральный климат в коллективе для авиации совсем не пустой звук.
В процессе обиходного общения на бетонке все ребята полка и знакомые из дивизии называли Максима «РадиоМакс», так как он служил механиком в группе обслуживания радиоэлектронного оборудования и прослыл весьма веселым и остроумным парнишкой.

И вот, однажды летом, волей начальника штаба, я, будучи зеленым лейтенантом, заступил дежурным по стоянке части (ДСЧ), а Макс пошел в суточный наряд дежурным по техническому домику на аэродроме. В то же время архибольшим и архиважным дежурным по всей дивизии в целом был назначен живописный и немного дерганый зазнайка-подполковник по фамилии Собакин.
Было доподлинно известно, что подполковник Собакин не заканчивал военного училища, а был родом из «студентов» - из «пиджаков» то есть. Поэтому по давно установившейся в армии безобидной традиции он автоматически попадал в разряд гарантированных мишеней для постоянных шуточек и подколок со стороны кадровых военных. Надо же на ком-то упражняться в остроумии?! Тем более, что поводов для этого было предостаточно.
В принципе, «активный век» студентов в рядах Красной армии должен быть не очень долгим и, обычно ограничивается 2-мя годами службы после окончания института. Но, имея весьма мощный локомотив с приличным бронепоездом за спиной, способный в нужное время демонстративно погреметь броней, громко попыхтеть паром и в случае чего - поддержать огнем тяжелой артиллерии, «студент» Собакин, которому неожиданно понравилось «работать» военным, прижился в армии и буквально метеором пролетел все воинские ступени и должности. И что характерно, «студент» Собакин считал себя самым что ни на есть настоящим, «чистокровным» военным, всячески показывая служебное рвение!
Он абсолютно без задержек дослужился вплоть до подполковника на какой-то инженерной должности в дивизии, и в недалеком будущем уже видел себя «настоящим» полковником. Спал и видел, не иначе. А может, даже и генералом?! Кто знает?! «Пиджаки», они знаете какие?! Ууууу! Только держись! Особенно опасен и непредсказуем «пиджак», воспылавший к армии страстной, но безответной любовью! Эти ребята вообще безбашенные! Поверьте на слово.

Во время развода суточного наряда на плацу перед штабом дивизии подполковник Собакин громко и важно пыхтел, инструктируя нас достаточно хаотично и бестолково, постоянно перескакивая с темы на тему. В результате он почему-то не удосужился пройтись вдоль строя с «дежурной» планшеткой, чтобы лично познакомиться и записать фамилии офицеров и прапорщиков, которые будут ближайшие сутки «охранять Родину» под его чутким руководством. Не хочет знакомиться, ну и ладно! Как бы всегда было принято...
Апофеозом этого действа было громогласное и прилюдное оглашение прямо перед общим строем суточного наряда, пароля (секретного слово), дающего право доступа в караульное помещение, что в принципе, недопустимо. Цирк, да и только! Но мы, привыкшие за время службы и не к таким «закидонам» и «крендебубелям» со стороны «студенческой братии», к данному казусу отнеслись достаточно спокойно - без гомерического ржания, переходящего в неконтролируемую истерику, а только с ехидными смехуечечками и с поголовным закатыванием «глаз под образа». «Пижмак жамжевый», ну чего еще от него ожидать?!

Развод закончился, мы с Максютой погрузились в дежурный автобус и поехали на аэродром принимать наряд. Из-за дефицита бойцов срочной службы мои подчиненные на ближайшие сутки - ДСП (дежурные по стоянке подразделения) заступали понедельно и меняли сами себя любимых. А куда деваться?! Солдат в ВВС - достаточно редкий экземпляр, фактически из Красной книги, его беречь надо. Зная каждого из ребят лично, я был в них абсолютно уверен, и поэтому априори знал, что текущие сутки пройдут без проблем - в плановых полетах полка в частности, а также без ненужной суеты, в тишине и в гармонии в целом.
Моя задача на ближайшие сутки была банально проста и обыденна. Это ни шатко ни валко наблюдать за наличием самолетов на стоянке полка, чтобы их случайно не рас3,14здили в служебное время на запчасти и «цветмет» или, не дай Бог, нагло не угнали. Расписание полетов и график прибытия бортов из командировок лежал у меня в кармане, а в случае чего - всегда можно было связаться с КДП.

А прапорщик Максим Секрет, в свою очередь, должен был битые сутки тупо сидеть перед телефоном за огромным стеклом «а-ля-аквариум» в помещении «дежурки» технического домика и выполнять архиважную роль «дежурной жопы и главного передаточного звена», что само по себе очень нужная и самая распространенная задача в Красной армии.

После ужина я принял крайний за этот день приземлившийся борт Ту-154, прилетевший из Кольцово (Свердловск), и посадив экипаж на дежурный автобус, сдал стоянку с самолетами под охрану вооруженного до зубов караула.
Соблюдя все положенные процедуры и скрупулезно выполнив функциональные обязанности ДСЧ, я в чувством внутренней гармонии и душевной умиротворенности, пришел в «дежурку» тех. домика.
И перед тем, как завалиться «баиньки» до момента вылета первого самолета в районе 4-х часов утра, решил посмотреть телевизор на сон грядущий - программу «Спокойной ночи, малыши» с симпатичной и весьма сексапильной тетей Таней, а заодно и немного потрепать языком с хорошим парнем Максей за стаканом вечернего чая. Солдатики ДСП уже отбились, и ловя каждую свободную минутку для отдыха, досматривали вторую серию снов о дембеле или о голых девках. Точно не знаю, но их лица во сне были абсолютно счастливые.

Перед традиционным чаепитием по факту состоявшейся сдачи стоянки полка под охрану караулу на ночь я отзвонился (как положено) дежурному по дивизии подполковнику Собакину. Тот удовлетворился моим докладом и попросил передать трубку дежурному по тех. домику. Законное желание, вопросов нет.

Прапорщик Секрет взял «трубу» и представился.
- Дежурный по техническому домику 2-го полка прапорщик Секрет.
Дежурный офицер по дивизии в это время, очевидно, попутно трещал со своим помощником или параллельно говорил по второму телефону и, по всей видимости, прослушал заключительную часть Максимкиного доклада.
- Да, я понял, что дежурный по домику, прапорщик... ммм... будь любезен, фамилию напомни.
- Секрет.
- Не понял, еще раз назовись, а то слышимость ужасно плохая.
- Секрет.
- Чего?! Ни хрена не понимаю! Треск какой-то в трубке. Связисты - настоящие ублюдки, перевешал бы на телеграфных столбах, причем всех и каждого... Полный пипец, а не связь! За что только деньги получают?! Непонятно. Фамилию, говорю, назови! Только внятно!
- Секрет.
- По слогам, говорю, фамилию назови!
- Сек! Рет!
- Не понял, давай по буквам!
- Сергей! Елена! Константин! Роман! Елена! Тимофей!
- Секрет?! Что еще за секрет?! Ты что там, прапорщик, секретничаешь?! У нас тут секретов нет. Вот я, например, подполковник Собакин! Собакин и никаких секретов. А твоя фамилия, какая?
- Секрет.
- Слушай, кончай морочить мне голову! Заладил - секрет, секрет, да какой же тут секрет?! Тоже мне, из фамилии какую-то военную тайну сделали. Я же не кодированные ключи на аппаратуру «свой-чужой» у тебя спрашиваю, а банальную фамилию. Короче, я приказываю назвать свою фамилию.
- Секрет.
- Так! Слушай, обнаглевший прапор, я еще пока еще не знаю, ухулел ты безмерно или просто издеваешься надо мной... Я понял! А может, ты пьяный?! Тогда это меняет дело...
- Нет, не пьяный...
- Ах, ты не пьяный?! Тогда немедленно назови свою фамилию, ...
- Секрет.
- Эй, прапорщик, может у тебя какая-то неблагозвучная фамилия?! Так ты не стесняйся, шепни мне на ухо. Кроме нас с тобой ее никто больше не услышит. Я же должен в «строёвку» запись сделать, с кем именно, службу целые сутки нести буду. Должен же я, хоть как-то к тебе обращаться, правильно?! Ну, не: «Эй, прапорщик, который дежурит по техническому домику 2-го полка?!» Так ведь?! Фамилия же у тебя есть, какая-никакая?! А, прапорщик?!
- Есть.
- Какая?
- Секрет.
- Бля! Все нах...! За**ал уже секретничать, понял?! Ты чего, стесняешься своей фамилии?!
- Нет!
- Нет, ты стыдишься своей фамилии! Стыдишься, фамилии своего отца, деда своего, прадеда и всех своих предков стыдишься. Позор! Вот я - Собакин! Со-ба-кин! И дед мой - Собакин! И отец - Собакин! И дети - Собакины! Сын скоро женится и невестка моя, тоже станет - Со-ба-ки-на! И внуки будут тоже Собакины! Собакины, вовеки веков! А ты, что детям передашь?! Какую фамилию им в наследство оставишь?! Ась?!
- Секрет!
- Ну вот чего ты нарываешься на неприятности?! Я же с тобой по-хорошему пытался вопросы решить. Ведь по логике, я должен снять тебя с наряда! Но я не хочу никому создавать проблемы! Сейчас ты по-быстренькому называешь свою фамилию, и мы дружненько забываем об этом инциденте?! Ты понял?!
- Понял.
- Договорились?!
- Договорились.
- Называй!
- Секрет.
- Так! Все, сука, замудохал в конец! Пиндец тебе! Ты пьян! Пьян в жопу, пьян в слюни! Однозначно! Так издеваться над старшим офицером?! Это наглое несоблюдение субординации! Вот! Я снимаю тебя с наряда! Никуда не двигайся! Я сейчас приеду и лично объясню тебе, прапорщик «Секрет», что такое «настоящий секрет» и куда тебе, сейчас я - подполковник Со-ба-кин, его засуну, причем, плашмя! Понял?! Стой там, я уже выезжаю!

Слушая со стороны эту занимательную беседу двух интеллектуалов, я тихо давился чаем и овсяным печеньем вперемешку со смехом, представляя тупую ярость бестолкового «пиджачного» подполковника, и все время ждал логической развязки. Но, когда Максим спокойно положил трубку на рычаг телефона и начал невозмутимо и старательно одергивать китель под портупеей, приводя себя в идеальный вид для встречи дорогого «гостя», я понял, что сейчас начнется второй акт «марлезонского балета». Причем, не менее интересный, чем первый. Такое нельзя пропустить! Но ради вежливости поинтересовался:
- Макс, какого рожна ты над подполковником глумился?! Он же тупой, как бритва «Нева». Его же сейчас чуть Кондратий не хватил! И тебе проблемы зачем?!
- А какие проблемы?! Я четко отвечал на его вопросы и не более того. Ты - свидетель. А если эти вопросы поставлены неправильно, то это уже проблема товарища Со-ба-ки-на! Разве нет?! Тем более, он - сосед по гаражам у моего тестя и каждую зиму сгребает снег от своих ворот на нашу сторону, потом гараж не откроешь, хотя чистим регулярно. Короче, хитрожопый гнус! Никаких слов не понимает, и тесть с ним говорил по-доброму и я, все бесполезно! А дураков и хамов надо учить?! Не мытьем, так катаньем... Ничего, поспит сегодня поменьше, побегает побольше, да и прогулки на свежем воздухе полезны для умственной деятельности, а то кричит в гаражах: «Я - подполковник, я - подполковник! Я! Я!» Ну-ну... головка от... патефона!

В принципе, Макс был прав, не поспоришь. Морду подполковнику в гаражах бить как-то не по Уставу, субординация и все такое..., а нервишки помассажировать?! Почему бы и нет?!

Мы вышли на крыльцо технического домика, ожидая скоропостижное прибытия взбешенного офицера Собакина. Максим спокойно закурил сигарету, ожидая свою «судьбу» в образе «пиджачного» подполковника, а я присел на удобную лавочку, сделанную искусными мастерами из рем. группы, вытянул ноги и уперся взглядом в звездное небо.
Тихо, хорошо, слышно как сверчки стрекочут, а в черном пространстве бездонного космоса бодренько бороздит яркая точка - летит спутник, спешит, торопится куда-то! Интересно, чей? Наш «разведчик» или «супостатовский шпиён»?!

Тем временем, вдалеке на дороге показались хаотично мельтешащие фары, это дежурный УАЗик с разъяренным подполковником мчался на «всех парусах» в нашу сторону. Вскоре в ночной тишине послышался надрывный рев мотора и характерный скрежет «убитой» коробки передач, которую переключала нервная рука военного водителя, подгоняемого Собакиным. Подполковник явно изнемогал от нетерпения и страстного вожделения в предчувствии скорого полового акта со строптивым прапорщиком с обязательным применением всевозможных извращений.

Громыхая всеми 4-мя дверями к самому тех. домику шустро подкатил УАЗ-486, из него выскочил ретивый подполковник и хищным зверем метнулся к крыльцу. Я продемонстрировал откровенно слабую попытку оторвать свою задницу от скамейки, но не очень высоко, справедливо полагая, что главным действующим лицом в этом представлении, буду все же не я. Проигнорировав мое присутствие, Собакин подскочил к прапорщику.
Максим, демонстративно выплюнув сигарету, молодцевато вскинул руку к козырьку фуражки и четко отрапортовал.
- Товарищ подполковник! За время моего дежурства на вверенной территории происшествий не случилось! Дежурный по техническому домику войсковой части 43210 прапорщик Секрет.
По факту окончания доклада с лица подполковника Собакина очень медленно сползла гаденько-ехидная и многообещающая улыбочка. Дежурный по дивизии недоуменно приподнял брови и выкатил глаза, продолжая держать руку, вскинутую в воинском приветствии.
- Секрет?!
- Так точно! Секрет!
- Точно, Секрет?!
- Точнее некуда, товарищ подполковник!
- Секрет значит?! Это фамилия ваша такая, да?!
- Да, товарищ подполковник, именно фамилия - Секрет!
- Товарищ прапорщик.... мммММммм.... а предъявите-ка мне ваше удостоверение личности... пожалуйста.
Макс медленно вытащил из внутреннего кармана кителя удостоверение личности и спокойно протянул его проверяющему офицеру.
- Пожалуйста.
Подполковник утомительно долго листал документ, многократно поворачивался спиной к свету фонаря на столбе, несколько раз приседал к фарам УАЗика, подсвечивая первый листок удостоверения личности с фотографией владельца - прапорщика Секрет, старательно шевелил губами, снова и снова перечитывая фамилию, чуть ли не пробовал документ на зуб, пытаясь провести оральную экспертизу на подлинность. Затем он разочаровано вернул удостоверение личности обратно Максиму и опять вскинул руку в воинском приветствии.
- Аааа, почему вы мне не говорили...?! Ах да, говорили... Продолжайте несение службы, товарищ прапорщик.
- Есть, продолжать несение службы, товарищ подполковник!

«РадиоМакс» стоял с абсолютно серьезным видом, глядя прямо в глаза подполковнику Собакину. А тот лихорадочно скрипел мозгами.
- Товарищ прапорщик, а по-моему, я вас знаю?! Только... мммм... где...
- Так точно, товарищ подполковник, в гаражах могли пересекаться... соседи, так сказать...
- Ну да, ну да...
- Разрешите продолжить несение дежурства?!
- Продолжайте, продолжайте...

Еще некоторое время тупо потоптавшись на месте, откровенно расстроенный подполковник Собакин взгромоздился в машину с таким обиженным видом, как будто у него украли конфетку. Клюющий носом солдатик-водила встрепенулся и резко дал по газам.
Еще не дождавшись отбытия «начальника» восвояси, мы бессовестно заржали как полковые кони, а Макс, надвинув козырек фуражки на самые глаза, победно выбросил вперед полусогнутую в локте правую руку, а левой рукой отмерил расстояние в 50% длины от правой.


(был еще майор Майоров - тот еще "фрукт", но это уже другая история) :)

Телефон звонил не умолкая.
Кося одним глазом, дневальный, совсем недавно столь неудачно спустившийся с гор за солью и спичками, безуспешно пытался усыпить бесовской аппарат; другим он столь же тщетно искал в зоне видимости военнослужащих поопытнее. Капитана Кирю (фамилия изменена на созвучную - прим. авт.) будить не хотелось совершенно. На его неуверенное мычание никто не отзывался, а покинуть пост у телефона не позволял краткий, но выразительный инструктаж, большей частью сразу забытый.

- Блядь!!! - тихо сатанел командир корпуса; после сытного обеда он возжелал проверить несение службы и с первой же попытки сильно огорчился. - Всех урою нахрен. Мы на боевом дежурстве или что... Где связь?!
- Тольчтоблатащгенрал. Разбирамсятащгенрал.
- Ты побыстрей разбирайся, - голос был ласков, но доброта казалась почему-то неубедительной. - Хочешь, дымом им сигналы подавай, или почтовых голубей достань... Ты ж связист, тебе лучше знать... куда, блядь, связь пропадает!

Телефон звонил; дневальный гипнотизировал аппарат и спящего капитана.

- Связист!!! Чему тебя учили! Блядь! До ДэЗэ (ДЗ - дежурное звено, прим. авт.) полтора километра, стоянку видно, а ты уже почти час с ними связаться не можешь! Ты вообще хоть что-то можешь?! Да за это время до них из громкоговорителя докричаться можно! Из ру-по-ра!!! Из газеты «Красная Звезда» небрежно свернутого!!! Корявыми ручонками!!!

Летом в хорошую погоду домик дежурного звена вымирал. Зачем сидеть в здании, если в полутора десятках метров за ним берег озера и небольшая роща? Пользуясь удаленностью Московского округа ПВО от границ, и, соответственно, редкими объявлениями готовности, народ старался дежурством себя не перенапрягать. Кто с удочкой карасей истребляет, кто в шеш-беш сражается, кто советы им раздает. Природа, тишина, покой... Идиллия, в любое мгновение готовая взорваться сигналом тревоги. А вот для того, чтобы не упустить тот момент, когда нужно, сменив удочки и коши на ЗШ, бежать к самолетам, внутри домика у телефона неотлучно дежурил дневальный.

По всем народно-связистским приметам, включая фазы Луны и высоту полета мух, связь работала, но установить ее не удавалось.
- Может, сбегать?..
- Спрыгать, блин! Ты у меня так к новому месту службы упрыгаешь. На южный берег! Северного Ледовитого! Организуем!!! По тревоге тоже всякий раз бегать будешь?! Ты пойми: мне ж сейчас связь с ними на хрен не нужна, мне она вообще нужна! Вот и обеспечивай. Прыгун, блядь!..

Телефон звонил; дневальный вспомнил несколько умных слов и решился.
- Дижюрный звено, дынивалный, слющай...
- Ну-у-тьф-ф-у-ж-ж-ты-ж-ж-бл-л-ляд-д-дь, - отозвался телефон. - КП корпуса!
- Звено? КП. Спите там что ли?!
- Дижюрный звено, дынивалный, слющай!
- Ебт... Звено, командир корпуса! Доложить обстановку! Что у вас вообще нахрен творится, мать вашу?! Спите там?! Разбудить?!!
Обилие командных слов ошеломило начинающего дневального. Не пытаясь уже ничего понять, он следовал сохранившемуся в памяти куску инструкции, не подозревая о пользе других, не сохранившихся её кусков.
- Дижюрный звено, дынивалный, слющай!
- Блядь! Урою! Сука!..
- Дижюрный звено, дынивалный, слющай!
На КП глубоко вздохнули и пошли другим путём:
- Воин!
- Так точна!
Генерал вздохнул ещё горше.
- Воин, всё в порядке?
- Да... э-э-э... нэт... Так точна!
- Блядь, - оценил однозначность доклада командир корпуса. - У-у-у... Воин. Передай телефон кому-нибудь из офицеров.
- Вай, нэ магу. Ат тэлэфон нэ отхади. Инструкций!
- Так позови!
- Нэ магу.
- Там что, нет никого?
- Киря здэсь. Нэ бэспокоит сказалы, иначе плохо. Болшэ нэт.
- Киря, говоришь, кацо? - генерал облизнулся в предвкушении крови. - Серьезная киря?
Дневальный задумался, вспоминая.
- Киря очэн балшой, генацвале. Очэн. Да ти приезжай, сам сматри.
- Киря? Щас приеду. Жди!

- Вот блядь... Киря... В моём корпусе... На боевом дежурстве... Дожили - пьянка в дежурном звене... Сгною, блядь, - в ожидании «УАЗика» командир разминался прогулкой у КП; прищуренные в поисках возможных целей глаза распознали опрометчиво мелькнувший неподалеку силуэт. - Та-аварищ полковник!!!
- Здравия желаю, тащ генерал! - отозвалась цель.
- Тебя-то мне и надо, драгоценный... Генацвале, блядь!!! Совсем на службу забили?!
Комполка в очередной раз задумался о преимуществах и недостатках базирования части на одном аэродроме с штабом корпуса. Сегодня, похоже, недостатки перевешивали.
- Тащ генерал... Не могу знать... Что случилось-то?
- Знать не можешь? Узнаешь... Киряют у тебя в дежурном звене. Поздравляю. На все ПВО позор.
Материализовавшийся «УАЗ» уже нетерпеливо рыл колесом асфальтобетон рулежки.
- Давай напрямик, через полосу!
- Есть!
- Ур-р-рою...

Телефон затих; дневальный успокоился. Писк тормозов, топот и стук распахнувшейся двери слились воедино.
- Где?!
- Таварыщ... - дневальный присмотрелся, но заблудившись в хитросплетениях воинских званий, пошел по пути наименьшего сопротивления. - ... камандыр! За врэмя ваш отсутствия... э-э-э.. за врэмя маего дэжурства нычего... - и, запутавшись окончательно, закончил. - Все харашо, да!
- Молодец, воин, - одобрил генерал. - И где тут киря, блядь?! Щас докиряются...
- Там! В комната. Крават спит.
- Разбудим...

Капитан Киря спал. Устроив себе маленькую берлогу из одеял, он отсыпался за предыдущие сутки и неизвестно за сколько последующих. Преимущество ДЗ хотя бы в том, что в это время тебя не выдернут ни на какие авралы, и Киря, давно и прочно вошедший в непробиваемую когорту «пятнадцатилетних капитанов», знал и ценил такую возможность отдохнуть от бетонки.

- Подъём! Что за лежбище котиков?!..
«Берлога» пошевелилась; просыпаясь по пути, старый техник неторопливо являлся пред очи командования.
- Гвардии капитан Киря! Здравжла!..
- Глаза хоть нужно открывать когда старший по званию обращается!..
Веки дисциплинировано поднялись, но большая часть капитана еще явно спала.
- Что вообще здесь?!..
- Выполняю боевую задачу по охране воздушных границ Союза Советских...
- Запаха нет... - принюхался генерал. И, уже понимая, что он что-то не понял, но еще не понимая, что именно, уточнил. - Капитан, пили? Честно?
- Никак нет.
- Да вас шатает!
- Виноват. Устал.
- Полковник! Это что такое?..
- Это - гвардии капитан Киря. Он техник. Выполняет боевую задачу. А еще он устал, товарищ генерал.
Командир корпуса внимательнее присмотрелся к командиру полка, оценивая цинизм перевода; уходить после такого без чьего-либо скальпа не хотелось и вообще представлялось методически неверным. В очередной раз вздохнув, генерал решил загрызть зарвавшегося подчиненного в более спокойной и располагающей обстановке и переключился на Кирю.
- Техник?! Да какой это техник?! Это сурок какой-то! Опухший, небритый, глаза как у селедки бешеной! Какая боевая задача? Да такого к технике допускать просто нельзя! Это же ходячая предпосылка к летному происшествию! Распустились! Ну ничего, я порядок наведу... Значит так! С «бетонки» долой! В ОБАТО!!! Навечно! В пожарные! Как раз место есть, Иванов уволился... И это - приказ!
- Э-э-а-а-а...
- Вы что, капитан, не расслышали? Да, прочь с «бетонки», да, в ОБАТО! В по-жар-ны-е! Навечно!
Пару секунд Киря осмысливал случившееся.
- Служу Советскому Союзу!
Глядя на довольную капитанскую улыбку генерал второй раз за день начал подозревать, что он чего-то не понял.
- Капитан... Вы вообще слышали, что я сказал?..
- Так точно! Майорская должность и делать ни хрена не нужно! Спасибо, товарищ генерал!

В той степи глухой

Отслужившие свой срок РЛС не всегда сдают на металлолом. Иногда их отправляют «на расстрел» - используют на полигонах в качестве мишеней для стрельбы противорадиолокационными ракетами Х-58. Техническое состояние станции значения не имеет, лишь бы работал хоть один передатчик, чтобы головке самонаведения было за что зацепиться. Однажды я видел, как это выглядит на практике. Приемо-передающая кабина деловито и привычно крутится на лафете, все тихо-мирно. Вдруг что-то стремительно чиркает по небу и взрывается на бугре с такой силой, что здоровенные лопухи-антенны вместе с клепаными хребтовыми балками разлетаются, кувыркаясь, как будто они сделаны не из стали и дюраля, а из картона. У меня потом целый день было плохое настроение...
Пришло время расставаться и с моей старушкой П-37. Станция выработала назначенный ресурс, выпила у личного состава не одно ведро крови, и в последнее время заставить ее отработать полетную смену можно было только в результате вдумчивого двухчасового радиокамлания. А поскольку на полеты нужно было включаться часов в пять, регулярный утренний секс на матчасти приобретал особую остроту. И все равно, когда из отдела связи и РТО пришла команда отправить станцию на расстрел, я испытал чувство неловкости и стыда, как будто сдавал старика в богадельню. Шеф потом признался, что подумал то же самое...
На полигон нужно было везти только «машину N1», ту самую приемо-передающую кабину, «машину N2», индикаторную, полигонщики надежно спрятали в капонире и всегда использовали одну и ту же, менялись только ППК и комплект кабелей.
До полигона было не очень далеко, но выехали мы пораньше, потому что тащить ППК на крюке с большой скоростью запрещалось, а трейлера у нас не было. Кое-как зацепили водило лафета за фаркоп огромного КрАЗа, загрузили в кузов секции антенн, волноводы, катушки с кабелями и отчалили.
Экспедицию возглавил лично шеф, пилотировал КрАЗ самый опытный наш водитель - рядовой Гусев по кличке Серый Гусь (был еще второй Гусев, рыжий, того, соответственно, звали Ржавый Гусь), а меня шеф решил взять с собой неизвестно зачем. Впрочем, в кабине КрАЗа было тепло и просторно, и до полигона мы доехали как-то незаметно.
Личный состав полигона был представлен караулом в лице трех опухших ото сна бойцов и одного опухшего от беспробудного пьянства прапорщика, коротавших службу в снятом с шасси КУНГе с печкой. Пока затащили станцию на указанное место, пока разгрузили антенны и кабели, коротенький декабрьский день стал потихоньку тускнеть, растворяясь в сумерках. Светящее вполнакала солнце убыло в направлении Западной Европы, а из какой-то прорехи в небе посеял мелкий, колючий снежок. По-хорошему, нужно было заночевать на полигоне, но ни шефу, ни мне не улыбалась перспектива провести ночь в тесном вагончике в компании с прапором-ханыгой, поэтому мы тронулись в обратный путь и скоро заблудились. Плохо укатанные дороги между бесконечными колхозными полями выглядели совершенно одинаковыми, а дорожных знаков, естественно, не было и в помине. Иногда в свете фар мелькали буколические щиты, изображавшие жизнерадостного крестьянина, прижимающего к себе хлебный сноп, крестьянку с теленком, толстенького, розового поросенка и все в таком же роде. Интересно, что каждый щит был во многих местах продырявлен то ли вилами-тройчаткой, то ли картечью. Щиты звали в коммунизм, но нам нужно было гораздо ближе, на Минское шоссе, ведущее в родной гарнизон.
Минут через сорок блужданий в недрах КрАЗа что-то лязгнуло и оборвалось, после чего двигатель немедленно заглох. Серый Гусь попытался его завести, но, как и ожидалось, совершенно безрезультатно. Наш водитель тяжело вздохнул и полез из кабины, мы за ним. Ничего интересного под капотом не обнаружилось. Двигатель выглядел равномерно грязным, оторванных, отвинтившихся или просто выпавших на дорогу запчастей не наблюдалось. Я, как человек автомобильно девственный, заглянул под капот из чисто академического интереса, знания нашего водителя об устройстве дизельных двигателей, похоже, были еще скромнее моих, но шефу приходилось держать марку старшего офицера. Он задумчиво за что-то подергал, что-то покрутил, хмыкнул и приказал водителю лезть под машину, но зачем - не объяснил. Рядовой Гусев проворно нырнул под передний мост, повозился там и, выбравшись обратно, доложил, что «там, вроде, все как обычно».
Положение становилось интересным. Было не очень холодно, градусов десять - двенадцать мороза, но кабина быстро остывала, а еще быстрее остывала вода в радиаторе. За время наших скитаний мы не встретили ни души, и не знали куда идти, бросив машину. У нас появился идиотский, но вполне реальный шанс замерзнуть посреди Московской области в конце ХХ века. Идею топить досками, оторванными от бортов грузовика и лавок, пришлось отбросить сразу, потому что у этой модели КрАЗа они оказались металлическими. Сотовой связи тогда не существовало и в помине, а взять с собой рацию мы просто не додумались.
В растерянности мы сидели в кабине и вдруг я хихикнул. Шеф подозрительно покосился на меня, но промолчал Приняв барскую позу, я начал с завыванием читать:
Зима. Пейзанин, экстазуя,
Ренувелирует шоссе,
И лошадь, снежность ренефлуя,
Ягуарный делает эссе.
Жеманные стихи Северянина в кабине военного грузовика, застрявшего в колхозных полях, звучали настолько дико, что шеф растерялся, пробормотал: «Бля...» и отодвинулся к дверце. Боец тихо дремал, положив шапку на руль.
Пропеллером лансуя в али, - продолжал я, -
Снегомобиль рекордит дали,
Шофер рулит, он весь в бандо,
В люнетках, маске и манто.
- Вот она, погибель советской авиации! - глядя на меня, с отвращением сказал шеф и полез из машины. Я слышал, как он лезет в кузов, потом его шаги загрохотали по кабине. Я выпрыгнул на снег.
Высокий и тощий шеф, в длинной военторговской шинели похожий на Дзержинского, медленно поворачиваясь, вглядывался в темноту. Внезапно он что-то заметил, быстро спрыгнул с кабины по капоту и приказал:
- Сидите здесь! Если через четверть часа не вернусь, сливайте воду! - и ушел прямо в поле.
Я вернулся в кабину. Заметно похолодало. Я растолкал бойца:
- Лопата есть? Давай пороем под снегом, может, чего-нибудь для костра найдем.
Мы стали разгребать неглубокий снег вдоль обочин и натащили кучу промерзших скелетиков каких-то растений. Я чиркнул спичкой, костер пыхнул и стремительно прогорел, не дав тепла. Прошло 15 минут, потом еще пять.
- Сливай воду! - приказал я водителю. Смысл этой затертой фразы неожиданно дошел до меня в ее первозданной, суровой остроте. Под двигателем зажурчало.
- В ведро сливай, хоть руки погреем!
- А нету ведра, трщ старший лейтенант! - радостно доложил воин.
Внезапно машина осветилась. Я оглянулся. По снежным облакам мазнули два столба света и уперлись в наш КрАЗ, а потом послышалось натужное рычание. Из темноты вынырнул огромный колесный трактор «Кировец» и подрулил к передку КрАЗа. Серый Гусь оживился, с грохотом выволок из кузова стальную трубу-водило, зацепил ее где-то в недрах трактора, и через несколько минут «Кировец» уже куда-то нас тащил. Вскоре показался металлический ангар, «Кировец» рявкнул гудком, и ворота ангара поползли в стороны.
В ангаре было полутемно, но зато тепло и пахло почему-то остывшей баней. Вдоль стен были расставлены какие-то сельскохозяйственные механизмы. Затащив наш грузовик на яму, «Кировец» вместе с шефом, который так и не вылез из кабины, уехал в противоположные ворота. Внезапно из каких-то дальних углов ангара появились причудливо одетые люди, повадками напомнившие мне морлоков. Морлоки, негромко матерно переговариваясь, обступили наш КрАЗ, открыли капот, слазили под машину. Откуда-то появились инструменты, и морлоки принялись споро свежевать грузовик.
Серый Гусь, как водитель, чувствующий ответственность за вверенную ему технику, сунулся было помогать, но главный морлок в стеганом ватнике и красно-белой спартаковской шапочке-петушке проворчал, что мы что могли, уже сделали, и теперь с чистой совестью можем ложиться спать.
Я пригляделся. Вдоль стены ангара были проложены толстые трубы, обмазанные чем-то вроде цемента и обернутые металлической сеткой, а в углу поверх труб был сделан дощатый настил, на котором валялись брезентовые чехлы и какое-то тряпье.
С наслаждением стянув сапоги, я выбрал чехол почище, завернулся в него и закрыл глаза. Немедленно перед опущенными веками запрыгал длинный капот КрАЗа, зеленый приборный щиток, снежные, скучные поля по сторонам дороги, но скоро все куда-то уплыло, и я задремал. Спал я некрепко, но как ни странно, выспался. Сквозь сон доносились удары металла по металлу, бормотание морлоков и почему-то бульканье и урчание.
На рассвете меня разбудил шеф.
- Хорош клопа давить! Вставай! Сортир вон там, в углу за дверью, вода в кране на трубе, между прочим, горячая. Посмотри на столе, может, чего поесть найдешь, и бойцу оставь, а потом поехали.
- А чего, машину починили? Здорово... Сколько заплатили, товарищ майор?
- Да нисколько... За самогонкой и закуской только вот съездил и пил с ними всю ночь, но я-то только пил, а они еще и КрАЗ делали. Кстати, соляры налили полный бак.
Я оглянулся. Через грязные стекла в верхней части ангара пробивался утренний серенький свет, вокруг в странных позах спали морлоки, источая могучий самогонный дух. Я порылся в остатках закуски, но подумал и решил отложить завтрак до гарнизона.
Поднатужившись, мы с водителем откатили дверь ангара, и у меня перехватило дыхание. За ночь чистый, сухой снежок засыпал землю сахарной пудрой, переливающейся елочными разноцветными огоньками, одел в толстые и пушистые муфты ветки деревьев и кустов. Утренний воздух пах мандаринами и Новым Годом.
Дизель КрАЗа довольно ворчал, иногда басовито порыкивая. Мы быстро выбрались на нужную дорогу, и вскоре впереди появилась грязноватая полоса Минки, по которой вереницей бежали машины.
- Ну, все... - зевнул шеф, - дальше давайте сами. А я - спать. До гарнизона не будить, не кантовать, при пожаре выносить в первую очередь.
И уже засыпая, уютно устроившись в углу кабины, шеф пробормотал:
- Вот, запомни, старлей: народ и армия - едины!