Саня проснулся от звука бьющегося стекла. Хотя нет, он не смог продрать глаза, а только подумал: «Ну, всё, война!»
Это было ночью. А утром прозвенел будильник. «Надо больше спать» - сказал себе Саня, собрался с силами и встал. Прохладный освежающий ветерок принял его в свои нежные объятия. «Лепота!» - лениво потягиваясь, сказа... - «Казлы! Точно война!» - оборвал привычный утренний потяг борттехник Александр, который сегодня обеспечивает на Ми-8 прыжки с парашютом. Казалось, он их обеспечивал всегда, так как страдал от хронического недосыпа почти две недели. Ведь будучи прирожденной «совой», он просиживал за чтением классики иногда и до трех часов.
«Почему их раздирает прыгать в такую рань?» - зевнул Саня и задумался. Перед ним как перед славным русским богатырём была развилка: направо, налево, пойти побриться. Как настоящий богатырь, он сразу отмёл последний вариант и со словами: «Я устрою вам войну!» пошёл направо. Надо сказать, что налево был славный аэродром Д., а направо был ларек.
Саня со знакомыми нам словами подошел к ларьку, купил сникерс, чтобы унять желудок, и презервативы. Причем последнее ему стоило немалых усилий, так как по причине неохочести к противоположному полу он их никогда в жизни не покупал. Потом, уже сытый, уже более похожий на Александра, борттехник зашёл в дом. Да, у него был дом. Обычный деревенский дом в селе, носящем имя аэродрома и, как нетрудно догадаться, примыкающем к этому самому аэродрому. Когда-то у него была квартира в городе Р. километрах в шести от Д., но, как человек болеющий небом, он переместился ближе к полосе и сейчас, стоя у колонки, наполнял пятилитровую канистру водой. Наполнив её, он наклонился к трубе и пил. Довольно долго. Когда желудок сказал: "стоп", Саня, наконец, отправился налево. Посмотрев на часы, он проклял плотность воды, пухлые бока канистры, ускорил шаг и...
Опоздал. Не смертельно, конечно, но рядом с рулежкой уже стоял пазик, привезший бодрых парашютистов, готовых весь день прыгать, потом вечером пить пиво, а на следующий день опять прыгать. «Наркоманы!» - подумал Саня, и принялся расчехлять вертолет. За этим неблагородным занятием его застали скрывавшиеся по вполне понятным причинам Костик и Григорич. Правак и командир. Причем Костик - правак из того анекдота, где командир - это мозг экипажа, штурман - глаза, бортач - руки... Еще на рулежке он втыкал гарнитуру в плеер и погружался в нирвану.
А Саня уже расчехлил вертолет, послал Костика за ТЗ и поделился своими мыслями про войну с Григоричем. Последний, будучи бывшим "афганцем", одобрительно кивнул головой и пообещал сделать все на высшем уровне.
И вот вертолет, взлетая по-самолетному, катит по 24-ой, а Саня пьет воду из своей пятилитровой канистры.
- Интересные они люди! - сказал в СПУ Саня уже на снижении - Раскрывают парашют и спиралью несутся к земле. Не понимаю я их. А вот другое дело планеристы! Упасть на землю - дело нехитрое, а вот подняться, используя только воздух...
- Может, ты, конечно, и прав, но я не буду воспринимать тебя всерьёз, пока ты сам не прыгнешь, - отозвался Григорич. Мысленно он смеялся над Саней. Потому как заставить Саню (неплохого планериста) прыгнуть с парашютом может только хороший пинок выпускающего сразу после удара по голове. - Показывай, где этот дом.
- Вон, в углу того поворота.
Григорич мысленно представил, как в дом полетели нурсы. «Лови, душара!» - то ли сказал, то ли подумал он, заложил афганский вираж и завис прямо над домом.
- Чё они там, забор что ли делают? - Вертолет, сместившись вперед, уже был над ним.
- Ага, укрепляются. - Саня поставил канистру на лавку, сунул туда шланг, найденный на аэродромной свалке, и по принципу водонапорной башни начал наполнять первый презерватив. А неокрепшему забору приходилось туго. Цыгане, населявшие этот дом, решили, что лучше будет не просто вставить столбы в землю, а залить их снизу раствором. И теперь сколоченный, поставленный столбами в дыры, но не забетонированный забор метался, причудливо изгибаясь и потрескивая. Оставив жалкие попытки удержать его на месте, двое цыган подняли голову вверх, но было уже поздно. Продолговатое, бесформенное тело смачно шлепнуло по плечу и обдало ледяной водой.
На третьем снаряде началась паника. Дом визжал, матюкался на непонятном языке, наблюдая за окном оживший забор, небольшой ураган и Санины бомбы. Весь этот шум, гам, смешанный с шумом вертолета, оставлял неизгладимое впечатление на выглядывающих из окон соседей.
«А теперь термоядерная!» - не своим голосом прорычал Саня и расстегнул ширинку. В это время из дома выходило пузо, похожее на главу семейства. Видимо, по решению старейшин только он мог прогнать вражеский шайтан-арба с усадьбы. Но не тут-то было.
- Назад чуток, Григорич! - проорал полный решимости Саня, выждал и разжал пальцы. Тут лицо его начало искажаться. Спец-БЧ, получив поступательную скорость вертолета, неумолимо летела мимо цели. Наверно Саня молился, потому как с криком «ёёёёёё» пузо, ошибившись подобно вратарю, не поймавшему кручёный мяч, сделало шаг назад.
Сложно описать, что чувствовали они, провожая взглядом вертолет. Еще сложнее описать чувства, пардон, обоссаного главы семейства. Ясно лишь одно: все они уверовали в мощь ВВС России, и стёкла у Сани больше не бились, и больше никто не стучался в ближний привод со словами: «Самолет шумит, дети не спят, буду жаловаться!»

Все имена и события вымышлены, любое совпадение случайно. А вот география не вымышленная. Забор уже окреп.

Руководитель полётов

Говорят, что в древней Спарте или в другом месте был своеобразный способ учить человека плавать: бросить человека в воду, выплывет - хорошо, а нет - судьба такая. Старлей Л. особо в это не верил, пока подобным способом не начали учить его самого.
Нет-нет, не плавать, тем более что старлей это умел, подобным способом его научили искусству руководства полётами.
Дело было так. В одно прекрасное, солнечное утро старлей Л. пребывал в хорошем настроении. Завтрак в столовой оказался вполне сносным, его экипаж находился сегодня в третей готовности, по сути, выходной. Оставалась только малость: дождаться окончания мероприятия, своеобразного утреннего ритуала под названием предполётные указания экипажам. Но это дело больше двадцати минут не занимало.
Эти самые указания старлей слушал в полуха. На кой ляд ему сегодня были сегодня нужны эти барические тенденции и тактические обстановки, когда в планшете лежала заныканная в карты новая книга, а самое главное, уже топилась гарнизонная банька? Старлей уже мысленно был в парилке, нырял в бассейн, нежился на солнышке с книгой в руках.
У обычной школьной доски начальник штаба закончил докладывать данные разведки и принялся зачитывать боевые расчеты. Это означало, что указания почти закончены, и старлей принялся запихивать в планшет карты, записную книжку, карандаши.
- Помощник руководителя полётов - старший лейтенант Л., - возвестил начальник штаба среди прочего.
- Попарился, блин! Позагорал на солнышке! - От этих мыслей старлей поморщился как от зубной боли. Рядом ехидно хихикнул капитан А. Он всегда был готов порадоваться за своего лётчика-оператора. Старлей даже не стал после окончания указаний заходить в свою комнату, дабы не видеть, как тот с довольно злорадной физиономией будет демонстративно и нарочито медленно готовится к таинству бани. И он понуро, как говорится, нога за ногу, поплёлся сразу на кэдэпэ, или как говорят в авиации, вышку.
- А может, не всё так плохо? - в робкой надежде начал размышлять старлей, - Наш аэродром не Домодедово, полётов немного, это раз. В руководстве полётами я не в зуб ногой, а Афганистан - не лучшее место для обучения, это два. Так что моей необходимости в присутствии на вышке нет, это три.
Такой расклад приободрил старлея, и он бойко поднялся по трапу, толкнул дверь и переступил порог кэдэпэ. Руководитель полётов подполковник Н. уже был на месте. Это был грузный мужчина лет сорока пяти, по неизвестно какому недоразумению попавший в Афганистан. В беседах он часто упоминал, что уже полгода как должен быть на пенсии. Характер у подполковника был под стать телосложению, добродушно-флегматичный.
Сейчас он восседал как на троне на неизменном вертящемся кресле руководителя, в руках держал символом власти - микрофон. Его огромная фигура занимала почти всё тесное помещение.
- Ну вот, тут даже места для меня нет, - старлей всё ещё надеялся на благополучный для него исход.
Подполковник по-отечески снисходительно смотрел на старлея.
- Ну что, - молвил он, - Наш аэродром не Домодедово, полётов немного, это раз. В руководстве полётами ты не в зуб ногой, а Афганистан - лучшее место для обучения, это два. Так что дерзай, а моей необходимости в присутствии на вышке нет, это три.
С этими словами он царским жестом вручил оторопевшему старлею микрофон и покинул помещение.
- Да, - обернулся он с порога, - вон ракетница лежит, солдаты, понимаешь, через полосу в столовую ходят, а Ан двадцать шесть разбегается неслышно. Так ты если что - шугани. А я пойду в баньке попарюсь, - подполковник захлопнул дверь.
- Влип я однако, - подумал старлей. Оставшись в одиночестве, он огляделся по сторонам. Кэдэпэ представляло собой сколоченное из подручных материалов на крыше казармы помещение, где с трудом могли поместиться три человека. И если бы не остекление, ни дать ни взять курятник. Из технических средств в распоряжении старлея оказались: прибор для определения скорости и направления ветра, высотомер барометрический, часы и радиостанция.
- Маловато будет, - подумал он. Затем нажал кнопку и подул в микрофон, из динамика донеслось шипение, - работает.
Вертолёты на стоянке ещё только загружались, и старлей вышел на улицу. Подошёл к стоящему рядом пулемёту дэшэка, подёргал за ручки, попробовал прицелиться. Затем подумал, что такому большому начальнику, каким он является сейчас, не солидно вести столь по-детски. Старлей вздохнул, с сожалением отошёл от пулемёта и вернулся в помещение. Во время.
- Надцатый, запуск, - донеслось из динамика.
Старлей уселся в кресло, откинулся на спинку, нарочито небрежно и медленно взял в микрофон, нажал кнопку и... С ужасом обнаружил, что не в силах произнести ни слова. Эта проклятая трубка, оказывается, обладала магической способностью лишать голоса.
- Надцатый, запуск, - более настойчиво повторил динамик, но старлей всё ещё не мог совладать с собой, оказывается, он вдобавок забыл все слова.
- Разрешаю, - после третьего запроса наконец смог выдавить из себя старлей.
- Понял надцатый, разрешили, - примирительно согласился динамик и со стороны стоянки донёсся вой пускового двигателя, стронулись с места и завертелись каруселью винты.
В течение следующего получаса старлей, растерявший всю спесь, монотонно, как попугай повторял всего одно слово: разрешаю. И о чудо! Вертолёты запускали и выключали двигатели, взлетали, садились, уходили на задание. Аэродром жил, и старлею начало казаться, что он овладел ситуацией.
И даже когда с динамика донеслось:
- Надцатый, следую группой двенадцать бортов, подскажите условия посадки, -смог выдать в эфир ветер и давление на полосе. На аэродром пришёл караван из десяти Ми шесть и пары Ми восемь.
Но через час старлея постигло новое испытание. Запросил условия посадки другой караван. Одновременно первый запросил взлёт и вдобавок нелёгкая принесла пару афганских Ан двадцать шесть. Старлея Л. буквально поразил ступор, пять минут он не то что слова сказать не мог, даже двинуться с места. Затем ему стало в высшей степени на всё наплевать, бросили его тут одного, уроды. Старлей успокоился и четким внятным голосом стал отдавать команды. Открылось второе дыхание, он вновь развалился в кресле, но при этом контролировал обстановку, словно всю жизнь этим и занимался. Через час улетел и второй караван, аэродром опустел. Старлей вызвал дежурного по связи. Минуту спустя появился заспанный сержант-сверхсрочник.
- Я всё знаю, - начал он с порога, - идите, обедайте.
- Сообразительный, чёрт, - подумал не успевший не то что слово сказать, даже рта открыть старлей и удалился в столовую. Обедал он быстро, не ощущая вкуса пищи и всё время прислушивался, не зашумит ли где авиационный двигатель. Уже почти на ходу проглотил компот и помчался на вышку.
- Пока тихо, раньше трёх никого не ожидается - сказал сержант, - пойду и я пообедаю.
Оставшись в одиночестве, старлей достал из планшета книгу и углубился в чтение. Он совсем забыл: аэродромом кроме них пользуются и демократы.
- А... я... барта надцатая, разрэшитэ взлёта, - запросился на взлёт афганский ан двадцать шесть.
Старлей нажал кнопку микрофона и по какой-то случайности, прежде чем дать добро, взглянул на полосу. По ней втянув голову в плечи, словно на улице не плюс тридцать пять, а минус сорок, шёл солдат.
- Борт надцатый, взлёт запрещаю! - заорал старлей в микрофон.
- Понял, разрэшили, - невозмутимо ответил афганский пилот и машина начала разбег.
Старлей Л. покрылся холодным потом, афганец не понимал русский язык и заучил дежурные фразы. А солдатик медленно шёл по полосе, даже не думая посмотреть по сторонам. Вскочив как ужаленный, на ходу заряжая ракетницу, новоявленный руководитель выскочил из кэдэпэ. Прицелился в сторону солдата:
- Только бы не попасть! - билась в голове мысль, и нажал на курок.
Бенгальскими искрами разлетелась по полосе ракета, солдат в два заячьих прыжка исчез с полосы и в то же мгновенье промчался самолёт, сверкнув солнечными зайчиками на дисках винтов, ушёл в небо.
Старлей устало переступил порог кэдэпэ, швырнул на стол ещё дымящуюся ракетницу и плюхнулся в кресло.
- Е... городовой! - он сейчас чуть было не схлопотал срок.
Да, не зря это кресло электрическим стулом зовут, - до старлея дошло, насколько правдива эта ирония.
Ещё начальником себя мнил, ага, сейчас, заложник, вот кто он!
Он сложил и засунул обратно в планшет книгу, потом подумал и перезарядил ракетницу. Больше его врасплох не застанут!
Но после обеда полётов было мало, демократы не летали вообще, и старлей, чтобы справиться со скукой, снова занялся чтением. Нет, не художественной литературы, он внимательно и тщательно изучал обязанности руководителя полётов, особенности взлёта и посадки на этот аэродром различных типов самолётов и вертолётов, как действовать в тех или иных случаях.
За этим делом и застал старлея подполковник.
- Молодец, одобряю! - оценил он его занятие, - Ну как, справляешься?
- Вроде да, - пробормотал старлей.
Если бы его спросили об этом сразу после обеда, он бы сказал, как справляется и что думает, а сейчас, после случая с солдатом, вся его злость куда-то улетучилась.
- Ну иди, отдыхай, - сказал подполковник, - дальше я.
Старлей взял свой планшет и покинул кэдэпэ. Неспешно дошёл до модуля, зашёл в свою комнату, взял полотенце, чистое бельё и ушёл куда собирался с утра, в баню.
Увы, парилка почти остыла, что впрочем мало огорчило, парится уже не хотелось. Он сегодня напарился вволю на вышке! Сколько потов сошло, не счесть.
Посему, старлей ограничился тем, что быстро принял душ. Оставалось только придумать, как заполнить остаток дня.
- А, пойду телевизор посмотрю или посплю, - решил старлей и вернулся в модуль.
В комнате уже был капитан А., он лежал на кровати читал книгу старлея, которую тот неосторожно забыл спрятать.
Едва старлей вошёл в комнату, капитан отложил чтение в сторону, явно намереваясь расспросить, но потом благоразумно решил промолчать. Потом так же молча достал кружку, нацедил из канистры браги и протянул труженику кэдэпэ.
- Всё же кое-что человеческое в нём есть, - подумал о своём командире старлей, залпом выпил брагу и поставил кружку на стол.
Капитан А. на секунду задумался и достал вторую кружку...
Затем в комнату воротился старлей Н., затем зашёл по делу капитан К., затем старлей Л. уснул.
Ему снилось, что он руководит полётами со своего курятника в аэропорту Домодедово, над аэродромом кружили караванами, отстреливая тепловые ловушки, толстые Боинги. Старлей отпугивал их из ракетницы, пресекая на корню попытки угнездиться на посадку, а по полосе, держа в одной руке канистру с брагой, в другой две кружки, шёл капитан А.

Для служебного пользования
Падающим в обморок при слове «ж0па» читать запрещается

Контрольная карта визуальной посадки - вариант 1

1. Взъерошить механизацию и выпустить когт(BkSp)(BkSp)(BkSp)(BkSp)шасси.
2. Доложить о загорании лампочек. По мере совершения третьего разворота, совмещенного с четвертым, ответить на вопросы: «Сколко, гаварышь, лампочэк гарыт?» и «А какого цвэта?».
3. Получить подтверждение: «Ну захады, дарагой, гостем будещь»
4. Исправить заход, пролюбленный, пока колупался с кранами и тыкал в кнопку передачи.
5. И по высоте тоже.
6. И по скорости.
7. Посмотреть на осевую и дрыгнуть ногами.
8. Не предпринимать никаких действий до получения сообщения: «666, на оборотах! Ниже глиссады идёте.»
9. Прикрыться хреном от матюков с правого кресла.
10. Услышав безразличное бурчание под нос «Ща йопнемся,» подумать: «А ни фуя!» и соразмерным отклонением штурвала до пупа поставить самолет раком (но по возможности не боком).
11. При звуке зуммера - проконтролировать по АУАСП превышение критического угла атаки и сунуть газ до упора.
12. Глядя левым глазом влево-вперед от самолета на расстояние 15-20 м, а правым - на радиовысотомер, изумленно обнаружить, что основные стойки незаметно поехали по полосе.
13. Во избежание непреднамеренного ухода на второй круг после выхода силовой установки на режим, быстрым энергичным движением руки убавить газ до малого, одновременно отдав штурвал от себя. Проконтролировать громкость удара передней стойки о ВПП.
14. Проверить наличие в кармане банки с вазелином.
15. Грустно пощелкать АЗСами вниз.
16. Отстегнуть всё, кроме разъема гарнитуры.
17. Блин.
18. Запросить разрешение на получение замечаний.
19. Подвергнуться любви, полагающейся по законам гостеприимства (см. п. 3).
20. По получении данных объективного контроля п. 19 повторить в двукратном объеме.

Сволочная работа

Если у вас вдруг поехала крыша, попробуйте стать летчиком-инструктором, и отклонений никто не заметит. Зарплаты вам, может, даже хватит на бензин, но зато потеря в весе гарантирована (если, конечно, инфаркт или студенты по дороге не прикончат). Вы освоите разнообразные педагогические приемы, в том числе и очаровательную манеру орать на людей. По разным причинам: иногда радио плохое, а двигатель хороший, иногда наоборот. В кабине самолета вообще все известные образовательные методики приобретают несколько специфический вкус: бывает, просто нет времени донести мысль словами, приходится действием. Иногда студент просто тупит, иногда на самом деле покушается. Кому как повезет.

Мне со студентами повезло. 9 штук, и каждый из них по своему талантлив. Студент С., например, отличается завидной способностью вызывать пожары в двигателе. Мистика какая-то, сто раз сам следственный экперимент ставил - безуспешно. А у него вот - раз и без вопросов. Талант. В крайний раз у нас очень красивое пламя было. Кто-то с перепугу позвонил в 911. Зрители - ударная группа гражданских спасателей-пожарных-полицейских примчалась, когда спецэффекты уже заканчивались. Две полис-девки-амазонки ненавязчиво поинтересовались, не знаю ли я, кто и зачем запалил аппарат. Ну как им объяснишь, что у С. это в порядке вешей, и родные аэродромные аварийные службы на такую фигню внимания уже не обращают? Аппарату промыли моторный отсек, подтянули магнето, и, опаньки, через полчаса мы уже ушли на нем по маршруту. Страшно? Это в полукилометре от ВПП все смелые. На прошлой неделе этот пироманьяк сдавался на "права" официальному чек-пилоту. Естественно, без фейерверка не обошлось, и занятно было наблюдать, как несколько очень уважаемых людей носятся по аэропорту в поисках огнетушителя. Глаза б мои его больше не видели. Экзаменатор, похоже, разделял мои чувства, и это чудо природы сдалось на ура.

Студентка П любит все живое и зеленое, и не доверяет всему бетонному. Ее педантично аккуратная предпосадочная прямая всегда нагло упирается в траву слева от полосы. Или в дядьку на тракторе-косильщике, который эту травку в сей момент подравнивает. Кричать на нее бесполезно, это летчица-снайпер только хлопает ресницами и пилотирует точнехонько в кепку уходящего на форсаже газонокосильщика. Выхватываешь штурвал, в два нежных движения загоняешь самолет на осевую - на, сажай. Визг тормозов и зигзаги, мы чудом не переворачиваемся, ты что, гадюка, творишь? Ой, а там же были птички... Птички на полосе - враги твои лютые, давить птичек беспощадно, поняла? Ну... ладно... ок... Повторим? На следующем заходе сваливаемся в пике, еще до третьего разворота. Снова выхватываю штурвал, выравниваю, ну что с тобой опять случилось? Домик там такой симпатичный был, с бассейном, поближе рассмотреть захотелось. А-а-а! Ну что тут еще скажешь? Не блондинка, и летать ведь может, если захочет, но нормальное чувство страха, равно как и инстинкт самосохранения, ампутированы.

Студента К стабильно укачивает. Это полбеды. Он еще все никак не может постичь сакральную тайну руля высоты. Каждый раз, переходя из набора в горизонтальный полет, он старательно уменьшает обороты двигателя до тех пор, пока самолет не начинает трясти на грани срыва. Я человек терпеливый, объяснял и показывал раз десять. Вчера плюнул, "помог" незаметно триммером, и мы "съехали". Весело так, два или три витка, вывел я сам, морда довольная, а студент весь зеленый и жалобно так - сэр, мне что-то совсем нехорошо... Ой, правда, что ли? Блюй в форточку, разгильдяй, сам виноват, зачем самолет в штопор свалил... Завтра посмотрим, может, до него дошло?

Ухожу из школы. Подал заявление. Мои студенты в шоке, ходят с кислыми лицами, не ожидали. По правде, никто в инструкторах не задерживается, часы налетал и гуд бай. Остаются только любители экстрима, да и тех... хватает не надолго. Сволочная работа. Но грустно мне самую малость. Двоих в облаках летать научил, пятерых на крыло поставил, в том числе двух девок. С этими вобще была песня - ушли они у меня в первый самостоятельный в один день - "никто не хотел уступать". А я у полосы, солнцем палимый, ошивался. Смотрел, как они свои первые три посадки вымучивают. Думал, поседею. Не, нифига, шкура толстая.

По-любому, время зря потрачено не было. Часы набрал, впечатлений и прочей "остроты ощущений" - чемоданы. А преподавателям везде серьезно недоплачивают, вредная эта работа. Слава богу, что сваливаю наконец. Но почему так грустно?

ВИП-пассажиры.

Что ни говори, а командировки в Певек - самые приятные в условиях Чукотки. Солидный город, не хуже Анадыря, большой аэропорт, бетонная ВПП, теплая гостиница, светофоры на улицах. Да и застава с комендатурой отличались особым гостеприимством. А баня... э-эх-х. Самолетчиков всегда ждали как родных гостей. Мы ведь и полный борт припасов привезем, и пополнение, и свежие сплетни из отряда, и улететь с нами можно - развеяться в Провидухе. Правда, бывало, что мы и всякие комиссии привозили, но вечером в бане мы же своим спиртом эти комиссии и нейтрализовывали.
Я уже рассказывал на анекдот.ру, как однажды, приехав с морозца (градусов 27-30) на певекскую заставу, мы попросили чайку - погреться. Ну, так, перед ужином прогреть пищевой тракт. Старшина отвел нас в столовую и гаркнул: «Повар, чай экипажу». После паузы: «И мне тоже». Минут через пять на столе стояли кружки с чаем, тарелка с хлебом, масло, блюдце со сгущенкой, сахар. Отхлебнув чаю, старшина взревел: «Повар, мля, почему чай холодный??!!!». МХАТовская пауза и удаляющийся голос из недр кухни ответил: «Остыл, товарищ прапорщик». И правильно, нечего задавать дурацких вопросов.
Как-то раз, переночевав в гостинице (из обоих кранов горячая вода, поэтому первое, что делали, войдя в номер - наливали в графин слегка остывшую в трубах воду и выставляли его в форточку), утром выбрались на заставу, и по ЗАСу нам сообщили, что надо забрать из Певека в Анадырь ВИП персон - верхушку местной администрации на какое-то всечукотское совещание. Мы поплевались, поскольку можно было не успеть домой к закрытию аэропорта и остаться из-за этих ВИПов ночевать в нелюбимом Анадыре. Но делать нечего - выехали готовить машину к вылету. Езды от окраины Певека, где жили пограничники до Апапельгино (русифицированное Апапильгын), где располагается аэропорт, минут 30. Экипаж 6 рыл + водила + старший машины из офицеров заставы + наши многочисленные сумки + штурманов телевизор, прикупленный им вечером в местном универмаге по дешевке, составили в УАЗике изрядный паззл. Решился вопрос следующим образом: нас со штурманом погрузили в «собачник», сверху через спинку сиденья поставили на колени нам телевизор (аккуратно, стервец, вошел, до миллиметра выбрав всё свободное пространство). Оставшееся до потолка пространство завалили сумками, усадили увесистых командира, бортача и радиста на сиденье, а на колени к ним пузатого, но мелкого Эльдара - бортмеханика. УАЗик попытался встать на дыбы, как норовистая лошадь, но его уговорили не выёживаться, отчасти скомпенсировав нагрузку на задний мост худосочными тельцами старшего и водителя. Тронулись. Машинка трещала, скрипела и попёрдывала, неся в своем чреве монолит увесистых лётческих тел. Временами она, кряхтя и высунув язык, бежала слегка боком как дворовая собака, для полноты сходства припадая на переднюю правую лапу. Мы со штурманом, дыша по очереди (ибо глубокий вдох двигал телевизор от себя) все эти перипетии скорее ощущали, чем видели, ибо в заваленное и подмерзшее заднее овальное окошко было видать только макушки сопок, редкие столбы, да бледное розово-синее предрассветное чукотское небо. Остальные окна надежно загораживали сумки и могучие, наетые спины товарищей. Так и прошли эти тридцать минут. УАЗик скрипел, мы отекали под тяжестью бебехов, с заднего сиденья доносилась слабая ругань на костлявую Эльдарову задницу «которая все колени изъёрзала и отсидела». Но вот колеса подпрыгнули на деревянных мостках в районе ближнего привода, преодолены последние метры дороги и КПП аэропорта, и увесистый мучитель-«Рубин» сняли с наших одеревеневших колен. Сами мы разогнуться не смогли, и из собачника добрый командир по очереди извлек нас за шкирку.
Перетащили добро на борт, составили за этажеркой, закинули чехлами и разбежались. Штурман с командиром подписываться на вылет, механик с радистом - забирать аккумуляторы и ловить АПА (электростанция для запуска двигателей, обычно на базе УрАЛа), а меня с бортачом оставили расчехлять борт. Зимой в Певеке с утра обычно довольно прохладно. Градусов минус 35. К обеду теплеет до 25-30. Поэтому, несмотря на унты, ватные ползунки и меховую куртку, я быстро начал дубеть. Прятаться в самолете бесполезно, поскольку стылое за ночь железо само служит генератором холода. Вскоре вернулись Коля с Эльдаром. Без АПА и аккумуляторов. Доложили, что АПА сейчас на обеспечении местных рейсов, потом к нам подойдет, а аккумуляторы решили без АПА почем зря не морозить. Стали советоваться, что делать с маслом. Тот вариант, что был залит в маслосистему винта\двигателя, допускал холодный старт (т.е. сохранял требуемую вязкость) не ниже -25. А на улице - 35. И печки у гражданских не допросишься - они салоны на местные вылеты греют, а когда освободятся - плати. Решили гонять масло вручную до роста температуры хотя бы до -30. Путем кручения винтов. Винт на АН-26 тяжелый, инертный. А еще вязкое масло. Встанешь за лопастью, упрешься в нее руками и толкаешь, скользя по заснеженному бетону. Как только лопасть уходит вверх, бежишь к следующей и толкаешь, стремясь не дать винту остановиться. Для начала сделали по 30 оборотов на каждый винт. Я взмок, как мышь под метлой.
Тем временем подъехала пара УАЗиков с ВИПами. Холеные дядьки и тетьки в понтовых дубленках с отворотами с открытым горлом из-за стекол теплых машин наблюдали, как экипаж по очереди крутит тяжелые винты. Подошёл АПА. Съездили за аккумуляторами. Поставили аккумуляторы, подключили АПА. Подали питание на борт. Наши усилия не прошли даром. Масло прогрелось до -31 градуса. Решили «во избежание» еще немножко покрутить руками, а потом парой холодных прокруток «догреть» до -25 для гарантии. Потом запуск. Покрутили и, тяжело дыша, устроились на рабочих местах. Я с места командира руководил запуском. Сделали по паре прокруток, и Т масла на трехстрелочных индикаторах резво поползла вверх. Гут. Запуск левому. «Обороты растут... температура пошла... есть переключение... запущен, температура давление в норме». Хорошо, запуск правому (как раз где УАЗы ВИПовские стоят). «Обороты растут... есть зажигание... температура растет, растет, растет, заброс температуры... запуск прекращен». Тьфу ты! Холодная прокрутка, чтобы удалить продукты горения и пары керосина из тракта двигателя. Запуск, нет зажигания. Технари полезли на улицу, поволокли от местных стоянок стремянку и, раскрыв капоты, нырнули внутрь. Эльдару места на стремянке не хватило, и он громко и по-нерусски переживал с земли: «Ну чито там? Сивеча, сивеча смотри...» Заменили свечи («сивечи» в эльдаровом варианте). Тем временем холеная братва из УАЗиков повылезла наружу, раскурила сигареты (Мальборо и Кэмел, а не индийские Четыре квадрата, как у нас) и начала бурно, со смехуёчками и пиздахаханьками, обсуждать наши действия. На правах командира шуганул их от борта. «Курить за хвостом самолета, не ближе 30 метров, и вообще, мы сейчас повторно запускаться будем, шли бы вы все... в машины».
Начали с правого. Пошел-пошел-пошел, есть зажигание, температура растет... запущен. Уф-ф-ф. Запуск левому - нет зажигания. Да что за утро такое! Снова приволокли стремянку, нырнули под капот. Вроде и недолго движок до этого поработал, а на какой-то релюхе уже скопился и тут же замерз конденсат. Отколупали. Тем временем вернулись штурман с командиром, снова подъехал с парой бойцов-пассажиров заставской УАЗик. Кворум есть. Благодарные зрители горячо обсуждают наши действия. Командир пошел «перетирать» с высокопоставленной братвой, составил список пассажиров. АПА слинял по своим делам. Запуск «от своих». Т.е. от аккумуляторов. Левый запущен, правый не идет. Я снова замерз. Взмок в процессе толкания винтов, а теперь ледяной пот примораживает майку к спине. Командир делает две подряд прокрутки и «или пан, или пропал» - запуск правому. Вой, хлопок, облако вонючего дыма с пламенем пополам из ВУ... Удачно. Сидим, греем масло в движках. Тем временем я запулил отбор от двигателя в 8 единиц (при норме в 3-3,5) в надежде хоть немного прогреть пилотскую и оттаять замерзшие стекла перед рулением. Олег, хитрый штурман, греется в заставском УАЗе.
Отгоняли движки (отбор при движении РУДов временами доходит до края шкалы - 10 единиц), выключились. Зовем пассажиров. Не обремененные совестью ВИПы загоняют бойцов за брезентовую занавеску в хвост, сами устраиваются на «полусалонных» мягких креслах (снятых со старого Ил-14) вокруг столика с лампой, достают водку с закуской, располагаются по-хозяйски. Оне замерзли-с. Попутно, не снижая громкости, обсуждают увиденное сегодня на аэродроме. «А самолет-то у них, видел, какой? ... облезлый ... движки не заводятся... так они их «с толкача» завести пытались, видел... а дыму-то, дыму было, весь УАЗ провоняли... салон к нашему приходу не могли подогреть, хамьё (это визгливый дамский голос)... ничо, щас согреемся, наливай... Ну, чтоб не ёбнулись... хи-хи-хи... ха-ха-ха... интересно, а летают они так же, как самолет заводят?»
Ну, блин, ну скоты... Весь экипаж дружно начинает испытывать стойкую антипатию к пассажирам. Заходит после осмотра самолета Георгич - командир корабля. «Так, мужики, раздеваемся - и в кабину, поехали быстро. Нам надо сегодня Анадырь проскочить»,- поворачивается к «буграм»,- «А спиртное в полете употреблять запрещено, вам ясно?»
«Да чё, командир, холодно в натуре, себе-то вы кабинку нагрели, а мы тут мерзни», - поперло из ближайшего. «Я предупредил», - отрезал Жора и закрылся с нами в кабине. Эльдар молча и демонстративно ушел к бойцам.
Выруливать и взлетать Георгич доверил мне. При страгивании с места пришлось газануть - колеса примерзли к бетону. Из-за двери донесся взрыв криков и матюков.
- Эльдар,чего они там пиздят, - вызверился в СПУ командир.
- А, кажися, водка разлился.
Взлетели. Полупустой самолет по холодку бодро пёр вверх, и я задрал нос лайнера прямо в стылую атмосфЭру. Георгич, забыв, что дал команду взлетать мне, взялся за штурвал. Я убрал руки. «Коля, открой-ка дверь, посмотрим, чем эти пиздюки заняты», - задумчиво и зло произнес он. Пассажиры пили, жрали и ржали. Жора обернулся. Разливающий из бугров наклонил початую бутылку к стакану, Жора слегка дернул штурвалом, и создавшаяся перегрузка выдавила из бутылки в стакан полуторную норму. Тетьки завизжали и кинулись смахивать пролитое со стола на пол. А Жора уже снова задумчиво смотрел в окно. «А я здесь не причем, совсем я не причем», - вспомнились мне слова Дуремара из известного фильма.
- Влад...
- Да, командир...
- Ты все видел?
- Ну... да.
- Тогда держи штурвал, я, если что, подскажу.
- Пон-нял...
Я обернулся. Мордатый, что буро пёр на Георгича перед взлетом, готовился снова разливать. Я дождался, когда горлышко поплывет над стаканами, и сымитировал болтанку при помощи штурвала и педалей.
- Э, чито трясешь? - раздался в СПУ недовольный голос Эльдара.
- Помолчи, нерусский, Влад помогает пассажирам с пьянством бороться, - отозвался довольный как наевшийся сметаны кот радист Коля.
- Тихо, ща пить начнут, - штурман на секунду выглянул в салон.
Мордатый как раз подносил стакан ко рту. «Давай», - шепнули по СПУ. Я поддернул штурвал. Перегрузка выплеснула ему содержимое стакана бурным потоком мимо рта. Казалось, водка зашипела на красной морде. Из грузовой донесся взрыв хохота над незадачливым товарищем. Мордатый обтер остатки спиртного, снова схватился за пузырь.
- Давай.
- Спокойно, подождем.
Мордатый поднес стакан ко рту.
- Давай!
- Тихо.
Мордатый опрокинул содержимое в рот. Я от души толкнул штурвал от себя. Экипаж, привязанный ремнями, перенес это спокойно. Пассажиры же зависли в полуметре от кресел. Водка, дойдя до середины мордатого организма, бурно излилась обратно вокруг стакана. Мордатый поперхнулся, закашлялся, забрызгивая слюной и остатками водки окружающих. Я дернул штурвал на себя и певекские «бугры» горохом посыпались обратно в кресла. Шлепнулась на стол, разбрызгивая масло на дорогие дубленки банка шпрот. Все ВИПы высунулись со своих мест и уставились в кабину. И напоролись на ответный взгляд пяти наглых, любопытных, ухмыляющихся физиономий. Самая наглая физиономия (Жора) изобразила пантомиму «болтанка самолета» и, пожав плечами, развела руками.
Мордатый молча завинтил пузырь и убрал в сумку. До Анадыря больше никто ничего не пил. Соответственно и болтанка как-то внезапно прекратилась.