Шаман

Шаман камлает.
- Бдиу-бдиу-бдиу! Вонг-бдиу-вонг!..
То тонкие и звенящие, то густые и тяжелые звуки копятся в апрельской ночи, наполняют ночь, ворочаются в ней. Время от времени ночь переполняется ими, и тогда звуки выливаются из неё рокочущим водопадом: РРРОНГ- РРРОНГ -ВОНГ! - Дзиньг-дзонг! - откликаются бубну нашитые на шаманский халат колокольчики.
- Господи ж ты Боже мой!... Ну, даст эта сволочь поспать наконец?! - Помощник дежурного по части лейтенант Сверчков почти оставил надежду заснуть, пристроив голову на руки. Руки его лежат на письменном столе. Стол стоит в каморке ДЧ. ПДЧ скрючился на стуле. - Дневальный! Дежурного позови!

Младший сержант Дима К., он же Митрич, дежурный по подразделениям, сидит в Ленинской комнате и читает подшивку "Красной Звезды". Полчаса назад он выиграл в нарды у Мухаметшина, дневального. Играли на двадцать щелбанов, и пальцы на руке у Димки уже почти не болят. Муха, раздосадованный проигрышем, сидит на подоконнике в начале "взлетки" и смотрит вниз, в курилку, на шамана.

Шаман продолжает камлать.
Зрелище само по себе сюрреалистическое, учитывая следующие обстоятельства.
Представьте себе ракетный полигон-космодром МО СССР.
Аэродром на его северном краю.
Казарму с маленьким плацем; в торце казармы буквой П вокруг вмурованного заподлицо в асфальт семисотлитрового старого котла стоят скамейки. Это курилка. Котел - это пепельница. Сейчас в нем тлеет какая-то жутко пахучая травяная смесь с явным преобладанием можжевельника.

Апрель 1991 года. На часах почти полночь. На втором этаже казармы дружно храпят шестьдесят младших авиамехаников и ворочается в своей каморке лейтенант Сверчков.
Главное событие ночи происходит в курилке. Вокруг котла пляшет человек с бубном в руках, в халате, увешанном разноголосыми колокольчиками и мешочками с табаком. Это шаман. Или Шаман; как ни назови его - не ошибешься. Человек обут в офицерские сапоги, его волосы украшены непонятно чем, торчащим во все стороны. Если бы мы могли проникнуть взглядом под его халат, мы увидели бы офицерский китель, галифе, портупею с кобурой. В кобуре - ПМ. На погонах - по четыре звездочки и по одному голубому просвету. На левом рукаве повязка "Дежурный по части".
Шамана зовут капитан Петров.
Капитан Петров - бортинженер корабля Ан-26.

Если при словах "капитан Петров" вы представили себе статного офицера с мужественным славянским (ну, или простым крестьянским) лицом, вы ошиблись. Петров - якут. Маленького роста, крепкий, кривоногий и круглолицый, с плоским носом и раскосыми глазами. Боевой офицер: работал "за речкой". Впрочем, "за речкой" работал почти весь полк, обе его эскадрильи - и "двадцать шестые" Аны, и "восьмые" Ми. Говорят, что часть экипажей из первой эскадрильи работала на Ан-12, но Димка в этом не уверен - в полку нет ни одного Ан-12.
Авиамеханики стараются избегать Шамана, когда он заступает в наряд - глаз его зорок, изогнутые ноги быстры, а хорей устрашает. Да-да, у Шамана есть "хорей"!
Представьте себе гладкий круглый шест, чуть более тонкий, чем черенок лопаты. Когда Шаман упирает один конец шеста в землю, второй оказывается чуть ниже его подбородка. Когда Шаман летит куда-нибудь, хорей лежит в грузовой кабине. Когда Шаман в наряде или на стоянке, хорей на его плечах; руки Шамана закинуты на шест. Отдыхают.

Рядовой Лозан однажды больно получил хореем по копчику. Лозан был дневальным, и ночью решил тайно сварить макароны. Где в казарме можно сварить макароны? Конечно там же, где варят картошку в мундире - в электрическом чайнике, в бытовке. Разницу между картошкой в мундире и макаронами Лозан счел незначительной, и стал, таким образом, первым и последним испытателем своего ноу-хау. Как назло, в тот самый момент, когда дневальный штык-ножом извлекал готовый клейстер из видавших виды внутренностей чайника (а на ТЭНе макароны банально пригорели) на чудный запах заглянул Шаман... Я же говорил, что он не расстается с хореем?..
Впечатлений от этого момента хватило многим. И рядовому Лозану (жестоко выдран и снят с наряда), и чайнику, который ошалевший боец со страху метнул в закрытое окно бытовки (второй этаж, недалеко от входа в казарму), и начальнику штаба полка майору Татаринову, который (будучи дежурным командиром) как раз подходил к казарме на предмет проверки несения службы суточным нарядом.
Шаман по природе своей особенно впечатлительным не был, и поэтому громы и молнии, извергаемые перепугавшимся (а потому особенно обозлённым) Татариновым пропали впустую.
- Ввввы!!!... - завывал Татаринов, тряся головой, и крупные осколки стекла разлетались брызгами с его шапки, - Внебрачный сын тундрыыы!... дежжжурный!... с какой-то сраной палкой!!!... оленей гоняете?!... я вас сам сейчас разгоню всех..!... чуть не убили!...
Ради полноты сцены добавим, что хорей невозмутимый капитан Петров из рук так и не выпустил.

Вообще говоря, мистики в авиации хватает и без служителей культа. Возьмем среднестатистического бойца ВВС. Спросим его: почему и отчего летает самолёт? Да, из школьного курса физики в голове застряли какие-то факты: ну там Жуковский, братья Райт (у продвинутых), мистическая сила (она же подъемная) у всех без исключения, особенно после ШМАС. Эта мистическая сила поднимает самолёт с грузом и живыми душами. Не будем далеко ходить, спросим у рядового Наронова.
- Наронов! Почему летает самолёт?
- Не знаю, тащ младший сержант! Я из второй эскадрильи!

Вторая эскадра - это Ми-8. Понятно, что вертолёты ввинчиваются в воздух вот этим вот большим винтом, как штопор в винную пробку. Маленький винт сзади поддерживает хвост, чтобы вертолёт, не дай Бог, не упал хвостом вниз. Потому что тогда поломается маленький винт - а у механиков и так работы выше крыши.

Но все знают чётко, что у Ан-26 всего одно крыло и три двигателя.

Память предков проснулась в Шамане не так давно, года два-три назад. Говорят, что толчком послужило острое желание старшего лейтенанта Петрова стать капитаном. После очередного отпуска, проведенного на малой родине, Петров поговорил с духами. С какими духами должен говорить уважающий себя авиатор? Конечно, с духами воздуха. Экипаж долго смеялся, но Шаман провёл обряд по всем правилам. За неделю до этого он подошёл к собиравшемуся уже на автобус командиру своего экипажа, майору Клюеву. Петров уважал своего командира, как рядовой ездовой пёс уважает матёрого вожака собачьей упряжки.
- Командир! - спросил Петров, - Ты хочешь, чтобы я наконец-то стал капитаном?
- Не возражаю! - засмеялся Клюев, - а что такое?
- Этого недостаточно, командир - нужно, чтобы ты именно хотел!
- Не понял? В смысле - нужно?
- Я поговорю с духами воздуха, командир. Покамлаю немного. Но! Есть проблема чисто технического характера - для себя я просить не могу ничего, кроме силы. А вот для тебя - попрошу без проблем. Захоти, командир!
Клюев засмеялся.
- Хорошо, я захочу - только можно, я две вещи хотеть буду? Например, одну - чтобы ты стал капитаном, а вторую - чтобы мне летом отпуск дали?..
- Можно, - серьёзно ответил Петров. - Только ты по-настоящему захоти, хорошо? Представь себе, что без этого ты не можешь жить.
Клюев пообещал, что представит, и перед сном честно представлял себе побережье Крыма, море, холодное пиво, загорелых девушек в купальниках и без - и Петрова. Петров почему-то был в синих трусах, кителе с капитанскими погонами и в сделанной из газеты пилотке.

В общем, через две недели в строевую часть командир и бортинженер пошли вместе, каждый за своим. Шли молча. Пару раз шагов командир останавливался, недоверчиво смотрел сначала на Петрова, потом на небо, хмыкал - и шёл дальше. Спрашивать сейчас о чём-либо ставшего Шаманом товарища ему было немного... боязно. Шаман невозмутимо шел рядом и жевал длинную травинку.

(продолжение следует)

Рыбалка

В одном большом тридесятом государстве, в одном славном вертолетном полку жило-было мноооого славных воинов-богатырей, которые жаждали проявить удаль свою молодецкую. Ну да и не только ее, родимую, но не о том сказ. И все окрестные селения знали: вертолетчики - они ого-го, это самое, и выпить не дураки! Аз есмь - жили, не тужили. И тут прибыл к ним по обмену коллега, аж с самого Дальнего Востока! Там, за тридевять земель, он не только усовершенствовал свои профессиональные навыки, но и овладел тайным искусством ловли жабродышащих, сиречь рыб!
А на новом месте и полетов было много меньше, и с досугом имелась некоторая, гм, напряженка... За месяц сей богатырь обиходил всех бл... Ну, об этом позжей. Короче: встал вопрос о культурном дОсуге.
- А как тут начет рыбалки? - молвил славный мОлодец.
- А почитай, никак, - отвечала славная дружина.
- А почто? - вопрошал удалец.
И ему подробно объяснили, что в окрестных болотах из живности в основном пиявки да жабы, а на французкий манер жрать гадов добры молодцы - ни в жисть не будут! Но витязь был настойчив, он раздобыл карту и углядел в ней - что б вы думали? Водоем. История не сохранила название той речушки, но память о событиях кочует в тех местах по сию пору!
Сей славный муж развил большую деятельность, сколотил для предприятия команду аж из пяти витязей небесных, которые либо сами знали, как насаживать червя на крючок, либо видели в детстве-отрочестве. И встал вопрос о транспортном средстве - ведь ехать не за десять верст. А надобно сказать, что в ту пору не всякий витязь, даже из небесного воинства, имел персонального коня. Нет, не из тех, что по небу мчат, керосином озоновую дыру в бюджете страны прожигая. Даже и обычного, хромого, отечественного, бензиномасложрущего. А посему пришлось челом бить ближнему боярину, поставленному государством стеречь и блюсти егонные антиресы и прямить какую-то там линию. Звался тот боярин - «Зампой»; поди, разбери - то ли грек, толь татарин. И был у того боярина в конюшне конь по прозвищу «Москвич-2141». Неказистый, пегой масти, но бодрый и свежий, бо боярин никак не мог оформить на него какие-то «права». То бишь в очередь на коня с остальными дружинниками он встать побрезговал, коня получил, а вот с «правами» как-то не заладилось...
Боярин был хват и коня стоялого «Москвича-2141» сторговал за половину будущей добычи. Добытчики погрузили в его снасти, снедь и мнооого зелена вина номер 21, коим и пробавлялись до приезда на место. Долго ли коротко ли - прибыли! А надо заметить, что учитывая общий опыт рыбной ловли, снастью для оной был выбран НУРС. Сия весчь предполагалась быть опущенной в субстанцию, именуемую водой, и подорвана посредством провода и аккумулятора железного коня «Москвич-2141». Технология вызывала некоторые сомнения, но зелено вино имеет тенденцию их, сомнения, истончать, а засим никто не обратил внимания на предостерегающие жесты, производимые приглашенным колдуном-оружейником, бо тот производил их уже лежа на траве у ног коня, сраженный Зеленым змием и вином номер 21. Провода соединили на «авось», и НУРС был брошен. Кто-то к месту вспомнил древнего витязя, который тоже что-то там бросал в Рубикон и это, в конечном итоге, плохо для него закончилось... хотя и не сразу. Вспомнил и прижал клеммы к аккумулятору.
Нет, действительно, как-то не так они соединили повода с НУРСом! Сия весчь, многомудрыми жрецами огня обученная летать прямо по воздуху, в воде стала вести себя непотребно, что-то там выкобенивать. Может, воздуха ей не хватало, а может заклинания, произносимые витязями, не возымели того действия, что заклинания оружейников, хотя количество и порядок букв был тот же... В результате НУРС вырвался на воздух, пронесся над головами воинов и прямиком устремился к стоящему на косогоре железному коню «Москвич-2141». И так удивился конь железный той встрече, что рассыпался буквально... в общем совсем. И снедь и зелено вино с ним тоже. И сопровождалась их встреча такими звуками и светом, что попадали оземь четверо витязей, а пятый - лежавший - протрезвел! И долго падали окресть запасные части...
И воротилися воины без славной добычи, пешком, неся на руках уцелевший аккумулятор почившего железного коня «Москвич-2141».
Сия летопись писана со слов воина того же полка, собиравшего деньги на нового коня для греческого татарина Зампы.

Время

В Афганистане оно воспринимается не так, как на «большой земле». И дело не в том, что каждый, кто сюда приехал, ждёт, когда пройдёт отмеренный ему срок и он вернётся домой к семье, близким, друзьям. Хотя это главенствует, пока находишься там.
Нет, всё несколько не так, просто здесь время - не банальные отрезки времени, в этих краях его ощущаешь физически. Тягучая, вязкая субстанция, которую не замечаешь в повседневной суете, но стоит остановиться, и оно накатывает на тебя зыбучим песком, засасывает как болотная трясина, проникает в душу, и от этого твои мысли, желания тоже начинают вязнуть. В такие минуты начинаешь ненавидеть вынужденное безделье и начинаешь искать себе любое занятие, только не останавливаться, только не позволить затянуть себя трясине Афганского времени. Может этим и объясняется тот строительный бум, который как лихорадка будоражил военнослужащих. Ведь помимо таких полезных вещей как бани, было построена целая масса беседок, в которых никто не сидел, таких же курилок, пристроек к модулям, да мало ли ещё чего бесполезного. Лишь бы быть занятым, лишь бы что-то делать, не ощущать, как болезненно медленно тянется время.
Бытует мнение, что оно здесь застыло на уровне средневековья, остановилось. Нет, это не так, достаточно взглянуть на часы, там стрелка отсчитывает секунды, движется по кругу, увлекаемая потоком времени, словно колесо мельницы бегущей водой. А значит, время не стоит, оно движется, но куда? Я не раз задумывался об этом. Терялся в догадках, но не хватало какой-то малости, чтобы понять, в чём дело. Поразительно, но именно это круговое движение стрелки подсказало мне ответ. В детстве мне рассказывал отец про свою службу в армии. Однажды на учениях воинская колона заблудилась ночью в степи. Поплутав пару часов по просёлкам, на главном грузовике заметили впереди красные огоньки. К их радости, это тоже была военная колонна. Это означало конец всём мучениям с ночным ориентированиям на местности, просто пристроиться в хвост и следовать к месту назначения. Так и сделали. Ехали всю ночь, а когда наступил рассвет, на ведущей машине с ужасом заметили, что впереди них замыкающая машина их же колоны. Они всю ночь нарезали круги, думая, что движутся вперёд.
Вот он ответ на мой вопрос, по кругу! Время в Афганистане движется по кругу!
Мне становятся понятными все загадки Афганистана. Как же я раньше не догадался, что причиной всему круговое движение времени? Не надо верить календарям, здесь, в Афганистане, всегда один и тот же год. Когда-то в средние века этот год, продираясь сквозь лабиринты местных ущелий, заблудился и замкнулся кольцом, как та военная колонна, про которую рассказывал мой отец. И в этом нет никакого противоречия законам физики, как не противоречит движению времени круговое движение стрелок часов. Неважно, в каком направлении движется время, важна только скорость его движения. Такое вот случайное открытие, по крайней мере, я смог объяснять пусть даже сам себе, странности Афганистана.
Первое, что удивило меня там, полётные карты, они удивительно совпадали с местностью, до мельчайших подробностей. Каждый дом-мазанка, обозначенный на карте, существовал на земле. А ведь карты сорок второго года издания, и ничего не изменилось. Видел я вблизи эти мазанки, ветхие, утлые строения, и сколько лет, а может, и веков стоят. Получается, здесь всё от разрушения хранит время.
Рядом с аэродромом есть разрушенная крепость, по жалким остаткам валов уже невозможно определить, кто построил её, воины Александра Македонского или много позже англичане. Это не важно, не имеет значения. Я сделал любопытный вывод, следствие из своего открытия: афганское время отторгает всё чужеродное. Вот откуда миф о непобедимости афганцев, дело вовсе не в том, что они великие воины, скорее, наоборот, просто на их стороне могущественный союзник, хранитель-время, это оно изгонит, превратит в тлен всё чужеродное.
А мы? Нас тоже?
Я вспомнил свои полёты вдоль дороги на Файзабад. Подбитые танки, машины, всё покрыто слоем ржавчины. Потом я с удивлением узнал, что эту технику уничтожили всего год назад, шла операция по доставке груза. Вот так, мощная, тяжёлая техника стремительно превращается в труху, а глинобитные дома стоят, и всё им нипочём.
Но наверное, самая большая загадка Афганистана - это местные жители. Они живут по своим, только им понятным законам, обычаям, которые невозможно понять европейцу. Они улыбаются тебе в лицо, они могут принять тебя в своем доме как дорогого гостя, но при этом они не упустят момента выстрелить тебе в спину. Обычно это списывают на особое восточное коварство. Так что, афганцы нас ненавидят, а все эти улыбки игра, маскировка?
Нет, не так, откуда у этих Богом забытых людей актёрские навыки? В этом больше преуспели европейцы. А афганцы, они всегда искренни, и когда улыбаются тебе, зазывая посетить свой дукан, и когда ночью на дороге ставят фугасы. И здесь нет противоречий, просто афганцы - дети своего изуродованного времени. Для афганца главное, чтобы ничего не менялось.
Забавный случай произошёл на моих глазах. Офицер убывает домой, заехал на рынок купить необходимый товар. Поторговался с дуканщиком, сошлись в цене, но когда выяснилось, что офицер хочет у него купить весь имеющийся в наличии товар, не помню точно, по-моему, это были кроссовки, дуканщик отказался продавать. Офицер озадачен, всё его знание политэкономии опровергает такую постановку вопроса, он пытается выяснить у торговца, чем плохо, что весь товар будет куплен? Но ответ дуканщика его озадачил ещё больше. Тот мотивировал свой отказ тем, что ему нечем будет торговать до прихода следующего каравана. Офицер даже пытается поднять цену, но дуканщик неумолим. Ему в первую очередь важна не прибыль, ему важен процесс торговли. Плевать, что никому этот товар кроме шурави не нужен, и бывают они на рынке не чаще караванов.
Так и сидят эти дети гор в своих дуканах в ожидании немногочисленных покупателей, пьют чай, ведут неспешные разговоры. О чём беседуют эти дети гор? Наверное, о том, какие непонятные эти шурави, всё торопятся, суетятся. Смешные они, за десять минут успевают купить кучу товара. А где наслаждение процессом торговли? Нет, так дела не ведут. Торговля - процесс серьёзный, ответственный и спешка здесь ни к чему. Ладно, сами торговаться не любят, а торговцев, почему не уважают? Платят первую названную цену. Даже удовольствия никакого от барышей, торговля же сродни охоте, где состязаются охотник и дичь. А это как баранов в загоне резать, мяса много, а удовольствия никакого. И на лицах дуканщиков появляется улыбка, они смеются над шурави. Но вот кто-то из них сказал очередную весть и теперь торговцы смотрят осуждающе. Наверное, их диалог выглядел примерно так:
- Вчера Максуд пытался рассчитаться со своим кровником.
- Он же беден, у него и винтовки нет.
- А он пришёл к шурави на аэродром и сказал, что знает, где банда.
- И что, отомстил?
- Не получилось, шурави ему поверили, посадили на вертолёт, а он увидел свой дом и показал на него. Русский лётчик решил, что там и прячется банда, открыл огонь. Дом разбило, убило скот, жену.
- Не повезло бедняге...
- Как сказать, когда шурави поняли свою ошибку, они ему за всё заплатили.
- Хорошо заплатили?
- Не то слово хорошо, в три раза больше его цены! Теперь у него новый дом, молодая жена и самый богатый дукан.
- Какие глупые шурави! - вновь смеются торговцы, но на лицах некоторых, раздумья. А что, это вариант: жена старая и некрасивая, ишака давно нового покупать надо, этот, гляди, скоро сдохнет. А старших сыновей он к брату на время отправит. Младших? Нет, младших нужно оставить, так он с шурави больше потребует.
А может, они обсуждают, почему шурави так разозлились за подорванный бронетранспортёр. Ведь им уже взамен привезли новый, прибыли новые солдаты и офицеры, и всё стало, как было. Да и не просто так бронетранспортёр подорвали, нужно было отомстить шурави. Они же перед этим караван уничтожили. Ну и что, что оружие везли, выгодный товар, стоит риска. Брат убитого караванщика лично фугас закапывал, месть - дело святое. Но на шурави он больше зла не держит, хоть и жалко брата, но теперь он, караванщик, уважаемый человек. А убьют и его, на всё воля всевышнего, значит, караванщиком будет младший брат.
Вот так, ни больше, ни меньше. Никакого уважения ни к своей жизни, ни к чужой. Может, потому и так распространены здесь пытки, издевательства, что простая смерть здесь никаких эмоций не вызывает. Здесь так живут, так принято.
А мы? Мы, незаметно для себя пропитались афганским временем, приняли его правила игры и тоже стали ходить по кругу. Как местный гепатит проникал в кровь, так и оно проникало в наши души.
В самом начале моего пребывания на этой земле нашему звену была поставлена боевая задача, подопечный мотострелковый полк выполнял зачистку района. Я с энтузиазмом лейтенанта готовил к полётам полётную карту, наносил кодировку, расположение войск, цели. Фломастером аккуратно наносил линии, стрелки, все это оттенял карандашами. По окончании работы я стал складывать всё лишнее в тумбочку. Там, на нижней полке стопкой лежали полётные карты моих предшественников. Затёртые, пропитанные пылью, я не пользовался ими, склеил свои. А сейчас, сам не знаю почему, я развернул одну из них и попросту обалдел. На карте была точно такая же тактическая обстановка, которую только что рисовал я. Озадаченный, я стал просматривать остальные карты и нашёл ещё одну такую, более старую. Когда я сказал об этом представителю мотострелков, он ничуть не удивился, плановая операция, каждый год проводится. И меня такое объяснение показалось вполне логичным. Быстро же меня поставило на место афганское время.
Затем потянулась бесконечная череда похожих друг на друга дней, однотипные полётные задания, привычная декорация горных пейзажей, да что говорить, даже неизменное меню в лётной столовой.
Но прошёл год, мы завершили свой круг и покидаем Афганистан. Мы уезжаем, но прибыли заменщики, а значит, опять всё будет как было, будут вертолёты летать по проторенным маршрутам, будут плановые операции, а мои затёртые карты будут лежать в стопке, и нет сомнений, что тот, кто пришёл на смену мне, удивится, развернув их.
А у меня путь домой, ташкентский аэропорт, такси, междугородний автобус и вновь такси. Вот и мой родной дом, полные слёз глаза родителей. Отец держится со мной так, будто я старше его. Он показывает мне, что успели сделать за этот год. Немало, посажен новый сад, старенький штакетник уступил место новому забору, к дому пристроена новая веранда, большая, не то, что прежняя, с большой кухней, ванной и прочими удобствами. Такой вот мне сюрприз, почти городскому жителю. Я одобрительно киваю, вслух выражаю восхищение, а самому хочется кричать: - Зачем ты это сделал, отец! Я желал вернуться в тот же дом, который оставил. Мечтал, как вернусь домой, как поздним вечером поднимусь на плоскую крышу прежней, небольшой, но такой родной веранды, лягу на нагретое за летний день железо кровли и буду смотреть, как в потемневшем небе зажигаются звёзды. Искать знакомые созвездия, представлять себе далёкие миры, большие и малые планеты. И среди них совсем крошечную, где живет маленький принц и куда улетел Антуан де Сент-Экзюпери на своём "Лайтинге".
Но ничего я этого не скажу. У меня хватит ума не переносить свои проблемы на родителей. Я ещё сам не могу понять, что со мной. Ещё там, в Афганистане, едва самолёт оторвался от полосы, мною завладело странное ощущение, будто я улетаю отсюда не весь, какая-то часть меня навсегда осталась в этом лабиринте гор и ущелий, в этом странном, вязком, бегающим по кругу афганском времени. Но радость замены, водка, выпитая за неё, тут же в самолёте, таможня, суета вокзалов оказались хорошей анестезией. Всё ушло и не возвращалось, пока я не переступил родного двора. После этой черты, мне уже не надо было спешить.
На другой день, пошарив на чердаке, найду клад: доски, некогда бывшие упаковкой с авиационных ракет. Тут же, в течения дня, я за домом сооружу из них душевую, почти копию той, что была у нас в Афганистане. От досок исходит такой знакомый запах авиационной смазки и пороха, и мне, доселе незнакомого с ностальгией, здесь будет становиться легче. Как будто я снова там и всё по-прежнему. Оказывается, к мирной жизни нужно привыкать постепенно.
Я изо всех сил буду стараться излечиться, отвлечься, стать таким, как прежде. И мне это почти удастся, ведь не одни же родители ждали моего возращения домой. Но нажитые там привычки будут постоянно проявлять себя. По утрам, проснувшись, я буду искать под подушкой пистолет, неуютно себя ощущать в толпе без автомата, меня охватит ужас, когда пилот гражданского самолёта после взлёта сразу ляжет на курс, а не в спираль набора безопасной высоты над аэродромом. Когда после отпуска вернусь в полк, мы соберёмся эскадрильей, чтобы отметить наше возвращение. И в глазах товарищей я замечу: нас всех тянет туда обратно. Но мы боимся в этом признаться даже себе, наивно полагая, что нас тянет на войну. По осени в полку вновь начнут формировать эскадрилью туда и мой товарищ пойдёт добровольцем, придумав в первую очередь для самого себя объяснение, что надоела ему вечная зима Забайкалья, а в Афганистане тепло. Я же после долгих колебаний не смогу последовать его примеру, к тому времени у меня уже будет статус женатого человека. Теперь моя жизнь принадлежит не только мне. И эскадрилья уйдёт за речку без меня, а я уеду служить в прекрасное место в Восточной Европе, но буду завидовать тем, кто в Афганистане, там, где ничего не меняется.
Известие о выводе войск, радостное событие для тысяч матерей, для меня было потерей надежды. Ведь я тешил себя мыслью, что рано или поздно туда вернусь, за той частью своей души, что навсегда завязла там. Но я никому не сказал об этом, а тем более, близким. Зачем?
У нас, "афганцев", теперь есть своя дата, день вывода войск. При всём желании её нельзя сравнить с Днём Победы. Да и незачем. Это событие мы отмечаем в тесном кругу тех, кто был там и кто ждал нас оттуда.
А там, за речкой, время продолжает свой бег по кругу. Там ничего не меняется.

Сейчас в Афганистане американцы. Не знаю как у кого, а у меня это вызывает ревность, когда вижу репортажи из знакомых мест, слышу ставшие родными названия, Файзабад, Кундуз, Кабул, Баграм и так далее. Ещё мне очень любопытно, как справятся с афганским временем они?

ЭЛЬДАР

Я так и не запомнил, как его правильно зовут: Эльдар или Ильдар. В разные периоды нашего знакомства он настаивал на различных вариантах. Но поскольку персонаж является башкирским татарином, буду звать его Эльдар.
Когда я пришел в часть, Эльдар был механиком на самолете Ан-26. Маленький, рыжий, лысоватый, с округлым брюшком, но живой и необычайно говорливый. Впрочем, чтобы разобрать Эльдарову скороговорку, надо было с ним некоторое время пообщаться. По первому же времени приходилось по 10 раз переспрашивать или обращаться к переводчику, чтобы понять, что ему надо. Акцент был классический: «моя твоя говорит, твоя моя совсем не понимай». Все это скороговоркой, без пауз. По ходу речи значительная часть русских слов забывалась, на их место тут же сходу придумывались новые. Одно из новоречий Эльдара прижилось не только в самолетном отряде, но и во всей части. Я же несу его дальше по миру, заражая этим выражением все новых и новых людей. «Сченок булибарный» («Щенок бульварный»). Что тогда Эльдарин хотел сказать, осталось тайной. Ни до, ни после я такой идиомы не слышал. Незаменим был Эльдар в роли ротного старшины, когда штатный старшина с облегчением уезжал на 66 суток в отпуск. Ибо третьей характерной чертой Эльдара (после невнятности речи и деятельности характера) была необычайная хозяйственность. Ну, это я так деликатно выразился. Эльдар не только находил по всему гарнизону то, что плохо лежит, но и сам создавал ситуации «плохолежания». В итоге после эльдарова царствования всякими нужностями была забита не только каптерка роты, но и самолетный домик и гараж нашего героя. Дополнительным бонусом было полное измождение эльдаровой кипучей деятельностью всего личного состава срочной службы эскадрильи. Что-либо достать составляло не только способность, но и хобби для Эльдара. Причем своим все доставалось вполне безвозмездно. Можно было ставить задачу и забывать о ней. Ибо либо Эльдар доставал искомое, либо его не существовало в пределах человеческой досягаемости. Основной трудностью было объяснить, что тебе надо так, чтобы Эльдар правильно понял. Ибо когда мне понадобилась крепкая, но легкая емкость в качестве ресивера для холодильного компрессора (сей агрегат использовался для покраски аэрографом), я стал обладателем последовательно: железной бочки, пустого огнетушителя, старого холодильника с рабочим компрессором, тяжеленного гидроаккумулятора с Ил-14 (атмосфер на 10), и только потом он таки добыл мне миниатюрный титановый баллончик от аварийной лодки из комплекта НАЗ.
Как мне рассказывали, это стихийное нерусское бедствие пришло на сверхсрочную службу в отряд самолетов из роты связи с претензией стать авиационным радистом. Но после пары полетов был единогласным решением командиров кораблей изгнан в бортмеханики. «Нехрен, чтоб вся Чукотка над нами смеялась», - вынесли они вердикт после безуспешных попыток Эльдара установить КВ связь в голосовом режиме. Если пограничные бойцы волей-неволей его понимали, то гражданские сотрудники радиобюро гражданской авиации просто просили не засорять эфир. Жена Эльдара была башкиркой вполне славянской внешности, на голову выше него и вполовину шире в плечах. «Коня на скаку остановит, ударит - и в землю вобьёт...» При этом по характеру тоже полная противоположность своему шебутному и неугомонному мужу. Как-то мы ее спросили, как Эльдар по-татарски говорит. «Да, так же, как по-русски», - последовал скупой, но честный ответ.
Невладение Эльдаром языком межнационального общения Страны Советов было настолько привычным, что все рапорта и пр. официальные бумаги все время писали за него разные доброхоты. Начальство на это закрывало глаза после легендарного случая, когда рапорт на отпуск на имя своего командира корабля, Пасекова Георгия Георгиевича, Эльдар начал словами: «Камандиру караппля, Пасикову Жори Жорживичу». Одно время из-за его пронырливости и панибратства я испытывал к Эльдару изрядную неприязнь, но потом, после аварии, когда он среди обломков самолета проявил себя тем же деятельным и неугомонным живчиком, я махнул рукой на его недостатки, и он стал для меня частью второй семьи - моего Экипажа. Кстати, даже объяснительные записки главе госкомиссии по расследованию аварии и показания прокурору за него кто-то из нас писал, Эльдар только подписи ставил. На моих глазах Эльдар рос над собой и достиг высшей точки своей карьеры - звания старшего прапорщика и должности старшего механика самолетного отряда. В общем, за дело. Руки у него золотые, в полете он лишнего не отсвечивал, обычно выдавая за полет всего две ритуальные фразы: «Камандира, шасси убрана, салон норма» и «Камандира, шасси выпущен, стабилизатара норма». Еще он артистично готовил в полете макароны с тушенкой. А также был незаменим в дальних командировках, легко организуя через своих многочисленных знакомых выезды на массовые закупки продуктов по сниженным ценам. Немудрено, что такая легендарная личность не могла не обрасти шлейфом историй - небылиц. За первую прошу прощения - боянс-с-с-с, но на Чукотке его рассказывали именно про Эльдара.
Нелегкое это дело для экипажа - забирать из капремонта самолет. Я уже описывал перипетии этого процесса в «Ивановской эпопее», но подобное имело дело и раньше. Где-то в 85 году выпало счастье экипажу Пасекова (еще без меня) забирать наш лайнер с ремзавода под Киевом, из самого, практически, антоновского КБ. С утра технари разбегались по разным цехам, выбивая, проталкивая и собирая в кучу оборудование и причиндалы своего самолета. К обеду собирались в кафе. Жара, пыль, огромное поле без признаков тенька. Изнуренный экипаж вяло ковыряет котлеты, запивая тепловатым и кислым томатным соком. Последним вбегает Эльдар, с порога кидаясь к буфетчице:
- Дай стакан вода.
- Не вода, а водЫ, - лениво заколыхалась мощными телесами буфетчица.
- Воды, да-да, давай скорей воды, - нетерпеливо закивал Эльдар.
Хлопнув стакан прохладной газировки из автомата, он вернул стакан.
- Хороший у тебя водЫ.
- Не воды, а водА, - возмущенно всколыхнулись телеса.
- А-а-а, вода, воды, сама не знаешь, что продаешь, - отрезал Эльдар под дружный хохот экипажа.

В другой раз была зима, бОльшая часть самолетного отряда сидела в домике после тяжелого трудового дня, разговляясь спиртиком под пайковую консерву. Вихрем влетел Эльдар: «Командира, ледокола прилетела, бензины давай просит», - заявил он с порога командиру отряда Кожину. После 10 минут громогласных и затейливых кожинских похвалов в адрес Эльдара усилиями сослуживцев картина события была восстановлена. Прилетел гражданский Ил-14 из ледовой разведки и просит бензин для заправки, ибо у погранцов, недавно перешедших с Ил-14 на Ан-26, еще оставался запас авиационного бензина, который без санкции командира самолетчиков никому не давали.

Третью историю созерцал я лично. Году в 94-м на анадырском рыбзаводе было закуплено некоторое количество бочек красной рыбы для нужд погранотряда. Ну, как «закуплено»... летом несколько солдат проходили постоянную трудовую практику на рыбзаводе, а за их труд завод расплатился рыбой. Нормальный бартер ельцинских времен... Бочек получилось много. Сотни полторы. Разместили их под заставой анадырского аэропорта. (Большинство северных застав стоят на 1,5 - 2 метровых сваях, чтоб зимой не замело к чертям). Мы потихоньку вывозили их из Анадыря, соотнося количество обратных пассажиров с общей грузоподъемностью самолета. Бочки со временем от старости, едкого рассола, морозов и ветров стали разваливаться. В полете это добро оттаивало, покрывая пол самолета едкими лужами с неаппетитным запахом. Если запах еще можно было пережить, то рассол, ухитрявшийся проникать в «подпольные» приборные отсеки, терпеть было нельзя. Мы стали требовать от заставских подстилку на пол в виде брезента или чего-то подобного, в противном случае отказываясь брать вонючку на борт. После пары скандалов подстилку стали давать, но тяжелые бочки рвали брезент, и старшина заставы расстилал поверх него старый рассохшийся рубероид (толь). И вот как-то выпал обратный рейс без сволочей, ... простите, без пассажиров ... не хотел обидеть. Естественно, анадырский старшина воспользовался шансом сбагрить в отряд максимум вонючего деликатеса. Поскольку в Анадыре мы редко заправлялись, 200-килограммовых бочек с горбушей закатили очень много, штук 20. В обязанность правака вообще-то входит контроль и руководство погрузкой-выгрузкой самолета, но в присутствии Эльдара это... это... как пытаться петь в присутствии Карузо. Короче, только бойцов смешить своими командами. Поэтому я вжался в борт в районе среза грузовой кабины, тихо наблюдая, как руководящий смерч с нерусскими матюками мечется взад-вперед, захватывая в свою орбиту ошалевших солдат и бочки. На выгрузке дома я повторил операцию, следя лишь, чтоб очередная бочка не прокатилась мне по ноге. Но вот все бочки закачены в кузов Зилка, бойцы разместились сверху, водила высунулся из кабины и начал осторожно, чтоб не зацепить высоким бортом обтекателей рампы, отъезжать.
«Стой, стоййоптваюмать, стой чурика нерусский!!!» - пронесся Эльдаров рев над заснеженными просторами.
Я замер. Перестали дышать бойцы в кузове, построились по стойке «смирно» охреневшие бочки, остановился ЗиЛ с окаменевшим в двери памятником водителю, затихло шуршание штурмана в кабине и скрежет заправочного пистолета на крыле. Чукотка напряглась в тревожном ожидании. Застыла Вселенная.
«Кито, матьвашу, будет тюль забирать?!!»
Содержимое ЗиЛа во главе с водителем изобразило из себя набор разной кривизны вопросительных знаков.
«Тюль свой ванючий бери, чего зеники вылупил», - выдал Эльдар команду прямо в кузов. Кузов не шевелился. «Тюль - толь - рубероид», - устало перевел я, - «мужики, рубероид из грузовой в кузов бросьте».
Вселенная ожила, из стылой мглы проявились привычные звуки, пара бойцов с ужасом в глазах потащила на выход куски рубероида.

Летное долголетие среди чукотских прапорщиков весьма распространено. Эльдар, если ты еще летаешь, удачи тебе. Хотя, если не летаешь, тоже удачи...

ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОПОНИМАНИЯ

Бухта Провидения - это не только пограничная «столица» Чукотки, райцентр, морпорт, но и международный аэропорт (код UHMD). Естественно, в международном аэропорту должны садиться международные самолеты. И они садились. Естественно, американские, до лондонов, парижей далековато, да и спрос на такой маршрут м-м-м ... небольшой. Естественно, вероятный противник и заклятый друг бывшего СССР активно пользовался возможностью влиять на родственную Аляске Чукотку, и в отдельные дни трафик составлял до 30 бортов в день. Садились преимущественно «Жигули с крыльями» самых разнообразных форм и расцветок. Частенько они разбавлялись «аэроджипами» типа "Цессна Караван", стоящими на здоровенных поплавках с торчащими из них смешными маленькими колесиками, а также «автобусами» с двумя моторами, по размеру сопоставимыми с нашим Ан-26, а по виду похожими на маленький «Орион». Несколько раз садились здоровенные четырехмоторные "Дугласы" с поршневыми движками, облезлые и копченые, ровесники «холодной войны».
На АДП аэропорта, расположенный в вороньем гнезде над крышей здания с площадки второго этажа вела узенькая металлическая лесенка. Наверху в тесном коридорчике и на площадке над лестницей скапливались толпы «водителей самолетов», сквозь которые приходилось проталкиваться и нам, совершенно секретным погранично-КГБшным летчикам. Нравы на Чукотке были довольно простые, отношения семейно-дружелюбные, и особисты к нам вообще не приставали и контактов с зарубежными пилотами не контролировали. А мы в благодарность за доверие не пытались «за 100 баксов Родину продать». Вот такой консенсус.
А среди американских пилотяг попадались личности весьма колоритные. Например, встретил я и поговорил пару раз с нашим бывшим летчиком Ан-24 из Хабаровского Управления ГВФ, перебравшимся на волне Перестройки в США. Спустя пять лет после переезда он по-русски говорил уже с акцентом, с трудом подбирая слова. Попадались и алеуты (аналог наших чукчей) и дедки лет за 50, прилетевшие к нам на экскурсию, и владельцы компаний из 1-2 самолетов, сами сидящие за штурвалом, и миссионеры из «добрых самаритян», пару раз баловавшие импортными подарками и наших, пограничных детишек. Все американцы восхищались торчавшими из комбезов штурманов «деревянными калькуляторами» (навигационными линейками НЛ-10М). Многие пытались их выцыганить на память. Для них самолет без GPS с допотопным автопилотом и деревянным калькулятором у каждого летчика представлял собой совсем другую эпоху. Естественно, рвались на экскурсию. Нам путь на американские самолеты надежно преграждали сотрудники пункта погранконтроля, а вот американцы к нам периодически попадали. Если наш самолет стоял на «верхней» стоянке возле здания аэропорта, то у гостей был шанс ознакомиться с суровыми российскими реалиями.
Однажды Саня Романчук, молодой командир экипажа, выпестованный бессменным Георгичем, увидел американца, заинтересованного болтавшегося вокруг нашего борта. Используя остатки знаний вражьего языка, полученных в училище, и свежеизученного английского радиообмена, Саша пригласил американца в гости, усадил в кабину и долго трепался с ним на авиационные темы, рассказывая об оборудовании нашего «серебристого лайнера». На звук чужой речи из грузовой кабины подтянулся тогдашний Санин штатный правак Игорь Колесников. С английским у него было... почти никак, и он с умным видом вслушивался в незнакомую речь, периодически вставляя в разговор пару жестов с неопределенным мычанием. Поговорили. Американец в сопровождении Игоря прошелся по грузовой кабине, повосхищался, поцокал языком и полез по стремянке на выход. Игорь за ним. Штатовский пилот с интересом крутил на перроне головой, оглядывая наш самолет и окружающий пейзаж, увенчанный надписью из камней «Слава советским пограничникам» на близлежащей сопке.
Игорь встал рядом.
- Гыр-гыр зе быр оф екарны бабай, - сказал американец что-то Игорю.
- Йес, - недолго подумав, согласился тот.
- Бьютифул быр-быр, - повел рукой вокруг гость.
- Йес, вери бутифул, - кивнул наш.
- Аху-аху быр-быр тыры-пыры кил? - выдал длинную очередь незнакомых слов американец, показав рукой вдаль.
Игорь проследил за рукой и уперся взглядом в киль Ан-26.
- Йес, киль, - выхватил он единственное знакомое слово из всей фразы и подтвердил догадку импортного пилота, радуясь своему знанию языка.
- Данжерос кил? - удивился американец.
- Чего пристал? - с досадой подумал Игорь и кивнул головой.
- Вери вери данжерос? Болкано?
- Какой Полкан, нет тут ни одного полковника... и собак аэродромных не видать, - лихорадочно прокручивал в голове диалог Игореха. Но вслух ответил:
- Йес, оф кос.
- Кил, винг, фузелаж, - повел Игорь рукой вдоль самолета. «Вот дятел, киль от стабилизатора отличить не может. Как они там летают? Совсем со своими компьютерами одичали», - с тоской размышлял наш правак.
- Пайлот, - продолжил он, тыча рукой сначала в себя, потом в гостя.
Американец пристально посмотрел на Игоря и поспешил ретироваться в сторону аэропорта, на ходу ускоряя шаг.
- Игорь, ты зачем гостей пугаешь? - из двери самолета показалось ухмыляющееся Санино лицо.
- Чем это?
- Да он сначала пейзажем восхищался, потом про окружающие сопки расспрашивать стал, на Беклемишевскую сопку показывал, а ты ему сказал, что это вулкан.
- Какой вулкан, он на хвост показывал и твердил все кил, да кил.
- Hill по ихнему гора. Он же тебя спросил: «Dangerous hill? Volcano?», а ты ему йес, да йес... И рожа такая серьёзная. Мол, эта гора kill (убьет) и крыло (wing) и фюзеляж, а потом и обоих pilots (пилотов). Видишь, как побежал? Небось, подписываться, пока извержение не началось.
- А-а-а, а я еще думаю, какой ему Полкан потребовался.
Летчики забрались в пилотскую и, развалясь на сиденьях, ждали дежурку для отъезда на обед. Из аэропорта выскочил давешний гость, стремглав запрыгнул в кабину. Через пару минут маленький бело-серебристый самолетик, разбежавшись по каменистой грунтовой полосе, свечкой ушел в бледно-синее чукотское небо.