КОМСОМОЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ,ПОСВЯЩЕННОЕ ГОДОВЩИНЕ СМЕРТИ В.И. ЛЕНИНА
Пьеса В. Артемьева
В 1 действии

Действующие лица.:
Лейтенант
Солдаты
Маликов
Савчук
Буряков
Артемьев
Комбат (в звании капитана)

Явление 1

Казарма, стулья, койки, за столом Лейтенант. На стульях: Маликов, Савчук, Буряков. Все в форме. На заднем плане у окна в койке под простыней Артемьев. Он вернулся с наряда и отдыхает.

Лейтенант: Маликов, какой сегодня день?
Маликов: День рожденья Владимира Ильича Ленина, товарищ лейтенант!
Лейтенант: А когда он помер, Савчук?
Савчук: В двадцать первом... нет, в двадцать четвертом году.
Лейтенант: Так...
Буряков: Товарищ лейтенант, а Дмитрий Ульянов - это сын Ленина?
Лейтенант: Нет, что ты, это его брат.
Буряков: А чего ж у него детей не было?
Маликов: А он, наверное, баб не любил...
Лейтенант (возмущенно): Как это не любил? Очень даже любил!
Хм... уважал... да...

Артемьев громко смеется

(подозрительно): Артемьев, чего ты там смеешься?
Артемьев: Да здесь под простыню скарабей залез, щекотно.

Вытаскивает сжатый кулак и делает вид, что бросает что-то в окно.

Савчук: А вообще, дети интересно рождаются... Некоторым, которые, это,
вылезти не могут, делают, как его, секарево сечение.
Лейтенант: Не секарево, а кисарево.
Артемьев: Кесарево.
Лейтенант: Чего?
Артемьев: Кесарево, говорю, сечение. От слова "Кесарь".
Буряков: А вот коровам кесарева сечения не делают. Они, если телок не
вылезает, его за рога вытаскивают.
Маликов: (раздумывая) А где это ты у телка рога видел?
Буряков: Ну, может, они его за хвост зубами тянут, я-то откуда знаю?

Артемьев давится и кашляет

Лейтенант: Хе, это как же ей надо так извернуться, корове-то, чтоб зубами
достать себе до задницы?
Савчук: Не, не в жизнь не повернется! Это ж беременная корова.
Лейтенант: Конечно, и я о чем: да у нее ж к этому времени уже сиськи, это,
вымя — дай боже. Они ж мешать будут.
Буряков: А может, и не корова. Может, ей бык вытягивает...
Маликов: Бык ей только втягивает.
Савчук: А у нас на ферме коровы, бля, ебутся!.. Бык ей как запердолит, у нее аж рога гнутся.
Лейтенант: Ебтыть, у него ж, наверное, хуило размером с тебя!
Савчук: Да не то чтобы уж очень. Он сам здоровый. Вот у нас бык был, так у него яйца с футбольный мяч. Ох, он всех драл... Говорят, некоторым даже хребет ломал!
Маликов: Ни фига себе! Это ты хочешь сказать, что, ежели, ты бабу ебешь, то ты ей тоже хребет будешь ломать?!
Савчук: При чем здесь баба! То баба, а то корова!
Лейтенант: А для быка корова, что, не баба?
Савчук: Так бабу же с понятием, а тут бык, зверь...
Маликов: Так она бы ему хрен дала, такому!

Дверь открывается и появляется комбат

Явление 2

Те же и комбат.

Комбат: Ну как, закончили?
Лейтенант: Так точно, товарищ капитан.
Комбат: Ну, хорошо, Савчук, когда год смерти Ленина?
Савчук: Двадцать четвертый, товарищ капитан.
Комбат: Так.
Буряков: Товарищ капитан, а чего ж у него детей не было, он что, женщин не
любил?
Комбат: Ну почему же, любил...

Артемьев рыдает

Занавес.

ПАМЯТНИКИ

Весна 1980-го года. Жизнь круто изменилась. В прошлом осталась Сибирь, друзья детства, однокашники, служба в армии и 25 лет жизни. Я стою на Графской пристани и понимаю, что из этого города уже никогда не уеду. Севастополь покорил меня сразу и навсегда. Белые дворцы в зелени бульваров, грозные крейсера с легендарными именами и бесчисленные обелиски русской морской славы. Теперь мой дом здесь. Сама История ведёт меня по его улицам. Город-легенда, город-крепость...
...Прошло ещё полжизни, мне уже пятьдесят с лишним. Город изменился и вместе с ним изменился я сам. Флота больше нет, он не погиб со славой в бою, он умер. Наверное, можно сказать, что его убили. Если разделить человека пополам, то это называется казнью. Флот был четвертован на глазах всей страны. Агония длилась пятнадцать лет. Две страны методично разодрали его надвое и распродали по дешёвке то, что сумели урвать. Опустели бухты. Свершилось пророчество Памятника затопленным кораблям. Опять мы сами уничтожили свой собственный флот.
Сначала при первой обороне. Чтобы не забыть, построили мемориал, раскинувшийся на весь город. Хорошо построили. Навеки. Каждую батарею, каждый редут обессмертили. Флоту своими руками затопленному, главный памятник. Прямо в воде. Тоже навек. Чтобы не забывали. Чтобы гордились. Стоит как символ города. Стоит как пророчество. Памятник поражению. Нигде в мире не ставят памятников поражениям. Только у нас. Иностранцы не могут понять этого. Удивляются, иронизируют. «Легендарный Севастополь, неприступный для врагов... и кто же тот враг, что его взять не смог?» Не понять им, приземлённым, что не победа для нас важнее всего, а мужество и самопожертвование во имя Родины. Для того и ставим обелиски, чтобы воспитывать на примерах прошлого новые поколения.
На вершине Владимирской горки, на фоне усыпальницы четырёх великих русских адмиралов-победителей стоит другой монумент. Стоит памятник палачу Черноморского флота. Гордо стоит. Смотрит сверху на бухту, где стояли когда-то линкоры, крейсера, миноносцы. Неимоверным трудом и талантом были они построены, чтобы возродить Русский флот после кошмара и позора Русско-Японской войны. Напрасно! Всё было предрешено кучкой нелюдей без чести и родины. Дважды новоявленный вождь предал Черноморский флот. Сначала просто приказал сдать его без боя почти разгромленному врагу, а после и того обманул, тайным приказом принудив к самоубийству боевые корабли под Новороссийском. Чтобы окончательно унизить флот, сугубо сухопутный карлик вообще решил было заменить его морскими частями ВЧК. Так и стоит на самом видном месте Севастополя гигантский бронзовый истукан маленького человечка, забывшего даже свою фамилию и заменившего её кличкой ЛЕНИН. Распрямиться бы бронзовым фигурам матроса и солдата, скорчившимся у ног кадавра, и встать на своё законное место над городом своей славы, городом русского флота. Впрочем, попытались матрос и солдат, попытались.... Попытка не удалась. Так и стоит теперь на мысе Хрустальном гигантская угловатая конструкция незаконченного монумента. Циклопические матрос и солдат яростно атакуют единственное направление, с которого враг не штурмовал город-крепость. Последним ещё живым воинам Великой войны так и не удалось испытать на себе благодарность спасённого ими Отечества и достойной обеспеченной старости. Холёные моложавые ветераны вермахта не испытывая ни капли раскаянья за содеянное, хвастаются своими былыми «подвигами» сразу на нескольких телеканалах. Ужасный контраст! Невольно возникают вопросы: - «Кто же победил? Где результаты этой победы?».
Третий раз Черноморский флот был принесён в жертву в 1941-42 годах. Обладая подавляющим превосходством над военно-морскими силами противника на театре боевых действий, адмирал Октябрьский не сумел его реализовать. Минная война оказалась проигранной. Попытки обстрела румынского побережья были неудачными. Евпаторийский десант был брошен на убой и не поддержан артогнем флота. Дошло до полного маразма. Крейсера, вооружённые дальнобойными 180-и мм, орудиями вместо обеспечения высадки феодосийского десанта были использованы как обычные баркасы.
С палубами забитыми пехотой, под кинжальным огнём полевых батарей и даже полковых миномётов (небывалый случай в истории военно-морских флотов) «Красный Кавказ» и «Красный Крым» вошли в гавань и ошвартовались к пирсам. Потери были огромными. Крейсера после такого использования пришлось перевести в класс учебных уже до конца их службы. Главная база ЧФ после третьего штурма пала. Флот не смог защитить Севастополь. Даже массовый героизм снятых с боевых кораблей матросов не смог превозмочь профессионализм пехотинцев Манштейна. Остатки гарнизона были брошены Героями Советского Союза Октябрьским и Петровым без боеприпасов и продовольствия на мысе Херсонес в районе 35-й береговой батареи. Флот ушёл на Кавказ. Эвакуация не проводилась. Десятки тысяч погибли и попали в плен. Официальная версия и школьные учебники лгали о том, что они, дескать, пробились из этой мышеловки к Крымским партизанам. Никуда они не пробились. Солдаты, павшие в этом страшном бою, и сейчас лежат на мысе Херсонес. Огромная братская могила. Земля перемешана с железом и прахом павших героев. После войны преданных предали ещё раз. Вместо создания на этой святой земле достойного их подвига мемориала, даже героическая 35-я башенная береговая батарея была втихаря разрезана на металл. Кому-то очень хотелось, чтобы этих солдат забыли. Двенадцатидюймовки двух башен, защищавшие город до последнего дня и снаряда, сами по себе были памятником погибшему гарнизону. Этого показалось мало. Территорию батареи разделили на дачные «сотки» не кто-нибудь, а офицеры морской пехоты (в драку и с диким ажиотажем, кстати) и быстренько уничтожили все следы боёв, доставшиеся им вместе с землёй. Не могу себе представить, как будут эти воины угощать своих детей и внуков черешней, выращенной на прахе их отцов и дедов. Остаётся добавить только то, что даже музей второй обороны города так и не удосужились построить. Просто «потеснили» экспозицию первой обороны Севастополя в специально построенном ещё до революции для неё здании.
Четвёртый раз Черноморский флот было решено уничтожить волевым решением Хрущёва. Новые корабли резали прямо на стапелях. Сколько их было, и что стоила их разработка и постройка послевоенной стране, точно не известно. Наверное, военная тайна. Естественно, от своих. Видимо, чтобы не очень огорчались. О потенциальном противнике говорить не приходится. Достаточно полистать военно-морской «Джейн» за соответствующие годы. Эти корабли не удостоились не только памятников, но даже упоминаний на мемориальных досках. А ведь это была целая эскадра. Кровавую точку в четвёртом разгроме Черноморского флота поставила таинственная гибель прямо на якорной стоянке флагманского линейного корабля «Новороссийск». Бредовые версии про итальянских боевых пловцов и донных немецких минах, запущенные для успокоения общественного мнения, не проходят даже поверхностной проверки логикой. Тайна спрятана в архивах. Правда, слишком нелицеприятна. Я знаю, когда от людей скрывают истину. Думаю, что эта правда, страшнее донной мины, недавно извлечённой из моря самодеятельными металлосборщиками, провезённая ими через весь Севастополь, убившая одного из них и целую неделю угрожавшая Красной горке и железнодорожному вокзалу. Ответ напрашивается сам собой. Никакая мина или боевой пловец не смогли бы потопить боевой корабль такого водоизмещения. Значит, линкор был приговорён и заминирован своими. Возможно, «перестарались». Попытались всё засекретить. Даже похоронили погибший экипаж подальше от глаз людских. Чем-то эта трагедия предвосхищает гибель АПЛ «Курск», члены экипажа которой похоронены рядом с «Новороссийцами».
Пятый, последний по времени разгром Черноморского флота, начался вместе с развалом Советской империи и продолжается даже сейчас. Страшно то, что перед этим флот обрёл новую мощь. В его состав один за другим начали входить тяжёлые авианесущие корабли. Последние из этих исполинов должны были сделать флот поистине океанским. Почти готовые авианосцы, плюнув на всё, продали по цене металлолома. Уцелел только «Адмирал Кузнецов», в последний момент уведённый несплаванным экипажем из украинского Севастополя. Я смотрел на его нереально-огромный силуэт, исчезающий в дымке, и думал о том, что также уходили в Бизерту последние боевые корабли Российского флота. За кормой оставалась Родина, захваченная бандой без чести и совести. Расстрелы и истребление морских офицеров, массовые казни на Максимовой даче. Всё это было, но следов нет. «Не скажет ни камень, ни крест где легли...» Не скажет. Нет ни знака, ни могилы. Тысячи замученных в прекрасном, светлом городе у моря. Забытых. Забытых добрыми, правильными, красивыми людьми. Почему? Да по той же причине, по которой терпят они, что многие улицы города воинов и моряков носят по-прежнему имена палачей и негодяев. С гибелью флота изменился и Севастополь. Гордые памятники военной славы стали чем-то напоминать надгробья. Прямые проспекты с домами классической архитектуры обросли пластиковыми уродливыми вывесками и киосками. Стройные, подтянутые военные моряки как-то растворились среди озабоченных выживанием пожилых людей и горланящей наполовину матом, наполовину на пещерном жаргоне из кинобредятины, беззастенчивой молодёжью с почти обязательной бутылкой дешёвого пива в руке. Город-сказка из произведений Грина постепенно превращается в безликое скопище облезлых домов и мусорных куч, среди которых будут возвышаться легендарные памятники его прошлому. Пятнадцать лет незалежной Украины не принесли в Севастополь надежды. Город притих. Как больной, прислушивающийся к своим ощущениям. Излечим ли он? Я очень хочу в это верить, но не вижу ни врача, ни лекарства. Шарлатаны, сменяя друг друга, пытаются лечить его лживыми сказками. Я давно вырос и не верю в сказки.

ЗАПИСКИ НЕГОДЯЯ
(продолжение)

ПОРАЖЕНИЕ АТЕИСТОВ

...Чтобы отвлечься, сделаем следующее рискованное предположение: нет такого человека, который совсем не любит музыку. А когда ты монотонно трудишься руками (хотя заметно крепчают и ноги, которыми ты упираешься в пол, давя руками чужую плоть), - нет лучшего помощника, чем музыка. Поэтому в массажном кабинете на тумбочке стоял магнитофон, и лежала горка кассет. Репертуар постоянно обновлялся, и состоял исключительно из прошлых и настоящих хитов. Массажисты любили веселую музыку, потому что работа требовала ритмичной звуковой поддержки.
Впрочем, интересы сторон объективно расходились. Пациент, лежа под руками массажиста, должен расслабиться, и тут могла бы помочь усыпляющая музыка. Однако пробы показали, что медитативные звуки усыпляют в первую очередь массажиста (он же ночной бессонный сторож). Однажды массажист Х. по-настоящему уснул за шейно-воротниковой какого-то дедушки - видимо, недосып, вступив во взаимодействие с гипнотическим блеском лысины пациента и журчаще-щебечущей музыкой, поборол врачебный долг. Массажисту приснился длинный сон, но когда он открыл глаза, то к собственному удивлению обнаружил себя по-прежнему стоящим за седовласой спиной и мнущим шею и плечи дедушки. Тогда он понял, что стал профессионалом.
От медитативной музыки пришлось отказаться, - мало ли, что ты можешь натворить в своем чутком дельфиньем сне с неподготовленным пациентом. Да и сами пациенты временами засыпали так, что себя не контролировали. Однажды массажист Х. закончил массаж шейно-воротниковой, накрыл плечи тетеньки полотенцем, и, со словами «посидите пять минут», ушел мыть руки. Через три минуты массажист У., пьющий за столом чай, услышал стук, будто возле его ног упало что-то круглое и твердое. Против ожидания, звука качения не было, и он, повернув голову, посмотрел вниз. Возле его ног лежала женская голова и бессмысленно смотрела на него. Он испугался, но через секунду понял, что остальная женщина лежит за шторой в кабинке Х. - она просто уснула и упала со стула...
Именно поэтому в массажном репертуаре была обыкновенная зажигательная попса.
И вот однажды в кабинете появилась известная в городе личность - диктор местного телевидения с жеманным голосом. Он появился не в привычном сером костюме, в котором вещал с экрана, но весь в байкерской коже - курточка, обтягивающие штаны, кожаная бандана, - чем сразу подтвердил устойчивые слухи о том, что является чуть ли не главой голубой диаспоры города.
- Будь осторожен, - шепнул массажист У. массажисту Х. - Массируй нейтрально, мы же не знаем, какие ласки он любит - жесткие или мягкие. Руки должны быть равнодушны, как на дедушке, а то он воспылать может. И за попу не трогай!
Беззвучно отсмеявшись, массажист Х. вошел в кабинку, где уже лежал на кушетке голый по пояс подозреваемый. Потирая руки, массажист сказал:
- Надеюсь, вы не против музыкального сопровождения?
И, не дожидаясь согласия, вставил первую попавшуюся кассету и нажал на клавишу.
«Голубая луна-а!», - полилось в ухо пациенту.
«Щерт побьери!» - подумал массажист. Но менять песню не стал и наложил руки на спину пациента, ощущая, как она напряглась. Массировал молча, так же молча расстались.
На следующий день, войдя в кабинку, массажист предусмотрительно отложил в сторону вчерашнюю кассету, взял вторую попавшуюся, вставил в магнитофон и нажал на клавишу. Но поскольку записи состояли из мешанины песен, и многие хиты повторялись, то, учитывая взаимодействие законов подлости и вероятности, в то же ухо пациента ударил громкий моисеевский шепот: «Голубайа», и следом пронзительным голубем снова взвился Трубач. Пациент вздрогнул, поднял голову и вкрадчиво сказал:
- Я вас не понимаю...
- Расслабьтесь, расслабьтесь, - сказал массажист, и нежно, как хлопают лошадь, похлопал по спине пациента. - Просто первые два сеанса мы начинаем с этой песни, - на контрасте высокого и низкого она хорошо расслабляет...
За стенкой закашлялся массажист У.
Он тоже знал мистику песен массажного кабинета. Повадился к нему ходить брат погибшего при невыясненных обстоятельствах электрика, главный баптист по имени Петр. Сторож Х. прозвал его «апостол Петр» за его настойчивую вербовку массажистов в лоно если не христианской церкви, то ее побочной ветви. Но Петру не только очень хотелось доказать неверующим, что Христос был, есть и будет, - также хотелось Петру избавиться от начинающегося облысения, и он настоятельно просил массажиста У. массировать его молодую лысину. Пока его поросячья щетина под напором пальцев массажиста У. сыпалась с черепа на подушку, Петр и массажист Х. полемизировали.
- Если бы тот, в кого ты веришь, был, - лениво говорил Х., лежа в своей кабинке на кушетке, - он бы, увидев твою неистовую веру, остановил твое облысение.
- Истовую, истовую, - ласково поправлял Петр. - Неистовость, она от лукавого. А лысина - так бог-то мне Шамиля и послал в ответ на мои молитвы. Вот он не верит, но волю божью исполняет, вишь оно как... Шамиль, а то, что волосы так обильно падают, это ничего?
Пока массажист У. держал паузу, пытаясь придумать непротиворечивый ответ, встревал массажист Х.
- Ничего, Петр, это слабые падают, - говорил он, улыбаясь. - Те, которые в бога не веруют. Чужие они тебе. Вместо них сильные вырастут, ты главное молись. А эти все собери и предай огню очистительному.
- Ага-ага, - кивал пустеющей головой Петр, и продолжал разговор. - А вот скоро Спаситель наш придет, и вам будет ой как неловко, что вы не верили. Спасутся только те, кто уверовал до пришествия...
- А вдруг он уже пришел, Петр, только ты его не заметил? - говорил Х. - Сказано же было - приду, да не увидите, - соврал он.
- Уж не ты ли это? - сладким голосом спросил Петр.
- А предположим и я. Но откройся вам, не поверите, распнете, опыт уже был.
- Не-е, Иисус, он на облаке явится, в радуге, чудеса будет творить... - мечтательно сказал Петр.
- А ты знаешь, я тоже летал, и на облаке и в облаке не раз бывал, - там сыро и озоном густо пахнет, одуреешь... И тень на облаке, не поверишь, в радуге была. А какие чудеса я творил - закачаешься... Не зря же прошлый раз я сказал вам - приду не с миром, но с мечом и огнем! Да и сейчас чудеса творю - хромые бегают, скрюченные разгибаются, женщины, те вообще... ликуют...
- Не кощунствуй, ты скорее с другой стороны, - мрачно сказал Петр и замолк.
Когда на его голове осталось совсем мало волос, он попросил массажиста У. помассировать ему ноги - что-то болеть стали. Массажист У. пытался отнекиваться, но Петр настаивал, аргументируя отдельной платой, и У. согласился.
- Не за «спасибо», Шамиль, - напомнил Петр, снимая штаны и ложась на кушетку. - Вот те крест.
Массажист У. встал у его ног и, растирая между ладонями крем, попросил массажиста Х. включить музыку. Массажист Х. подошел к магнитофону, нажал клавишу.
- Я у твоих ног, спасибо не говори, - пропел динамик. - В этом тебе помог бог, его и благодари...
Массажисты расхохотались.
- Смеетесь, - сказал торжествующе Петр. - Но если и это чудо вас не убедит, то вы совсем пропащие. Благодарю, благодарю тебя... - и, судя по кряхтению и шороху, приподнявшись, он закрестился.
(продолжение следует)