***
Гостеприимные двери Общества инвалидов распахнуты не только в фигуральном смысле: на улице жара, и по залу с высоченными потолками гуляет благословенный сквозняк, перемешиваясь с запахами кофе и булочек, которые источает крошечная кофейня в тамбуре. По залу расставлены здоровенные деревянные рамы-козлы с натянутыми основами будущих масксетей, и около десятка женщин разных возрастов споро заполняют их серо-зелёными лентами. Гул стоит, как на пасеке: радио бубнит хиты прошлого века, тётки моют кости детям, собакам, котам, обсуждают рецепты и рассаду, а так же мировую политику и жизнь звёзд. Обычный трёп, генерируемый километрами, и изредка прерываемый повышенными тонами от "инвалидных" столов - там тоже кипит своя жизнь: со страстями, мероприятиями и бесконечными согласованиями. "Сетевики" уже четвертый год обитают под крылом Общества, любезно терпящего на своих площадях несметное количество коробок, банок, мешков, ящиков, рулонов и бобин с пленкой.
В углу чадит плитка, на которой плавятся огарки свечей, собранных дружественными храмами, и синий дымок периодически добавляет сюрреализма в картину мира. Обычный день, один из многих - все уже давно знакомы, и уже практически одна большая семья. Разговор скачет с одного на другое, и собеседники легко успевают участвовать в нескольких диалогах одновременно.
- ... и его как снегом придавило на майские, так он до сих пор в себя не пришёл. Я уж ему и рейку рядышком воткнула, и привязала, чтобы по ней полз, а он висит, как дохлый.
- Ну ты прямо хочешь, чтобы всё и сразу - оклемается ещё. А то давай, я тебе новый принесу. Только осенью, сейчас-то уже смысла нет пересаживать.
- А в родительском чате классная написала, что зал маленький, поэтому от всех классов можно родителей только тридцать человек, и все тут же сошли с ума и принялись писать жалобы директору.
- И что он сделает, интересно? Новый зал пристроит? Есть же нормы всякие, и если ему сказали: "Не больше тридцати", то потом, если что случится, с него первого голову снимут. Вон, как с тем клубом, как его... Вишнёвая лошадь, что ли... Ну, где пожар был, и больше потоптали, чем задохнулись
- От ушного клеща я капли покупала - отличная вещь! Не помню, как называется, надо дома глянуть. Только всех сразу надо лечить, даже у кого нет - потому что пока одного лечить будешь, остальные на себя нацепляют.
- ... а сметаны не привезли, потому что у них сепаратор сломался, и она очень извинялась, что вот так, и она деньги пришлёт обратно, конечно.
- Да дело же не в деньгах! Я всем дома напела, что вот-вот и сыр будет, и масло, и в магазине его не покупала, а тут такой облом. Я-то макароны, например, и с топлёным съем, а мой не будет - к нему вообще с топлёным не подходить лучше, он его на дух не выносит. И теперь вот еще неделю жди...
- А гриб наш кормил кто-нибудь? Что-то у него вид нездоровый какой-то. Его так-то уже помыть пора, мне кажется...
В этот жужжащий улей тихо заходит женщина. Язык не повернётся назвать её бабушкой, хотя понятно, что ей крепко за восемьдесят. Прямая спина, аккуратные, хоть и невзрачные брюки, скромная тёмная блузка по размеру, и совершенно нереальный, какой-то прозрачный взгляд когда-то голубых глаз. Тихое "Здравствуйте" почти теряется в общем шуме. Из-за рам выглядывает Паша - наш бессменный опекун и командир утренней смены, мастер по литью окопных свечей.
- Доброе утро! Рад вас видеть снова.
Женщина открывает сумочку, достает купюру и протягивает Павлу. Он аккуратно принимает её из узловатых пальцев с лёгким поклоном.
- Спасибо вам большое.
- Вам спасибо. Огромное дело делаете.
- Ну так мы-то без людей много не наделаем, тут любая помощь пригодится.
- Какая уж теперь помощь - одна немощь. Вот и приходится деньгами откупаться, да и тех не больно-то много, стыд один.
- Не говорите так, это неправильно. "Откупаться" - что это за слово вообще? Каждый делает, что может, и на что годен. Это же от сердца, а как от сердца может стыдно быть?
- Ну, будь по-вашему.
Она обводит прозрачным чистым взглядом притихший коллектив, который прислушивается к беседе.
- Спасибо вам, девушки. Дай вам бог здоровья всем.
Разноголосое "Спасибо" провожает её прямую спину. Она придет снова в следующем месяце, как приходила уже до того, и снова принесёт Паше купюру, выкроенную из пенсии - вряд ли профессорской. И Паша снова примет её из пальцев, покрытых печатями возраста. Каждый делает, что может, и на что годен.
Несколько минут царит тишина, только шелестят по ячейкам продёргиваемые ленты, да бухтит про розовые розы кумир девяностых.
- Паша, а свари кофейку пожалуйста?
- Да запросто! Кто пьёт - поднимаем руки! |
