Беспилотный аппарат.

Старлей Л. ещё в курсантскую бытность полагал, что обладает уникальным талантом попадать в истории. Но вот, волею судьбы и командования старлей Л., а в то время новоиспечённый лейтенант, оказался в одном из полков Забайкальского округа. О чем, кстати, старлей Л. ничуть не жалеет, поскольку такое обилие столь ярких и колоритных личностей может быть только в отдалённых гарнизонах. Правда, на таком фоне, талант старлея Л. смотрелся жалким умением.
Впервые услышав несколько историй о ходячей легенде, капитане П., лейтенант просто не поверил, - Ну не может человек попадать в столь невероятные истории!
Но вскоре, произошёл случай, после которого лейтенанту все истории, которые ему рассказали о капитане П., показались сильно преуменьшенными.
После получения лейтенантами первой получки, на вечернем построении командир эскадрильи торжественным голосом объявил:
- Товарищи офицеры, в эту субботу у нас камни. Молодые лейтенанты вливаются в коллектив.
Камнями в эскадрилье называлось коллективное распитие спиртных напитков по любому поводу, в данном случае - проставлялась молодёжь, традиция. Проводилось это мероприятие на свежем воздухе. На краю аэродрома природа или неведомые силы расположили крупные валуны кольцом, создав некое подобие Стоунхенджа. Внутри располагались валуны поменьше, на них было удобно присесть, и главный подарок природы - глыба с ровной как стол поверхностью. Собственно, эта глыба и служила столом. Это было любимое место эскадрильи, здесь всегда было тихо, а потому здесь собирались всегда. Даже сейчас, когда в Забайкалье воцарилась зима.
Мероприятие "Камни" прошло на редкость успешно, несмотря на то, что водки было много, а вся закуска была представлена хлебом да рыбными консервами, которые к тому же через двадцать минут пребывания на морозе замёрзли в костяшки.
Командир эскадрильи с удовольствием отметил, что всего человек пятнадцать утеряли способность к самостоятельному передвижению. И даже удивился, что в их числе не оказалось капитана П., мало того, тот и внешне выглядел вполне адекватно. Как оказалось позже, поспешил командир удивляться.
Всё же, великое дело - военный коллектив. «Пострадавших» оперативно погрузили в дежурную машину, каждому назначили личных «разводящих», вернее, разносящих по квартирам. А поскольку эта «почётная» обязанность досталась в большинстве случаев молодым лейтенантам, командир подробно проинструктировал каждый «экипаж». Кого занести просто в квартиру, кого помочь домашним уложить в постель и при случае утихомирить, а где просто прислонить тело к дверям, и нажав на кнопку звонка, бежать со всех ног, дабы не подвернуться под горячую руку супруги.
Часть эскадрильи отправилась в путь пешком. Благо, это было недалеко, городок находился в двух километрах от аэродрома. Правда, некоторое затруднение вызывало то, что дорога вела через сопку, и на длинном, затяжном подъёме офицеры невольно разбились на группы, кто шёл медленней, кто быстрее. В одной из таких групп случайно или нет оказались лейтенант Л. и капитан П.
Вот и вершина сопки, как на ладони внизу лежал городок. Свет в окнах манил домашним уютом, сумерки переходили в темноту. Только до него ещё топать и топать, по некоему подобию серпантина.
- Стоять! - неожиданно скомандовал капитан К., он в группе был самым старшим по званию. Группа послушно остановилась, пытаясь сообразить, какая блажь пришла в голову капитану. А тот смотрел на довольно крутой склон сопки, прямиком ведущий к его дому. Здесь даже самые отчаянные из ребятишек не рисковали кататься на санках.
- За мной, ребята! - и с этими словами капитан П. оседлал свой лётчицкий портфель и заскользил по склону вниз.
Склон вдобавок был ещё и обледенелым, и с каждым мгновением капитан П. набирал скорость. Офицеры с обалделым видом наблюдали за этим бешеным заездом, на их глазах рождался новый рекорд в санном спорте. Жаль, никто не догадался засечь время. Как и рассчитывал капитан П., он финишировал у своего подъезда, вернее, о сам подъезд.
- А, бля! - известил он о своём финише, - я ногу сломал!
Это прозвучало как команда для остальных, правда, не для скоростного спуска, а для спринтерского забега метров эдак на 500. Аккуратно подхватив уже точно пострадавшего под руки, группа двинулась в обратный путь, дело в том, что с обратной стороны этой сопки, совсем рядом, находилась больница железнодорожников. Дежурный хирург определил закрытый перелом голени и с помощью медсестры наложил гипс. Минут через пятнадцать капитана П. всё также на руках несли домой. Бережно, аккуратно, дабы не причинить неловким движением боль товарищу. Вот эта аккуратность сыграла злую шутку. Когда капитана П. проносили мимо злополучного склона, тот неожиданно вырвался из рук и вновь оседлал свой портфель, который за всё время своих злоключений так ни разу не выпустил из рук. Всё произошло насколько стремительно, что никто не успел ничего предпринять.
- Двум смертям не бывать! - крикнул капитан П. и вновь заскользил по склону.
Из состояния ступора обалдевших пилотов вывел крик: - А, бля, я вторую ногу сломал!
Когда капитана П. повторно занесли в хирургическое отделение, хирург даже не успел отмыть от гипса руки.
Жаль, что у меня столь бедный словарный запас, чтобы описать выражение его лица. Это просто надо было видеть.

После этого случая лейтенант Л. поверил в ту историю, за которую капитана П. перевели из подмосковного гарнизона в Забайкалье. За беспилотный полёт.
Дело было так. Как опытному лётчику капитану П. было поручено важное дело - участвовать в съёмках фильма. Не художественного, конечно, а учебного фильма для служебного использования. И роль «главного героя», безусловно, не у пилота, а у вертолёта Ми-24. Тем не менее, капитан П. с энтузиазмом взялся за это дело.
Но оказалось, что съёмка в кино - это довольно нудное и утомительное дело, бесконечные дубли, монотонные полёты, непонятное ожидание правильной освещенности. И самое большое разочарование - на те редкие кадры, когда нужно было снимать действия экипажа с оборудованием кабины, а это делалось на земле, место пилота занимал дублёр. Вдобавок ко всему даже не лётчик, зато с такой правильной, плакатной физиономией.
Вскоре энтузиазм капитана П. угас совсем, и он откровенно тяготился полётами. Пробовал даже брать с собой книгу и, передав управление оператору, почитать, но от вибрации быстро уставали глаза. Проще было во время ожидания на земле: бортовой техник был, как и он, заядлым картёжником. Расположившись в грузовой кабине, они таким образом убивали время.
Как-то интересная партия была прервана вылетом, и игроки пытались закончить её в полёте. Это было крайне неудобно для капитана П.. Он сидел спиной к бортачу, приходилось постоянно оборачиваться, кроме того, в его карты было легко заглянуть. Капитан П. был раздосадован, он проиграл несколько раз.
- Оператор, держи управление! - скомандовал он по внутренней связи, ему в голову пришла идея, - бортовой, откинь моё кресло назад!
Борттехник был сообразительным и без лишних вопросов выполнил команду. Капитан П. из положения сидя оказался в положении лёжа, но почти в грузовой кабине. Небольшой кульбит - и он полностью там. Теперь можно отыграться!
Перед посадкой с помощью борттехника обратным порядком капитан П. занял своё место.
Теперь оставшиеся до конца съёмок дни потекли веселей. Вскоре, отсняв нужное им количество дублей, киношники укатили монтировать фильм. Прошло несколько месяцев, капитан П. начал уже забывать свою киношную эпопею.
Но вот в один прекрасный день из Москвы прикатила «Волга» с одним «большим» авиационным начальником в чине генерала. Он без лишних объяснений проследовал в кабинет командира части.
- Срочно капитана П. ко мне! - получил приказ от командира дежурный по штабу.
- Это, наверное, по поводу моих киношных мучений, - догадался капитан П., - а то укатили, даже спасибо не сказали. Может, ценный подарок дадут...
- Разрешите? - вошёл он в кабинет.
- А подарок я точно получу, только вот в какой форме? - мелькнула у капитана П. мысль, взгляд двух начальников не предвещал ничего хорошего, - где-то я прокололся...
- Вроде обычный человек, или у него шлемофон из шапки-невидимки пошит? - задумчиво, ни к кому не обращаясь, произнёс генерал.
- Какой невидимка? - не понял, в чём его обвиняют, капитан П..
- Ладно, герой, сейчас поймёшь, - не стал ничего объяснять генерал, - пошли.
В клубе части их уже ждали, едва троица заняла места, погас свет и началась демонстрация отрывка фильма.
Вот на экране полёт его вертолёта, идёт красиво, ровно. Удачно выбран ракурс, съёмку производили с транспортного Ми-8. Капитан П. даже залюбовался своим вертолётом, до того эффектно тот смотрелся. Но вот вертолёт начал увеличиваться в размерах, оператор решил дать крупный план.
Стало отчётливо видно, что в кабине командира экипажа никого нет...

П.С.

Во времена службы в ЦГВ экипаж, в состав которого входил и старлей Л., перегонял вертолёт на ремонт в Союз. Путь лежал через Польшу, и для дозаправки была выполнена посадка на аэродром, где базировались истребители. Этот аэродром был знаменит тем, что именно с него взлетал один печально известный политработник. Чей самолёт ещё долго летел без него. Было время обеда, и экипаж проследовал в столовую.
Вертолётчики в столовой истребителей - это, конечно, событие. Местные остряки рискнули поупражняется в острословии.
Глупцы, не ведающие что творят! С кем потягаться решили! Старлей Л. снисходительно выслушал избитые остроты по поводу мельниц, бетономешалок, аэродинамических недоразумений. Затем, покончив с обедом, сказал просто: - Ну и что, зато мы летаем.
- А мы что? - не учуяв подвоха, спросил какой-то остряк.
Старлей Л., не спеша, с достоинством поднялся со своего места и также просто ответил, - Не знаю, по докладам пилотов ПВО НАТО - МиГ-23 - беспилотный аппарат.
Покидая обеденный зал, старлей Л., слышал за спиной только стук столовых приборов.

Сало.

Само по себе сало продукт своеобразный и даже полезный, если употреблять его с умом. Некоторые военные не употребляют этот продукт, незаменимый в условиях лютой полярной зимы. Одни, в силу своей национальной и религиозной принадлежности, другие по причине неуважения ко всему свинскому роду, а третьи просто в силу непонимания чудодейственной силы этого продукта. Так или иначе, но произошёл на одном корабле случай, после которого многие стали воспринимать сало, как интернациональный продукт, объединяющий народы.
Дело было даже не на корабле, а на вспомогательном судне бригады АСС (аварийно-спасательной службы). Это было небольшое водолазное судно типа ВМ (водолазное морское) с простым названием «Водолаз-12». Судно было прикомандировано к одному из судоремонтных заводов флота. Его славный экипаж выполнял тяжёлую, рутинную работу, без которой, впрочем, на флоте не обойтись.
Экипаж судна был пёстр и многонационален по своему составу и состоял из 12 человек.
Командовал этим линкором рейдового масштаба старший лейтенант с простой немецкой фамилией Гофф Александр Францевич. Гоффов в Германии, как в России Ивановых, между тем был он коренной казахстанец, хотя внешностью обладал арийской. Здоровенный и светловолосый с серо-голубыми глазами, обрусел он до невозможности, а по сему постоянно курил «Беломор», витиевато матерился и ходил всё время со стаканом во лбу, благо спирт (или шило) на водолазном судне традиционный напиток.
На глубоководные спуски на борт наведывался врач-физиолог, давний кореш командира, и тогда веселье приобретало затяжной характер хронической встречи Нового года.
Самое интересное, и это поражало всех, что боцманом на судне и по совместительству старшим помощником командира, был мичман Розенблюм Марк Исакович. Как выпускник культпросвет училища (???!!!), бывший солист ансамбля народного танца Украины, попал на флот, стал «сундуком» (мичманом на матросском слэнге), да ещё и выбился в боцмана, было уму не постижимо! Типичный еврейский мальчик то же стал жертвой великой русской культуры и привычками от командира особо не отличался. Кроме того, были они закадычными друзьями и собутыльниками. Их объединяла всепоглощающая любовь к душевным разговором под шило про прозу жизни и коварство всех баб без исключения. Врезав по пол-стакана неразбавленного напитка (для начала), они пытались убедить друг друга, что немцы и евреи всегда останутся вечными врагами. Почти всегда посиделки заканчивались братанием всех народов Земли и пением пролетарских песен. После таких посиделок, на утро, вялые тела Марика и Шурика разносил по каютам механик Василий Тарасович Поносюк. Он был гражданским и рад бы был посидеть в такой тёплой компании, но дома его ждала жена, мадам Поносюк, дама под два метра ростом в туфлях 43 размера. Сам механик имел рост метр шестьдесят с кепкой и не злоупотреблял чувствами жены. Между тем малый рост помогал Тарасычу в работе, так как всё механическое на судне было очень маленьким и тесным, а он со своим теловычитанием, а не телосложением, проникал в любую скважину. Раз-два в месяц он всё же принимал участие во встрече друзей. Эту процедуру он готовил заранее. За неделю до пьянки он гордо и часто сообщал жене, что уходят они в очередной поход для спасения погибающего корабля или самолёта. Мадам плакала, что-то причитала и постоянно крестила морехода. На борт механик приходил под завязку загруженный тёплыми носками и домашней едой. Это особенно радовало остальных членов компании, в виду ведения обоими хронически холостяцкого образа жизни. В вопросах приготовления пищи жена механика действительно была на высоте, с этим соглашался даже кок Эдгарс Рукманис. Поваром он был от бога, иначе бы его не взяли на водолазное судно. Знал он кухню, казалось, всех народов мира и после техникума до службы работал в ресторане в Лиепае. Звали его остаться на сверхсрочную, обещали золотые горы, но Эдис твёрдо решил ходить в загранку (для него уже и место готовил отец-капитан). Он особо не бузил и тихо ждал ДМБ в звании главного старшины. Начальство его уважало.
О процедуре питания водолазов надо рассказать отдельно. Оно того стоит ведь принятие пищи на флоте, наверное, самая яркая из всех немногочисленных радостей жизни матросов срочной службы.
Хорошо кормят в морской авиации, но порционно. Отлично кормят на подводных лодках, если хочешь полакомиться, всегда чего-нибудь найдёшь. Водолазов, в силу специфики их работы, кормят просто изысканно, к тому же разнообразно, много и в любое время суток. Таких деликатесов, как на службе, я «на гражданке» не ел до окончания перестройки. В нашей провизионке было всё и всегда, даже икра, и не только кабачковая. Хотя каждый нормальный человек поймёт, что таскать на себе 90 кг. водолазного снаряжения УВС-50М (а в просторечье «трёхболтовку») почти ежедневно тяжеловато, и явно на кеды не похоже. Такие усилия, хоть и становятся привычными за 3 года, но требуют компенсации.
Годки (старослужащие) на флоте по вечерам разминаются вечерней птюхой (жаренная картошка с различными неуставными включениями), и это одна из традиций, на которых стоит флот. В общем, главное, чтобы кок был достойный, а он у нас был. Но я отвлёкся. Я ещё ничего не сказал о простых моряках нашего экипажа.
На каждом судне есть палубная команда. По нашей палубе то же сновали два чёрта. Старший матрос Хачик Трапезанян (я сам не верил, что его так зовут, пока не увидел его военный билет), вечно сыпавший всякими шутками-прибаутками, смешными уже по причине их армянского произношения. Как и всех армян на флоте, его прозвали Ара. Младшеньким у него был недалёкий белорус Вова, просто Вова. Он то и был постоянной жертвой шуточек армянского радио, хотя это не мешало быть ему трудолюбивым и исполнительным воином. Это качество, обычно приводит наших братьев-славян на сверхсрочную службу.
В помощниках у механика Тарасыча ходили два моториста. О них, несмотря на небольшой срок службы, водолазы даже заботились. Мотористы вообще лучшие друзья водолазов. Одного звали Адил Азиз Ага Оглы, но все называли его просто Вася. Вася был молчаливый и очень интеллигентный студент из Баку. Он был скромен, и если какие-либо шуточки Ары касались его лично, он густо краснел и уходил крутить гайки или просто протирать механизмы ветошью в машинном отделении. Вторым его собратом по механическим недрам был Гия Мацкипладзе из знойного города Кутаиси. Собственно он был не просто мотористом, а имел специализацию в простонародье именуемую кислородчик. Гия обслуживал компрессора, воздушные баллоны и барокамеру, в общем всю водолазную технику. Был он парнем горячим, но к шуточкам Ары относился терпимо. Был у него один недостаток. Он до беспамятства любил пельмени, и пока всё, что мучительно лепила вся команда по выходным не было съедено, напрягать его работой было бесполезно.
Он пожирал их с утробным урчанием, уничтожал, как Троцкий классовых врагов, а потом долго рыгал и свиристел желудком. Прозвище он носил единое, для всех грузинов на флоте. В начале службы был он «биджо», а, перевалив за экватор священного долга, под ДМБ, логически становился «кацо». Вообще, грузины ребята хорошие, и если где-то и проштрафятся, то от командира зачастую слышат: «Ну что же ты, генацвале?». И им бывает стыдно.
В общем палубных работников на флоте называли пехотой, мотористов-маслопупами, а водолазов- мутами, от слова мутить. Наверное, воду, что ж ещё?
Вся эта история с салом и закрутилась вокруг водолазов. Нас было четверо. Двое: Женька и Камиль, одного призыва и из Питера, и поэтому считались земляками. Виталик по фамилии Карасик, был с Украины. Был он сварщиком, причём варил одинаково хорошо и под водой, и над ней. Я был старшиной команды, и тоже из Питера, поэтому молодых особо не грузил. Да и не к чему это было. Каждый из нас чётко знал своё место во флотской иерархии и также исполнял свои обязанности по службе.
Вообще у нас как-то не принято было годковать (гонять молодых по делу и без такового), водолазам вообще это свойственно в меньшей степени, нежели в других частях. Какая тут годковщина, когда жизнь человека под водой зависит от тех, кто на палубе. А это не всегда военные одного призыва. У нас как-то всё было основано на уважении. Да и нас с Виталькой всегда старались называть просто по отчеству. Меня- Петровичем, его-Иванычем (хотя с такой фамилией можно обойтись без прозвища).
Моряки жили в носовом кубрике, командиры по каютам, а мы в водолазке на корме. Начальство к нам заходило, предварительно постучав. В этом тоже был элемент уважения к нашей работе и к нам. Пароход наш стоял у плавмастерской. У нас был свой телефон. К нам вообще никто не ходил и по пустякам не придирался. Все знали: чуть что, мы пойдём по первому свистку, на то мы и спасатели. Командиры носили кожаные регланы, а мы - морпеховские куртки без погон, бежевые верблюжьи свитера и фески. Флотские ботинки или «гады» на севере не особо носят, всё больше как-то яловые тяжеленные сапоги, что гораздо теплее. На севере вообще-то холодно. Мы же, по причине крутизны, носили укороченные морпеховские. Единственным атрибутом, по которому нас можно было принять за военных - это чёрная пилотка со звёздочкой, которая, находясь в кармане, сразу превращала нас в гражданских. В общем, от нас за милю веяло романтикой и какой-то непонятной многим крутизной. Лишних вопросов не задавали и в дела наши не лезли.
Тем не менее, это была нормальная морская служба. По утрам приходили командиры, если им было где ночевать, кроме своих кают, получали задание на день, и мы отдавали концы и шлёпали к месту работы. Матросы шустрили на палубе, всё время что-то шкрябая или крася. Когда было холодно на палубе, они плели в кубрике концы и маты. Марик был большой специалист в боцманском ремесле. Мотористы ковырялись в машине. А мы ныряли. А раз мы ныряли, значит, и судно выполняло боевую задачу. Мы снимали намотки с винтов, заделывали пробоины, осматривали винты и причальные стенки. В общем, содержательно проводили время.
Как-то командир заметил, что хорошо бы нам иметь своего человека на плавмастерской, который бы там всё и всех знал и по необходимости делал бы работу, которую лучше делать всё-таки на заводе, а не на коленках. Он оперативно посетил начальника плавучки, они вместе полакомились шилом, после чего ремонтник сказал: «Кулибина не обещаю, но кого-нибудь подберу». И подобрал.
Утром после всеобщего подъёма флага, когда отыграли корабельные горны, мы услышали странный голос с борта мастерской. «Водолазыыыы! Водолазыыы!» - кричало какое-то чудовище с непонятным акцентом.
На палубе мастерской стояло нечто невзрачное в бескозырке, больше на 3 размера и по этой причине облокотившуюся на большие оттопыренные уши. Одето нечто было в промасленный зелёный ватник и зелёный же солдатский сидор (вещьмешок) на плечах.
-Снизойди и представься! - Сказал боцман и странно так посмотрел на командира.
Видно мало вчера шила съели! Подляна, блин! Воин сполз по трапу и ударил строевым с отданием воинской чести в движении. Что-то гортанно прокричав, он протянул бумазею, на которой ровным писарским почерком было выведено: «Командировочное предписание», и даже стояла печать. Из бумаги следовало, что матрос рембата Насрулло Темирбаев командируется на наш геройский пароход.
- Этого нам только не хватало! Не экипаж, а интер бригада какая-то! - сказал командир, и, буркнув под нос что-то про маму и верблюжью колючку, ушёл в каюту долечивать болевшее со вчерашнего.
Ара тут же окрестил воина Сруликом и выразил общее мнение, что хорошо бы бойца отмыть и накормить.
- Потом и ответ держать будет, - добавил Виталик, и все разошлись по работам.
День был субботний, работ не было, и все занимались профилактикой механизмов по заведованию. Боцман загнал командированного в душ, заставил раздеться, и, одев рабочую рукавицу, отнёс его шмотки в мусорный бак. Потом, ткнув палкой от швабры в те места, которые надо было треть особенно тщательно, выдал Срулику кусок хозяйственного мыла с мочалкой, и удалился. За борт из душевой лилась жидкость грязно-жёлтого цвета с клочьями серой пены. В одно из контрольных посещений отмываемого, боцман, глядя на его ноги, спросил: «А что это ты, милый, в носках стоишь?». На это обрабатываемый, встав по стойке «смирно» громко отрапортовал: «Нэт насок никакой, товарыщ боцман!». Марик вздохнул, выдал бойцу ещё один кусок мыла и удалился до следующего контрольного посещения.
Когда за борт полилась практически чистая вода, боцман решил процедуру закончить. Тарасыч качал головой и бубнил под нос: «Половину месячного запаса за борт слил, басмач!» - имея в виду пресную воду. Выдав матросику новые ситцевые трусы и тельняшку б/у из закромов Родины, боцман отвёл его в кают-компанию и усадил за стол. Срулик сидел на рундуке, болтая тонкими ножками в тапках из голенища валенка, чинно сложив руки на коленях, и ждал команды. А команда: «Команде обедать!» отгремела на всех кораблях тому назад часа два и, пока страдальца отмывали, все уже снова занялись своими делами.
Воин сидел за столом, непривычно для самого себя чистый, и рассматривал окружающую действительность. Напротив сидели мы с боцманом и, конечно, Ара. Не мог он пропустить грядущее веселье и поэтому, сидя с нами, вертел в руках кусок пропиленового кончика, делая вид, что занимается изготовлением выброски. Эдис в белом колпаке и двубортной, как в ресторане, поварской тужурке, принёс на подносе миску с солянкой и огромную, с пол лаптя, котлету с жаренной картошкой. Достал из холодильника запотелую литровую банку с компотом из чернослива и присел рядом. Страдалец молотил ложкой всё подряд, а Марик вдруг ляпнул ни к селу, ни к городу: «Был у нас один такой западэнец (имея в виду аборигена Западной Украины), метал всё, что не приколочено. Потом называл всех москалями проклятыми, вместо спасибо».
- Ну и чем всё дело кончилось?- живо поинтересовался Ара.
- Да начал он рассказывать, как его дед по лесам бегал, да москалей - коммунистов стрелял, ну и врезал я ему баночкой (табуреткой по морскому) по зубам. Вынес 4 зуба, он потом шипел, как змей. Ну какой я ему москаль? Да и батька мой парторгом работал, а мама моя украинка с под Полтавы. Я даже не обрезанный. Мама не позволила, жаль только баба Фира, она у меня в Одессе живёт, очень обижалась.
Эту тему Ара не мог оставить без внимания.
- Так стало быть ты не Розенблюм, а Розенблюмченко? - давя смех во внутренних органах спросил Ара.
- Уймитесь, семиты!- донёсся расслабленный голос арийца из открытой двери каюты. - Кончай бакланить, дракон (так кое- где боцманов называют, традиция!), подбери лучше басмачу робишку в своих недрах.
- Давай на палубу шуруй, клизма ереванская! - якобы обидевшись сказал мичман, зная, что Ара попал на флот с 3 курса Ереванского мединститута.
Присосавшийся как клещ к банке с компотом, матросик одеваться не спешил, но в процессе доставания сухофруктов со дна банки на вполне сносном русском языке поведал, что он из Душанбе, закончил там ПТУ и на дембель ему осенью. Вот тут-то многим из нас стало обидно! Этот зачуханный воин оказался двухгодичником, в компании нас, призванных на три года. На погонах его были красные канты и это коренным образом отличало его от нас. Ехать ему домой, стало быть с Карасиком, Арой и Биджо в одном поезде.
Надо сказать, что в различных частях флота служат по разному. На кораблях и некоторых береговых базах и складах - по 3 года. Морская авиация, морпех и другие базы и склады - по 2 года. Рембат, да и весь судоремонтный завод был, как раз двухгодичной частью. Бывало и так, что на одной бербазе или флотском экипаже собирались воины одной специальности, например водители, но с разным сроком службы. Матросы в этом не виноваты, но к трёхгодичникам, да ещё и с кораблей, относятся с большим почтением.
После того, как Срулька был отмыт, накормлен и одет, Ара торжественно вручил ему швабру, ёршик и ветошь. Объявив голосом Левитана, что гальюн в опасности. Ара показал ему, где гальюн, собственно, находится, и сказал, что с сегодняшнего дня это объект приборки молодого, с чем тот и согласился. Видно ему начинало у нас нравится.
Насрулло оказался на редкость сообразительным, в отличие от большинства своих земляков. Ему говорили, что надо изготовить в мастерской, давали рисунок или список, написанный печатными буквами, и он довольно быстро приносил необходимую деталь из цеха. Видно, что после проведённой над ним работы, статус его среди бывших сослуживцев значительно поднялся.
В один из дней Карасику позвонила подруга и сообщила радостную для всех нас новость - Витальке пришла посылка из дома. Ему посылки приходили регулярно, раз в месяц, и для всей команды это был просто праздник души. Внешне подруга Витальки была страшна как крокодил , но жутко любила моряка. Карасик ходил к ней по зову плоти и убегал, как только она издалека заводила разговор на тему: «А как мы назовём маленького, когда поженимся?». Торчать на Севере, как слива в одном месте, в Виталькины планы не входило и по мере приближения ДМБ, он посещал её всё реже и реже, чтоб не привыкала. Папа «крокодила» служил мичманом на продскладе, что повышало её рейтинг, как невесты, на несколько пунктов. Во всяком случае, он был не против, что на их адрес приходят посылки для моряка, так как тоже уважал водолазов. Подруга передавала посылку через дырку в заводском заборе, поэтому содержимое оказывалось на борту без потерь. А терять было чего! Продуктовый набор был традиционен и именно по-этому долгожданен. Открыв со скрипом верхнюю крышку мы с радостью обнаружили, что ничего не изменилось. Под газетой на украинском языке, в котором лежало письмо от матушки Виталика, мы обнаружили копчёный свиной бок, шмат домашнего солёного сала, сладости из семечек подсолнуха, а на дне! На дне лежали две грелки, наполненные замечательным домашним самогоном. Все пустоты посылки были заполнены орехами, печеньем и конфетами. В общем, общий вес богатства составлял килограмм 10. При вскрытии, обычно, присутствовал весь экипаж, включая вольнонаёмного Тарасыча. Каждый из доставаемых свёртков приветствовался одобрительным гудением. И очень нам нравилась традиционная приписка в конце письма: «Виталечка, только обязательно угости друзей и командира», как будто всё это богатство мог осилить один человек. В такие дни у повара был выходной. Вечером, когда стихала заводская суета и командир отправлялся в гости к очередной подруге, вся эта домашняя красота выкладывалась на стол и начинался праздник живота. Пьянство с матросами у офицеров не приветствуется, так как ведёт к панибратству и падению воинской дисциплины. Командир, зная это и блюдя традиции, свинтил пораньше, напевая под нос немецкую песенку про путешествие немецких же солдат на Восток и, зная, что на утро по возвращению с гулянки с элементами разврата, его в холодильнике будет ждать запотелая поллитровка и домашняя закуска.
Умывшись и переодевшись в чистое, команда расселась за стол в соответствии со званиями, уважением и сроком службы. Боцман сидел во главе, так как мичман - не офицер и ему можно. Даже Эдис в честь такого случая, одел форменку с погонами главного старшины. И праздник начался. Самогонка была перелита в хрустальный графин и заморожена. Свиной бок, порезанный на тонкие кусочки, лежал на блюде в окружении маринованных овощей. А сало! Сало, как украшение стола, лежало на дубовой доске вместе со ржаным хлебом. Чуть розоватое, с прожилками мяса, словно одетое в тельняшку, с бежевой нежной кожицей, чесночком и перчиком, оно так радовало глаз моряков, что все молча истекали слюной, боясь разрушить это великолепие. Бедный Насрулло был сражён наповал. Он никогда не видел такой красоты, он даже не представлял, что такое может быть. Ноздри втягивали в себя чудесный запах украинских деликатесов, а вся его мусульманская сущность протестовала, хотя и не понимала, против чего. Сало боец видел впервые.
Вася и Камиль не были ортодоксами, поэтому никак не проявляли себя.
- Ну, начали!- сказал Виталик на правах хозяина стола и поднял первую рюмку.
Все выпили и стали наслаждаться закуской. Ара включил музыку, а Биджо всё порывался изобразить лезгинку. И тут все заметили Срульку. Он сидел в конце стола, как запуганная обезьянка и мелко трясся, незная как себя вести: что ему можно, а что нельзя - но хотелось всего и сразу. Первым это дело заметил, конечно, Ара.
- И, земец, и чего это ты мнёшся, как булка в попе!?- с напускной строгостью спросил Ара и сунул страдальцу в трясущиеся руки пол-стакана национальной гордости Украины. - Это вкусно!
Бедный маленький туркмен зажмурился и выпил. Выпучив глаза, он хватал ртом воздух, пока добрый Биджо не воткнул ему туда кусок хлеба с салом. Судорожно двигая скулами, матросик старался понять, что же ему сунули в рот. Было странно, но так вкусно, что это ни шло в сравнение ни с одним известным ему русским блюдом, даже с перловой кашей, которой чаще всего кормили ремонтников. Закрыв от удовольствия глаза, он жевал и жевал, и ему хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Он ел и ел, запивая всё съеденное самогонкой, пока не вырубился с непривычки прямо за столом. Праздник продолжался, а Вася с Камилем отнесли невесомое тельце единоверца на койку, и вернулись к друзьям. На утро, после обряда инициации, Насрулло проснулся без головной боли и, пока все спали, кинулся драить гальюн. Вот, вроде бы, и вся история. Но всё последующее время до дембеля, Срулька ходил за Виталькой
- Виталик, у тебя сало есть? Виталик, а тебе посылка скоро придёт?
И все понимали, что сало - есть сила, объединяющая народы.
Через 3 месяца, в начале июня, я сыграл ДМБ. Меня высадили прямо на причал морвокзала и всей гурьбой проводили на поезд. Командир и боцман заранее пригласили меня в каюту и торжественно вручили на память водолазный нож, благо, что у запасливого Марика их было несколько. Я вернулся в Питер и вне конкурса, как бывший воин, поступил в Макаровку. Через пару месяцев в Питере нарисовался и Гофф, уже капитан-лейтенант. Приехал он на курсы водолазных специалистов повышать квалификацию. Мы встретились и выпили за наш славный экипаж. Моё место старшины водолазной станции занял Карасик, ему то же присвоили звание старшина первой статьи. До своего приказа он писал мне письма, в которых рассказывал, как день ото дня растёт интеллект Срульки. Он даже стал читать книги и почти без акцента говорил по-русски, а Биджо стал Кацо. Осенью сыграли ДМБ Виталька, Ара, Кацо и Эдис, а Насрулло ушёл вместе с ними на дембель. Я со своей курсантской ротой был «на картошке» и мы не встретились. Через год я опять получил письмо от Витальки из Лисичанска. Он писал, что возмужавший Насрулло отметился на Родине у многочисленной родни, а потом затосковал, и родственники так и не поняли почему, да приехал к другу в Лисичанск. Там он попросил называть его Мишей и вскоре женился на Виталькиной однокласснице Оксане, дородной, грудастой и очень любвеобильной хохлушке. Миша устроился водителем на мясокомбинат и «родил двойню». В общем, всё очень удачно совпало.
Такая вот случилась история.

Не заводись

В этом возрасте на мир не только смотришь через розовые очки, но и слушаешь его через розовые уши, а собственная розовая попка еще не превратилась в мозолистую задницу павиана. Именно поэтому решение поступать в военное авиационно-инженерное училище, бросив в последний месяц физматшколу при престижном вузе, казалось абсолютно правильным. Правильным казалось все - казарма, столовая, ПХД, спортивные праздники, запланированные непредвиденные работы (услышьте эту музыку слов!), присяга, учеба...учеба...учеба...
Единственное, что вызывало некоторое удивление - наличие в училище автомобильной кафедры. Даже кафедра английского не казалась такой чужеродной, ибо надо же кому-то допрашивать военнопленных и разбираться в секретной иностранной документации.
Но автомобили....Рожденный для неба ползать не будет, - такая мысль неоднократно возникала в моей голове и, поправляя очки, я шел изучать двигатель в разрезе. Впрочем, совсем бесполезным это знание назвать нельзя - я до сих пор могу к месту ввернуть слово «дифференциал» и меня понимает даже сосед по гаражу. Да и понажимать на табло с ПДД было интересно, а уж про покатушки на тренажерах, пока они еще были целы, и говорить не буду. Жаль маловато, на 15 копеек в парке дольше получалось...
Наступило время практического вождения. Прапорщик-инструктор быстро убрал все противоречия в мироздании , объяснив, что на аэродроме нет РЭОшников, АВшников,СДшников и прочих АОшников...и не всегда бывают бойцы-водители, поэтому каждый офицер должен уметь подогнать любую машину в нужное место.
Короче говоря, сели и поехали.
Город, в котором мы учились ездить, «на карте генеральной кружком отмечен не всегда», но главной его особенностью были две центральные улицы, абсолютно прямые, расположенные буквой Т. И. если ты сумел включить вначале улицы вторую передачу, то мог спокойно на ней ехать, особенно не заморачиваясь с двойным выжимом и перегазовкой. Это прокатывало во всех группах, кроме нашей. Почему наш прапорщик любил скорость? Может быть и в его организме осталось что-то розовое? Не знаю. Но за городом Газ-52 мы разгоняли до его честных 70 км/ч и, радостно хлопая зелеными крыльями, ехали купаться на ближайшее озеро.
В городе все было иначе. Бессмысленные переключения передач вверх-вниз на прямой улице (ну и что, что светофор красный - я на грузовике и к тому же военный водитель, а кому мало - буквы У везде понавешены) - раздражали неимоверно. Но больше всего раздражал прапорщицкий куркулизм - за все 40 минут занятий он разрешал заводить машину стартером только один раз, аккумулятор жалел, гад. А вы пробовали когда-нибудь ездить на машине без синхронизаторов в коробке передач? Что говорите? - Нееее...это не автоматическая коробка, совсем не автоматическая. И даже не ручная. Это ручно-ножная коробка с матерным приводом. Если не попал в передачу - глохнешь мгновенно, потому как сидящий рядом прапорщик бережет шестеренки учебного авто. Единственное, чего ему было не жалко, так это нашего здоровья. Он даже ничего не говорил, просто протягивал заводной ключ и отправлял крутить кривой стартер перед мордой машины.
А вокруг весна, девчонки гуляют...ты орлом проезжаешь мимо них на большой и мощной машине, как вдруг...брыхх-бах-бах..твою мать...и вот уже за твоей согнутой спиной раздается девчоночье хихикание и от убийства этого куркуля, глумящегося из кабины, спасает только значительная разница в живом весе, не компенсируемая даже согнутой железякой...
Не боги горшки обжигают. Через некоторое время кривой стартер стал требоваться все реже, знаки и светофоры перестали внезапно выпрыгивать из-за деревьев, а корма впереди стоящего жигуленка во время торможения оставалась целой уже не только благодаря второму комплекту тормозных педалей.
Но появилась другая закономерность. Если раньше я заводил машину раз 20-30 за занятие, но мотор начинал работать с пол-оборота, то теперь мне приходилось крутить по несколько минут (!!!) , прежде чем раздадутся вожделенные звуки....
.....Однажды, умаявшись в очередной раз перед капотом, я подошел к кабине, чтобы скинуть на сиденье пилотку и увидел, как прапор воровато повернул ключ зажигания в рабочее положение....У меня не было слов, чтобы классифицировать это вероломство.

- Ты это, не заводись, - несколько смущенно и двусмысленно пробормотал он...

Мое возмущение было так велико, что четверти оборота рукоятки хватило для запуска движка и больше в этот день я ни разу не заглох....


РS Прошло несколько лет и я, сидя за рулем КАМАЗа с ФАБ-500 в кузове, подруливая задним ходом на разгрузку, вспоминал уроки этого правильного инструктора, потому что весь аэродром был занят одним делом - вешали бомбы, ибо был 86 год и неважно, что я был в ТЭЧи, важно, что это была РАБОТА ВСЕГО ПОЛКА.

РРS Пошло еще несколько лет. Я купил себе первую машину. Копейку, которую одногруппник пригнал из Германии. Ранним утром потихоньку катался по дворам, совмещая восстановление навыков с поездками на молочную кухню. И вот однажды, возвращаясь из «рейда» домой, притормозил на перекрестке. И заглох. Сейчас не вспомню, почему я стал заводить кривым стартером. Это не важно. Важно, что до дома 300 метров. Через час надо быть на работе. А она не заводится. Я крутил железку минут 40 (!!!). Натер мозоли на руках, наслушался много слов в свой адрес. Как же я вспоминал свои уроки вождения в училище...вспоминал-вспоминал...и вспомнил.
Да-да-да. Ключ зажигания стоял в положении «выключено»....
Целый день я беспричинно улыбался, у меня было отличное настроение, а вечером, взяв жену и дочек, смело поехали в Пирогово, купаться и смотреть на розовое закатное небо.....

Афганистан, не только бои и потери. Было кое что и другое.

Самогонщики

- С питиём браги нужно кончать,- мучительно раздумывал командир вертолёта Ми-24, капитан А. Его второго пилота старшего лейтенанта Л. мучили те же мысли. Да и находился он рядом, в соседней кабинке. Я не оговорился, именно в кабинке, а не в кабине, поскольку дело происходило не на борту боевого вертолёта, а пардон, в военном клозете. Животы у обоих, прихватило основательно. Капитан А. перебирал в уме альтернативные варианты и отметал их один за другим, поскольку:
- покупать водку у представителей транспортной авиации дорого,
- покупать её, родимую, в дукане рискованно,
- перейти на продукцию родной парфюмерной промышленности уж как-то не по-офицерски, хотя и этот вариант, как и предыдущие, был опробован.
Странно, но такой вариант, как не пить вообще, обоим даже не приходил в голову.
- Слушай, а ты же с Украины? - нарушил молчание капитан А. Вообще, он мог об этом не спрашивать, биографию своего правака он знал досконально.
- Ага, - с некоторой натугой в голосе ответил старлей Л.
Не успел он удивиться столь очевидному вопросу, как капитан А. задал уже другой вопрос.
- И деревенский?
- Ага, - старлей Л. не мог понять, к чему клонит командир, почему начал так издалека. Впрочём, капитан А. не стал долго держать его в неведении и продолжил уже утвердительно: - Значит, твои родители гнали самогонку.
Самогонка! Старлей Л. был поражён, как же эта мысль не пришла в голову ему самому? В памяти начали всплывать картины детства, юности. Вот, он ещё совсем маленький, заговорщицкий и загадочный взгляд отца, а он (малец) всё не может понять, почему в доме пахнет пирогами, а пирогов нет. А здесь он подросток, ему поручено «важное дело», носить из ближайшего колодца воду для «процесса». Он старшеклассник и впервые пробует вместе с одноклассниками этот напиток, причём мерзкого качества, купленный у известной в деревне бабки самогонщицы. Курсантский отпуск, он удивляется, какой неожиданный эффект дали сто грамм для храбрости перед танцами, он так и не решился поцеловать понравившеюся ему девушку, девушка поцеловала его сама. И наконец, он впервые приехал домой лейтенантом после выпуска, вся семья собралась за столом и отец торжественно наливает ему в рюмку «домашней», показывая тем самым, что отныне он считает сына взрослым.
- Ты чего молчишь-то? - вернул его к реальности капитан А., - аппарат сделать сможешь?
- Ну конечно, о чем вопрос, вот только из чего...- в памяти у старлея уже всплывали особенности конструкции.
- А ты нарисуй схему, а мы потом подумаем, что из чего делать, - предложил капитан.
Поразительно, как продуктивно работает в таких случаях мысль. Боле того, у обоих даже перестали болеть животы, а посему, покончив с физиологическими нуждами, офицеры покинули оное помещение. По пути обсуждая конструкцию будущего изделия, при этом шаря взглядом по сторонам в поисках чего-нибудь, что могло быть использовано для этого. В модуле, в своей комнате, они расположились за столом и, попивая крепкий чай, принялись рисовать чертёж аппарата. Вернее, рисовал старлей Л., а капитан А. больше задавал вопросы по назначению того или иного узла. За этим занятием их и застал командир звена капитан К. Выслушал пояснения, он одобрил идею и заявил желание присоединиться к проекту. Он, капитан К., отказался от предложенного чая и в свою очередь предложил пройти в его комнату. У него оказалось, было в заначке поллитра спирта, который по замыслу конструкторов должен был использоваться для омывки лобовых стекол вертолёта, но на практике до вертолёта этот спирт никогда не доходил. А стёкла после полёта и водой прекрасно отмываются.
Капитан К. оказался прав, «под это дело» думалось лучше. Уже после первой рюмки была высказана реальная мысль, что неплохо бы проверить, а что уже есть в наличии?
Оказалось, что не так уж и мало. Был сорокалитровый молочный бидон, который уже использовался для брожения браги, тем не менее, подходил и для нагрева оной. Ещё был примус, непонятно кем и для чего привезённый в Афганистан и пылившейся на полке без дела. Хорошо хоть не выбросили. Нашлась также электроплитка, причём регулируемая. Оставалось только найти, из чего сделать змеевик. Идеально конечно подошёл бы лабораторный дистиллятор, но где его взять в этой средневековой стране? Концессионеры даже на пару минут приуныли. Задача казалась неразрешимой. Однако, вовремя налитая вторая рюмка исправила положение.
- Самолёт, - прошептал, выпив и закусив, капитан А.
- Какай самолёт? - не поняли его капитан К. и старлей Л., вроде, никто не садился...
Однако, проследив за устремлённым вдаль взором капитана А., поняли в чём дело. Там, на отшибе аэродрома, стоял транспортный Ан-26, которому уже никогда не подняться в небо. Искусный афганский лётчик приложил его при посадке об полосу так, что крылья самолёта стали почти касаться земли, отчего самолёт стал похож на курицу наседку. И несмотря на то, что он там стоял не один год и был уже основательно раскурочен, он продолжал оставаться неисчерпаемым источником всевозможных гаечек, проводков, трубочек и прочих запчастей из разряда именуемых словом фигнюшка.
- Да с таким кладезем не то что самогонный аппарат, целую химическую лабораторию построить можно!
Поняв это, концессионеры повеселели, правда, сразу к самолёту не отправились, спешка в таком деле вредна. Вначале спокойно и обстоятельно допили спирт, попутно обсуждая технические вопросы, и только потом, вооружившись топорами, пилами, и прочим необходимым инструментом, отправились к самолёту.
Спустя полчаса, они уже вновь были в комнате модуля с целым ворохом всевозможных трубок, емкостей, дюритов (армированный резиновый трубопровод, используется в качестве соединений алюминевых трубок топливной системы), хомутиков и прочей всячины. Но поскольку это деятельность троицы не могла ускользнуть от внимания, то в комнате было гораздо больше народу. Проект вовлекал в себя всё больше и больше участников. Основателям только и осталось, что доработать конструкцию под имеющиеся материалы и передать «чертежи» в умелые руки авиационных техников.
Работа спорилась, инженерно-технический состав по ходу выполнения вносил изменения в конструкцию, аппарат рождался и совершенствовался на глазах. Спустя час, аппарат был готов. Он поражал своим совершенством и функциональность, ничего лишнего. Участники проекта, а теперь это уже весь лётный и инженерно технический состав звена, любовался творением своих рук. Змеевик, пардон, правильней будет - спиртовой пароконденсатор вертикального типа с водяным охлаждением (ну не поворачивается язык называть змеевиком это творение рук и ума авиационных инженеров), работал по проточному принципу, для чего из умывальника была протянута магистраль холодной воды. Нагретая вода за ненадобностью по другой магистрали сбрасывалась за окно. Для ёмкости с исходным сырьём была сооружена оригинальная опора, под которой размещался примус. Кроме того, опора позволяла в случае необходимости, закрепить также электроплитку, для осуществления, так сказать, бокового нагрева. Емкость для нагрева (она же для брожения) предполагалось соединять с пароконденсатором посредством упомянутых мною термостойких резиновых дюритов.
А тут ещё весьма вовремя вызрела бражка... Раньше мы бы её просто выпили, но теперь...
Акцию назначили на двенадцать ночи. Это были годы борьбы с пьянством. Конспирация у нас была нешуточная. Я не буду рассказывать, как прошёл ужин, как мы с нетерпением ждали время «Ч». Это не столь интересно.
И вот, это время «Ч» наступило. Примус был разожжён и выведен на максимальный режим. Вода подключена и начала циркулировать по открытому контуру. Несмотря на то, что аппарат мог работать автономно, никто не уходил, всё звено было в сборе. При этом стояла полная тишина, никаких обычных при таком скоплении разговоров. Все как завороженные смотрели на срез фланца для выхода продукции, чтобы не пропустить историческое событие первой капли.
Примерно через час стало ясно, мощности примуса не хватает. Оператор по нагреву повернул ручки мощности обоих конфорок электроплитки на максимум.
И... О чудо! Минут через десять заблестела и упала в кружку первая капля, затем вторая, третья. Скорость процесса нарастала, и вот уже в кружку бежит тоненькая струйка. Если бы не необходимость конспирации, то разразилось бы троекратное ура. Но глаза у всех были примерно как на кадрах старой хроники у участников запуска первого спутника.
Но расслабляться не стоило. Главный консультант старлей Л. дал команду и оператор убрал половину мощности электроплиты, и весьма своевременно, сырьё за малым не вскипело.
И вот, наконец, в наших руках полная поллитровая кружка. Капитан К. подставил под струю трехлитровую банку, а сам взял кружку, чтобы снять пробу по старшинству. От волнения у консультанта старлея Л., совсем вылетело из головы то обстоятельство, что продукт в кружке может достигать крепости более семидесяти градусов и соответственно предупредить об этом руководителя проекта и прочих участников. Он, как и остальные, наблюдал за торжеством первой пробы, и был весьма удивлён, когда капитан К., сделав солидный глоток, молча передал кружку автору идеи капитану А.. Но капитан А. также сделав солидный глоток, также молча передал кружку главному консультанту старлею Л.
- Что случилось? Почему они молчали? Где одобрение? Неужели провал? Всё же сделано правильно, - роились мысли в голове у старлея Л., пока он брал кружку и подносил её ко рту. Вот он сам сделал солидный глоток и понял всё. Понял, какой тактический просчёт совершён, понял, почему молчали товарищи. Их, как и его, в буквальном смысле, как говорят украинцы, заципыло. Жидкость в кружке, как и следовало ожидать, превышала упомянутую крепость, кроме того была тёплой и вдобавок, помимо фирменного самогонного духа впитала в себя все запахи авиационных жидкостей, керосина, гидро-жидкости, масла. Трубки (аппарат) не только нужно было помыть, их необходимо было перед использованием пропарить, в этом и заключался тактический просчёт консультанта. (В последующем было уже всё нормально). Но главная стратегическая цель была достигнута, в кружке была настоящая самогонка в её высшей фракции - первач. Наконец, выражение (простите, но другого слова для описания этого нет) охуения на лице капитана К. сменилось восторгом, а главное, он вновь обрёл способность говорить.
- У, бля...- (дословно) произнес он, и все поняли, это успех. Кружка пошла по кругу, слышались судорожные вздохи, кряканья и тихие восторженные возгласы.
К утру мы стали счастливыми обладателями целого ведра самогона. Пропущенный через картофельную стружку и облагороженный растворимым кофе, он приобрёл весьма приличный вкус. Мы его не иначе как коньяком не величали. Жаль только, что ведра на двадцать четыре человека всё же мало. Выпили мы всё за один субботний вечер. Но какой был банкет!
Впоследствии технологию производства самогона мы довели до автоматизма. Причём, оборзели до того, что делали это днём. Пока не попались. Нашему старшему начальнику, подполковнику Х., татарину по национальности. Тот поступил в соответствии с традициями своего народа. Обложил нас данью - один литр с каждой выгонки. Но это уже другая история.

Старлей Л.

С благодарностью к лошадям!
История эта началась примерно через две недели беспрерывных вздрючек в учебке Серахского ПО. В одно прекрасное утро, после завтрака, перед разводом на занятия кусок Пролыгин, в просторечии Прошка, выстроив учебную заставу зачитал перед строем некий список курсантов. После этого добавил: - Это, значится, кавалерия! Ну, кавалерия и кавалерия, мало ли чего не придумают боги-вседержители типа старшины Пролыгина. Но когда после обеда тот самый Прошка прорычал фразу: - Ну что орёлики, сегодня, те кто останутся в живых позавидуют мёртвым! мы все поняли что песец всё-таки подкрался. Я очень долго думал, откуда же Прошка выкопал эту фразу? И наконец, совсем недавно, я её нашел. «Остров сокровищ» Стивенсона помните? Сильвер, попугай, пиастры! пиастры! Во-во, оттуда. Начитан однако был наш старшина учебной заставы. Но это так, между прочим. А в дополнение Прошка сказал что сегодня у нас, кавалеристов, первое занятие по кав. подготовке и что мы прямо сейчас идём знакомиться с лошадьми. Ну, конечно теорию мы уже читали, вчера на самоподготовке. Идея, конечно, хорошая. Типа, вечерком курсанты почитают Наставление, а утром полученные знания успешно и применят на практике. Только промашка вышла - ну кто же вечером читает? Вечером конспекты на Родину пишут или дрыхнут тихонько где-нибудь в бытовке. Вот таким образом теоретически подкованные мы и пришли бодрым строем на конюшню. Для тех кто не знает: конюшня - это такое помещение где лошади. И их много. И стоят они в аккуратных отсеках именуемых станками. И стоят они по обе стороны от центрального прохода попами к проходу. И чтобы войти к лошадке надо стать возле станка и, выбросив правую руку горизонтально вправо, громко скомандовать:- Принять! Если лошадка выезжена хорошо то она отодвигает попу вправо и можно заходить. Прошка раскидал нас по станкам и, показав пример, скомандовал начинать. Как говаривал незабвенный зам. нач. штаба капитан Коломиец основной принцип учёбы пограничника: - Краткий рассказ, образцовый показ и упорнейшая тренировка! Тренировка началась с полётов - некоторые курсанты, не дождавшись пока лошадка отодвинется в сторону решили заходить! Результатом было примерно восемь полётов через весь проход, благо он был достаточно широк! Наверное его делали с учётом таких ситуаций! А всё потому что лошадка, когда неопытный курсант слишком быстро подходил сзади, делала резкое движение левой задней ножкой и запускала молодого пограничника по параболе! Ну, когда все оторжались и отлетались, последовало само обучение. До сих пор помню кличку моей первой лошадки - Верба! Старшина вывел всех на манеж и, резво взлетев в седло, предложил нам сделать то же самое. Примерно тридцать гавриков, проклиная всё на свете, начали карабкаться в седла. Когда все стремена были разобраны и падения закончены Прошка медленно тронул свою лошадь шагом по манежу. А манеж в Средней Азии это совсем не то что вы думаете. Это просто отгороженный колючей проволокой кусок пустыни. Ну, с этим аллюром у нас проблем не возникло - сиди себе в седле да по сторонам поглядывай. Но тут песец подкрался во второй раз - Прошка скомандовал: - Рысью - марш! - и все лошади зарысили по кругу. Этто былло нечто ! Такого хаоса я не видел больше никогда в жизни! Половина курсантов слетело сразу, остальные судорожно хватались за переднюю луку в тщетных попытках удержаться на подпрыгивающей лошади. Нечего и говорить что все курсанты оказались не готовыми к такому повороту событий. А уж когда Прошка прорычал : - Учебной рысью. Марш! тут вообще началось неописуемое - учебная рысь это значит бросить стремя! То есть не опираться на стремена а все движения лошади компенсировать усилиями внутреннего участка ног от колена до бедра называемого шлюсс.(Кстати шенкель - это внутренний участок ноги от пятки до колена). Через примерно пол-часа занятия были окончены. И не потому что время вышло, нет. Просто больше никто из нас не мог держаться в седле. Внутренняя часть ног от пятки до бедра горела огнём. Но самый кайф пограничники Серахского ПО получили увидев нас возвращающимися с занятий! Все, увидев нас, сразу же начинали ржать буквально как лошади! А всё потому что попробуйте на досуге поставить ноги на ширине плеч и, не сгибая коленей, пройти таким шагом ну хоть десяток метров. Попробовали? Ну как? А теперь представьте что таким шагом в ногу идут примерно человек тридцать! Короче, отряд лежал! После осмотра Прошка сразу же погнал большинство из нас в медсанчасть, где нам смазали ссадины зелёнкой, а некоторым особо резвым даже наложили повязки!
На следующий день мы с ужасом читали расписание занятий и там , через день, опять обнаружили эту самую кав. подготовку! Вчерашний кошмар вставал перед глазами. Надо было что-то делать. Что-то предпринимать. И тут я обратил внимание что все кавалеристы отряда из седел не вылезают сутками - и ничего! Не, что-то здесь не так! В первую же свободную минуту я схватил то самое Наставление и углубился в него. Ну конечно! Ну мы и придурки! Всё оказалось очень просто - каждое седло можно подстроить под каждого конкретного человека. А поскольку конструкция седла вырабатывалась сотни лет то подстройка эта очень проста. Окрылённый таким поворотом событий я с книжкой в руках рванул на конюшню к своей Вербе! Сунул ей обеденный сухарь с солью и занялся своим седлом. Дневальный по конюшне удивлённо хмыкнул, увидев меня в такое время, но не сказал ничего. В общем кручу я это седло под себя и вдруг, через десять минут, слышу что дневальный кому-то чего-то докладает. Через буквально секунду передо мной нарисовался сам старшина Пролыгин.
- Чем занимаемся, орёлик? - вопросил старшина.
- Курсант такой-то! Да вот... товарищ старшина...тут...это...вот...
- Ага! До одного через задницу уже дошло! - радостно рявкнул старшина и спросил:
- До отбоя успеешь?
- Так точно! - радуясь что обошлось без вздрючки бодро ответил я.
- Продолжай!
Вернулся в казарму я прямо к вечерней поверке. Закончив перекличку Прошка хитро сощурился и, перед тем как скомандовать отбой , напомнил:
- Орёлики, (это его любимое выражение) завтра у вас кав. подготовка, не забудьте! А чтобы не было так мучительно больно (опять цитата из Островского Николая по моему!) рекомендую обратиться к курсанту такому-то! Он знает что делать! И после всего рявкнул:
- Застава! Отбой!
На следующий день кав.подготовка началась с настройки седёл! Каждого под себя! И как только мы это сделали странным образом у нас стало получаться почти всё - и рысь и кентер и прочие кавалерийские премудрости. А лошадок наших заставских я вспоминаю до сих пор с благодарностью и уважением. Вот по памяти все лошадки заставы Акация - Звонок, Буян, Майор, Орлик, Нрав, Майка, Марта, Белка, Вирта. Мой был Майор - почему такое имя? Очень просто - по традиции лошадников в имени жеребёнка должны быть буквы имён отца и матери. Мама была Майка, папа - Орлик. Майор! Очень просто! И служили мы с Майором долго и с приключениями. Но это уже совсем другая история.