Лучшии истории в категории Свободная тема за 2010 год

ТЯПКА

Ночь, прокуренный кабинет, стакан "купца", стандартная писанина на столе, отряд спит, ручка скрипит по заключительной характеристике зэка на УДО. Сам зэк - «Ковбой» (помощник старшины) сидит за соседним столом и терпеливо ждет, пока я не закончу работать.
- Ковбой! Ты у нас когда красным стал?
- Так как пришел в отряд, сразу и стал, не помнишь что ли, Маратыч? Нас тогда с этапки шестерых привели, я третьим у тебя на беседе был.
- А... помню. Первого в санчасть, второго в ШИЗО, а ты решил дурака не валять!
- А смысл? Нам еще в этапке сразу за нерабочих урядников рассказали (с комнаты этапа в рабочий отряд забирали только при наличии специальности, навыков работы и доказанного желания честно работать и нормально отсидеть), по поводу тебя сразу объяснили, что у тебя ни один этапник по выходу в отряд больше часа спокойно не просидел. Или в ШИЗО, или на работу. А я когда в отряд зашел, смотрю старшина - зема мой. Он меня только на прикол (здесь - конфиденциальная беседа) вытащил, смотрю, первый весь в крови из кабинета вылетает. За ним ты пинками его в санчасть провожаешь! Второй сразу через дежурку в ШИЗО ушел, ну, а пока вы там веселуху устраивали, мне Тайсон все разжевал.
- В санчасть? Пинками? Че-то гонишь ты, Ковбой!
- Ну, не пинками, а так, за шкварник - и по продолу потащил... Ну а он, чтоб не задохнуться, быстрей тебя убежал.
- Во-во, да уж, веселый был дурачок, ржавой мойкой кисть поцарапал и кричит, что он себе быстрее руку отрежет, чем заявление в секцию напишет.
- Так он же не с СИЗО, а с малолетки переводом пришел.
Беседу прервал писк рации:
- Пятый - третьему! Срочно в дежурку!
- Третий, понял! Выхожу!
С огорчением тушу сигарету, выгоняю Ковбоя, закрываю кабинет и топаю в дежурку. Сегодня я дежурю в составе смены, так что обязан бегать по любому сигналу зеленого свистка. Потому и профессиональная бессонница, то, что не спит Ковбой, тоже понятно. У него завтра суд по поводу УДО, вот и гонит мужик, как-никак, а шанс полтора года подарить хозяину - дорогого стоит!
В дежурке все спокойно, без кипеша, поэтому имею право на давить на жалость:
- Иваныч! Пол-четвертого ночи! У меня писанины на три часа, какого хлора дергаешь?
- Не звезди, Маратыч!!! У меня смена в ШИЗО - хата шумит. Один по жилке, на КСП (контрольно-следовая полоса) сработка, а ты в отряде балдеешь! Давай топай на тропу (обход КСП)! Балкон (рота охраны) отзвонился - у них все вроде чисто, но в шестом секторе собаки волнуются. Сходи, проверь!
- Сходи туда, сходи сюда... Злой ты, Иваныч! Уйду я от вас!
- Пиз..й!!!! Балабол!
Расписавшись в журнале обхода КСП, топаю по периметру. Первая вышка:
- Стой, стрелять буду! Пароль!
- Стою - стреляй! Пароль - не помню!
- Проходи!
Бегу дальше до следующей вышки.
- Эй! На башне! Че там?
- А хрен его пойми! Сигналка молчит, а за основным забором (в зонах три ограждения: внутреннее, основное и внешнее (маскировочное) пес в секторе с ума сходит!
- Ну, а я че сделаю?
- Да ниче! По инструкции обязан смену дернуть! Стой, кинолога жди!
- Угу!
Стою, курю.
Дабы не прослыть распиздяем, забивающим на службу и на службе - уточняю. Да, по уставу нам запрещено многое, тем более, общаться с часовыми и курить на КСП, но каждая потенциальная угроза имеет свои особенности. Т.е. был бы побег или прорыв снаружи, действовали б по другому. А так налицо непонятка, и скорее всего, порожняк, поэтому и отношение к ситуации другое. Слышу за забором скрип шагов и поскуливание собаки.
- Я балкон-семь, кто на КСП!
- Пятый на КСП! Слушаю!
- Пятый! У меня все нормально, Герда (собака) в секторе нервничает. Захожу на проверку!
- Понял, балкон-семь, жду!
Несколько минут ожидания, собачий лай и повизгивание, скрежет металла, шум борьбы и даже без рации слышу ржач кинолога.
- Пятый! Отбой! Встречаемся у калитки.
Выйдя с КСП и расписавшись в журнале, жду кинолога. Сначала вылетает Лорд (овчар немецкой наружности), который, радостно взвизгивая и подпрыгивая, пытается объяснить мне всю степень собачьей радости от встречи со мной с надеждой на сухарик или на семечки из кармана. Я парень добрый, зла на Лорда не держу, (хотя поломал он меня во время «потешных игр» неплохо), угощаю его семечками и треплю за ухом. Чем хороши наши кинологи, так это дрессурой. Все служебные собаки одинаково жестко ненавидят зэков, но при виде человека в погонах начинают писать кипятком. Сперва я думал, что собаки различают людей по прикиду - одни в лепнях, другие в форме, но потом мне объяснили, что собакам дальтоникам пофигу на погоны, и рефлекс прививается в части разделения людей по запахам.
Вышел Леха - кинолог, который подозвав Лорда, выдал ему дежурных люлей за блуд с нехозяином и вытащил из-за бушлата меховой комок.
- Держи, Маратыч!
- Этто че?
- Да котенка кто-то через забор перекинул. Герда его засекла и к себе утащила, материнский рефлекс сработал. Он мяучит, есть хочет, а сука с ума сходит, хай подняла. На меня чуть не кинулась. Мне он на питомнике ни к чему зверей дразнить, забери в зону, там у вас все равно кошаков полно - выживет!
Забрав котенка, пошел в дежурку, доложился. Рассмотрев вспушенный трофей, выяснили, что к нам в нарушение всех правил и инструкций этапировали серо-полосатого котенка женского рода. С легкой руки Иваныча, обозвавшего кошку - Этапницей, к ней приклеилось кличка - Тяпка. (Этапница, Этапка, Тяпка).
Котьку я забрал к себе в отряд, накормил теплым разведенным сгущенным молоком в кабинете, утром передав на содержание к старшине. Уже в отряде выяснилось, что у кошки травма лапы, видимо, неудачно приземлилась после перекида. Тайсон с Ковбоем (которого суд все-таки отпустил по УДО) в течение полумесяца выходили котейку, а я, нагло нарушая режим и ПВР ИУ, протаскивал в зону молоко и пачки детского «Вискаса». Тяпка поимела дурную привычку сидеть у меня в кабинете под настольной лампой, а во время проверок осужденных, нагло подбираясь сзади, запрыгивая по бушлату, залезать на погон, и изображая попугая Д. Сильвера, наблюдать свысока за строем осужденных.
Через полгода Тяпка выросла в красивую наглую пушистую кошку, которая высокомерно относилась ко всем зэкам, милостиво принимая их подачки, игнорируя попытки погладить, и боже упаси, взять на руки.
Во время отрядных и общелагерных шмонов Тяпка в недоумении следила за действиями людей в форме, недоуменно тыкалась носом в ноги ребят, и обиженно мяукая, пыталась понять, почему люди, так похожие на хозяина, ломают и крушат все вокруг.
Когда Тяпка защищала от изъятия подаренную мною игрушку-мыша, расцарапала до крови руку проверяющему, и получив заслуженного пинка под хвост, побежала жаловаться ко мне, дело закончилось вовремя разнятой дракой, когда на мне повисли два капитана, шепотом убеждая меня уняться и послать нахер этого мудака с управления, ибо Тяпка не стоит такого замеса. Свою долю люлей я все равно получил, ибо нехрен на управленческих майорах мао-гири отрабатывать.
Узнав, что кто-то из зэков попытался с кошкой побаловать в «валенок» (ну типа чтобы кончить не по-детски), озверев, я устроил маленький отрядный геноцид всем сексуально неудовлетворенным, после чего Тяпу стали бояться все!
В конце концов, Тяпка приобрела статус беспредельщицы, ибо от зеков бежала ко мне, а на глаза сотрудников не показывалась, стоически держа оборону двери моего кабинета, зная, что окромя щелчка в лоб от меня и фразы: «Тяпка! Не борзей!» - ей ничего не будет.
Но природа берет свое, и Тяпка с возрастом ушла в загул!!! Коты всей жилзоны устраивали Тяпке свои концерты, и она, чувствуя свою неоценимость, гордо и хладнокровно, пряталась или у меня в кабинете или в биндюге у старшины, доказывая всем самцам, что она не такая...
А потом Тяпка пропала. Ее не было в отряде, не было в локалке, зона, несмотря на все запросы, подтвержденные моими угрозами и обещаниями награды с общака, хранила молчание.
Я, будучи жестоко недовольным, устроил отряду «мамай», но поимев разговор со смотрящим отряда, где мне заявили, что «Маратыч! Мы себе не враги, но никто не трогал котейку, может потраву съела, мы ни при чем!!!» успокоился, пока...
Месяц спустя. Ночь. Смена.
- Пятый - третьему! Срочно в дежурку!
- Третий, понял! Выхожу!
Уже в дежурке:
- Какого хлора дергаете! На КСП сработка? Так сигналку почините!
- Маратыч! Ну некому идти! В шестом секторе сработка!
- Маму вашу! Я ж в отряде спал!!! Никого не трогал!
- Не пиз.и!! Народа нет! Давай на тропу!
- Злые вы! Уйду я от вас!
- Иди ты на....!!! Тропу!!! Балабол!!!
Топаю по тропе! Сверху крик: «Пароль!» В ответ: «Король!!!» Бегу дальше, по рации:
- Я балкон-семь! Кто на тропе?
- Балкон-семь! Я, Пятый!
- Пятый! Отбой тревоги! Жду на выходе!
- Понял! Иду!
Дежавю. Только Лорд, подбежав, тыкается носом в колени и, усаживаясь на попу, ожидая хозяина, выходит Леха-кинолог, держа шапку в руках:
- Принимай, Маратыч!!!
- Не понял?
- Да кошка с зоны у Герды в конуре родила! Пять котят! Они пока слепые, в конуре сидели, тихо было! А подросли, поползли по сектору, у Герды рефлекс служебный сработал. Начала их с забора снимать! Вот сигналка и заревела!!!!
- А куда их?
- Ну, хочешь топи! Хочешь, забери! Держи!
В черной вязанной шапке, теребя лапами и поднимая мордочки вверх, мяукали котята. А возле правого берца, не обращая внимания на огромную немецкую овчарку, довольно мурлыча и выгибаясь дугой, стояла Тяпка....

P.S. Да похер мне - пинайте! Но я тогда был таким счастливым.....

Оценка - 1,85

Начальник зоны "Центр"

- Гриша, хочешь, я тебя обрадую? - голос райотдельного дежурного в трубке, замер, выдерживая предгрозовую матерную паузу...
Начальник отделения понял, что талонов на бензин нет, и без того редкий личный состав сейчас пошлют охранять очередной митинг, а жена начальника райотдела, побывав на рынке, опять лишилась кошелька.
- ну, говори уже.
- у конвойников большой автозак, который к вам ехал, в аварию попал. Замену прислать не могут. У меня тоже нечем перекрыть, максимум, могу патрульку дать после обеда. Короче, выкручивайтесь сами, или ждите завтра.
- Твою мать, у меня тринадцать человек на суд везти надо. Вася, ну скажи, как я их повезу? Ладно, еще хулиганов с футбола и нелегалов, а двум бандитам сутки по аресту продлевать надо или выпускать через три часа. Да меня прокуратура с адвокатами на крест порвет... Адвокат и так уже с утра приезжал, и сказал, что если продления не будет, то он к обеду приедет за бандитом.
- Не знаю, Борисыч, не знаю, автобус найдите какой-то, грузовик с рынка выдерни. Мне тебя учить только, портить. Все, связь кончаю. Найдешь способ, маякни, чем смогу посодействую.

Гриша опустил такую подробность, что вчера по разработке оперов, на три часа в одну из камер с бандитом, под видом мелкого жулика, был подсажен бывший сотрудник, и сегодня в обед он должен был попытаться выйти на «связь» бандита. И выпустив того досрочно, рушилась вся оперативная комбинация по раскрытию одной «разбойной» серии.

Борисыч встал из кресла, почесал своей пятерней макушку и начал усиленно думать. «Автобус, автобус, на земле нет ни одного автобусного парка, зато два автобуса есть на стадионе и один был в троллейбусном парке, но его уже не видно месяца два. Значит, сначала звоним на стадион.»
- Алло, Георгий Трофимович, милиция беспокоит. Помощь нужна, автобус на пару часов.
- Григорий Борисович, здравствуйте, увы, помочь не могу. Детей в лагерь повезли. А вам зачем? Могу, вечером по приезду к вам направить.
- Да тоже детишек в лагерь надо отправить.

«Ну теперь, выслушаем отказ у троллейбусников, и идем в аптеку за вазелином».
- Приемная, слушаю вас.
- Хозяюшка, это вас из милиции беспокоят, а можно с вашим директором поговорить.
- Нет его, он на больничном. Могу с главным инженером соединить, он сейчас вместо него.
- А давайте, попробуем.
- Алло, добрый день. Я начальник ГОМ, моя фамилия...
- Да знаю, я твою фамилию, Гриша, знаю. - трубка рассмеялась крепким басом. - Это Шалыга говорит, а не главный инженер. Этот сейчас на совещании в городе...
В гришиной груди потеплело, так как Шалыга, в свое время работал в ГАИ, потом ушел на пенсию, и в каком-то трамвайном парке отвечал за безопасность движения. Оказалось, что уже не в трамвайном, а в троллейбусном, и у него на земле. «Надо будет участкового вздрючить, что не доложил о бывшем сотруднике работающем на территории. Своих надо знать всегда».
- Виталик, тут такое дело. Нужен автобус ваш на пару-тройку часов.
- Нету, Гриша, нету. В капиталке уже второй месяц. А случилось то что?
- Да жуликов надо в суд оттарабанить, а транспорта нету...
- Ясно, увы, друже. Вот если бы тебе нужен был троллейбус...

«Троллейбус, троллейбус... А ведь их линия в пятидесяти метрах от входа, и суд тоже в метрах ста по той же линии, и разворот есть там же»

- Виталя, твой должник навеки буду, дай хоть троллейбус. Можно даже без сидушек. Главное, чтобы от центра до ВДНХ доехал.
- А они мне его не разрушат?
- Да я туда и наряд посажу, и операми прикрою, главное доехать. Веришь, уже думал на такси везти за свой счет. Одна патрулька на всю землю и у той бензина, кот нассал.
-Ладно, минут через тридцать ждите. Сам подъеду тоже. Скажу, что водителя стажирую.


- Алле, дежурный! Вася, есть выход. Только я наряд с рынка сниму, и направь сейчас ПМГшку ко мне. Нужны будут минут на 5-10. И наряду с выставки скажи, пускай через минут тридцать к суду подтянутся, я им по рации потом скажу где стоять.
- Добре, понял, направляю. Что нашел автобус?
- Почти, потом расскажу.

«Так, теперь надо занять очередь в суде, чтобы не было заминки.»

- Канцелярия! Татьяна Карловна! Доброго дня. Ваш голос бодр и приятен, и я любуюсь в трубке им.
- Гриша, что надо? Раз ты поешь дифирамбы, то тебе что-то очень и срочно надо. Давай, колись!
-Тань, мне нужно, чтобы дежурный судья не был занят через час, и не запел песню, что у него обед или еще что-то. Объяснять не могу долго. Приеду, сам расскажу.
- Да не вопрос, приезжай. Организуем.

Ну все, погнали наши городских.

- Так, товарищи опера, участковые и патрульные. Сейчас нам предстоит увлекательное турне. Цирк не уехал, клоуны со зверями только едут кататься на троллейбусе. Сейчас подъедет патрулька, и собой на 5 мин перекроет наш переулок. Ко второму выезду подъедет троллейбус. Как только он откроет дверь, попарно выводим задержанных из камер, и по два человека ведем к нему.
- Дык, может всех скопом? Чего шесть раз гонять.
- Нет, по двое. Не дай бог, кто-то на рывок пойдет. Поэтому, двое водят двоих, наряд и двое ожидают и смотрят за теми, кто уже в салоне. Участковые отгоняют любознательных граждан и попутно следят за обстановкой. Бандитов и фанатов в браслеты, в троллейбусе перековать через поручни от греха подальше. Участковые потом на рынок, подменить наряд. В суде телодвижения такие же. Двое во временной ожидают, два в салоне, все остальные водят. Все, тронулись, вон уже и патрулька подтянулась.
На глазах у изумленной общественности идущей от метро к рынку, и посетителей террасы дорогого ресторана из помещения ГОМ-а выбегали четыре человека, забегали в троллейбус разрисованный буквами «У» и двое выбежав обратно, опять возвращались с одной парой.

- Слышь, командир, вот это цирк. У меня три ходки, но такого веселого этапа никогда не было. Бляха-муха, на тралике. А в ИВС вы меня на трамвае повезете?
- Нет, на электричке, в отдельном вагоне. От трамвая дольше идти.
- Понял, теперь я понял, зачем депо на Лукьяновке. Чтобы арестантов с крытки на пересылку развозить...
- Типа того. Или в Пущу на расстрелы.
- Все, прибыли. Пошли в судилище искать вам узнилище....

- Какой ГОМ, какие хулиганы? Уважаемый, вы с дуба рухнули? Мне сказали, что у вас нет конвоя, и вы не приедете.
- Товарищ судья, позвоните в канцелярию. На нас зарезервировано время. Оно подтверждено мной и начальником дежурной части райотдела. Какие вопросы? Можно заводить?
- Вы Григорий Борисович, в своем репертуаре, заводите своих пассажиров. Вам же их еще обратно везти.

- Все хлопцы, я обедать. Буду через час. А вы начинайте марафет под стенкой наводить. Только аккуратно.
***
-Ну что, Денис, получилось? Что сказал, что спрашивали?
- А ничего не спрашивали, девка слезами немного полилась. Но видно, жучара еще та. Или науськал второй, что подходы искать будут. А я ей сразу сказал как ее увидел, что меня их мансы не интересуют, и передавать никто ничего не просил. А если уж сильно с ним пошептаться хотят, то пускай сами на стенку карабкаются и в вытяжку трындят и «дачки» кидают. Жулик ваш тоже, когда я ему этот фокус показал, не поверил, только когда Наташка палкой сигареты подтолкнула и спросила что еще принести. И Вы, Борисыч, правы. Первый раз ни хрена не будет, максимум со стороны поглядят. А вот на второй она сама пойдет, а когда забраться не сможет в виду хилости, приведет кореша ныкающегося на помощь, а он от соблазна пару слов перетереть не устоит. Ну все, я пошел работать, так что я с понедельника, точку открою на цветах? Я уже за нее отсидел авансом.
- Ладно, открывай. Хоть цветы будем со скидкой иметь под боком. А когда их с закупки будешь везти, завези маленький букетик в канцелярию суда, для Карловны. И шоколадку туда маленькую засунь. Гроши я тебе потом отдам.
-Да ладно, Борисыч. Начальник канцелярии в суде это нужный в районе человек. А вы как были ловеласом, так и остались.
- Я, Денис, не ловелас, я просто утешитель одиноких женских сердец. Ты думаешь, тебе так просто в торговом отделе райисполкома патент дали? Видать, плохо я тебя учил. А ну получи без взятки место в центре города.
- Да, знаю, знаю. Вы, Григорий Борисович, знаете всех и вся. Про всех все помните, и держите на виду. Если можете, помогаете сразу и без требования благодарности. - На этом бы миллионы могли делать, а вы все автобусы ищете и майором ходите. Оно вам надо? Вон Черныш, директором рынка стал, а был участковым без образования.
- Да хоть министром. Меня, дружище, люди уважают, а дочке не стыдно в школу ходить. А Черныши сына уже в третью переводят. Ладно, пойду я.
***
- Блин, вот бы нас туда.- глядя на экран с идущим «Форт-Боярдом» мечтательно произнес опер Войнов, именуемый в узких кругах просто Война. - Задачки надо всякие решать, ништяки всякие искать, и бегать быстро. А за это еще деньги дают. Я ни одной передачи украинского цикла еще не пропустил. Терка, вообще, молоток, настоящий мудрец - А тут сидишь, одни материалы и заявы одна тупей другой... Вот хоть нормальные потерпевшие попались с разбоев, даже покушать в благодарность принесли за вечерние бдения, а не жалобу на тебя в прокуратуру. Борисыч, а что Вы им рассказали, что они вечером сюда с полными пакетами пришли?
«Мда, порешали бы эти шоумены, мои сегодняшние задачки, и побегали бы как Война среди машин по трехполосной улице за вторым бандитом, пришедшим навестить кореша. Правильно просчитал, что захотят они потрындеть, чтобы позиции согласовать. А девка еще и дозу притащит. Не зря дверь в камеру ацетоном опрыскивали, чтобы его штырило посильней. Зато в активе два бандита, семь раскрытий тяжких разбоев и лучший результат по управе за месяц. Тут каждый день такой «Форт-Боярд», что им и не снилось. И называется он - зона «Центр». Кстати, хорошая идея, надо записать, чтобы не забыть!»
- Да ничего, Игорь не рассказывал... Следователь им вещи на опознание предъявил, ну а я уже тонко намекнул, что могу их поменять на кусок колбасы и пару помидор. А то голодный мент намного страшнее тигра из клетки того форта...



- Алло, Григорий Борисович. Звоню, как говорили в понедельник. Получилось, что-то?
- Да, Сильвестр Богданович, получилось. Можете подъезжать в разрешительную в неприемный день, инспектор предупрежден и будет вас ждать.
- Ой, спасибо большое, а то скоро открытие сезона, а ну никак туда не попадаю в такие дни. Я что-то должен?
- Тут такое дело, у нас у хлопца одного, день рождения, 25 лет будет. Вы не могли бы ему свою фотографию подписать, там где вы в костюме мудреца на вашем этом форте. И если можно одну монетку, которые там дают. Хотим ему такой подарок сделать от коллектива. Пишите имя, Войнов Игорь.

**
Но этого уже не случится. Вернее, случится, но без участия Гриши. Борисыч, как обычно принял единственно правильное решение. Но к сожалению, уже последнее. В аварийной ситуации, спасая бабушек с ведрами он подставил борт своей машины под грузовик вылетающий на обочину... Через два месяца, так и не приходя в сознание, он умер...

- Вот, блин, зря это Борисович сделал... Ну даванул бы водила кого-то. Может, они бы все живы остались. Вот скажи, Война, ему что, как обычно, больше всех надо? И у вас самая хлебная зона в районе, треть центра города ваша, кучу вопросов решать можно, а вы живете как при совке, все людям помогаете... Вы тут совсем в ментов-чесноков заигрались... Наивняк полный...
- Надо, значит было. У него не было 30 секунд на решение задачи и тигра в клетке.
- Ты, Игореха, не обижайся, но тебя после этого подарка от «Форта Баярда» совсем трухануло. Философы-мудрецы, блин. И, покойный Борисыч, лучший друг всех людей, живущих в зоне "Центр"
- Зато, Денис, его дочке не стыдно ходить в школу...

Оценка - 1,87

Лучшие истории 2010 года из категории "Флот"

Тост за Победу...
«Прошлое - родина души человека. Забывая великое прошлое,
никто не может рассчитывать на славное настоящее,
ибо без убитой души, можно только существовать, а не жить...»
(Адмирал Непенин А.И)

Вторая половина третьего курса, а точнее те месяцы, которые последовали после ночного празднования 23 февраля в санчасти, оказались для меня самыми насыщенными по объему репрессий, которые вполне обоснованно обрушило на меня командование факультета. В дни увольнений, я каждые два часа добросовестно ходил отмечаться к дежурному по факультету, ему же дышал в лицо на вечерних проверках, да и просто при любой встрече и почти забыл, как выглядит мой увольнительный билет. В выходные дни, когда вместо увольнения я брел в актовый зал училища смотреть очередной кинобоевик Одесской киностудии, в назначенное время, мне приходилось покидать зал посреди сеанса, и мчаться вниз на факультет, чтобы предъявить себя дежурному лично и в трезвом виде. Я спорол старшинские лычки с погон, и запрятал, куда подальше свою мицу, которую с гордостью одел в начале третьего курса. Я стал таким же обычным курсантом как все, и к своему удивлению почувствовал какое-то облегчение, словно до этого времени, на моей шее висела якорная цепь легкого крейсера «Ушаков», которую неожиданно с этой самой шее сняли. Все было как бы и неплохо, жизнь продолжалась, обошлось- отделался малым, только вот в город очень хотелось, аж зубы сводило...
Так, как я точно знал, что ближайшие пару месяцев «берег» мне не светит, а на милость начальников рассчитывать не приходилось, стоило вспомнить лишь одни насупленные брови адмирала Бичурина, высвободившееся свободное время я сознательно решил посвятить учебе и самообразованию. Поменяв многочисленные обязанности старшины роты на необременительную, и даже вполне синекурную деятельность ротного баталера, я в первую очередь подтянул учебу, а затем совершил для себя новое открытие училищной фундаментальной библиотеки, в которой оказывается кроме научных трудов ядерных физиков и прочих титанов науки, оказалось много чего другого интересного...
Этот период стал, наверное, последним в моей жизни, когда я читал много, везде и что самое главное, читал не то, что попадало под руку, а то, что хотелось. Почти каждый день я просиживал не меньше полутора часов в читальном зале библиотеки, открывая для себя все новые и новые книги. Через пару недель после начала моего «исхода» в мир словесности, мне даже стали втихаря давать на ночь книги, которые выносить за пределы библиотеки, было категорически запрещено, а через месяц строгие на первый взгляд библиотекарши, даже начали угощать чаем. Я стал «своим», а не случайным читателем, и это судя по всему, заметили...
Как-то раз, когда я перед построением на ужин, сдавал библиотекарю «Морской сборник» за май 1905 года, в котором некий инженер Лидов с пафосом рассуждал от несовместимости широкой русской натуры со службой на подводных лодках, одна из библиотекарей, стыдно признать, но как ее звали, за давностью лет я не запомнил, неожиданно спросила меня:
- Молодой человек, я заметила, что вы историей флота интересуетесь?
Я последние несколько дней, с упоением зачитываясь, по нынешним временам наивными, но чрезвычайно занятными рассуждениями противников и сторонников подводного плавания начала прошлого века, кивнул.
- Ну да...интересно...и забавно очень.
Она посмотрела в мою карточку. Улыбнулась.
- Павел...а вы не хотите написать доклад...допустим, по действиям Черноморского флота, и подводников в том числе, во время войны и прочитать его в Доме офицеров перед ветеранами?
Как любой нормальный военнослужащий, выступать перед кем бы то ни было, я совсем не любил. Видимо это отразилось на моем лице, потому что женщина снова улыбнулась и спросили.
- Вижу сомнения. Боитесь, что не справитесь? Или просто не хотите? У вас в карточке такой список...мне кажется вы не то, чтобы какой-то доклад, а вполне зрелую научную работу осилите...
Вот тут, я как то не очень вежливо, скорее спонтанно выплескивая крик души, перебил вежливую женщину.
- Да может быть и написал бы, только вот меня не то чтобы в ДОФ, меня за ворота не выпустят...
- Гм... а за что же это вас так сурово?
И я поведал за что наказан по полной программе, и о том, что теперь невыездной и лишенный схода на берег, и вообще, слава богу, что не отчислен и даже не на гауптвахте. Библиотекарь все внимательно выслушала, и немного лукаво улыбнувшись, невозмутимо ответила.
- Понятно. Но ведь каждый имеет право на исправление? Не так ли Павел? Поэтому если ты берешься готовить доклад, то я тебе обещаю увольнение в город на весь день. А если ветеранами понравится, то думаю, и твоя ссылка станет не такой уж строгой. Ну, как?
Не знаю почему, но я согласился. Может от скуки, может еще от чего, но уж точно не от стремления поучаствовать в протокольном мероприятии городской ветеранской организации. Скорее всего, я уже был морально готов в минуту душевной слабости, сбежать в самоволку, чем бы мне это не грозило. А грозило это многим. И понимая это, я готов был схватиться за любой, пусть даже призрачный шанс оказаться в городе на законных основаниях...
Уж не знаю, кого и как там задействовала милейшая хранительница книжного богатства нашей системы, но через пару дней на обеденном построении, меня с командиром роты отозвал в сторону наш заместитель начальника факультета, капитан 1 ранга Плитень Сан Саныч.
- Так, товарищ Шадурко! Уж не знаю, как такие безобразия случились, но вот политотдел приказал этого разгильдяя отрядить на заседание городского совета ветеранов Великой Отечественной с каким-то там докладом! Ничего абсолютно совершенно не понимаю?! У нас есть более достойные кандидатуры! Комсомольцы, отличники! Я пытался объяснить товарищам, но, они, как говорится, увы...к нам не прислушались... Так что, товарищ капитан 2 ранга, это все на лично, заметьте, конкретной вашей ответственности! Хоть сами с ним идите, но чтобы никаких....!!! Никаких... От Белова всего можно ждать...
И развернувшись, Сан Саныч засеменил в учебный корпус своей знаменитой походкой. Командир посмотрел ему вслед, потом перевел свой усталый взгляд на меня.
- Ну, Паша, во что ты там снова вляпался?
Я рассказал командиру все, после чего ему стало получше и он даже попытался пошутить по поводу того, на какую тему доклад у меня получился бы лучше всего. Но, все же памятуя о том, что я совсем недавно превратился из «надежды училища в горе факультета», командир, на всякий случай поставил ребром ряд вопросов. О моей запущенной прическе, форме одежды, и прочих важнейших воинских атрибутах, сопровождающих простое увольнение в город такого махрового нарушителя воинской дисциплины, как я. Я предельно внимательно внимал его словам с самым озабоченным видом, и поющей от радости душой, после чего четким строевым шагом отправился готовиться к предстоящему мероприятию.
Доклад я написал быстро, благо всесторонняя помощь со стороны библиотеки мне была обеспечена на самом высоком научно-просветительском уровне. И вот в четверг, накануне дня моей премьеры в качестве лектора, мой милый библиотекарь, которой я принес для последней проверки свое творение, просмотрела его, удовлетворительно кивнула, и зачем-то наклонившись, заговорщицки шепнула мне на ухо,
- Павел, в город тебя отпустят в десять утра. Начало мероприятия в одиннадцать. Но... На самом деле начало в 16.00. Ты сходи, куда тебе надо...или к кому тебе надо... Но поаккуратнее пожалуйста. Не подводи меня... А к шестнадцати часам будь в ДОФе. Там к администратору подойдешь, он скажет что делать. Согласен? Ну что, а...доклад у тебя хороший. Думаю, нашим фронтовикам понравится... Там и мой папа будет. С богом, мальчик...
Сказать, что я возликовал, значит не сказать ничего. Такого подарка от судьбы, а точнее от самого простого библиотекаря, я никак не ожидал. Откровенно говоря, я практически смирился тем, что до конца третьего курса буду лишен радостей большого города, и буду вынужден усмирять гормональные всплески, лишь в дни «скачек» на косогоре училища в совершенно антисанитарной обстановке. Написание доклада, сразу показалось мне абсолютно ничтожной платой за возможность попасть в город. Торопливо попрощавшись со своей благодетельницей, я помчался вниз, к городскому телефону...
На следующий день, выбритый до состояния линолеума, и отглаженный до хруста на всех сгибах, я вместо того, чтобы идти на занятия, стоял навытяжку перед светлейшими очами Сан Саныча Плитня и получал последний инструктаж по поводу предстоящего увольнения в город, да еще и в день общефлотской боевой подготовки. Естественно Сан Саныч, ледоколом прошелся по всем моим прошлым «подвигам». Потом пофантазировал по поводу будущих свершений, а затем на всякий случай проверил у меня подписку брюк и ремня, словно ветераны обязательно должны будут поинтересоваться этими немаловажными элементами воспитания воинского духа. После его могучего внушения, я четким строевым шагом отправился к пирсу, и сразу сел на катер. Правда, не на тот, что шел в город, а наоборот. А выйдя на Троицкой, с возрастающим ускорением, но стараясь не запылить вычищенную и заутюженную форму, помчался, не разбирая дороги по косогорам в направлении обиталища своей подруги Капельки.
Оповещенная накануне о моем предстоящем визите вежливости, Капелька среагировала на это, так как и должна реагировать настоящая черноморская женщина на кратковременный приход своего мужчины из морей. Выдумщица она была знатная, с фантазией необузданной, и в этот раз встретила меня в черных чулках, явно иностранного происхождения, тельнике на голое тело и с бутылкой марочной массандровской «Мадеры» и двумя бокалами в руках. Вино я естественно сурово отклонил, а вот от всего остального не отказался...
Четыре часа пролетели как-то очень незаметно, практически моментально, я бы даже сказал молниеносно. Но все же я успел отобедать фирменными котлетками подруги, которые вкусил не за столом, а из-за нехватки времени прямо в постели, по простецки поставив тарелку на плоский и аппетитный живот Капельки. Еще я успел принять душ, если можно назвать душем мои тщетные попытки хоть на одну минуту остаться под струей воды одному. Но всему хорошему рано или поздно приходит конец и ровно в 15.30 я с докладом под мышкой и стойким запахом капелькиных «Мадам Роше» вышел из троллейбуса у музея КЧФ и через несколько минут был уже в ДОФе. Администратор, найдя мою фамилию в списке, проводила меня к конференц-залу, где сдала на руки какому-то кавторангу из политуправления флота. Тот не мешкая, завел меня в зал, усадил с края недалеко от сцены и приказав ждать, когда меня вызовут, ушел. Оставшись один, я оглядел зал.
Ветеранов было много. Человек сто, не меньше. Одни были одеты просто, выделяясь лишь одними наградными колодками. Другие наоборот были в форме, даже старого образца, увешанные орденами, медалями и разными памятными знаками. Они разговаривали, подходили друг к другу, обнимались и вообще казались огромной толпой старых знакомых. Но роднило их всех одно. Лица. Немолодые, морщинистые, со следами былой войны и житейских невзгод, они на удивление почти все были с живыми, молодыми глазами. На дворе были восьмидесятые годы, недавно страна отмечала сорокалетие Победы и многие из них, те кто уходили на фронт со школьной скамьи, сейчас только перешагнули шестидесятилетние рубежи, и были еще крепки и полны сил. Надо сказать, что, увидев вокруг сразу такое количество людей, видевших ту войну не по телевизору, я отчаянно начал бояться, что мой доклад покажется им детским лепетом и полной чепухой, надерганной из официальных источников. Но отступать было уже некуда, и я начал потихоньку перечитывать свое творение, репетируя предстоящую речь.
На сцене стоял стол для президиума и трибуна для выступлений. Сначала в президиум поднялись несколько человек, и один из них, старый и седой как лунь контр-адмирал, сразу подошел к трибуне. При его появлении ветераны как-то организованно приумолкли. Адмирал минут пятнадцать отчитывался перед залом о каких-то памятниках, письмах, встречах и поездках. Ему хлопали, а он все называл и называл какие-то фамилии, и непривычные воинские звания, давно вышедшие из употребленияя. Потом адмирала сменил какой-то молодой гражданский деятель, то-ли из горисполкома, то-ли из горкома партии. Он говорил с полчаса, в очень идейно выдержанном стиле и с хорошо отрепетированными фразами и оборотами речи. Его ветераны тоже слушали, но уже не так внимательно, начав потихоньку шушукаться между собой. И вот когда он закруглился, к трибуне снова подошел тот седовласый адмирал, и объявил, что сейчас с докладом о действиях КЧФ в 1941-1944 годах выступит курсант 3 курса СВВМИУ Белов Павел.
Я поднимался на сцену с едва скрываемой дрожью в коленях, чувствуя на своей спине сотню взглядов. На негнущихся ногах, доковылял до трибуны и положив перед собой доклад, поднял голову. В зале стояла тишина. Весь этот зал, все эти немолодые мужчины, прошедшие в свое время такое, что нам нынешним и не снилось, молча, доброжелательно и с вниманием, смотрели на меня.
- Не дрейфь, юнга...Если что, подскажем, поддержим...Давай!
Сидящий на крайнем месте в президиуме седой адмирал подмигнул мне и улыбнулся. И я, сглотнув начал читать, а точнее рассказывать, то, что успел уже повторить не один раз, лишь изредка заглядывая в свои записи. Я говорил и о первых днях войны на Черном море, и об Одессе, и об осаде Севастополя, и о керченско-феодосийской десантной операции, и о Аджимушкае, и о лидере «Ташкент», и о Грешилове, и об обстреле Констанцы, слово обо всем, что смог вместить в полтора десятка страниц рукописного текста. Я даже набрался смелости, и мельком упомянул о том, как адмирал Октябрьский бросил Севастополь, чем заслужил одобрительный гул зала. Сколько продолжался мой доклад я не знаю, только вот за все время никто и ни разу меня не перебил, и не пытался поправить. И когда, наконец, вытерев пот со лба, я сказал, что доклад закончен, зал вдруг разразился аплодисментами. Я до такой степени растерялся от этого, что остался торчать свечой за трибуной, не зная куда податься. Седовласый адмирал, встал из президиума, подошел ко мне и положив руку на плечо, сказал, обращаясь к залу:
- Молодец! Растет смена!
И наклонившись, уже тише добавил.
- Иди в зал. Не уходи пока...
Я спустился в зал. Сел на прежнее место. Еще минут сорок на сцену поднимались и спускались ветераны, говоря о всяком наболевшем. Потом дети читали стихи о Василии Теркине и хор спел несколько песен военных лет. А затем все закончилось, и фронтовики начали расходиться из зала. Я продолжал сидеть и ждать адмирала, который у сцены разговаривал то с одним, то с другим ветераном. Наконец он освободился и подошел ко мне.
- Ну, вставай юнга! Пойдем, посидишь со стариками, послушаешь...
Мы сели в буфете ДОФа, в том самом буфете, куда иногда можно было забежать во время танцев и тайком опрокинуть стаканчик портвейна, стараясь не попасться никому на глаза. Но теперь я сидел за столом с шестью ветеранами, из которых двое были контр-адмиралами, один одноруким капитаном 1 ранга, и еще трое в костюмах, с впечатляющими орденскими колодками. И боевых наград у этих шестерых старых воинов, было, как мне показалось, больше чем у всех офицеров нашего факультета, вместе взятых.
В буфете не было водки, одно сухое и крепленое марочное вино. Но когда к стойке подошли, позвякивая орденами целых два адмирала, у нас на столе вмиг материализовались две бутылки настоящей «Столичной», с тарелочкой на которой лежал аккуратно нарезанный черный хлеб, и другой тарелкой на которой горкой была навалена вареная докторская колбаса. Себе я попросил березовый сок, который мне очень нравился, а в ДОФе, где он всегда был прохладным и свежим, а в настоящей обстановке вдобавок ко всему и политически правильным выбором напитка.
Они не пили много, лишь изредка чокаясь и занюхивая рюмку черным хлебом. Они постепенно становились многословнее, вспоминая войну, а я, открыв рот и забыв о том, что обещал неугомонной Капельке вернуться к ней, как только все закончится, слушал и слушал...
Они вспоминали такое, о чем я никогда бы не прочел ни в одной, даже самой откровенной книге о войне, и говорили о том, что пережили с таким простым обыденным спокойствием, словно рассказывали о рыбалке или каком-то туристическом поход, а не о событиях пропитанных железом, кровью и человеческой болью. Они не вытирали слез измятыми платками, и голос их не дрожал. Они вспоминали страшные вещи, и лишь иногда срывались, негромко по стариковски матерясь. Одного из них расстреливали три раза. Два раза немцы и один раз наши, когда после одной из неудачных морских десантных операций под Новороссийском он через две недели в одиночку вышел через горы к своим, переодетый в снятую с убитого немца форму. Он выжил, и закончил войну в Заполярье, в Киркенесе, вытаскивая из штолен наших военнопленных, где нашел умирающим своего родного старшего брата, пропавшего без вести еще в первый год войны. Другой, рассказывал как в Сталинграде, они три зимних месяца по ночам выкладывали настоящие укрепления из тел немцев и наших солдат, в три слоя, и они, эти мертвые солдаты, спаянные морозом и кровью, прикрывали их от фашистских пуль не хуже железобетона, лишь оставляя на лицах клочья, оттаивавшие потом в блиндажах кровавыми ручьями. Однорукий капитан первого ранга, прошел всю войну, начиная от обороны Одессы и Севастополя, заканчивая взятием Берлина без единой царапины, и получив перед новым назначением на Дальний Восток двухнедельный отпуск, решил навестить родной Севастополь. Там увидев, что от его родного старенького дома на Корабельной стороне остались только стены, он поклялся себе отстроить его и сбросив мундир увешанный орденами, с самого первого дня взялся за работу. Война щадила его четыре года, проведя через все свои ужасы целым и невредимым, а вот родной дом отнял руку, когда уже почти заканчивая строительство, он среди камней напоролся на неразорвавшуюся немецкую гранату...
Они ведь не были героями. Они были самыми простыми людьми, защищавшими свой дом и свою Родину, свои семьи и своих детей. И потом, выжив в этой бойне, они засучив рукава, принялись возвращать к жизни свою землю, так же как и воевали, упрямо, неистово и беззаветно, не щадя себя, и не требуя ничего взамен...
Они долго говорили, а я сидел рядом, едва дыша, и боясь пошевелиться. Я забыл о времени, и о том, зачем я здесь. Я буквально пропитывался духом этих людей. А потом седовласый адмирал, неожиданно встал, и подняв рюмку, громко сказал:
-За Победу! За нашу Победу!
Они встали, и только в этот миг, я впервые за весь этот вечер, заметил в уголках их глаз, что-то похожее на влагу, на неожиданно накатывающиеся слезы. И когда их рюмки уже почти соприкоснулись, однорукий капитан первого ранга посмотрел на меня и опустил свою рюмку.
- Неправильно, Михалыч... Юнга без стакана... За Победу пьют все, кто носит форму.
Вот тут я пришел в себя и по- настоящему испугался. Отказать этим могучим дедам я был не в силах, но и возвращаться в систему с запахом просто не имел права.
- Я не могу...честное слово не могу...
Адмирал поставил рюмку на стол. Кажется, он сразу понял, что я отказываюсь не просто так.
- Докладывай!
И я коротко, но откровенно поведал им о том, как здесь очутился, честно рассказав о своем февральском залете и его последствиях.
Ветераны молча выслушали. Адмирал, усмехнулся и снова взял рюмку в руку.
- Молодец юнга, не стал лгать старикам. Ну, что ребята, не дадим пацана в обиду? Хорошо ведь доклад прочитал...от сердца...видно же...старался...
Те утвердительно закивали.
- Налейте юнге!
Мне протянули стакан наполненный водкой. Все встали.
- За Победу!
Я никогда так не возвращался из увольнения. Я вообще больше в своей жизни никогда и нигде не ходил в таком сопровождении. Я шел через площадь Нахимова к катеру, в окружении этих орденоносных стариков, во главе с двумя адмиралами, перед которыми выстраивались не только патрули и все военнослужащие, но и простые люди останавливались и как-то незаметно, но вытягивались перед этими крепкими немолодыми солдатами прошлой войны. И как не грешно такое сравнение, но мне показалось, что, кто бы ни попытался нас остановить, они бы меня закрыли собой, как закрывали много лет назад в бою своих товарищей. Они посадили меня на катер, и перед тем, как расстаться, адмирал протянул мне свою визитную карточку.
- Звони юнга, если сегодня все-таки возникнут проблемы. Мы своих в обиду не даем...
Никаких последствий этот случай для меня не имел. В этот вечер кто-то со старшего курса очень громко залетел в комендатуру, и всему нашему факультетскому начальству было не до таких мелких нарушителей, как я. Добравшись до роты, я умылся и завалился спать. Время шло, меня все-таки простили, потом снова наказали, уже за другие прегрешения, но я никогда так и не воспользовался той визитной карточкой, которую до сих пор храню у себя. Я еще несколько раз видел их издалека, на городских севастопольских праздниках, когда все ветераны гордо шли через город, но так и не решился подойти. А уже через пять лет, на день Победы я уже не увидел в первых рядах ни адмиралов, ни того однорукого каперанга...
Возможно, я не прав. Может быть я просто пессимист. Скорее всего, так оно все и есть. Но я уверен, убежден, что это могучее поколение, по настоящему, жилистое, сильное и жадное до жизни, а главное истово любящее свою Родину и свою землю, некем заменить. Мы стали совсем другими. Мы стали забывать, о том, кому обязаны своими жизнями. Мы слишком связаны боязнью потерять свои материальные блага и давно уже не способны на самопожертвование. Мы разучились любить то, что есть, и только жадно думаем о том, чего нам не хватает. И в тот день, когда последний ветеран той страшной войны, в последний раз дрожащей рукой поднимет рюмку и скажет «За Победу!» а потом тоже уйдет от нас, наша страна станет совсем другой, но, к сожалению далеко не такой, о какой они мечтали, умирая за нас, своих непутевых потомков..

Оценка - 1,93

Сага о прерванном полете

Среди множества фольклорных элементов, обучавшихся в МАИ и проводивших дни свои на Сачкодроме, Саша Адмиралов отличался разве что необычным местом времяпрепровождения - он был завсегдатаем ресторана «Загородный», благо до него от родного вуза было рукой подать. Причем завсегдатаем он был настоящим - к пятому курсу его знал и любил весь персонал ресторана, от уборщицы до директора.
Но, как известно, «кабаки и бабы доведут до цугундера» и горе стряслось уже тогда, когда Саша был полноценным студентом-дипломником, с перспективой распределения на один очень секретный в то время завод.
В тот раз Саша занял столик на галерее - ресторан был построен в два света, т.е. внизу был обширный зал, на уровне второго этажа его окружала та самая галерея со столиками, а с потолка вниз, на уровень галереи, свисала люстра. Точнее - Люстра, циклопическое творение безумного дизайнера из разнообразных обрезков дерева. Саша гулял себе понемногу и ближе к вечеру заспорил со своим тогдашним визави - а если с галереи сигануть, то можно ли до Люстры долететь? Изрядно к тому моменту нагулявшись, да еще и будучи МАИшником, т.е. лицом, склонным к аэродинамике, Саша не нашел ничего лучшего, как решить спор натурным экспериментом - взобрался на балюстраду и прыгнул.
Но не долетел.
И в позе Икара рухнул на какой-то из столов внизу, где гуляла не чуявшая над собой горя компания. Оглядев порушенный праздник с телом Саши посередние, компания собралась-таки его побить, в зале раздался визг, как писал Михаил Зощенко «какой-то паразит за милицией кинулся», но персонал Сашу отстоял, и совсем было вынес на руках из боя, как в зал ввалился милицейский наряд, благо отделение было буквально за углом. В результате по горячим следам был составлен полный фантастических подробностей протокол, который и был направлен по принадлежности - в деканат второго факультета.
И ресторан, и отделение, и МАИ находились рядышком, так что телега легла на стол декану, профессору Гохуну, буквально на следующее утро. Был он человеком неулыбчивым и суровым, из оборонщиков - типичный представитель «косыгинской» школы, в институте никто и не видел, чтобы он смеялся. И получив такую бумагу, Гохун тут же недрогнувшей рукой отчислил студента, которому до диплома оставалось лишь несколько месяцев.
Явившись поутру в институт, Саша как обухом по голове был встречен этой страшной вестью и впал в отчаяние. А как русский человек борется с отчаянием? Правильно. И Саша отправился по натоптанной дорожке - в ресторан «Загородный».
Ресторан был еще закрыт, но Сашу знали и пропустили внутрь, между делами посадили за столик и даже налили водки. Через некоторое время в рабочей суете, предшествовавшей началу полноценной работы ресторана, кто-то заметил Сашино неадекватное состояние - тот сидел совсем пригорюнясь и лишь изредка теребил шевелюру.
- Саша, что случилось?
- Меня из института отчислили...
- Как??? Ты же дипломник!
- Помнишь, третьего дня милиция меня забирала? Вот протокол пришел - и сразу отчислили...
Трудясь в «придворном» МАИшном ресторане, персонал неплохо ориентировался в реалиях высшей школы и печальное известие вскоре привело к Сашиному столику почти всех, кто был в тот час на месте. Последовали ахи, охи, сочувствие и слова поддержки, пока какая-то светлая голова неожиданно не предложила - а давайте мы Саше характеристику напишем? Идея нашла горячее одобрение, из директорского кабинета выдернули бланк ресторана и начали послание фразой «Мы знаем Сашу Адмиралова много лет». Далее в характеристике рассказывалось, какой Саша замечательный клиент - тихий, законопослушный, аккуратный, как он помогал людям, что печальное происшествие - следствие отнюдь не злокозненности, а чистая случайность, тем более что пострадавших нет, и никто Саше формальных претензий не предъявлял. Текст получился - загляденье, но тут светлая голова вспомнила, что на такую бумагу нужно ставить печать. А печать - у директора в сейфе, а директора как раз и нету, а время уходит... Выход, впрочем, был найден - на характеристику поставили прямоугольную печать для бутылок «Винный буфет ресторана «Загородный». И с этой вот волшебной бумагой Саша, морально опустошенный и заглушенный некоторым количеством водки, отправился обратно в МАИ. Секретарши посочувствовали его горю и положили бумагу в папку «На подпись» дожидаться появления декана, а Саша убыл домой приводить себя в порядок.
Как рассказывали очевидцы, звуки из деканского кабинета были первоначально приняты за сердечный припадок и народ ломанулся спасать Гохуна, которого застали с «характеристикой» в руках, согнутого пополам и ржущего до слез.
Через два месяца он восстановил Сашу.

Оценка - 1,82

НОЧЬ, СПИЧКИ, ХИЩНЫЙ ЗВЕРЬ... (отрывок)

- Я знаю, что делать! - крикнула Багира вскакивая.
- Ступай скорее вниз, в долину, в хижины людей, и
достань у них Красный Цветок. У тебя будет тогда
союзник сильнее меня, и Балу, и тех волков Стаи,
которые любят тебя. Достань Красный Цветок!

Редьярд Киплинг. МАУГЛИ

Зимним вечером (хотя зимой время суток практически не влияет на освещённость) штурман сторожевого корабля «Невский комсомолец» старший лейтенант Иван Беляев возвращался из Посёлка на корабль. Руку оттягивала сумка, в которой он нёс в кают-компанию всевозможные снадобья для того, чтобы разнообразить стол офицеров.
Не так давно штурмана избрали заведующим столом, и он старался исполнять возложенные обязанности добросовестно. Впрочем, как и всё остальное.
Также в сумке гремели пятьдесят коробков спичек, закупленные в посёлке по просьбам офицеров и мичманов (почему-то в ту зиму были проблемы со спичками, и заядлые курильщики изворачивались, как могли).
Бодро топая по укатанному снегу, напевая себе под нос что-то бравурное, Иван шагал на корабль, в душе своей лелея надежду на то, что мимо проедет какая-нибудь машина и (о чудо!) остановится, чтобы подобрать офицера. Хотя надежда на это была крайне мала и мельчала с каждым пройденным километром.
Сделав паузу для того, чтобы вспомнить очередную песню, под которую сподручнее шагать, Беляев услышал, как скрипит снег под лапами какого-то животного... Остановился. Прислушался. Шаги зверя тоже прекратились.
Офицер ускорил шаги и через некоторое время опять услышал скрип снега, но уже с другой стороны дороги. Стоило только остановиться, как останавливался и зверь. Так, время от времени останавливаясь, штурман продвигался к кораблю, слыша всё ближе и ближе, то слева, то справа шаги животного.
Наконец, метрах в десяти впереди, из-за сугроба вынырнула собака. Вернее, сначала подумалось, что собака... А через несколько секунд Иван разглядел медвежью голову.
На него, не мигая, смотрела росомаха, сверкая в темноте глазами и ощерив пасть.
Об этом звере на Севере были наслышаны. Теперь задача усложнилась неимоверно. Надо было в темпе двигаться на корабль, при этом постараться не угодить ни на зуб, ни на коготь хищнику.
«Все звери смертельно боятся огня и придумывают сотни имён, лишь бы не называть его прямо. - Красный Цветок...» - вспомнились ко времени слова Киплинга, и штурман полез в сумку за коробками.
Первый горящий коробок шлёпнулся метрах в двух от росомахи. Второй - практически у неё под носом.
- Теперь ступай прочь, палёная кошка! - выдал Беляев очередную цитату из Киплинга.
Зверь отскочил от огня и скрылся за сугробом. В ту же секунду старший лейтенант сорвался с места и преодолел опасный участок.
Через некоторое время дыхалка начала сдавать и пришлось сбавить темп, переходя сначала на трусцу, а потом на шаг. Тут же стал слышен скрип снега справа от дороги. На звук немедленно полетел горящий коробок. За ним следовали ещё несколько.
Вот же тварь неугомонная, - хрипя, орал штурман в темноту. - Мы с тобой одной крови, ты и я! Отстань - будь человеком!!!
Однако, зверь не отставал...
Так, мелкими перебежками, отстреливаясь от росомахи горящими коробками, Иван добрался до бригады противолодочных кораблей. Зверь, увидев огни прожекторов и учуяв запах горячего железа, наконец-то отстал, а запыхавшийся и растрёпанный штурман прибыл на корабль.
Но стоило Беляеву задраить за собой дверь в тамбур, как за спиной прозвучал голос минёра, стоявшего дежурным по кораблю:
- Штурман, спички принёс?
Всё ещё дрожащими руками штурман полез в сумку и выложил на подставленную ладонь «румына» последний уцелевший коробок.
- И это всё? - не замечая состояния офицера, занятый явно своими мыслями, произнёс Трубников.
Иван глубоко вздохнул, снова полез в сумку и протянул минёру... рулон туалетной бумаги:
- Держи! Мне, слава Богу, не пригодилась...