С раннего утра и до самого отбоя всех мучила жажда. Жажда проникала в каждую запятую организма и оттуда напоминала о себе опаленными губами и горящим нёбом.
Степное южное августовское солнце пузырило асфальт плаца. Плац бугрился и тоже жаждал обильного ливня. Но ни метеослужба, ни горизонт дождя не обещали.
Свежеиспеченные курсанты спецфакультета одного из командных училищ со товарищи уже неделю осваивали азы воинской службы, хмуро печатая шаг по дымящемуся асфальту.
Короткие перекуры с безмерным питиём тёплой, газированной хлором воды только на мгновение давали ощущение лёгкой жизненной удачи, но с первыми же шагами жажда торжествовала вновь.
120 шагов в минуту. 7200 шагов в час. Каждый шаг усугублял жажду. И пророчески каждый шаг отбивал будущее:

День-ночь-день-ночь - мы идем по Африке,
День-ночь-день-ночь - все по той же Африке.
Пыль-пыль-пыль - от шагающих сапог!
Отпуска нет на войне!

Но до войны были ещё долгие годы.
А пока единственным нашим врагом была жажда.
И вдруг, о, чудо!- косящим взорам была представлена бочка с квасом, которую умелым пинком отцепил от Зила напротив офицерской столовой военторговский шофёр.
И воздух сразу стал не таким знойным, гимнастёрки мгновенно отлипли от спин, а взбодрённые этой информацией, разосланной во все части тела центральным мозговым телеграфом ноги, позволили выписывать яловым сапогам такие кренделя, что плац весело заходился чечёточным ритмом.
Толстая, беременная жарой буфетчица, нарочито медленно расписалась в накладной и также неторопливо начала готовиться к действу - вечерней попытке выполнения, а может, и перевыполнения плана.
Первыми начали подтягиваться к вожделенной бочке офицеры. Лениво дымя сигаретами, неторопливая звёзднопогонная череда, водя шершавыми языками по шершавым губам, лениво поторапливала ленивую буфетчицу.
И вот он момент истины - первая кружка холодного кваса у губ первого покупателя.
Комроты, осознав, что риск заполучить две сотни врагов на всю оставшуюся жизнь, если сейчас же он не сделает длительного перерыва в шагистических экзерсисах, превысит разумные 100 процентов, срочно распустил строй.
И эти две сотни радостным галопом понеслись к бочке с квасом, старательно на бегу деля восемьсот литров на количество страждущих.
Очередь двигалась довольно быстро. Квас - не пиво, в смаковании не нуждается, и поэтому кружки освобождались залпом.
Мы с Сергеем Полторацким (имя, как вы понимаете, условно) стояли сразу же за офицерами.
И вот она пришла - наша очередь. В липких руках заранее заготовлены шесть липких копеек. Вот сейчас эти копейки перекочуют в металлическую банку из-под халвы, а взамен мы получим убийцу жажды.
И в этот миг мы поняли, что Бога нет, а если и есть, то его справедливость на нас не распространяется - буфетчицу срочно вызвали в город, и она, закрыв на висячие замки бочку со всех сторон, сняв фартук, плавно поплыла на КПП.
Остаток дня усугубленная обидой жажда была во всём - в макаронах, хлебе, и даже чае.
Жажда не давала сосредоточиться на тонком юморе старинной армейской комедии «Ключи от неба».
И мы решили совершить подвиг во имя себя и во имя товарищей, мучимых жаждой.
Замки срывать не риснули, справедливо полагая, что умыкание кваса со взломом может повлечь последствия неизмеримо большие, чем кража с применением технических средств.
У Полторацкого дядя по матери был начальником кафедры политэкономии училища. О том, что они родственники, в училище знали трое - племянник, я и дядя. К нему и пошли мы просить коловорот, ибо в те далёкие годы именитый Бош не завозил в страну электродрели в невообразимых количествах.
Дядя, несмотря на солидный возраст, должность и звание, наивно поверил в наш лепет о необходимости коловорота для сугубо мирных целей и любезно предоставил нам это орудие возмездия во временное пользование.
Дальше всё просто: терпение и труд всё перетрут. В днище бочки была просверлена дыра. Вернее, две дыры, поскольку в инженерном отношении бочка являла собой изотермический сосуд и была двухслойной. Пройдя через заслоны и преграды нержавеющей стали и едва не сломав сверло, мы, наконец, обрели возможность припасть к благодатному ручейку.
Жажда была разбита в пух и прах. Мы булькали как грязевые гейзеры, в каждом из нас обрели приют по меньшей мере литров шесть кваса.
Выстрогав чопик и заткнув им рукотворный ручеёк, мы успели к середине фильма.
Но обретённый нами курсантский дух взаимовыручки - мною ещё в Питонии, а Полторацким в Питерской Кадетке - не мог позволить нам не поделиться источником.
Через час бочка была пуста. А коловорот возвращен дяде.
Первую ночь посрамлённая вдребезги жажда спала отдельно от нас.
Подъём прошёл как всегда радостно и быстро.
Так же радостно и быстро сбегались после душной августовской пьянки к бочке товарищи офицеры. Так же радостно, но не быстро, причалила к бочке вчерашняя буфетчица. День обещал быть томным.
Открыв замки и распахнув коробку из под халвы, буфетчица сполоснула первую кружку и подставила её умело и резво под краник. Но, вопреки ожиданию, вожделенная жидкость не забурлила рьяно и пенно в небрежно вымытом сосуде.
Матёрую буфетчицу это не насторожило. Опытным движением просунув в кран заранее припасённую для таких случаев проволоку, она, уподобляясь сантехнику, начала егозить этим немудреным инструментом. Квас по известной нам, но неизвестной ей причине течь отказывался. Став на табурет и отперев замок верхнего лючка, буфетчица с трудом удержала своё внезапно остолбеневшее тело.
Вопли буфетчицы как большой набат собрали весь училищный командный состав. Тут же были созданы две бригады - следственная, во главе со старшим дознавателем и финансовая, собирающая деньги у офицеров для покрытия 96 рублёвого ущерба военторгу.
Вторая бригада справилась со своей миссией за пятнадцать минут и была распущена за ненадобностью.
Первая же проводила следственные действия и эксперименты в течение трёх суток. Но не найдя орудие преступления и самих преступников, постановила, что квас в силу своих кислотных свойств самовольно покинул расположение бочки, найдя в ней слабину.
Бочку торжественно списали в связи с окончанием срока годности. И следственные мероприятия прекратили.
До выпуска оставалось ещё много-много долгих дней.

P.S. Единственным пострадавшим в этой истории, ну не считая, конечно, бочки, стал Серёгин дядя - ранние проплешины внезапно поразили его кудлатую голову.

Утро началось ещё ночью, свежим и нервным ЧП в десятой роте и подолжилось утренним туманом. Командир курсантской роты матерился. Командир взвода молчал до поры. Замок тоже выражал свои чувства только преданной мимикой. Только Комод смотрел ухмыляющимся и открытым взглядом, слушая излияния ротного. В кабинете командира роты не хватало только замполита батальона, парторга и комбата. Но, судя по волне, которая пошла от дежурного по училищу, ждать даже более высокорасположенных по должности командиров оставалось не долго, как раз к общеучилищному разводу.

Виновник очередного происшествия стоял у двери канцелярии, как упёртый истукан из фантастической сказки. Это он так наверно думал. А капитан Долампочкин думал совершенно иначе. То, что он был в бессильной ярости и приступе злобы, было слышно даже за тумбочкой дневального у решётки оружейной комнаты. Долампочкину было всё равно, чего бы не добивался курсант своими «выходками», главное, чтоб залётов не было. И чтоб майорская звёздочка своевременно легла между двумя просветами погона будущего, новоиспечённого старшего офицера.

- Вы, что себе думаете, товарищ курсант Поднебесный? - риторически возвышал свой далеко не командирский голос командир роты, - Вы что творите - без разрешения? Моя рота это Вам что - цирк? А Вы главный клоун на манеже? А я тогда кто? Кто тогда для Вас командир взвода? Вам что,- никто не указ?! Нет! Товарищ курсант! Или Вы будете жить по уставу и как я сказал! Или Вы вылетите со второго курса, как... - кипел капитан на одно из препятствий к получению долгожданной майорской звёздочки.

Поднебесный стоял на самом лучшем месте в канцелярии роты и смотрел сквозь пространство перед собой, огибая взглядом и обнимая линию, ширь и глубину горизонта за окном канцелярии, где его пытались урезонить. За спиной курсанта Поднебесного Александра, была дверь и выход из канцелярии, а за окном напротив, немного прикрытое ветвями дерева, росшего на уровне четвёртого этажа курсантской казармы, синело небо в пухе и сугробах, плывущих по нему облаков.

Да в принципе, ничего страшного курсант второго курса высшего военного училища Поднебесный и не совершил. Просто решил, что мечту ждать далее просто смертельно преступно, а молодая жизнь проходит. И за свои восемнадцать лет у него ещё отсутствует опыт командования полком. А все пожары, куда можно было прыгнуть и спасти женщин, детей и стариков обошли его стороной. Рек, откуда можно вытащить утопающих, в радиусе ближайших тридцати километров, согласно рисунку карты полученной на занятиях по тактико-специальной подготовке нет. Шахты и катакомбы тоже отсутствуют. В космос такая очередь, что никакое удостоверение не поможет. F Распорядок дня училища к подвигам расположен и относится отрицательно. Так, как главное условие любого геройства это полное отсутствие этого самого совершенства, расписанного уставом, инструкциями и мерами безопасности. Боевых действий и войн, где бы можно было совершить подвиг - совершенно не предвидится в тихом, спокойном и обыденном 1982 году. Судя по сообщениям прессы, ТАСС и телевидения боевые действия в Афганистане закончатся к летнему курсантскому отпуску и доказать то, что он достоин звания Героя Советского Союза, даже посмертно, ему просто будет негде. А поэтому Александр желал быть не просто воздушным десантником. А самым крутым офицером Войск Дяди Васи, о которых он только не бредил во сне, чуть продавливая сетку железной солдатской кровати своим молодым, но крепким телом второкурсника высшего общевойскового училища, но и пламенно требовал в рапортах периодически подаваемых по команде. И которые далее кабинета камандира батальона не уходили в своих попытках добиться перевода в «десантную роту».

- Курсант Поднебесный! Вы куда смотрите? Вы о чём себе думаете? - продолжал выкатывать на Сашку своё раздражение Долампочкин, на ходу начищая жёлтый металл офицерского пояса обычной ученической резинкой в преддверии развода на занятия. И он был не в состоянии закрыть своей фигурой окно, в котором растворялся взгляд провинившегося курсанта. У стенки, в одну шеренгу, в соответствии с должностями, в следующем порядке, по убыванию от командирского стола и окна к двери, стояли слушающие лица, как то: командир второго взвода десятой роты капитан Громадов - и также, как ротный чистил резинкой металл портупеи, замок четвёртой группы старсержант Премудрый -поедавший ротного преданным взглядом китайского мандарина, и комод - сержант по фамилии Свой, который с удовольствием бы зевнул и еле сдерживал своё желание, пытаясь подгадать момент и исполнить его немедленно, когда Долампочкин отвернётся на мгновение в сторону.

Поводом, послужившим к командирскому собранию перед разводом, стала очередная, как сказал Долампочкин - дебильная выходка курсанта, которого полночи искали по порядку и очереди следующие должностные лица: Дежурный по училищу - полковник, ответственный по батальону - майор, старшина роты, замки, земляки, дежурный по роте, дневальные и тд. И до тех пор искали, пока в три часа ночи в роту не заявился, вызванный из дома, командир второго взвода и не поднял роту. Вот тут-то Шурика Поднебесного и обнаружили. А всё зампотыл училища был виноват. Поздно он старшине десятой роты подписал накладную для получения электрических лампочек на складе. Не успел их старшина получить и вкрутить в расположении четвёртой группы.

-Всё! - закончил начищать портупею командир роты, - Рота строиться на развод! Шагом марш на построение! После занятий ко мне! - размечтался в конце своей речи он.

Н а разводе, как ни странно, ночной инцидент с поисками широкой огласки не получил. Лишь комбат похоронил желание ротного о том, чтоб отодрать Поднебесного в своём кабинете командой: - После занятий, вместе с командиром взвода и роты ко мне в кабинет!

В начале, в кабинет Бати зашли офицеры. Затем, капитан Громадов позвал Поднебесного. Офицеры сидели за столом, приставленным к командирскому так, что оба стола составляли собой букву «Т». Спиной к окну и лицом к двери сидел неподвижной глыбой комбат - Батя. Сбоку, у стеночки, на стульях ожидали дальнейших событий Долампочкин и Громадов. Причём, Долампочкин сидел ближе к столу комбата, в отличии о Громады, который сидел ближе к вошедшему в кабинет курсанту.

- Товарищ подполковник! Курсант Поднебесный по вашему приказанию прибыл! - отрапортовал Алекс, не дав утихнуть грому строевого шага после остановки у стола в кабинете Бати. А за окном, которое брызгало светом в спину комбата, призывно манило Сашку своей синевой бескрайнее небо.

- Садись Саша, - неожиданно мирно кивнул Батя в сторону стульев по другую сторону стола напротив младших офицеров. Сашка хотел было отказаться, но Батя умел командовать, не отдавая приказы.
- Ну, товарищ курсант, что делать будем? Вот командир роты хочет готовить на вас документы...- начал Батя и у Поднебесного вспыхнули глаза,- На перевод? - вклинился он в речь комбата, прерывая.
- Хм,- улыбнулся комбат и Громада нетерпению молодости. Ротный скривился и вставил свою ложку язвительно и победоносно. - На отчисление из училища, товарищ курсант! Вы, почему командира батальона прерываете! Товарищ подполковник - вы видите?! - интересно, как можно увидеть в канцелярии звук без специальных приборов подумал Поднебесный Сашка.
- А ещё, сорвал занятие по тактической подготовке перейдя вброд речку-вонючку, разбил себе лоб пустой бутылкой после показных занятий по рукопашному бою, испортил штыкнож и погнул МСЛку самовольно обучаясь метанию, вывел из строя курсанта Дзюдина на месяц, показывая ему боевое самбо, убежал от командира второго батальона в самоволке, подрался один с девятью студентами в увольнении, перепугал до смерти медсестру в санчасти, спрыгнув на спор из очереди к стоматологу в окно третьего этажа, сломал учебный ПТУР «Малютка» на занятиях по огневой подготовке, пытался вывести из строя механизм КПВТ заклинив патрон на БТР-80 в учебном боксе, систематически нарушает форму одежды, ввинчивая в петлицы десантные эмблемы. Ему этого мало. На занятиях по вождению пытался выжать максимальную скорость из БМП-2, в результате подрался с инструктором, сорвал гусеницу и чуть не опрокинул машину на полигоне. А кто снарядил только трассерами пулемётную ленту и лупил одной длинной очередью по мишеням в поле, нарушая условия упражнения стрельб,- ротный был неутомим.

- Так попал же, - попытался защитить подчинённого Громада.
- А эти его рапорта о переводе в десантуру...- у всех уже поперёк горла, - сделал вид,что не заметил реакции взводного ротный,- И это, только второй курс! Что ж на третьем будет? Я считаю надо приготовить документы на отчисление, по причине систематического нарушения воинской дисциплины. И на губу его уже сажали таащ подполковник,- захлёбывался, обличая провинившегося Шурика, ротный,- Так он курсантов четвёртого курса, этих быков выпускных, избил в камере, когда они его пытались заставить мыть пол по причине, что он с младшего курса. А потом взвод четверокурсников пришёл разбираться в роту, чуть до массовой драки не довёл. А кто дежурного по училищу, подполковника Зубатого через весь плац, ночью, заставил бежать за игрушечным крокодилом на колёсиках? - взводный не выдержал и, опустив голову, хмыкнул в небольшие, но красивые усы.

-А кто предложил выливать воду в окно, когда канализация забилась, и самолично, вылил на голову начальника строевой части училища сорок литров воды, набранной с туалетного пола? И это ещё не всё, товарищ подполковник, это только то, что мы с вами знаем, а что он по ночам вытворяет - мы вам уже доложили.

Пока Долампочкин обличал, выворачивая наружу подвиги Сашки, сам Алекс потихоньку краснел, заливаясь бордовым цветом от основания шеи до корней волос на голове. И только авторитет Бати, и сдерживал курсанта от ответа по каждому пункту обвинения. Батя тоже не остался равнодушным к речи ротного, особенно в части посвящённой побегу Поднебесного от командира второго батальона полковника Дайзвездуева.

Сам Батя комбата -два не любил за его жестокое отношение к курсантами офицерам и своё недовольство выразил перед всем училищем весьма своеобразно. Когда почти три тысячи военных и партизан стояли и ждали прибытия начальника на плацу перед разводом. Оба комбата сошлись по средине плаца в десяти- пятнадцати шагах от трибуны. Комбат -два к душевному и доброму отношению комбата -шесть к своим подчинённым относился чванливо, говоря, что куда подчинённого не целуй- то у него везде ж..па, и уважения этим не заработаешь. И вообще ты даже бегать не сможешь и вести за собой батальон впереди строя, высокомерно заявил он, намекая на медведеобразную фигуру Бати, как бывшего вольного борца. И то, что он сам лично устраивает ежедневные кроссы для всего личного состава своего батальона во время самоподготовки личным примером. Об этом знало всё училище и жалело второй бат за чрезмерную требовательность Дайзвездуева к физо в ущерб другим предметам. Наш Батя, зато был умным.

- Ну что, что ты можешь? - отмахиваясь как от надоедливой мухи, взвесил он несколько раз свою лапу перед лицом выскочки, повышая голос, так чтоб его услышали от одного края плаца до другого. - Ты вот так можешь сделать? - спросил Батя Дайзвездуева и, задирая хромовые сапоги, гармошкой собравшиеся на икрах, в небо, -он стал на руки и легко и уверенно пошёл на руках перед строем училища по плацу. Прошёл шагов десять, перебирая руками. Развернулся, дошёл до остолбеневшего оппонента и... воздушно-невесомо оттолкнувшись руками от асфальта, подпрыгнул в воздух и встал на ноги. Кто видел - ахнул. Гул одобрения прокатился из тысяч глоток на плацу, срывая засидевшихся птиц с веток деревьев. Батя одёрнул китель, поправил, сбившуюся от движений кверху ногами портупею, поднял подбородок, гордо выпрямился и, выпятив грудь колесом, вытянул руку, указывая на асфальт плаца. Ну, говорил его жест, пожалуйста, давай, ты же у нас крутой, бегун и погоняльщик. Ну-ка повтори! Раз ты у нас такой совершенный! А я, простой подполковник, вот так могу, сразу, здесь, без лишней болтовни. Строй училища только не рукоплескал нашему Бате, который так просто, и по мужицки добротно поставил на место своего вечного оппонента в споре о том, кто из них лучший комбат в потоке курса. Комбата - два от позорного стона, несущегося из недр курсантского строя, спас начальник училища, прибывший в этот момент на развод.

А теперь, когда его курсант убежал от кандидата в мастера спорта по бегу на средние и длинные дистанции полковника Дайзвездуева, будучи в самовольной отлучке, Батя с удовольствием чувствовал прилив хорошего настроения, даже тогда, когда только слышал об этом происшествии. Надо отдать должное и оппоненту. Ибо только этим дело не закончилось. Дайзвездуев не всегда был тупым идиотом и ревностным служакой. По своим каналам он вычислил курсанта из другого батальона, пришёл на построение чужого ему подразделения и лично вручил удостоверение перворазрядника Сашке Поднебесному, чем заслужил удивлённое уважение и ворох баек об этом происшествии.

Однако предыдущий лейтенантский выпуск, его собственного батальона, в день выпуска, сбросил на только что купленные «Жигули» Дайзвездуева тридцатидвухкилограммовую гирю с четвёртого этажа общежития выпускного курса, чем пробил машину насквозь, до самого асфальта. А за Батю любой курсант нашего батальона готов был на любое нарушение, с превышением своих возможностей и чудеса, не говоря уже, что душу отдать или собой прикрыть, если что.

Поэтому Шурка терпел, уважая комбата, и ещё Шурка терпел, зная точно, что ротный, в погоне за майорской звездой, уже согласился на вышестоящую должность начштаба чего-то там, в просторах забайкальского военного округа.

- Тааак! Сколько Вы однако натворили Поднебесный, а положительные стороны деятельности у Вас есть? - обратился к командиру роты Батя хитро прищурившись. Ротный замялся и посмотрел на Громаду.
- Есть товарищ подполковник! - весомо заявил командир взвода,- Физическая подготовка пять баллов с плюсом. В силовых упражнениях в двое превышает норматив. Подтягивается на турнике на одной руке 16 раз. Подъём переворотом - личный рекорд 88 раз. Старается заниматься с утежеляющими предметами. В кроссе первый в роте. В стрельбе из стрелкового оружия получил пять баллов за практику и три балла за теорию, обещал пересдать. Из пушек БМП стреляет на пять баллов. На спор прополз по пластунски двести метров за пять минут на занятиях по тактической подготовке. Окоп для стрельбы лёжа вырывает, перекрывая норматив. Стометровку бежит с упора лёжа за 10,5 секунды. Нормативы по ЗОМП выполняет, превышая требования на отлично вдвое. Выучил наизусть обязанности дневального, дежурного, командира отделения, заместителя командира взвода, командира взвода и роты в течении месяца. Самостоятельно выявил в училище секцию по рукопашному бою, проник в её ряды и успешно занимается. Завалил в учебном спарринге КМСа по каратэ. Хорошо ориентируется по карте в незнакомой местности. Может самостоятельно передвигаться по заданному маршруту. В отсутствие командира отделения с успехом выполнял его обязанности. По предметам обучения идёт без троек. Пользуется уважением среди личного состава роты. Комсорг группы и взвода. Стремится перевестись в десантную роту. От него лично получил 69 рапортов о переводе. В настоящее время готовит себя к службе в ВДВ по собственному плану. В результате отсутствия совпадений с планом боевой подготовки роты случаются казусы, такие как сегодня. Предлагаю ходатайствовать перед вышестоящим командованием о переводе курсанта Поднебесного в роту, которая занимается по программе подготовки офицеров - десантников.

- Ну, Вы Вениамин Михайлович даёте, как на партсобрании! Может ему и партбилет выдать сразу?- недовольно высказался Долампочкин, дослушав невозмутимо ровно произнесённую речь командира взвода.
- Ага! - высказал своё мнение комбат и удовлетворённо потер руки над столом.
-Ух ты! - подумал ошеломлённый осведомлённостью взводного и его выводом Поднебесный.
- Так, товарищи офицеры! Хочу лично пообщаться с курсантом! - офицеры встали и вышли из кабинета комбата. Ротный недовольно оглянулся в дверях. Взводный оглянулся тоже, но ободряюще улыбнулся курсанту сидящему напротив комбата. За окном во всю светило весеннее солнышко, прогоняя холод и утреннюю свежесть остававшуюся после майских праздников.
То о чём там Батя говорил с Сашкой, осталось для ротного секретом. А взводный похоже точно знал то, что будет делать комбат. В отличии от ротного, который в ожидании не мог устоять на месте Громада спокойно стоял у дверей, читая стенгазету и внимательно изучая карикатуры на ней.

Карикатура изображала прибытие ночью к пустой тумбочке дневального старшего офицера с проверкой. Тумбочка дневального на рисунке имела вид пульта управления космическим кораблём с множеством тумблеров, горящих и мерцающих лампочек, встроенным громкоговорителем, различными дисплеями и индикаторами со стрелками. Сбоку, сверху и даже из под пола и потолка торчало огромное количество простых и вращающихся антенн, датчиков, микрофонов и других сигнализационных устройств.

И над всем этим великолепием висел светящийся экран, надпись на котором гласила: « Внимание! Автопилот Включён!» Всю красоту полотна завершала сверху ярко-оранжевая, аварийная мигалка. Ротный тоже подошёл любопытствуя.

- Ну, и где тут дневальный? - спросил он Громаду, улыбающегося в усы.

- Так в этом то и дело! - ответил взводный, оценивая гротеск и искусство самодеятельного художника.

- Давай так Саша, - начал комбат в кабинете, - Вижу, честно рвёшься в ВДВ себя не щадя, ну и нас всех в придачу. Сделаем так. Я ход твоему рапорту дам. И даже больше,- глаза Сашки начали расширяться вместе с бровями и лбом, на котором они находились,- Я сам за тебя попрошу начальника училища. НО, перевод дело бюрократически продолжительное и начальник строевой части, твой дружок -тебя не забыл. Поэтому перевод твой осуществим в конце семестра. Чтоб после отпуска и начал с десантурой обучаться. Однако есть у меня к тебе три условия...Не перебивай старшего по званию, должности и возрасту! - Сашку трясло от возбуждения.

- Значит так - если хоть одно нарушение дисциплины с твоей стороны, то я своё слово офицера беру обратно. Это раз. Чтоб семестр только на пять - это два. И чтоб о нашем с тобой договоре никто в роте, взводе, батальоне не узнал. Согласен, Курсант?

Сашка подпрыгнул, пребольно ударившись коленкой, так, что столешница угрожающе хряснула где-то на соединениях.

- Так точно! Товарищ полковник! - повысил Поднебесный Батю в звании в одно мгновение.

- Ну, спасибо тебе Поднебесный и зови командиров, - сказал с улыбкой Батя и зачем-то подтянул ближе к себе фуражку с края стола. - И это, стол чтоб починил, здоровяк! - Сашка готов был чинить всю мебель училища.

- Ну, товарищи офицеры, стройте роту, будем делать выводы, - будничным тоном выдал Батя. И, надевая фуражку, пошёл на выход из кабинета. А потом повернул по лестнице вверх по направлению в расположение десятой роты.

Стук!Стуук!Стуук!Сттуук! - и мягонько, но с щелчком-пристуком приставлена ножка в хромаче. Куда там балетным танцорам до нашего ротного, когда прогибается на доклад комбату. Лебединое озеро - меркнет, умеет же Долампочкин строевыми приёмами завораживать.

- Рооота! Раавняйсь! Смиииррнооо! Рааавнение на средину! Товарищ подполковник! Десятая рота по Вашему приказанию построена! Командир роты капитан Долампочкин! - и пируэт, и шаг назад. Вот не отнять у Долампочкина строевого изящества и выправки, хоть и зараза он ещё та. Вот зачем комбату фуражка понадобилась.

- Вольно! - отмахивается комбат и убирает руку от козырька. Рота не шелохнётся. Ротный держит паузу. И мы её держим подбородками в строю. - Вооольно! - дублирует ротный.

- Курсант Поднебесный! - обращается комбат, - Яааа! - почему-то радостно вопит Сашка, удивляя всех и настораживая. - Выйти из строя!

- Рота! - народ напрягается,- Смиирноо! За нарушение распорядка дня и устава внутренней службы, - начинает комбат,- строй казалось, не дышит, вслушиваясь, - Выразившееся в том, что курсант Поднебесный спал на полу под собственной кроватью, не поставив в известность непосредственных и прямых начальников, якобы для тренировки выносливости и не знаю чего ещё! - повышает комбат голос,- Объявляю 10 суток вне очереди! - все косятся на Сашку. У того на лице самая счастливая улыбка из тех, что мы могли только наблюдать за свою молодую и суетливую жизнь. Ошибку комбата замечает только ротный и Громада.

- ЕЕСТЬ десять суток вне очереди! - орёт Сашка восторженно, забыв обо всём на свете. Есть-таки в жизни счастье, это когда мечта превращается в явь.

Ох, сколько же Сашке потом перепало. Но не проболтался никому. Семестр закончил на пятёрки, даже высшую математику сдал чудесным образом на отлично. А на стажировке в войсках, после третьего курса, Сашка спас десантника на прыжках. Не знаю, как там у них вышло, но впоймал Санёк в воздухе за стропы нераскрывшийся парашют десантного беса, прыгавшего вместе с ним, в правую свою руку. Да так, до самой земли и держал, пока вдвоём, на одном парашюте летели до её желанной тверди. Бес, ударившись о землю, подпрыгнул и заорал что-то невразумительное. Сашка упал и встать не смог - рука, плечо и полспины задеревенели в ужасной боли, когда мышцы и сухожилия внезапно отпускает длительное и тяжёлое перенапряжение. Это будет потом. И Афган будет. И по порядку -беспорядочный кошмар междуусобиц.

А пока, рота разошлась. А Санёк не в силах, сдержать свой восторг, крутил на турнике возле оружейки подъёмы - переворотом.

- Восемьдесят шесть,... Восемьдесят семь,.... Восемьдесят восемь,... Восемьдесят девять...- слышал голос Поднебесного Громада, спускаясь по лестнице к выходу из большого здания, где проживал на этажах курсантский батальон нашего Бати. Свой Комод страховал внизу. Премудрый Замок высчитывал траектории завтрашнего движения группы, сидя в расположении. Народ толпился у турника ожидая своей очереди. Рота готовилась в расположении к завтрашнему дню.

"На сотню пошёл, на рекорд",- подумал Громада, открывая двери ведущие на порог и ощущая свежесть майского вечернего воздуха.

Будущего еще нет.
О настоящем лучше не говорить.
Прошлое прошло, но о нем хотя бы можно вспоминать (пока не начался склероз).

Помнится, как в первый день или во второй день в ШМАСе уже после того, как нас остригли налысо и мы зашили в белое полотно свои гражданские шмотки и написали на образовавшемся тючке чернильным карандашом домашние адреса, нам в роте выдали в каптерке солдатскую амуницию. Гимнастерку, шаровары, портянки, сапоги, ремень брючный брезентовый тонкий, ремень солдатский из кожзама с латунной бляхой со звездой, фуражку, брюки и китель парадные, шинель, шапку-ушанку.
А ко всему этому три пары голубых погон, петлицы на гимнастерку, петлицы на шинель (длинные), петлицы на парадку (с металлической окантовкой), пару нашивок-эмблем с пропеллером и звездой на левые рукава парадного кителя и шинели, кокарду на фуражку, красную звездочку с серпом и молотом на шапку-ушанку, перчатки коричневые тонкие парадные, рукавицы трехпалые зимние.
Все это выдавалось по размерам, которые мы сами называли старшине. Потом мы примеряли вещи и при необходимости меняли их на другие размеры. Помнится, всех убили ширина и длина шинелей. Однако старшина предупредил, а замкомзвода от себя добавил, что те, кто подрежут шинель или сошьют нитками складки на спине шинели, будут жестоко наказаны.
К моему удивлению, пилоток нам не выдали.
Так почти полгода обучения я проходил в фуражке. Такая тогда была в Вышневолоцком ШМАСе команда - курсант летом должен быть в фуражке.
Она лично меня раздражала неимоверно. Кто там был, тот знает, что курсант ШМАСа постоянно чем-то занят. Фуражка надевается на голову утром, после умывания и зарядки, на построение перед завтраком. В каких случаях снимается с головы фуражка? Перед едой в столовой. Куда она на это время кладется? Хрен куда её в столовой положишь. Ее можно только примостить на, или зажать между коленей. Куда клали фуражки на занятиях в учебном классе? Не помню. Может, в стол. Все остальное время фуражка была на голове, причем ее положение надо было проверять, чтоб сидела не косо и козырек не был надвинут на глаза. Была такая команда: Снять головные уборы! По этой команде надо было взять левой рукой фуражку за козырек, снять с головы, перехватить правой рукой за левый свес полей фуражки, и держать фуражку прижатой к правому бедру козырьком вперед. По поступлении команды: Надеть головные уборы! все движения повторялись в обратном порядке. В движении на полосе препятствий, в строю при сильном ветре, при ползании по земле во время полевых занятий и особенно при команде Газы! фуражка очень была некстати. Когда надевали противогазы, приходилось зажимать фуражки между ногами. А когда надевали химзащиту, так это вообще была эквилибристика. А фуражка, надетая поверх противогаза? На бегу? С карабином за спиной? Со скаткой, саперной малой и полным подсумком на ремне? Поэтому удобнее пилотки головного убора в теплое время года не бывает.

Помнится, как подшивали подворотнички. Берешь кусок полотна, отрываешь от него полоску по длине чуть больше ворота гимнастерки (приложив предварительно полотно к вороту), складываешь ее вдвое, зажимаешь один конец сложенной пополам полоски зубами, и тупой стороной иглы с усилием проводишь по сгибу. Прикладываешь подворотничек к вороту и пришиваешь в меру способностей белой ниткой к вороту по всему периметру подворотничка. Тут требуется глазомер и старание. Прием с вставкой в край подворотничка тонкой медной проволочки (низковольтной) в белой оплетке не проходил. Подворотнички отрывались, а хозяева получали наряд. Хотя выступающий край подворотничка от вставки становился красивым и ровным.
Для разгона нам выдали по кусочку белого полотна и предупредили, что будут jebat за грязный подворотничок. Для чего подшиваться надо каждый день, для чего надо самим (но организованно) покупать полотно на подворотнички в магазине на территории ШМАСа. Для чего (в том числе) нам в месяц будут платить солдатскую ставку 3 рубля 80 копеек. Что было дальше? По всякому. Были и наряды. Была и стирка споротых подворотничков и раз и два, до наряда за грязный подворотничок. Было и так, что отрывался кусок от наволочки подушки. Но это с отчаяния, потому как за порчу казенного имущества огребали сильнее чем за грязный подворотничок. Почему так? На 3,80 надо было купить стержни для авторучек, зубной порошок или пасту, (смазка для сапог хранилась в больших железных банках у входа в казарму), и, главное, сигареты!!! Хоть и давали себе регулярно клятву бросить курить после регулярных пробежек с аммуницией и без нее, но никто курить не бросил.
Ибо! Ибо мало у простого курсанта в ШМАСе радостей.
А если бросить курить, то их и вовсе не останется.

Подшивать погоны надо было уметь. Несмотря на то, что наш суровый "замок" (младший сержант), сам бывший курсантом несколько недель назад, и отслуживший в армии полгода, объяснил всем как, некоторые "простучали клювом" (в те времена "протормозили" еще не говорили) его объяснение.
А погоны надо пришивать так: задний край каждого погона должен быть наложен ровненько на плечевой шов гимнастерки, кителя и шинели. Те кто прослушали - пришили исходя из своего гражданского видения вопроса. Было бы весело, когда бы была возможность веселится, смотреть на то где у них на туловище оказались погоны. У кого на груди, у кого на спине.
Погоны на гимнастерку буковок СА тогда не имели, и мы проходили в ШМАСе с чистыми погонами весь срок пребывания там. А вот на погоны кителя "парадки" и шинели прикреплялись с помощью "усиков" металлические буквы СА. Их надо было прикрепить к погону до его подшивки, руководствуясь опять же указаниями "замка".
Обмундирование на нас было не обмято, поэтому на многих все висело мешком. Как можно было придать своей фигуре более-менее правильную форму в ШМАСе? Подтянуть повыше шаровары, так, чтобы не виселя мотня между ног. Внизу шаровары имели лямочки на пуговицах, которыми и можно было произвести регулировку. Талия шаровар при этом поднималась чуть ниже подмышек (А зачем тогда выдавался тонкий брезентовый ремешок-подпояска?), но зато у вас был бравый гусарский вид - тонкие, обтянутые хабэ ножки болтались в голенищах огромных неразношенных кирзовых сапог.
Сапоги надо чистить с вечера, чтобы утром одевать их на свежую голову.
Это курсантская истина. Но чистили мы сапоги не только с вечера. Чистили мы сапоги весь день. В ШМАСе построения личного состава происходили часто, и сопровождались со стороны сержантов осмотром внешнего вида. Сапоги при этом должны были блестеть как у кота зубки. В противном случае - наряд на допработы. Иначе как поддерживать чистоту и порядок на ограниченной территории, на которой только курсантов постоянно пребывает
1 500 голов?
Чистые сапоги - это наша мания. Щетки для чистки сапог лежат в тумбочках, завернутые в бумажку. От густого казенного гуталина из банки у входа в казарму ворс щеток слипается в жесткий комок. Ты плюешь на этот комок и трешь, трешь, трешь поверхность сапог. Но все равно поверхность наших сапог не достигает немыслимого блеска и черноты сапог сержантов и старшины роты, и мы ходим в наряды (Оборзели в корень, военные!)
Ноги в сапогах должны быть завернуты в портянки. Умению мотать портянки нас обучил "замок" в самом начале нашего пребывания в ШМАСе. Портянка покладывается на массивный армейский табурет с узким отверстием в сидении для переноски рукой. На портянку чуть наискось ставится босая нога, и край портянки просовывается под стопу. Потом одним движением портяночное полотнище оборачивается вокруг стопы и лодыжки, и еще раз вокруг икры. Верхний край портянки просовывается под намотанное полотнище. Если умело мотать, то в портянке можно какое-то время даже ходить по полу как в носках. Но это если умело и не спеша.
Собственно - это ваши проблемы, говорит нам "замок" с прямотой римского гладиатора,- За стертые ноги вас будут jebat.
Нас будут иметь, но не за стертые ноги, а за все вообще. Но ведь только так и становятся солдатами, нет?
Как мотать портянки во время "полетов"? Никак.
Можно только успеть сунуть ногу в сапог поверх брошенной в спешке на голенище портянки...А иногда и не успеть, потому что надо стать в строй не последним, чтобы не злить участников "полетов" и не получить выволочку от "замка" (Наговаривать не хочу, но отстающие могли получить во время полетов подgопник от старшины. Без обид с нашей стороны, потому что zaebalo уже все. Летаем минут пятнадцать. Окна в казарме специально закрыты, и (летом!) с внутренней стороны по ним течет сконденсированный пар от нашего дыхания.
Иногда "летаем" днем.
"Замок" видит, что ноги в сапоги засовываются без намотки портянок, а у некоторых портянки просто засунуты за голенища. Он ничего не говорит, потому что недавно он сам был таким. А может и нет, не был. Ведь замкомвзводами в ШМАСе оставляют лучших курсантов. Но он выводит взвод на пробежку. Мы слетаем по широкой лестнице со второго этажа и строимся на дороге между казармой и плацем. -На ле-ВО! Бегом - марш!
Начали мотать круги вокруг плаца. Портянки сбились в жгут и жмут и трут ноги. Больно, blja, больно! В следующий раз по команде -Рота подьем! Выходи строиться! мы оставим время на намотку портянок, пусть и придется встать в строй не успев застегнуть гимнастерку...Hren с ней! Застегнемся на бегу! За это в ШМАСе не jebut!
Во что превращаются сапоги после носки в ШМАСе?
Это по разному. Сапоги - это не ортопедическая обувь для выправления дефектов ног. Сапоги только выявляют эти дефекты. Стертые наискось каблуки сапог месяца через четыре-пять после начала учебы в ШМАСе мы потихоньку укрепляем скромными подковками. Сапоги у нас за это время стали тяжелее на килограмм - столько на них теперь нанесено ваксы-гуталина-мазуты. У некоторых протерты халявки на голенищах, что делать? В армии каждому из нас суждено износить две пары кирзовых сапог. Но износить не по степени износа, а по сроку службы.
Нам еще служить и служить...
Как там в mudowoi песенке?
Через две зимы...Через две весны...

Сидим в казарме и метим свои вещи. Знамо дело не трусы-майки-портянки, а все остальное.
Объяснил нам "замок", что сапоги выданы на год - одна пара. Хабэ - на полгода. Шинель, шапка-ушанка, парадка, ботинки, фуражка, ремень - на два года. А чтоб различить свое от чужого следует все вещи пометить.
-Вот вам банка с разведенной в воде хлоркой. Берем спичку. Макаем в хлорку. Подписываем вещи. Пишем номер своего военного билета. Все понято? Приступить! -это сержант распорядился. Приступили.
Хабэ и китель подписываются на подкладке слева на внутреннем нагрудном кармане. Шинель тако же - слева, на подкладке, внутри.
Стараюсь писать поровнее, а все равно получается коряво.
Шаровары и парадные брюки подписываются изнутри на поясе, с правой стороны. Шапка подписывалась изнутри на подкладке сбоку. Воняет хлоркой. Все старательно водят спичками по ткани.
Фуражку подписывали шариковой ручкой на кожзаме изнутри вокруг тульи. Писали фамилию. Сапоги и ботинки тоже подписывали. Ремень подписывали. Изнутри. Шариковой ручкой. Фамилия.
В ШМАСе у меня ничего не сперли. Когда уезжали в часть, то я положил в подписанный еще перед Учебной Тревогой вещмешок: парадку, фуражку, ботинки, варежки, тетрадь с конспектами, щетку сапожную, рыломойные принадлежности, затянул горловину шнуром как учили, и уехал.
А фуражку я осенью-то попортил. Намочил ее под дождем и не долго думая положил на горизонтальную отводную дымовую трубу от печки, что стояла в нашем классе в отдельном помещении (слева как войдешь). А печка уже топилась угольком.
Все было хорошо. Фуражка просохла, но когда я ее взял в руки, то на правом свесе покрышки, снизу, ткань приобрела темный подпаленный цвет. В общем не очень и заметно, но противно. К тому же порча казенного имущества - налицо!
Потом, в части, мы получали пилотки из расчета одна - на сезон. И фуражку я почти не одевал. А перед дембелем мой друг-каптерщик дал мне совершенно новую фуражку, которая много лет потом лежала в шкафу. А потом, при переезде, я ее выбросил.
А вот что у меня в части сперли, так это шинель! Причем сперли ранней весной с вешалки в казарме. То ли со зла, то ли я аккуратно носил свою шинель и она приглянулась кому-то из "осенников", уходящих на дембель после нас.
Найти ее было невозможно, потому что у всех на своих точках и позициях были укромные места. Не мучаясь совестью, я снял по размеру чью-то шинель с вешалки (не своего призыва), отодрал полотняную нашивку слева снизу на воротнике (в части так дополнительно метили шинели - писали шариковой ручкой фамилию на полотне и подшивали), отрезал кусок подкладки с номером военного билета хозяина и дожил в этой шинели до теплых дней.
Про шинель. По выезде из ШМАСа, в поезде, тут же обрезали шинели. Некоторые до состояния "полуперденчика". Тут же сшили ниткой складки за хлястиком. И в путь.
Потом было поздно. В шинели все продумано устроено. Почему она длинная - это чтоб зимой не мерзнуть. Хочешь бежать в атаку? Подогни полы - спереди изнутри пришиты железные крючки, и зацепи эти крючки за ремень. Зато если спать в шинели, то надо отстегнуть с одной пуговицы хлястик и завернуться в шинель как в одеяло. В "полуперденчике" со сшитой спиной не погреешься и не поночуешь... Я тоже подрезал шинель, но умеренно, на ладонь ниже обреза сапог. И тоже сшил складку на спине. А потом, в стуже караулов в Бузачах, я распорол эти нитки, и жалел о том, что подрезал шинель.


Учебный класс. Август. Мы уже достаточно освоились в ШМАСе, чтобы чувствовать себя уверенно в солдатской форме и в оставленном нам армейскими Уставами жизненном пространстве. Сейчас мы на занятиях по специальности.
Маленький класс на три ряда сдвинутых по три столов и стол преподавателя - командира нашего учебного взвода, капитана ВВС, выдержанного и корректного, говорящего негромким, но властным голосом. Мы его побаиваемся. Авторитет у него очень высокий. Хотя бы потому, что однажды на спортплощадке во время “физо” он скинул рубашку и чисто выполнил на перекладине подъем переворотом и выход силой. Классический командирский прием - “Делай как я!”.
За спиной капитана на металлической стойке висит огромная электрическая схема кинотеодолита, нарисованная разноцветной тушью на листе ватмана. Схема полностью загораживает одно окно, зато через стекла другого окна видны фрагменты затянутых в брезент корпусов КТ-50 и КТС, которые стоят на учебной площадке на огороженном дощатым забором дворике.
За нашими спинами есть тоже два окна. Оборачиваться к ним нельзя, да мы и так знаем что за ними - три молодых тополя, деревянный стол с двумя скамьями, низкий штакетник ограды, стена одноэтажного склада поодаль за оградой.
В классе тихо. Капитан водит взглядом по бумагам лежащим перед ним на столе. Мы сидим неподвижно выпрямившись и боремся со сном. По крайней мере я стараюсь не уплыть в сладкую дремотную темноту. Но уплываю, на миг приходя в себя от ощущения падения... Это называется “клюнуть носом”. Если командир взвода заметит это движение головой, он может дать мне наряд от щедрот своих, ибо поддержание дисциплины в рядах подчиненных - первая задача всех офицеров и сержантов из постоянного состава ШМАС. Не заметил. Из-за окна за моей спиной доносится шаркание подошв сапог дежурного по КТС и его тихий голос: “Бек, ко мне!”
Бек это наша взводная собака. Очень старая восточно-европейская овчарка, живущая в будке рядом с дровяным сараем, что стоит впритык к нашему домику со стороны помещения где размещается отопительный котел. Конечно Бек никуда не побежит. Большую часть времени он дремлет лежа на асфальте, оживляясь только когда мы ему приносим еду из столовой. Еду носим в алюминиевой глубокой тарелке, свалив туда то что сами не доели в столовой, и прикрыв полную тарелку другой, пустой.
Бек нам достался по наследству от предыдущего учебного взвода, а им от предыдущего... Даже наш “замок” не знает сколько Беку лет.
Бека мы любим скупой солдатской любовью, чувствуя в нем схожесть его судьбы с нашими судьбами. И убежал бы, да не могу... У нас очень популярна поговорка: “Жизнь Бекова - нас гребут, а нам некого!” На дню эту поговорку можно услышать раз десять, в зависимости от того с какой интенсивностью нас гребут в этот день.
Капитан явно выбрал одного из нас. Он остановил свой взгляд на какой-то строчке журнала и в чуткой тишине (слышно как шелестят листья на тополях за окном) произносит фамилию.
Тот, чья фамилия прозвучала, вскакивает со стула и громко отвечает - Я! Несколько голов в ряду где я сижу совершает резкое движение вверх. Капитан роняет с губ в тишину: -К доске! Вызванный пробирается к схеме и становится рядом с висящим ватманом.
Капитан предлагает ему показать путь тока при мысленном нажатии переключателя такого-то.
Курсант берет в руку деревянную указку, что лежит на краю стола преподавателя. -Разрешите начать? -спрашивает он, и получив разрешение капитана он начинает водить указкой по схеме, приговаривая при этом своеобычные для такого задания слова:
-При замыкании контактов переключателя...контакты реле РП такого-то размыкаются...диод такой-то пропускает ток...неоновая лампочка загорается...реле РП такое-то размыкается...
Становится веселее - теперь можно следить за движение указки и мысленно пересчитывать... ... Нет! Не месяцы до дембеля (это занятие самых непонятножизнерадостных из нас вгоняет в глубокую тоску), а сигареты “Прима” в мятой пачке, что лежит в правом боковом кармане гимнастерки. Скорей-бы, blja, перекур!
У нас у всех среднее образование, кое у кого среднее техническое, поэтому учение в ШМАСе нам не в тягость. Мало кто из нас на гражданке интересовался электричеством, но закон Ома, правило “буравчика” и правило “левой руки” (из школьной программы) еще свежи в нашей памяти. И разницу между переменным током и постоянным током мы чувствуем не только душой, но и разумом.
Путешествия по пути тока у нас носят постоянный характер, а у меня складывается впечатление, что все это - фигня.
Так как если нас готовят для работы на технике, то мы и должны, blja, разбирать эту технику руками.
Однако у приборов мы бываем до обидного мало времени, и все ограничивается тем, что мы стоим полукругом вокруг вещающего теорию капитана, а тот в свою очередь делает жесты в сторону открытой кинокамеры КТСа.
Ожили мы на практике по электротехнике, когда начали лудить и паять провода. Зачетом была припайка к ШРу всех необходимых проводков. Практика проходила не у нас в классе, а в учебном трехэтажном корпусе, что выходил фасадом на плац (аккурат с другой стороны плаца стояло здание столовой).
А путь тока... Что ж, путь тока в частях остался для нас таким же далеким и абстрактным, что и в ШМАСе. Ну, не пригодился нам этот путь тока. А вот сразу освоить практическую работу на КФТ 10/20 нам пришлось месяца через три-четыре на Полигоне...


Наш замкомвзвода к моменту нашего прихода прослужил полгода в ШМАСе курсантом в нашем же взводе. Оставили его служить в постоянном составе несомненно с согласия командира взвода. Как мы догадались помимо других положительных качеств для назначения нашего замкомвзвода нужны были еще две вещи. Первая - это чтобы через полгода уходил на дембель предыдущий замкомвзвода. Вторая - наш замкомвзвода хорошо бегал кроссы и его выставляли на окружные военные соревнования.
К нашему появлению в ШМАСе он для нас был велик, но такого лоска, как имели другие замковзводы, отслужившие по году, у него не было.
Под лоском мы понимали безупречную строевую выправку, идеально подогнанную по росту и размеру повседневную форму, блестящие сапоги с легкой щегольской "гармошкой" на голенищах, безупречно подшитый подворотничок с проволочной вставкой, погоны со вставками. Кроме всего сержанты были обязаны показывать на перекладине курсантам все приемы, бегать как лоси впереди своего взвода, поэтому они все были поджарыми, сильными и злыми парнями.
Наш "замок" был младшим сержантом, а остальные - полными сержантами.
Но старшина был круче всех. Впрочем тогда не говорили "круче", поэтому старшина был просто лучше всех.
Старший сержант, старшина роты, лет 24-х, свирепый от постоянства службы в ШМАС. Боялись мы его до судорог. Узкое, злое лицо под сверкающим козырьком фуражки. Ловкая фигура гимнаста. Отличная моторика. Голос профессионального строевого командира, легко покрывающий любой шум в казарме. Кое-кто попал к нему, а пару раз - к ним всем (сержантам) на разборку в каптерку, где спал наш старшина срочной службы. Остальные сержанты спали с ротой в общем помещении. Дисциплиной нарушители после разборок были обеспечены до окончания ШМАСа.
Еще в роте жил великолепный старший сержант, который работал в клубе художником. Таких отборно-показательных сержантов я больше не видел за службу в армии. Гладкий, вальяжный, блестящий старший сержант. Он ушел на дембель осенью вместе с нашим старшиной.
Остальные сержанты в частях были помельче размером и побледнее. Оно может быть и понятно. В частях приходится сержантам командовать своим призывом тоже, а в этом случае блеска всегда меньше.
Среди наших ребят еще во время КМБ определили командиров отделений и присвоили им звания ефрейторов. Ребят выбирали постарше, пожилистее и потверже по виду. Один ефрейтор был учителем с Украины с высшим гуманитарным образованием. Какой умник сунул его на полгода в ШМАС? После ШМАСа ему осталось служить полгода. Он, и еще один ефрейтор уехали дослуживать в Крым, а третий бывший командир отделения уехал с нами на Восток.
В ШМАСе кое-кто из наших зацепился (остался). Один парень явно терся вокруг командира взвода и замкомандира взвода. Нормально. Придя в армию с гражданки, любой чувствует себя не как у мамочки на любимой бахче. Поэтому, прижившись в ШМАСе, менять его порядки на неизвестность в частях было страшно. Было. Было.
Но зато, они тоже чего-то лишились в жизни, окопавшись в ШМАСе.
Занятно, что никто из нас не отказался бы от сержантских лычек и зарплаты (кто бы чего не заявлял). И работали мы на не простых технических должностях.
А как получилось с нами?
Ефрейтор (бывший командир отделения в ШМАСе) так и ушел на дембель ефрейтором, пройдя Макат, и отработав год оператором КФТ рядом со мной на Восьмерке. Все наши, кого поначалу разбросали служить по Казахстану, и кто был поначалу в ранге прикомандированных к Полигону, дембельнулись рядовыми. Младших сержантов получили перед дембелем те, кто сразу же после ШМАСа попал служить на Полигон.
Такие дела.

Сижу на старой табуретке с ножиком в руках, в числе прочих залетевших на наряд от своих “замков”. Сидим в подсобке столовой после отбоя и чистим картошку. Картошка - это праздник для курсантов ШМАС.
Обычно в нашем меню макароны, крупа перловая. Вареное-переваренное на воде с кусками сала. То самое блюдо, для которого у Васи Фомичева из нашего взвода есть фирменная присказка.
Вася сидит за столом и крутит в миске ложкой, задумчиво разглядывая содержимое. Мы ждем, потому что все уже было, но для нас это одно из развлечений.
Вася крутит ложкой и голосом нехотя тянет: -Покли...
Кто-то обязательно тут же спрашивает: -Вася! Какие-такие покли?
И Вася, набирая в ложку склизкое варево, произносит: -Которые в 3,14зде мокли!
Вася из Удмуртии. Невысок ростом, в очках, коротко стриженые волосы торчат ежиком. Форма ему великовата. Вася ест покли.
Мы осторожно смеемся, чтобы не залететь на сержанта, который столуется за столом неподалеку, и в меру голода едим знаменитые покли.
Но завтра будет картошка. Возможно с жареной рыбой. Это нормально. Если перемешать водянистое белое пюре с жиром неизвестного происхождения, который попал на тарелку вместе с куском рыбы того же происхождения, и есть все это с большим количеством хлеба... То может быть будет немного вкусно. А если не очень вкусно то, хотя бы, сытно.
Но это завтра, а сегодня я чищу картошку на завтра.
В руках у меня, конечно не ножик, а кусок сломанного ножовочного полотна по металлу, один конец которого когда-то был заточен на наждачном кругу (то есть с одной стороны полотна была образована режущая кромка). А другой конец замотан старой, пропитанной грязью и водой, постоянно отлипающей черной матерчатой изолентой.
Режущая кромка давно затупилась, но я стараюсь не отставать от моих товарищей. Ведь чем быстрее мы почистим картошку, тем быстрее пойдем спать.
Нас, тех кого здесь называют “чистильщиками” человек пять - шесть, а картошки надо начистить огромный алюминиевый чан. Исходный материал - картошка в грязном склизком мундире лежит грудой на кафельном полу, куда ее вывалили подсобные рабочие-курсанты. В свою очередь, картошка взялась из погреба, куда ее затарили еще в прошлом году.
Где-то там, далеко, на гражданке уже давно наступило время молодой картошки, но мы чистим старую.
Копали ее и тарили, видать в дождливое время, вывернув лопатами клубни из мокрой глины в междурядье, а потом собрали в мокрые мешки, а потом, не просушив, вывалили на стеллажи или в бурты на пол, наши предшественники. Те, кто окончил ШМАС этой весной.
Потому что такая ей досталась лихая доля, потому и картошка наша, дожив до лета в погребе-схроне, наполовину гнилая.
Спать хочется смертельно, второпях начинаем чистить картошку по принципу четырех движений. Этот принцип оставляет, после своего применения, в моих руках картофельный кубик, который я быстро кидаю в алюминиевый чан с мутной водой, в которой стыдливо скрывается от наших глаз очищенные ранее клубни.
Некоторое время мы споро работаем по принципу 4-х Д. Но на всякую хитрую hgоpu есть хрущ с винтом.
Хрущ с винтом воплощается для нас в ком-то из поваров-старослужащих, знающих все наши уловки еще со своих собственных курсантских времен. Заглянув в чан и выудив из воды пару картофельных кубиков, он по-милитаристки грубо ругается, и обещает припахать нас на кухне до конца учебы в ШМАСе.
Выслушав ответное нудение о тупых ножиках, он популярно нам объясняет, что мы ...., и ... и, вообще ....
После чего отбирает у меня мой ножик, и неимоверно ловко в одно движение очищает картошку от кожуры.
За его плотной, добротной фигурой облаченной в б/ушную гимнастерку п/ш со стоячим воротником и пуговицами у горла, у кафельной стены в полутьме обрисовываются круглые силуэты двух механических картофелечисток.
Я наивно спрашиваю у старослужащего-повара: -А почему нельзя чистить картошку в картофелечистке?
-А вы тогда нафуя? -резонно отвечает повар.
-Вопросов ни у кого нет.
Я .... .... ....! -говорит он напоследок и скрывается в таинственных недрах кухни.
Какое-то время мы чистим картошку стараясь чтобы у нас кожура не рвалась и была тонкая, как только что очищенная поваром. На долго нас не хватает и мы опять чистим картошку не заботясь о количестве шелухи.
Возращаюсь в роту часа через полтора после отбоя, почистив у входа в казарму сапоги в неверных светотенях от лучей фонаря у плаца.
Тяну на себя большую дверь и вхожу в казарму. Дневальный со штыком на ремне у тумбочки сонно пялится на последнего уборщика, оттаскивающего "машку" (утяжеленную щетку для натирки полов) со "взлетки". В спертом воздухе преобладают красные оттенки мастики для полов, черные ароматы гуталина и серые тона портяночного запаха.
-Шинель N5, -тупо думаю, отдавая честь дневальному (так нас приучили). В ответ он козыряет и шепотом стреляет у меня сигарету. Докладываюсь дежурному по роте ефрейтору (одному из отделенных) о прибытии с наряда по кухне.
Потом иду в полумрак между рядами двухярусных коек. За моей спиной "взлетка", передо мной закрытое окно. За окном ночь.
Наш третий взвод спит в одном двухкоечном ряду по левую руку от меня. Наш кубрик образован рядами двухярусных коек второго и четвертого взвода. Между каждыми четырьмя койками стоят тумбочки. Две на полу, а две на тех что внизу.
Моя койка наверху. В третьем от окна мини-кубрике из четырех коек. Вокруг все уже спят. Я тихо раздеваюсь в проходе в более широком общем проходе. Это по нему наш третий взвод по команде подъем ломится строиться на "взлетку".
Я снимаю сапоги и ставлю их под один свободный от одежды табурет носками к проходу. На голенища сапог укладываю расправленные грязные портянки. Расстегиваю ремень и кладу его на табуретплашмя, бляхой к проходу.
Одежда на табурете должна быть аккуратно сложена. Внизу должны лежать шаровары сложенные повдоль штанина к штанине и еще раз пополам в районе коленей. Поверх кладется застегнутая на все пять пуговиц гимнастерка. У нее рукава складываются за спину, а она сама складывается пополам, грудью вверх и воротником в сторону прохода. Поверх гимнастерки кладется фуражка козырьком в сторону прохода.
Подравниваю сложенную одежду в ряд с обмундированием остальных курсантов. Отворачиваю одеяло и простыню в сторону. Упираюсь руками в рамы своей и соседской койки и забрасываю тело в койку. Натягиваю на себя простыню и одеяло. Засыпаю, как проваливаюсь в колодец.
В ШМАСе нет бессоницы. В ШМАСе есть отбой в 22-00 (для тех кому повезет) и есть подъем в 6-00 (для всех кому уже повезло).

Для того чтобы оценить маленькие, простые, бесхитростные радости жизни, надо пройти через долгие дни голода, холода и унижений.
А потом, когда все закончится, надо помнить, что ты вновь можешь оказаться там где.
И тогда совершенно иной вкус приобретает пшенная каша в мятой алюминиевой миске.
И тогда ты благодарен приятелю, оставившему тебе докурить половину сигареты "Прима".
И тогда ты рад, что стоишь в тепле в роте со штыком на ремне у тумбочки, а не стынешь на ветру в карауле, взлядываясь в ночной мрак и прислушиваясь к шелесту сухой полыни.
Прошлого уже нет.
Будущего еще нет.
Есть только маленький кружок света, в котором стоит маленький человечек в мятой и не очень чистой солдатской форме.
В кармане у этого человечка, рядом с сердцем, лежит военный билет и маленький календарик.
В календарике часть дней человечек зачем-то проткнул иголкой.
Несколько раз в день человечек достает из кармана календарик и смотрит на оставшиеся не проткнутыми дни.
Их слишком много для одного маленького человечка в солдатской форме.
Человечек тяжело вздыхает и прячет календарик обратно в карман.
Но человечек не пропадет. Он дождется когда все дни в этом календаре будут проткнуты иголкой. Человечек заведет новый календарик, в котором он тоже проткнет все дни. А потом человечек проткнет какой-то из дней в третьем календаре, и больше никогда не будет уничтожать дни с помощью иголки. Человечек постарается забыть о тех днях, когда он стоял у тумбочки в роте в маленьком кружке света. И это у него успешно получится.
Но однажды, через многие годы, когда человечек полезет за чем-то на антресоль, из старого запыленного альбома выскользнет один истыканный иголкой календарь.
И человечек все вспомнит. Или почти все.
Он будет вспоминать имена и лица тогдашних своих друзей. Он будет вспоминать как звали капитана такого-то.
Что-то он вспомнит. Что-то ему покажется, что он вспомнил.
А потом человечек поймет, что тогда, когда он стоял в маленьком кружочке света, он был гораздо счастливее, чем....

СНАЙПЕР

Рассказал старый кагэбэшник Юрий Тарасович:

Происходило это в самое лютое бандитское время - начало 90-х.
Место действия: где-то в костромских лесах.
Зима, мороз, пятеро местных охотников идут на лыжах к своим заветным местам охоты. Идут не спеша потому, что среди них старый ветеран войны, бывший снайпер дошедший до Берлина. Ну а сейчас понятно, что бегун из него никакой. Друзья постоянно перекуривают, чтобы дать деду отдохнуть.
Наконец мужики свернули с накатанной лыжни на нетронутый снег, и стало еще труднее. Вдруг первый в колонне, чуть не наехал на окопавшегося в снегу человека.
Все от неожиданности аж ойкнули. Человека не было видно с полуметра. Незнакомец был весь снежно-белый: маскхалат и даже на лице маска, только глазенки в дырочках чернеют.
Рядом лежала обернутая белыми полосками снайперская винтовка типа СВД. На груди у мужика болтался огромный белый бинокль, рядом лежал белоснежный рюкзак величиной почти с человека, из приоткрытого наружного кармана выглядывала подробная топографическая карта.
Мужик молча встал, достал из рюкзака большой термос и стал поливать водой снежный бруствер своего лежачего окопа. Все увидели, что даже ботинки у него белые.
Охотники пришли в себя, поздоровались и для поддержания разговора, предложили закурить.
Беседа не задалась.
Незнакомец не издал ни звука, лишь жестом показал, что не курит. Мужики поняли, что он им не рад, брезгует даже поздороваться, ну это его дело, лес большой.
Обошли неожиданный окопчик и покатили своей дорогой.
Тут дед снайпер очень разволновался, остановил колону и, отдышавшись, сказал:
- Мужики, это... нам срочно в милицию надо, ведь этот белый охотник, не просто охотник, он снайпер, охотится не на лося, а на человека... Поверьте мне, я знаю, сам ведь такой был...
Мужики:
- Дед, ты сбрендил - это же обратно 20 километров до милиции пилить. Да с чего ты взял-то? Подумаешь, СВД, а может она только похожая на СВД, замотанная же была?
А может это просто прапорщик какой армейский, взял пострелять. Что же, нам бежать закладывать мужика? Чего ради? Нам и самим на милицию нарываться... не очень.
Дед:
- Да я вообще не знаю никакое СВД, я на фронте с трехлинейкой ползал. Но говорю вам, мужики - это убийца. Ему не нужен ни кабан, ни лось. Я не могу вам всего рассказать, скажу лично следователю, чтоб вас не сбивать, когда будете ему показания давать. Но поверьте, надо нам в милицию.
Мужики:
- Дед, тебя что, удивил белый бинокль, так сейчас хоть красный купить можно, хоть золотой, может карта, так он видимо москвич и не знает местности. Или ты удивился, что он не показал нам своего лица и не издал ни звука? Подумаешь, ты бы тоже не показал, это ж варежки снимать, потом маску. А то, что не стал с нами говорить, а кто мы ему такие? Чуть не наехали на него. Да еще и человеческого запаха ему добавили. Он же в засаде как никак.
Дед:
- Христа ради прошу вас, вашу мать, пока вы торгуетесь, он там дождется кого ждал... на нашей совести будет. Пошли в милицию, мужики.

Хоть это и нарушало охотникам все их планы, но делать нечего, дед паникером никогда не был, нужно поворачивать оглобли, незаметно обойти лежащего в засаде незнакомца и идти в милицию.
Часа через четыре они уже возвращались обратно с группой захвата в виде странных охотников с автоматами. Милиция сработала четко и снайперу «завернули ласты» без единого выстрела.
Позже его увезли в ФСК (была такая контора).

Дед не ошибся - незнакомец действительно оказался наемным убийцей экстра класса.
Он поджидал, когда по накатанной тропинке проедет определенный объект с охраной.
«Объект» очень любил здешнюю охоту на крупного зверя.
И вот если бы не дед, то лег бы он на этой лыжне сразу с тремя своими людьми...
А вот признак, по которому старик безоговорочно вычислил своего коллегу, был незамысловатый: «стрелок» поливал бруствер окопа водой, чтоб на снегу перед стволом образовалась ледяная корка и при выстреле пороховые газы не подняли бы снежный всплеск и жертвы не смогли бы засечь местонахождение стрелка после первого выстрела.
Когда охотишься на кабана или лося, особо не думаешь: засечет ли он твою позицию или нет?
Отстреливаться-то лосю, как правило, нечем...

http://storyofgrubas.livejournal.com/41362.html

ГОРИТ!!!

Богат и могуч наш русский язык! Одно и то же слово может означать что угодно... В разных случаях... Тут всплыло как-то в памяти. Та же Харьковская учебка 10142, может, еще помнит кто... Прихожу на службу... Срочно вызывает командир батальона: ты что, пожар хочешь на позиции устроить? Его с утра вздрючил командир бригады... за меня. Вот это честь! Как оказалось, ночью в части было ЧП местного масштаба - пожар на 3 посту... А там - наша техника... Ну а кто ж будет виноват? Угадайте с трех раз... Конечно, я!!! Но обо всем по порядку...
Чтоб не создавать себе проблем в учебном центре с секретной библиотекой, которая вечно закрыта, я сделал ход конем и сам записался внештатным секретчиком... Выгоды налицо: всегда она для меня открыта! До скольки хошь! Хоть ночью! Хоть на выходные! Бери хоть схемы, хоть техописания! А хошь - саму инструкцию по эксплуатации!
А учебные подразделения заказывали для себя еще и топографические карты! Зачем - неизвестно, но брали у меня. Получали на полном серьезе, приходил специальный курсант. С папочкой для карт. Приносил сдавать всегда вовремя. А то не дай Бог! Приезжали они в понедельник, уезжали в субботу после обеда. Электричкой с Малиновки часов так в 16 с минутами. Значит, в два уже все должны пообедать и собраться в путь. И не забыть сдать секретку...
Около часу дня грохнул ливень с молниями и прочими страшилками... В полвторого пришел мой мокрый курсант с папочкой, весь в делах и заботах... Жди подвоха - подумал я... Слишком деловой и занятый курсант - источник бед и неприятностей - это из опыта... Или у него за пазухой бутылка водки... Это тоже из опыта. Если курсант движется, упрямо и сосредоточенно глядя в одну точку, подходи и бери водку! Ни разу не обшибался! На спор забивали - вон, смотри - водку несет ! - Не может быть! - Спорим? - Спорим! - Эй, курсант, ко мне! - Ой, да меня послали... - Да хоть куда тебя послали!
- Оба-на! Готово! Опыт, братан... Сначала сам не верил, потом убедился... Мальчик-то думает, что если он занят чисткой сапог, то его никто не трогает из гуманных соображений... Нет в армии никакой гуманности. Не бывает. Просто с нечищеными сапогами он вообще преступник, не вдаваясь в подробности, почему и кто виноват.
Надеясь на "послали", он глубоко ошибается. Папа Римский индульгенцию не выдаст. А в батальоне обеспечения народ, в общем, неверующий... Изображая спешку и занятость, мальчик выдает себя с потрохами. Не все это видят. К счастью. А то б я вечно трезвым ходил...
Это, конечно, присказка, сказка не скоро. Короче, курсант сдает мне секретные карты. Получал девять (прописью) 9 цифрами. Считаем. Принес - восемь... 8 - цифрами. Когда нет секретной карты, тут уже не до смеха... А, может, завалилась под стол? А вы ее, конечно, стащили, чтобы подшутить? Да никуда она не могла деться, вы прикалываетесь... Вот папка, без дырок. Ладно, подпишите тут. Принял... И всем - привет!
- Земляк! Если я подпишу - принял - я подпишу себе приговор. Ты это понимаешь? Года три... А кто ты мне? Брат родной? Позовешь ротного? А он мне роднее? Забирай папочку и уматывай, пока на поезд не опоздали.
Ротный прилетел через минуту. Он хоть один понимал трудность вопроса. Сразу поняв, что наездами делу не поможешь, он принял правильное решение - вызвал всю роту к себе, тактически грамотно поставил задачу - прочесывать тактическое поле, где только что были занятия с этими злосчастными картами. Времени до поезда оставалось мало. Я побежал с ними. Интерес был большой. Все равно ведь свалят на меня. Не может же быть такого - майор потерял - и никто не виноват! Да хоть и не майор лично. А его люди.
Сложенная вчетверо карта ярко белела на черном мокром асфальте. На дороге, ведущей на это злосчастное поле. Промокшая под дождем, но вполне исправная. Я ее тут же принял, а рота побежала прямо в Малиновку...
Но, видимо, кто-то не забыл этот эпизод... Прапор заставил бегать МАЙОРА! Надо его поставить на место. Подумаешь, карта. Рота могла не успеть на поезд! Это гораздо важнее! Распорядок дня бригады мог быть сорван!! Шел бы да искал свою карту!! Сам, небось, забросил ее где-то в бурьян, а потом издевался над людьми. А где он живет? Сороковщик? Ну, мы ему устроим!
Вот так рассуждали не помню в какой уже роте по итогам возвращения. В штабе бригады создали мнение, что виновник найден, изобличен и скоро будет наказан. Это я. В чем моя вина, никто не объяснил. Я должен был не гонять МАЙОРА, а сам найти эту карту. Просто поискать. Ибо не .уй!
Вот так жила наша славная учебная бригада... Нет уже ее, к сожалению... или к счастью. Подставить ближнего, особенно из батальона обеспечения, было в порядке вещей. Учебная рота ведь по определению белая и пушистая, не может ни в чем быть виноватой. Её командир - тем более. Это батальон обеспечения - сброд недоумков. И одеты они нечистоплотно, и рожи у них корявые. И вот - повод! Грубейшее нарушение всех правил и порядков. Пожар на технической позиции! Среди ночи часовой-курсант через стекло запертой двери обнаружил ГОРЯЩУЮ ЛАМПОЧКУ!!! Доклад в караулку - ГОРИТ! Неважно что - КАРАУЛ - В РУЖЬЕ!! ПОЖАР НА 3 ПОСТУ!!!! Зачем полез курсант к запертой двери, чего он там забыл - неважно. Ведь нарушение! Комбриг поручил зам по вооружению разобраться!
Начкар доложил своему ротному, далее - везде, как говорят... Я был вызван и изнасилован в извращенной форме. Зам по вооружению бригады и раньше не блистал умом, а тут такой повод... и виновник уже есть.
- Трщполковник! Ток этой лампочки - миллиамперы... температура - комнатная... ресурс - 1000 лет без перекура...
- Что ты тут мне рассказываешь. ОНА ГОРЕЛА! Пожар на посту! Будешь строго наказан!
- Да у меня в станции полсотни таких неонок, ни одна спичку не зажжет. Это просто символ надежности и безопасности!
- Я неправильно понимаю? Это ты неправильно воспитан!Старший по званию тебе говорит - слушай! И не пытайся возражать! Молод еще! А комбат подберет тебе наказание! Век будешь помнить!
- В чем моя вина? Уточните, чтобы я запомнил.
- На кабину было ПОДАНО НАПРЯЖЕНИЕ!!!
- А на ВАШУ квартиру начью напряжение не подается? Вырубаете весь дом?
- Ты не умничай про мою квартиру, не твоего ума дело!
В общем, я так и не понял всей глубины своей вины. А может, её и не было вовсе?
Сформулировать мне её никто так и не смог. Единственное, что я понял - ночью на позиции ничего НЕ ДОЛЖНО ГОРЕТЬ !