... 1986 год, осень... Я - лейтенант... Но уже лейтенант старый, с обмятыми погонами, знающий, что-почём-зачем-куда и от кого.
Гаджиево, строю (инженер я) в "Яме" всё, что можно строить ниже уровня ватерлинии. Жуткая обида на красные просветы в погоне и отсутствие нашивок на рукаве. Жизнь тяжела. Дрючат все, кому не лень.
...И в это время из боковой потерны выгребает морячок. Крепыш такой, РБ новое, "ботиночки со скрипом", морда бритая, крепкая, наглая... Жуть как на "годка" похож.
- Слышь, лейтенант, где тут можно Серёгу Говорова найти?
(и вот тут я взбеленился, Сергей-то постарше меня на 6 лет, грамотнее, всего-навсего "старлей", списанный к нам в стройбат за неуступчивость характер и склонность к Зелёному Змию.
- А кто вы, молодой человек, что можете вот так, за глаза, старшего лейтенанта Говорова Серёгой называть? Да вы знаете, что это - готовый командир БЧ-5? Вы понимаете, что он вам не ровня, что это - грамотнейший инженер, что вы недостойны караси его стирать? И вообще, в какой помойке вы родились? Да ты, пацан деревенский, понимаете, насколько опытен, мудр, грамотен выпускник ВВМИУ им. Дзержинского старший лейтенант Говоров?
...Если говорить проще, то "дрючил" я этого "годка" минут 5-6, да так, что с того пот тёк ручьями...
- Идите за мной. На отметку -26.170. Не отставайте, тут темно, сломаешь себе нос - сам виноват.
.... -26.170. "Годок" по-свойски что-то лепечет Сергею. Тот в ответ грогласно ржёт.
- Ну, рассказывайте, рассказывайте, капитан 3-го ранга Мусатов, как только что вас лейтенант-стройбатовец во все щели драл!!!!
... (господи, как мне было тогда стыдно, как мне было стыдно!)

4 КУРС И ВЫПУСК

(продолжение)

Блаженная пора - летный семестр в авиационном училище...
В связи с развалом страны стажировка для 70% курсантов обломилась, летаем в учебном полку при училище. Зам командира полка по летной подготовке имел прозвище Иван-дурак. Первое знакомство с ним состоялось так: Спартак подозвал нас к окну в классе предварительной подготовки и, указав пальцем, проинструктировал: "Видите вон того подполковника? Так вот, если вы его увидите на улице, разворачивайтесь на 180 и бегите, если он будет что-то кричать вам вслед, бегите быстрее". Ничего так характеристика, правда?
Так вот Иван-дурак был картав. Как он прошел медкомиссию при поступлении, неизвестно, но почти каждую летную смену он раздражал всех участвующих своим радиобменом в стиле: "Тгиста согок шестой, на пегвом... Тгиста согок шестой, на втогом... на тгетьем... на пгямой, шасси закгылки выпустил... Тгиста согок шестой, посадку пгоизвел" Причем не пропускал ни одной точки доклада, хотя многие из них не являются обязательными. Учитывая его сволочной "хагактер", от Иванова голоса у летчиков и группы руководства начиналась истерика.
При очередной смене позывных дали ему позывной "сто одиннадцать", чтобы доставал поменьше.
И что вы думаете. В первую же летную смену доклад: "Тги единицы на пегвом"
***
Впрочем, хоть к концу летной программы керосин и закончился, но без дела нас не оставили, придумав взамен почившего в бозе научного коммунизма совершенно невнятные науки под названиями: политология, социология, психология. Ошалевшие от таких перемен преподы с кафедры марксизма-ленинизма, быстро переименованной в кафедру общественных наук, не имея на руках ничего, кроме наспех составленного и спущенного сверху учебного плана, несли на лекциях полную ахинею, периодически сбиваясь на «научную марксистко-ленинскую картину мира». Вели занятия совершенно нам незнакомые преподаватели, которые рассчитывали при переводе в училище на тихое уютное болотце и старые конспекты ленинских работ, а попали в «жернова перестройки». В итоге они что-то говорили, а мы тихонько занимались своим делом. Пугало экзамена по научному коммунизму навсегда кануло в лету, а по новым «наукам» никаких зачетов/экзаменов не было. По этой причине из всего курса запомнилась мне лишь одна лекция, и то кусочком.
Наука, кажется, называлась в тот раз «социология». Тема «Семья и брак». Увидев название в плане занятий, абсолютное большинство курсантов предвкушало цирк. Сидели тихо, как в школе на уроках биологии, когда краснеющая и заикающаяся молодая биологичка рассказывала про «тЫчинки и пестики». Сходство было полнейшим. Майор на кафедре внизу потел и мялся, крутясь и путая следы вокруг темы секса. И вдруг, наткнувшись взглядом на наспех составленный конспект, брякнул: «Записывайте определение. Любовь... это...» И уткнулся в конспект. В аудитории громко пролетела наглая муха, все затаили дыхание. «Это... Любовь - это... труд во времени плюс терпение». Занавес. Лекция сорвана.
Так вот, чтобы мы не простаивали, все-таки ввели по этим лженаукам нам экзамены. Не помню уж, может, зачеты, может, даже без оценки, но на 4 дня занятие придумали. 3 дня подготовки, четвертый - экзамен. Какой подготовки? У меня за весь семестр осталась только одна запись в карманном блокноте размером чуть более спичечного коробка. Определение любви. У других и того не было. Ни конспектов, ни литературы... экзамен по китайскому, блин. Естественно, что все три дня аудитории пустовали. Преподов никто не боялся, а ротные командиры к нам на полетах никакого отношения не имели. Полная, стопроцентная бесконтрольность. Все три дня я провел на речке. В компании друзей с их девушками и кучи спиртного, добытого путем обмена на шоколад. В пьяном виде переплыл Хопер, на последних 20 метрах дыхание кончилось и руки повисли. Чуть не утоп, но доплыл на спине. Долго сидел на противоположном берегу, собираясь с силами на обратный бросок, замерзший и протрезвевший. На четвертый день собрали зачетки и выдали через пару часов с проставленными оценками «исходя из былых заслуг». Я получил заслуженную пятерку. Остаток дня снова провели на речке. Как я люблю полеты!!!
***
Но вот и подошел к концу наш крайний (ну нет в авиации слова последний) летный семестр. А вместе с ним стали актуальны шуточки про «выпуск, который как крах капитализма, далек, но неизбежен», «отход, подход, доклад - три балла» и т.п. Из-за нехватки керосина на месяц раньше завершили летную программу и, чтобы не томить ораву оболтусов за забором, госэкзамены тоже перенесли. В этом году впервые госы должны были проходить по новой схеме, в виде комплексного экзамена + гос по уставам. Комплексный экзамен должен был проводиться в два дня. Первый день - раздача карт и тактической обстановки с постановкой задачи и подготовка решения в виде боевого приказа, второй день - полдня на экзамен по авиатехнике и полдня - на защиту решения. Т.е. фактически это была чуть упрощенная курсовая по тактике, которую я так ловко обошел при помощи ЭВМ, совмещенная с зачетом по знанию родного Ан-26, который я уже сдавал перед полетами инженеру учебного полка. Только на подготовку к комплексному давали не три, как обычно, а пять дней.
Дополнительным стимулом к качественной подготовке к госам служили два кадра, год слонявшиеся по территории училища в офицерской форме, но с погонами сверхсрочников. Это были курсанты предыдущего курса, оказавшиеся достаточно тупыми, чтобы завалить госы и имевшие достаточно сильных спонсоров, чтобы после этого не вылететь. Ситуация странноватая, но в годы разгула демократии и не такое бывало. Причем про одного из них мне рассказал Олег, тоже второгодник с того же курса (только по здоровью - он ногу ломал и полгода по госпиталям провел), с которым мы сидели за одним столом. Оказывается, на госе по конструкции авиатехники этому кадру досталась система ПРТ-24 самолета Ан-26 (Ан-24). Система достаточно заумная, она при превышении температуры газов в двигателе вводила ограничение на подачу топлива через электроисполнительные механизмы автоматики двигателя. Таким образом, она проходила сразу по двум кафедрам - авиационного и радиоэлектронного оборудования (АОРЭО) и конструкции и эксплуатации авиатехники (КЭАТ или «железка»). Первой половиной - получением и обработкой сигнала от датчиков - термопар «заведовала» АОРЭО, а второй - собственно регулировкой температуры - «железка». В итоге эту систему толком не знал никто. Индикация - два квадратных вольтметра над лобовым стеклом командирского места. Характеристики - пара цифр. Практически, я сейчас весь билет уже и рассказал. Но блатному «стоп-кадру» не удалось и этого. Вообще из себя ничего не выдавил. Ему назначили пересдачу на следующий день, оставив на столе один-единственный билет по... ПРТ-24. Не судьба. Как в том анекдоте: «Во валит, во валит, гад». Второй типчик тоже что-то подобное отчудил, но на другом экзамене.
Никто не хотел испытывать на прочность госкомиссию, даже те, у кого были «мощные спонсоры», не собирались проверять их предельные возможности. Поэтому первый из 5 дней пропьянствовали, но на второй все же взялись за конспекты. И тут же столкнулись с необычным. Что учить? Да все... кроме марксистско-ленинской. После совместного мозгового штурма наше отделение пришло к выводу - учить будем только авиатехнику, штурманскую и вооружение, ибо по тактике для принятия решения выдадут Боевые Уставы, наши конспекты и пр. литературу, которая имеется в обычном ВТАшном полку. Ну, за штурманскую и вооружение никто особо не переживал, только бомбометание поподробнее повторили - уж больно там расчеты заковыристые. Осталась авиатехника, т.е. те самые АОРЭО, конструкция самолета и двигателя и практическая аэродинамика. Аэродинамику (слава Пивню) большинство знали «от зубов», оставались два предмета... Все не так страшно. Помню, как вылавливали в курилке первых сдававших комплексный гос. Те выходили трясущимися, издерганными, со взглядом внутрь, но в ответ на все вопросы немедленно приосанивались и говорили небрежно: «Фигня», вытирая украдкой пот со лба. Тем не менее, удалось выяснить, что основная проблема кроется не в мини-курсовой и тактике - там как раз важен отход, подход и громкий командный голос, ибо комиссия в тонкостях маневров преодоления ПВО слабовата, а преподы никого не валят, ибо сами себе не враги. Проблема как раз в экзамене по авиатехнике. Ибо «железка» слыла самой принципиальной кафедрой и, хотя никого еще не завалили, но дополнительных вопросов не жалели, добираясь до донышка знаний и шансов проскочить «на шару» почти никаких. А, глядя на КЭСовцев, начинали зверствовать и электронщики с аэродинамиками.
И вот настал день экзамена. С утра на построении в УЛО наше отделение разделили на две половины. Одну увели на 1 этаж - на сдачу авиатехники, вторую - на 2-й на кафедру тактики, «защищать решение». Что мне досталось - не помню, хоть убей. Помню только ощущение беспомощности, возникшее при прочтении билета. Где они такие вопросы и системы нашли, ей богу! Но через полчаса раздумий и написания ответа по аэродинамике мысль стала возвращаться в испуганную голову, и через час я уже был готов на твердую тройку. А окончательно воспрянул духом на дополнительных вопросах. Пытаясь меня завалить, КЭСник начал спрашивать про систему пожаротушения Ан-26, по которой я в свое время писал реферат. Ага, хрен вам, а не завалить. В итоге с сомнительной «четверки» вытянул меня на «почти пятерку», но вовремя остановился. Аэродинамик (начальник кафедры) тоже пытался задавать дополнительные вопросы, но его инсинуации я легко отвергал, а РЭОшник вообще вклиниться в речь товарища с «железной кафедры» не смог. «Хорошо». Вне себя от радости, я вылетел в коридор и понесся к курилке, на ходу пытаясь обрести солидность уверенного в себе «хорошиста». «Ну, что сдал? Скока? Сильно валят? Что спрашивали? Дополнительных дофига было?», - вопрошали меня толпы страждущих, у которых весь этот кошмар еще впереди. Я, не спеша, раскурил сигарету: «На четверку спихнул, вопросы жопные достались. А так фигня».
После обеда, особо не напрягаясь, наша половина за пару часов «спихнула» тактику, где преподы руководствовались старым анекдотом про курсанта, не знающего НИЧЕГО. («Давайте тогда дополнительный вопрос. Где у самолета нос, где хвост - покажите на плакате». «Вот нос, вот, хвост». «М-м-м-м, идите... три. Вижу, что знаете... но немного путаете»). В какой-то степени нашей полугруппе повезло, что экзамен пошел «по нисходящей». А наши менее везучие одногруппники до вечера сидели в аудитории.
Остался один гос - по уставам, который должны были принимать ротные и взводные командиры вместе с представителями госкомиссии. Завалиться на уставах было уже немыслимо, ибо на дополнительных вопросах типа: «обязанности солдата, дневального и дежурного по роте, обязанности военнослужащего перед построением и в строю» и т.п. выехал бы любой. 3 дня легкого пьянства и крепкого сна. Учили только «краснодипломники», т.е человека три-четыре. Я спросонок пару раз Строевой Устав и УГиКС полистал, чем добился еще более глубокого сонного эффекта. На экзамен пришел один Пензин. Завел всех в класс, раздал билеты, сел на место преподавателя. «Готовьтесь». Народ тоскливо переглянулся. Отличники уже строчили в листочках ответы, прочие мрачно смотрели в окно и покусывали ручки. Через полчасика Пэн назначил старшего, наказал сидеть тихо и УШЕЛ! Народ сразу достал из-за ремней спрятанные под парадками книжки Уставов, лихо списал минут за 15 и, в отсутствие экзаменатора, устроился подремать. Пензина не было час. Вернулся, собрал листки, прочитал их, расставил оценки, пользуясь «пролетарским чутьем», ибо списано было у всех одинаково качественно. Довольно ухмыляясь, предложил тем, кто недоволен «заниженной» оценкой, выйти к доске и доложить свой вопрос устно с «парой дополнительных вопросов». Дурных не было. Госы «сдались».

(продолжение следует)

ШВЕДСКИЙ АНАБАЗИС

(Путевые заметки)

Как там в романсе?... Утро туманное, утро седое?..
Да нет, какое оно туманное и седое? Нормальное питерское утро. Раннее. Сегодня стартуем в Швецию. К семи нужно быть на Загородном у ТЮЗа - там точка сбора. Туда и еду. Вчера прошли «Алые паруса» - выпускники гуляли. Весело, конечно, масштабно, зрелищно, но организация этого действа у нас, как всегда, не продумана совершенно. Город утром напоминал огромную помойку, совмещенную с сортиром. Скорее, даже сортир совмещенный с помойкой. Ну, на Рижском,. где я ночевал в гостинице, все тихо и спокойно, а вот в центре, говорят, творилось что-то невообразимое! Представляю себе, каково было живущим на Невском и вокруг!..
Подъезжаю к памятнику Грибоедову. Разворачиваюсь, глушу двигатель. Никого пока нет, рановато. Ну, и ладно, подождем - не привыкать. Вокруг памятника еще тусуется небольшая кучка молодежи. Пьют пиво, смеются, но уже как-то вяло - чувствуется, всю ночь отрывались, силы на исходе... Рассосались... Причем как-то очень быстро, как по команде. По площади ветерок гоняет мусор, бомж с мешком ходит и собирает банки и бутылки, допивая недопитое.
Вспоминая собственный выпускной, вроде как не настолько бурно отмечали... Ну, да и Бог с ним! Новые времена, новые нравы....
Звонит шеф, интересуется где я. Где-где... Давно уже на месте, пока никто не подъехал еще. Говорит, что рано, сам будет примерно через полчаса. Ок, ждем-с...
Вот и первые клиенты - черный «Дискавери» припарковывается около киоска, минут через пять, почти одновременно, причаливают опять же черные «Ауди А 6» и «Мерс». Ну а что же вы хотели? Клиенты далеко не бедные. Удовольствие недешевое - ребенка отправить на месяц в Швецию.
Выбираюсь из-за руля, открываю багажный отсек. Машины уже подъезжают одна за другой, выгружаются чемоданы и сумки. Причем, тачки почти все навороченные и почему-то либо черные, либо темно-синие. Комплексы тешат что ли - не пойму. И владельцы (владелицы) соответственные. Давно уже заметил: чем более серьезные клиенты, тем более достойно себя ведут. Неизменно вежливы - это как правило. И наоборот - в одночасье резко разбогатевшие кто в результате чего - это уж сами додумывайте, видны сразу. Какое «Версаче» ни надень и на каком крутом джипе не подъедь - все равно проглядывает, даже в мелочах, и отсутствие элементарного воспитания и неистребимый совок. И дети, соответственно, глядя на родителей, перенимают их манеру поведения. Одни, заходя в автобус, здороваются. Другие, задрав нос, проходят как мимо пустого места. Контингент среднего школьного возраста. Лет, примерно, четырнадцати-пятнадцати. Ну, дети они и есть дети - что с них взять? Как воспитаешь, такими и вырастут. Остается искренне посочувствовать педагогам и воспитателям. Как они будут с ними управляться, не представляю! Там же такая пальцовка у некоторых - мама не горюй! И не откажешь ведь! Деньги заплачены - извольте воспитывать и обучать мое чадо, хотя воспитывать его нужно было дома, а учиться если само не хочет, то, как его заставишь?...
- С младшими школьниками легче: эти совсем дети, и как-то привести их к порядку еще можно. Слушаются по крайней мере. Старшие тоже менее проблемны в этом отношении: все-таки чуть посерьезней народ, и с ними легче найти общий язык. А вот с этими сложней всего. Слушать, как младшие, только потому, что взрослый, они тебя не будут. Какого-то количества мозгов, как у старших, еще нет, поэтому пытаться прибегнуть к какой-то логике и убедить - тоже бесполезно. Плюс еще избалованные богатенькими родителями дальше некуда... И прет из них со страшной силой весь этот «переходный возраст»..., - делится со мной Максим. Макс - что-то типа старшего вожатого в этом пионерлагере.
- Сочувствую. И как же ты справляешься? Я бы не смог... И все такие? - ужасаюсь я.
- Нет, не все, конечно... Но есть, есть экземпляры - сам увидишь.
Подъезжает шеф, здоровается, вокруг него мгновенно образовывается круг родителей, что-то выясняющих, чем-то возмущающихся. Шеф спокойно отвечает на вопросы, дает разъяснения...
- Вот ведь народ! По десять раз говорилось и на общем собрании и с каждым индивидуально, все равно опять приходится все растолковывать... На собрание не приходит, информацию не читает, а потом стоит тут и возмущается, что она, видишь ли, не знает и ей ЕЙ персонально не сообщили! - Макс раздраженно отворачивается - Давай, закрывай багажник - никто больше не придет!
Захлопываю крышки багажников, запускаю двигатель. Еще через минут десять неизбежных прощаний и прочего, сопутствующего расставанию, наконец, закрываю двери и отчаливаю. Кроме Макса едет еще Диана - загорелая темноволосая девушка лет двадцати трех - двадцати пяти. Вожатая и воспитатель. Третий воспитатель - Мария, женщина примерно моего возраста - едет в машине с шефом, потому как места в автобусе не хватает. Полна коробочка. Шеф едет с нами до финиша, затем через три дня отбудет в Финляндию.
Диана берет микрофон и призывает пионеров к вниманию. Объясняет им, что, где и как у нас будет происходить. Знакомит с правилами поведения в автобусе. Сообщение о том, что в автобусе запрещено поедание мороженого, гамбургеров и прочих марсов-сникерсов вызывает недовольный гул и возмущенные выкрики. Включаю свой микрофон:
- Небольшое уточнение к сказанному Дианой, - тяжело и внушительно говорю я - Отмыть сиденье и от мороженого и от макдональдовского кетчупа достаточно сложно. И как бы аккуратно вы не ели, все равно где-то что-то запачкаете. Мне же меньше всего хочется после рейса еще и сидения оттирать... Хотя... - я делаю паузу - Существует единственная категория пассажиров, за которыми я и отмываю сидения и убираю все что они насвинячили. Эта категория именуется - лохи! Так что - кто себя таковыми считает - пожалуйста! Флаг в руки, свисток в зубы и барабан на шею! Кому остановить у «Макдоналдса»?..
Тишина. Лохом себя, видимо, считать никто не хочет. Ну, посмотрим, что дальше будет. Хотя, пожалуй, я наверно что-то не то сказал. Макс негромко замечает, что не стоило так уж прямо. Мозгов-то нет - начнут мамочкам-папочкам звонить, что водила их лохами обозвал. Я и сам понимаю уже, что на таком языке с ними говорить еще рано. Причинно-следственной связи установить самостоятельно они не в состоянии пока. Ну, на фиг, действительно! Буду опосредованно через Максима с ними общаться.
Взгляд в зеркало. В проходе стоит какой-то подросток и болтает с приятелем или подружкой - хрен его знает. Обращаю на него внимание Дианы. Макс говорит по телефону, и отвлекать его я не буду. О том, что во время движения автобуса запрещено стоять в проходе и разгуливать по салону, было сказано в самом начале, но в данном случае запрет явно игнорируется, вероятно, еще и с целью произвести впечатление на подружку - дескать, вот он какой я крутой - все мне пох!
- Витя! - Диана обращается к подростку.
Ноль внимания, делает вид, что не слышит.
- Витя, сядь, пожалуйста, на место!
Та же реакция.
Остальные притихли и с интересом ждут, каким образом Витю будут усаживать. Тот, судя по поведению, весь из себя на пальцах дальше некуда. А может и бравада просто - на публику работает. Публика же, прямо как в школе, когда приходит новый учитель, с интересом следит за развитием событий.
- Витя, сядь на место! - очередной призыв остается без ответа.
Решаю помочь. Педагогика - не мое занятие, но пока эта публика в автобусе, надо ее построить сразу, чтобы хоть тут вбить в них элементарные вещи. Впереди светофор. На зеленый не успеваю, выключаю скорость и накатом медленно подползаю к стоп линии. Скорость не более 5 км/ ч. Резко бью по тормозам. Витя, не удержавшись на ногах, цепляясь за кресло, грохается на пол. Беру микрофон.
- Все видели?! Скорость практически нулевая, однако, удержаться ни на ногах, ни за кресло Витя не смог. Теперь представьте, что произойдет на большой скорости. Запрет стоять и разгуливать по салону не я выдумал! Нештатная ситуация на трассе, резкое торможение - и полетите головой вперед прямо в лобовое. Вы, конечно, вольны распоряжаться собственными жизнями и здоровьем где угодно, но только вне автобуса. Здесь за вас всех отвечаю я, и только я! Всё понятно?!
Молчание. Витя, поднявшись с пола, усаживается на свое место. Ну, хоть тут, надеюсь, поняли, что им говорят....

Сравнительно легко выбираемся из города. Суббота, машин немного. «Скандинавия» тоже не сильно загружена. Как всегда, на узком участке от развилки на Парголово до Огоньков впереди вырисовывается ползущий «Камаз», обогнать который нет ни малейшей возможности. Либо встречные идут - не успеть проскочить, либо сплошная, и алчно потирающие руки в ожидании добычи гайцы за кустами. Места их обычной дислокации известны, да и встречная фура подмигивает дальним, чтобы не вздумал обгонять. Через пару сотен метров за поворотом наблюдаю торчащую из кустов морду гаишного «Форда». Гаец тоскливым взглядом провожает меня, медленно ползущего за немилосердно дымящим «Камазом». Могу представить, какими эпитетами награждает он прошедшую фуру, явно просигналившую мне о наличии засады. Иначе с чего бы я полз за «Камазом» при пустой встречной.
- Спасибо, друг! - мысленно благодарю незнакомого коллегу. - Ни гвоздя тебе, ни жезла!
Огоньки. Тут трасса уже пошире. Утапливаю газ, «Камаз» остается за кормой. Стрелка спидометра быстро ползет к сотне, да там и остается. Ограничитель, мать его! Конечно, по идее, правильно, что установлен - нефиг гонять, не ралли! А с другой стороны, при обгонах он здорово мешает, сбрасывая скорость в самый неподходящий момент. Приходится делать поправку еще и на это.
Вот и Выборг остался позади. Сворачиваю на заправку. Нужно долиться топливом, да и в туалет выпустить желающих тоже нелишне. Открываю двери, страждущие высыпают из автобуса. Ко всему прочему - туалет в автобусе не работает, чинить его я не собираюсь, там дел не на один час, да и желания нет ни малейшего. По окончании вояжа загоню на станцию - пусть там занимаются.
Пистолет в баке, солярка щедрой струей льется в широкую горловину. А что это там за две пары кроссовок за кормой торчат?!. Бля!.. Курят засранцы! Захожу за автобус - так и есть! Не засранцы даже, а засранки - две соплячки стоят и дымят.
- Эт-то что такое?!! - рявкаю я.
- А что?! - возмущается одна - Мне родители разрешают курить!
- А тебе известно, что на заправках категорически запрещено курить?! Об этом тебе родители не говорили?! А ну живо, затушили сигареты и марш по местам! Не хватало мне еще штраф из-за вас схлопотать!!
Беспрекословно тушат сигареты и молча забираются в автобус. М-да... весело начинается путешествие... что дальше будет?...

(Продолжение следует)

ХОРОШЕГО ЗАМПОЛИТА «ДОЛЖНО БЫТЬ МНОГО»

Дело вовсе не в количестве тела, а ... но по порядку.
Наш «большой» заместитель командира по политчасти, главный, то бишь, политический вождь говорил про него так:
- Я Филиппова держу для экзотики. Потому что второго такого больше нет нигде.
И хотя сам по себе этот политический вдохновитель и направитель авторитетом среди личного состава полка всех категорий не пользовался, а офицерами и прапорщиками был просто презираем за его «ласковый и нежный ндрав», тут не согласиться с ним было сложно.
Каждый, кто служил, представляет себе офицера двухгодичника. Как правило, это закоренелый и абсолютный пофигист, хотя в среде военных это слово произносилось по другому, но очень похоже. Даже по внешнему виду двухгодичник определялся «на раз». Манеры поведения, разговора, не говоря о таких элементарных для кадрового офицера, пусть даже и очень молодого, жестах, как например, поправить фуражку или «отдать честь» в исполнении двухгодичника выглядели как элементы некой клоунады.
Но!
Лейтенант Филиппов двухгодичником не был. Он был нормальным кадровым, строевым офицером. Но всё вышесказанное плюс безграничное добродушие и глубокая внутренняя интеллигентность, которую Толька (так его звали) пытался держать именно там, внутри, не показывая никому и даже чтобы намёка не было... снаружи. И конечно, очки! Потому что Толя был несколько близорук. Этот аксессуар и непременная Толькина принадлежность имела не одну историю.
Но главное - с Толькиными очками была связана его главная, приводившая нас просто в восторг, привычка.
Любая жидкость, которую Толя собирался употребить, употреблялась в сопровождении некоего ритуала. Ёмкость с жидкостью, которая должна была быть употреблена, причём независимо от вида этой ёмкости: стакан, рюмка, фужер, бутылка или солдатская фляга возносилась Анатолием на уровень правого виска, потом после торжественно произнесённой фразы «Будьте здоровы, Анатолий... (не помню уже отчества)...», сосуд подносился к дужке оправы и соприкасался с ней. Затем рука вздымалась вверх, и... никогда не было по-другому. Описать нюансы практически невозможно. В зависимости от того, какой напиток был в ёмкости, выбиралась интонация, мимика, одним словом, фраза... ставилась. Это было неподражаемо.
Служил Толя в должности замполита батареи управления. В боевых, стартовых, батареях замполитов не было. Наверное, потому что там на двадцать шесть человек личного состава было шесть офицеров и пять прапорщиков. Хотя со временем, насколько я слышал, такую должность ввели.
Попал он на эту должность случайно. Совершенно. Толя окончил какое-то командное училище и был направлен для дальнейшего прохождения действительной службы в ЦГВ. Толя, появившись в отделении кадров штаба нашей дважды Краснознамённой дивизии, сумел настолько понравиться начальнику, что был направлен на должность замполита. Это, по тем временам, было, мягко говоря, не совсем обычно. Хватало выпускников политических училищ.
Очки же легли и в основу отношений с большим замом. Когда Толя приехал в Мито, столицу нашей дивизии, то до назначения его на должность и непосредственно отъезда в полк прошло дня три. И Толя, отправившись прогуляться по городу, увидел магазин «Оптика». Вы представьте: семьдесят девятый год, молодой, двадцатидвухлетний парень оказывается за границей. Он постоянно носит очки. Естественно, он заходит в этот магазин. А там ... моднющие, нескольких видов, оправы. Да такие, что... он только на картинках раньше и видел. А тут - нате вам. И цены. Аванс-то нам, вновь прибывшим в Группу, выдавали в день приезда. Так что - легко!!!
В общем, через час Толину физиономию украшали новые Очки. Именно так - с большой буквы. Тонкая золотистая сверхмодная металлическая оправа. А стёкла... представляете себе - хамелеон. Чтобы построить такие очки в Союзе, Толе понадобились бы все подъёмные, которые он получил, и наверное, пришлось бы добавить. А тут... какой-то несчастный четвертак. Представьте себе, насколько у молодого человека прибавилось самоуважения. А потом, ещё была предложена такая заманчивая должность. Человек-то готовился к роли взводного, а тут сразу заместитель командира подразделения. И не просто заместитель, а по политической части!!!
И вот, день спустя Толик прибыл в полк. От сияния его сверкающей на пошитой на заказ парадной фуражки кокарды, новехоньких, не обмятых ещё золотых погон с шитыми звёздами и купленного в военторге парадного ремня, расшитого золотистыми металлизированными нитями, строевая часть, куда Толя гордо вошёл, просто ослепла.
Толя представился. Вручил документы жестом, каким послы вручают верительные грамоты главам государств, где им предстоит работать. Знай, мол, наших.
После ни к чему не обязывающего разговора, как, мол, там Союз и т.п. Толе было разъяснено, что командир с замами находится на совещании у начальника гарнизона и... мол, погуляй, лейтенант, часок, придут - разберутся с тобой. И Толя пошёл прогуляться. Прошло некоторое время.
Тут и начальство прибыло. Естественно, толстячок наш, капитан Швырёв, начальник писарей и хранитель личных дел, т.е. главный в этой строевой, тут же замполиту всё и доложил. Он вообще был такой всегда с начальством ласковый, чуть чего где узнает новенького, бежит докладывать. Или замполиту или особисту. Всегда.
Замполит задаёт вопрос. Где, мол, лейтенант? Получает ответ и решает тоже выйти на территорию. И с новым замполитом батареи познакомиться, в неформальной, так сказать, обстановке.
Вышел замполит из штаба. Прошёлся немного. Видит, стайка офицеров стоит на крылечке чепка. А среди них незнакомый лейтенант в парадке. Понятно, кто! Ну и пошёл к офицерам, напустив на себя строгий и даже грозный вид. Что, мол, за сборища во время, отведённое для занятий с личным составом? Ребята зама увидели, Толе, конечно, сказали - мол, вон твой начальник идёт, ну и расступились, конечно, чтобы Толя представиться смог, как положено. Толя сделал несколько шагов навстречу. Идёт, простая душа, улыбается. Перешёл, как положено, на строевой шаг, ручку приложил, докладывает, что, мол, так и так, прибыл там туда-сюда, такой-то, затем-то...
И всё бы хорошо. Одет лейтенант красиво, по форме. Подошёл правильно, доложил молодцевато. Радуйся, большой зам. Вон какое тебе пополнение прибыло. Умный бы и обрадовался, но наш расстроился. Была одна деталь в Толькином туалете, которая майора (большой зам майором был) расстроила. Догадались?
Стоит Толя, по стойке «смирно» перед замом. Ждёт, пока начальник руку протянет для крепкого приветственного рукопожатия, а пока свою держит у виска. И сверкает Толя при этом своими золотыми частями, включая очки. А день солнечный. Яркое такое солнышко светит. Стёклышки в очках приобрели прекрасный золотисто-коричневый оттенок. Это, если посмотреть на очки снаружи, а изнутри, так сказать, Толе-то это и не заметно.
Стоит Толя и не понимает, чего начальство медлит. А начальство потихоньку, но неуклонно свирепеет.
- Ты чего напялил?
- ??? - Толя начинает косить глаза. Влево, вправо, вниз ... всё, вроде, нормально.
- Что за вид, лейтенант? В голосе главного руководящего и направляющего элемента полка уже угрожающие ноты...
- Н... не понял, товарищ майор? Толя даже и не пытается скрыть недоумевающих ноток.
- На морде у тебя что???
Тут до Толи доходит, что речь идёт об очках. Но только это. Ну не привык ещё человек, что очки затемняются автоматически, без учёта пожелания хозяина.
- Очки, товарищ майор! Я близо.... Фразу он закончить не успевает.
- Вижу, что не сапоги! Какого... ты чёрные напялил? ...
- Они... золотистые, товарищ майор!
- Я что, дальтоник, по-твоему? Какие они на... золотистые? Почему на вас чёрные очки, тащ литант!?
Пауза. Толя тихо охреневает. Наконец, до него начинает доходить... И тут Толя совершает первый свой легендарный поступок на территории полка. Это потом вошло в анналы. Он спокойно, даже равнодушно задаёт вопрос:
- Разрешите идти?
Теперь охреневать приходит очередь большому заму.
- Куда?
- Устав перечитать, товарищ майор!
- На кой ...?
Следует кивок в сторону расположенного в шаге от места, где происходит событие плаката - "Служи по уставу - завоюешь честь и славу!"
- Хочется найти место в Уставе, где написано, что офицеру, имеющему медицинские показания, запрещено носить очки... с затемнёнными стёклами в том числе!
Толя не просто произносит эту фразу. Он её чеканит даже не по словам, а по буквам.
Немая сцена и сдавленные хрюкания стоящих в нескольких шагах офицеров.

Все, конечно, помнят, что святее занятий по политподготовке не было ничего. Вообще! Личный состав могли отрывать для выполнения каких-либо работ или ещё по каким то причинам от любых занятий по любой боевой, строевой или... Одним словом, всегда. Но! Время занятий по политподготовке было святым. Ни одна машина не могла выйти из парка, ни одного солдата, прапорщика или офицера не должно было находиться в это время нигде, кроме как в месте проведения этих самых занятий. Исключение составляли только лица, находящиеся в суточном наряде. Последняя фраза - цитата. Так говорил наш большой политический представитель руководящей и направляющей..., замполит, в общем. Даже больным в санчасти в это время читали передовицы из всех, имеющихся в наличии газет.
Во вторник и четверг, сразу после завтрака, жизнь в полку замирала на два часа. Ну, был конечно один перекур.
В эти дни наша доблестная политчасть, вернее, политотдел... в общем, политическая секция - фракция выходила... чуть не сказал, «на охоту»... в дозор выходили политрабочие. Большой зам, секретари - комсомольский и партийный и начальник клуба. Два старших и два младших офицера гуляли по части, поделив её на сектора. Заглядывая в классы и другие места проведения этих самых занятий, отечески подбадривали и иногда задавали контролирующие вопросы. Нерадивых журили, старающихся хвалили... одним словом, мудро и доброжелательно направляли и контролировали процесс.
Страшное горе и великая беда ждали тех, кто попадался на глаза политическим контролёрам. Невзирая на должности, личности и звания (исключение - заместители командира полка) лица, попавшиеся в поле их зрения в эти часы карались беспощадно и сурово, причём незамедлительно. И не было им, отлынивающим нарушителям, никакого не то чтобы прощения, а даже самого малейшего снисхождения.
Я это почему всё рассказываю? Да потому что любой военнослужащий мог не знать как, например, называется... ну скажем, какая-то деталь автомата, или там установка, внутри которой ему пришлось бы воевать, если что. Но!!! Не знать какое партийное мероприятие типа пленума или съезда сейчас проводится в Москве, если таковое имело место быть... или если вдруг забыл полный титул всенародно любимого и гениального генерального... расстрел на месте, вплоть до повешения. Вот такие были порядки. А вот если военнослужащий, скажем, вышеозначенные и им подобные вопросы мог осветить кратко, чётко и полно, то этот человек мог позволить себе и не знать, с какой стороны из автомата пули вылетают... всё равно отличник.
Был у нас один прапорщик, начальник столовой, молодой, холостой... молдаванин. Так вот, выпало ему счастье быть направленным в командировку, в Союз, для выполнения важного правительственного задания. На уборку урожая. Как это называлось, «на целину»... Помимо прочих негативных факторов, которые заключало в себе это мероприятие, оно подразумевало ещё и потерю полугодового валютного оклада и вообще на полгода оставался только один оклад. Это было грустно.
Так вот, решил товарищ, подсказали ему, конечно, более опытные и сообразительные «заботливые» сослуживцы завалить итоговую проверку по политподготовке. С таким «хвостом», мол, тебя никуда не пошлют.
Человек сжёг в кочегарке все конспекты и лекций и первоисточников. Правда, глупо поступил. Он сначала их предъявил на предварительной проверке, чтобы не заставили переписывать, а потом сжёг. На проверке молчал как самый идейный партизан. И что вы думаете? Получил всего четвёрку... не дотянул до пятёрки... немного. И поехал таки «на целину».
Вы спросите, почему я так подробно всё это рассказываю? Да чтобы было понятно, какое важное место в системе боевой подготовки того времени занимала политическая составляющая.
Так вот, Толик на эти занятия, а он как замполит батареи обязан был их проводить с личным составом, плевал. Ну, образно, конечно, но плевал. Он мог два часа рассказывать солдатам содержание какого-нибудь нового фильма или пересказывать интересную книгу. А то просто разговаривать «за жизнь». И что интересно, в часы самоподготовки лекции личным составом аккуратно переписывались, первоисточники конспектировались, карта изучалась. И никто ни разу Толю не заложил, хотя стукачей у большого зама хватало.
До того как нас перевооружили, каждые полгода полк выезжал на полигон в Словакию. Пострелять. Находился полигон в горах. В Высоких Татрах. А словаки сплошь и рядом гнали сливовицу и прочие сорта самогона из фруктового сырья. Хотя находились такие умельцы, что... Менделеев отдыхает. Даже популярный лимонад Кофолу использовали в качестве основы для перегонки в живительную влагу с прекрасным, кстати, ароматом и вкусом.
Вот там, в Словакии, Толя, что называется, и «подсел» на эти прекрасные напитки. По возвращению в родные пенаты при прямом попустительстве и даже, не побоюсь этого слова, пособничестве командования ремонтной роты был спроектирован (весьма, кстати, остроумно и технически грамотно) и изготовлен компактный, удобный и производительный... самогонный аппарат. В ход шло всё. Сухофрукты зимой, просто фрукты летом. Причём, по мере созревания, обдиралась черешня вдоль дорог, малина, в окружающем нашу часть лесу. Потом сливы и яблоки. Позже рябина. Одним словом, производство кипело. Круг лиц, который знал, где была расположена подпольная винокурня и заготовительный цех, был очень узок. Практически, три-четыре человека, которые были вовлечены в процесс. Причём активно. Продукт у ребят получался... супер-чудо, что за продукт. Ну а на вопрос «где взяли?», который естественным образом возникал у тех, кто сподобился попробовать, ответ был простой: «угостили словаки». Этим проблема и снималась.
И шло бы так себе и шло... кто-то, может, и догадывался, но молчали. Из любви к продукту и из уважения к Толику, несомненно.
Но... «всё проходит...».
Направили полк на перевооружение. Поэтому производство было свёрнуто, аппаратура демонтирована, законсервирована и спрятана на антресоли в квартире. Специальные герметические бидоны с хитроумными клапанами и штуцерами для подключения к перегонной части аппарата были переданы на хранение надёжным людям, остающимся в полку.
Продукт, выработанный перед выходом полка на мероприятие, был тщательно упакован, т.е. разлит и погружен, а затем ... это банально, чего об этом. Но было вкусно и приятно, и что удивительно, обошлось без головной боли в прямом смысле этого слова. Эффект двойной перегонки и очистки, произведённой через... хотя это уже технология, а мы тут не о машине проклятой, а о человеке.
Отучились мы, получили новую технику, отстрелялись и вернулись домой. Уже в дороге довели до нас «радостную» новость. В смысле того, что полк не вернётся на свои «зимние квартиры» в Шумперке (большой, по меркам Чехии город), а будет теперь дислоцироваться в районе деревни Червена Вода. Это такая горная деревушка, расположенная в местности, которую сами чехи называли «Чешская Сибирь». И не за климат вовсе, а за то, что селили туда в основном нехороших, по их чешским социалистическим меркам, человеков. Но база там была оборудована очень хорошо. И городок был обжитой.
Ну, приехали, обжились, устроились. Начали быт организовывать. Так как квартир было в достатке, то даже некоторые холостяки сподобились устроиться в отдельных хоромах, а не в общежитии. И одну из таких квартир получил новый начальник клуба, выпускник Львовского политического, тоже Толик. Квартира эта была на одной площадке с моей, я, поэтому и знаю эту историю... в деталях.
Два Толика подружились. И в силу того, что были оба молодые и в силу того, что принадлежали к одному клану. Политотдел - это вам не комар чихнул!
Старший Толя, наш герой, частенько захаживал в гости к Толе младшему, который из клуба. Они даже совместными усилиями косметический ремонт произвели. В обеих квартирах. Сначала у старшего, а потом уже и у младшего. Поэтому жена Толи замполита против этой дружбы не возражала особо.
Служебные помещения обживались тоже, но медленней, поэтому место для организации производства живительной влаги никак не находилось. Тут много условий надо было соблюсти. И в плане конспирации и в плане обеспечения ресурсами. И было одно очень важное, практически главное, условие - хорошая вентиляция.
А потом случилась ещё одно неприятное событие. Человек, которому на хранение были переданы заготовительные ёмкости, неожиданно был направлен в академию, пока мы переучивались. Поехал и поступил. А про ёмкости сменщику, видно, постеснялся объяснить, вот и канули... герметичные из нержавейки с хитрыми клапанами и надёжными удобными штуцерами... пропали, одним словом.
Да в принципе, всё это были мелочи жизни. Но было обстоятельство. Одно, но важное. Люди, ближайшие Толины сослуживцы и друзья жаждали продукта. Конечно, могли купить спокойно в магазине, конечно, спирт был почти у каждого, регламенты-то проводились регулярно, но... Толин продукт - это было лакомство, практически. В общем, суть да дело, но была взята фляга и запущен процесс производства сырья для фирменного продукта из красной горной рябины, благо, её - рябины этой, в округе немеряно. Октябрь подходил к концу, и россыпи терпко-сладких ягод в изобилии украшали окрестности. Итак, сырьё для приготовления чудо-напитка было, что называется, затёрто вовремя и было в срок готово для дальнейшей переработки.
Только вот один вопрос стоял остро - где?
Вот тут-то и пригодилась квартира молодого начальника клуба. Отказать-то он в принципе не мог. Ведь мужская дружба и офицерское братство... ну, это понятно, без дополнительных объяснений.
Если кто не очень представляет себе, то процесс происходит примерно так. Сырьё, или в просторечии брага, заливается в посуду, которая закрывается практически герметично. Очень хорошо для этой цели подходит обычная скороварка. Недостатком её использования является только лишь малая ёмкость. Ёмкость ставится на плиту и нагревается до кипения. Кипеть жидкость должна на медленном огне. Пары поступают в змеевик, который должен постоянно охлаждаться и, конденсируясь, вытекают из змеевика в жидком виде, который и является готовым продуктом. Для достижения более высокого градуса может быть произведена вторичная перегонка, а для чистоты напитка - фильтрация.
Последнее осуществлялось при помощи противогазных коробок. Всё равно пропадали без дела.
Итак. Ввиду отсутствия герметичной ёмкости и даже скороварки было решено использовать совершенно обыденный алюминиевый бидон. В крышку бидона был врезан импровизированный штуцер, и... Крышка бидона была уплотнена самым древним и традиционным способом. Мякишем. Хлебным.
Конечно, при наличии нормального оборудования запах при выходе продукта присутствует. Но весьма слабый. А вот при описанном выше способе и оснащении пары распространялись с ужасающей быстротой и заполняли совершенно немыслимые объёмы. Но увлеченным процессом и дегустацией продукта сотрудникам политотдела было невдомёк, что фактор демаскирующий процесс уже вовсю работает... против них. Аромат, ибо запах - всё-таки звучит как-то..., выполз за пределы кухни и квартиры. Он заполнил лестничную площадку и начал распространяться по подъезду. Причём, абсолютно (и это справедливо) уверенный в своем технологическом опыте Толя прибавил, что называется, газу, отрегулировав процесс первичной перегонки на максимум. Это вторая перегонка должна быть более медленной, а первач... он и есть первач. Прямо пропорционально скорости процесса был и объём выделения ароматических веществ в виде газообразного облака, распространяющегося по указанному маршруту. И был этот аромат такой, что называется ядреный, что, наконец, происхождением его заинтересовались и другие, проживающие в нашем подъезде. А проживали в нём, естественно, только офицеры и прапорщики полка, большинство которых было в курсе невинного Толиного увлечения. А многие из них неоднократно и дегустировали эту амброзию.
Поэтому нашлись личности, которые, унюхав призывный аромат, немедленно вспомнили о различных неотложных делах вне своих квартир и... вскоре в холостяцкой квартире начальника клуба развернулась небольшая офицерская вечеринка. Гуляли под плавленый сырок и засохший рогалик, т.е. закусывали сигаретами, «курятиной», как мы называли. А продукт свежий, практически с пылу с жару, поэтому кондиция наступила быстро. Кто-то, употребив, покидал тёплую компанию, кто-то заглядывал «на огонёк», некоторые возвращались вновь. Через некоторое время, устав то и дело открывать дверь входящим, замок был поставлен на предохранитель, и на звонки звучало «открыто!». Т.е. налицо была потеря бдительности и вопиющая... в общем, была совершена грубая ошибка, хотя это и ничего не меняло, по сути.
В нашем подъезде на четвёртом этаже проживал ЗНШ по строевой части. Капитан Ш. Представьте себе низенького, но очень толстого капитана с вечно недовольным выражением лица и постоянно бегающими глазками. Он был... мало того, что вредный. Он был ещё и подловатый. Власти, как таковой, Ш. не имел, и очень от этого страдал. Ещё он был трус по натуре, поэтому действовал всегда исподтишка. Методы, которыми он пользовался для сведения счётов или просто для того, чтобы насолить кому-нибудь из неугодивших ему сослуживцев, были не то чтобы изощрённые, но очень гаденькие. Он «совершал» ошибки в заполнении проездных документов. Едет человек в отпуск, с семьёй. Садится в поезд, сдаёт проводнику требование, которое является оплатой проезда по территории Чехословакии, а там ошибка. Значит, оплачивай проезд наличными. Если с собой, а это было нормой, нет крон, то в Чопе, получив деньги, надо было бегать туда- сюда по разным кассам и комендантам. Потом, по возвращении из отпуска, надо было написать рапорт, приложить билеты и прочее и деньги офицеру выплачивались, но это было потом. А кому и когда в отпуске хватает денег? И ведь надо было многое купить, чтобы это многое потом взять с собой в Чехословакию, чтобы там не тратить валюту. По некоторым позициям запас создавался на год. Вот вам и проблема.
Или неправильно оформит Ш. представление на звание, например, и пошла гулять бумага по штабам сначала туда, а потом обратно. И задержка в присвоении была обеспечена. А очередное звание для офицера в мирное время - это как награда, если хотите. И даже материальный аспект имел место быть, опять же.
В общем, был мелкий и подлый человечишка, но амбиции имел непомерные. Перед старшими он не просто юлил, он ползал на брюхе. А вот с теми, кто от него зависел и с ним не «дружил»...
И вот унюхал, наконец, этот самый Ш. аромат, распространившийся по подъезду. Сам аромат вопросов у него не вызвал. Было предельно ясно, чем пахнет. Но источник? И вот не поленился Ш., пошёл выяснять, т.е. вынюхивать - откуда запах. Решил добраться до источника, так сказать.
Спустился он на первый этаж, а там кто-то то ли выходил, то ли заходил... и стало ему, этому Ш., сразу ясно, как низко пали офицеры политотдела. Чья квартира, он прекрасно знал. Это ж практически не просто нарушение всех мыслимых норм и правил пребывания советских людей за границей. Не просто запредельное попирание норм социалистической морали и поведение, порочащее высокое звание коммуниста и офицера, это, в конце концов, абсолютное наплевание на советские законы.
И побежал Ш., в одних тапочках побежал... Куда? Да в соседний дом. Дом руководства. Где жили, помимо командира, все замы, начальники служб и офицеры штаба. Прибежал, запыхавшись, и не отдышавшись даже, доложил. Чем, понятное дело, очень сильно расстроил большого замполита, который, в свою очередь, испортил настроение командиру. Зам, может быть, и промолчал бы, но что знал Ш., то знал весь полк. Ибо помимо прочего был этот тип ещё и сплетником закоренелым.
Понятное дело, что через десять минут на вечеринку в квартиру начальника клуба зашли командир с замполитом. Происходило это так. Сначала в квартиру вообще и в кухню в частности вошёл Ш.
- Тебя кто звал? - был задан ему тут же вопрос, прямо в лоб. - Ты чужой на этом празднике жизни!!! - вердикт был однозначный.
- А нас почему не позвали? - Из-за спины Ш. появились командир и зам.
Сцену в «Ревизоре» помните? Вот-вот. И только Толя не пал духом.
- Вообще-то тут только для своих, но раз зашли... - и Толя, взяв в руки чайник, наполнил две кофейные чашки, которые и протянул командиру с замом .................
Скандала, как такового, не было, просто начальник клуба вернулся в общагу, а квартиру его отдали кому-то из вольнонаемных, особо приближенных. Вызвал человек семью и был счастлив.
Вот такой был Толька Филиппов. Человек и замполит.

18.9.07. Вечер. По всем программам телевизора беспрерывно крутят репортаж об очередном «замоченном в сортире» «эмире» какого-то маленького чеченского городка...
- Правильно их Сталин в двадцать четыре часа. И тихо стало. А тут - столько лет возятся... Так что правильно - и их и крымских татар.
Он сидит напротив, вглядываясь выцветшими голубыми глазами в экран и прихлебывая чай. Седой ежик волос, плотная, еще почти без старческой дряблости фигура, мощный голос. Не верится порой, что неделю назад ему исполнилось восемьдесят восемь. Возраст.
Еще глоток чая.
- Сколько в том году в Крыму было яблок. Море. Мы с инженером ехали к месту «вынужденной» последней машины нашего полка. В районе Старого Крыма на пригорке стояли корзины с яблоками, сидели какие-то люди. Инженер попросил:
- Сходи, узнай, может продадут?
Я поднялся по белым камням, странно похожим на ступеньки.
- Продайте яблок?
- Нет, не продадим. Иди отсюда.
И - словно ножом полоснул взгляд черных ненавидящих глаз. Татары. Говорили, что они воруют солдат и офицеров и продают немцам. Я не верил. Наши же, свои.
Я повернулся и пошел вниз. Сзади - как будто щелкнул пастуший кнут, и рядом от белого камня отрикошетила пуля. Еще одна. Стреляли не в меня, рядом, но это было понятнее слов. «Свои»?...
Самолет стоял на небольшом поле рядом с дорогой.
Меня высадили посмотреть, можно ли с ним что-нибудь сделать. Напоследок инженер сказал:
- Если отремонтировать нельзя, сожги. Я смотаюсь на аэродром, поеду обратно - заберу тебя.
По дороге все гуще и гуще шли, ехали, ползли в сторону Керчи войска. Крымский фронт доживал последние часы.
Инженер уехал, а я занялся самолетом. С ним стало все ясно очень скоро, стоило снять кожух двигателя. Картер был пробит, масло вытекло. В поле не отремонтируешь, надо жечь.
Я открыл крыльевые бензобаки, бензин быстро стек, пропитав землю и траву вокруг. Осталось поджечь. Я не курил тогда, и спичек у меня не было. Достал пистолет - выстрелил несколько раз в лужу бензина. Без толку.
Рядом остановилась машина с какими-то моряками, ехавшая в сторону фронта.
- Что, летун?
- Да вот, подбили, машину не починить, жечь надо, а спичек нет.
- Салага. Отойди-ка в сторонку.
Один из моряков достал ракетницу, прицелился, выстрелил, мокрая от бензина трава и самолет вспыхнули мгновенно.
Теперь надо ждать машину, обещали ведь забрать, когда поедут в Керчь.
....Машину я заметил издали, наконец-то.... До сих пор не знаю, почему они не остановились, только белое лицо инженера за ветровым стеклом - да пыль... И никто не хотел подбирать меня, машины проносились мимо... А вот и давешние моряки-поджигатели возвращаются... Может, хоть они... нет...
Вдруг мотор полуторки зачихал, засбоил, машина начала сбавлять ход. Хорошо, что недалеко, я успел ее догнать и вцепиться руками в задний борт.
Моряки заорали что-то и начали лупить меня по пальцам - руками, ногами, чтоб сбросить, отцепить меня.
(Он глотнул еще чаю и внимательно посмотрел на свои пальцы, словно пытаясь через столько лет увидеть на них что-то...)
Не знаю, как я удержался и смог закинуть в кузов ногу и перевалиться туда всем телом.
Вытащил пистолет.
- Не подходить! Убью, сволочи!...
Сел у заднего борта, пистолет в руках. Моряки сгрудились у кабины.
На въезде в Керчь увидел машину полка, рядом - костер каких-то бумаг, инженер бегает.
- Постучите водителю, пусть остановит.
Моряки забарабанили по крыше кабины, полуторка притормозила, я спрыгнул. Пистолет в руке. Я хотел убить инженера.
Не помню, что я орал, когда бежал к костру, но на меня бросились, скрутили.
- Не надо, не надо Саша, успокойся...
Инженер куда-то убежал.
- Сейчас дожжем личные дела офицеров полка - и на причал, на баржи.
Когда мы выезжали из города, нас догнали два немецких мотоцикла. Очередь пулемета легла совсем рядом с машиной. Хорошо, что один из мотоциклов, задев что-то коляской, остановился. Следом остановился и второй. Отстали.
...На причале творилось что-то невообразимое. Погрузка не шла. Старший - какой-то майор - или как у вас там - капитан третьего ранга - не выпускал никого в море. Сильный ветер.
Откуда выскочил этот пехотный капитан, не знаю. Два выстрела - и моряк свалился в воду.
Капитан заорал:
- Что стоим, грузиться!
Буксиры медленно тянули баржи в пролив. И вот тогда прилетели немцы.
Стодевятые заходили то справа, то слева. Хорошо, что у нашей баржи оказались перила - или как у вас там называется?
- Фальшборт.
- Ага, фальшборты из толстого бруса. Немец слева - мы под левый борт, он стреляет - только щепки летят. Он справа - мы под правый...
Буксир бросил баржу, не доходя до косы. Она приткнулась на отмель. Мы бросились в воду. По горло. Побрели к берегу.
Коса была забита брошенной техникой - пушки, трактора, танки. От налетов мессеров прятались за них.
Потом завели какую-то брошенную машину, поехали. Когда налетали немцы - из машины, в песок.
Доехали до какого-то городка. Не помню название, по-моему это был Темрюк....
....Здесь нас погрузили в теплушки. Мы ехали куда-то на Урал, на переформирование. Только что переформировывать? В 435 истребительном авиаполку не осталось ни одного самолета и ни одного летчика.
Нас везли через Чечню.
Нас ненавидели. Двери в теплушках надо было держать наглухо закрытыми. В вагоны кидали камни, стоило приоткрыть дверь. На остановках - ни одной улыбки, приветливого лица. Они - страшнее, чем немцы.
До сих пор не могу понять, как эшелон не пустили под откос...
А потом был Урал.
...Он глотнул еще чаю и с сожалением заглянул в кружку.
- Так что правильно их тогда Сталин. Их и татар.
Он сидит напротив, почти точная копия деда - того, каким он запомнился мне. И очень похожий на моего отца.
Дядя Саша. Техник эскадрильи 435 иап Крымского фронта, окончивший войну в Китае - уже после Берлина.
А за окном постанывая, почесывая взорванные линии метро, вздрагивая от фантомных болей в рухнувших от рук бандитов домах, от ноющих ожогов сгоревших подземных переходов, устраиваясь, чтоб не тревожить другие болячки от взрывов, - засыпает Москва.
Он вздохнул.
Ладно. Пойдем спать.

---------------------------------------
19.9.07, Кафе - бар «Гарнизон». Москва.