Проклятие Меркурия
Вслед за историями борттехника Ф.
Пара вертолетов N10 и N27 рано утром по заданию должна лететь в далекий Зарандж с грузом для наших военных советников. Значит, вечером к летчикам начнут подходить наземники с просьбами взять у них товар для сдачи дуканщикам за местные «афошки». Зарандж из-за удаленности имел репутацию городка высоких цен на наш товар. Товары там шли дороже в два раза, чем в ближайших дуканах. Борттехник Толя Л. получил от одного прапорщика три заказа, сидел и прикидывал, сколько останется у него в виде гонорара.
Лейтенант М. пока был без заказов, но он уже решил, что больше не будет ничего брать для продажи. Это дело он и так не очень любил, а после того, как вчера в одной книге прочитал следующую фразу: «Торговля налагает проклятие на все, к чему прикасается, даже если продавать небесные послания», то вовсе утвердился в своем мнении.
Рано утром, заполнив борта грузом для советников и сумками с товаром для дуканщиков, два вертолета Ми-8МТ полетели на предельно малой в юго-западном направлении. Прилетели в Зарандж без приключений. Их встретили два военных советника в форме афганской армии и несколько солдат. Вскоре груз для советников - две бочки керосина, мешки и коробки с продуктами, всякой бытовой мелочью был выгружен. Угостив вертолетчиков вкусным чаем «Липтон» с лепешками, поговорив о службе, советники повезли их на своей машине в местный «торговый центр», состоящий из десятка полтора дуканов - небольших глинобитных зданий средневековой постройки. Борттехнику М. нечего было продавать и покупать, но ему было интересно посмотреть на местный колорит, на людей в одежде, которая не менялась со времен появления первой ткани на земле. Обстановка вокруг напоминала что-то прочитанное в сказках «Тысяча и одна ночь», казалось, что здесь время остановилось - это было путешествием в прошлое. Советники,пожелав удачной торговли, уехали, обещав забрать ближе к обеду.
Борттехник М. помог другому борттехнику Толе Л. перетащить три парашютных сумки,набитых пачками шоколадного печенья в один из ближайших дуканов. Два мальчика - помощники дуканщика сразу же приступили было к разгрузке, но бородатый хозяин остановил их, надо было сначала договориться об оптовой цене, проверить товар, произвести, как они говорили, «контрол». Он взял одну пачку печенья посмотрел на этикетку, хотя и не понимал, что там написано, развернул обертку. Да, это было коричневого цвета шоколадное печенье - любимое лакомство местной детворы, и оно будет быстро распродано. Хозяин проверил продукт на вкус и, велев помощникам принять товар и рассчитаться по 23 афгани за пачку, сам удалился за ширму докуривать свой опий. (Обкуренный, он не определил качество вкуса, а ему бы следовало поручить дегустацию печенья мальчику.) Пока Толя сдавал товар, борттехник М. рассматривал содержимое прилавков и полок. То, что там лежало, было резко контрастным по сравнению с древним убожеством самого магазина и внешним видом хозяев. Здесь были часы с калькулятором, кассеты фирмы Sony, другая разнообразная электронная мелочь, полки были забиты джинсами, кроссовками, варенками - всем тем, что в те годы в Союзе был большим дефицитом. Сами афганцы из этого барахла носили только электронные часы, все остальное было предназначено для продажи советским воинам.
Вышли на улицу, стали ждать остальных. У командиров и у одного штурмана были индийские двухлитровые термосы, они хотели сдать их не менее чем за 1200 афошек за штуку. Но духи все упирались, объясняя, что если примут за такую цену, то при перепродаже никакой «файды» им не останется. Обошли уже все дуканы и решили сбегать в самый дальний на соседней улице.
- Феликс, ты постой здесь, присмотри за сумками, мы быстро вернемся, - сказали купцы-летчики и убежали. Толя тоже решил сходить с ними.
Начиналось жаркое время дня, на улице почти никого из местных аборигенов не было, только иногда, не глядя на советского вертолетчика, мимо проезжали бородатые велосипедисты в чалме и широких развевающихся на ветру штанах. Изредка покрикивал недовольный чем-то ослик у дукана.
Через некоторое время вокруг одиноко стоявшего борттехника начали собираться черномазые мальчуганы. «Явно хотят что-нибудь выпросить или, наоборот, предложить коробочку с зельем» - подумал лейтенант М. Он начал шарить в сумках в поисках завалявшейся пачки печенья или конфет. Но мальчики, а их уже было шесть или семь, ничего не просили и не предлагали, а молча продолжали смыкать кольцо вокруг него. Стало уже немного тревожно: что может быть на уме у этих сорванцов? И карманы у них почему-то оттопырены, явно набиты чем-то, может быть, камнями. Лейтенант решил спугнуть этих голодранцев, начал расстегивать нагрудной карман комбеза, где лежал пистолет.
Вдруг, как по команде, мальчишки начали швырять в одинокого борттехника те самые коричневые печенья, которые часа два назад Толя Л. сдал дуканщику. Атакованный со всех сторон, лейтенант М. пригнулся, прикрыв лицо. Истратив весь свой «боевой запас», бачата, громко смеясь, разбежались в разные стороны. Ошарашенный, лейтенант стоял и не знал что делать. Вокруг него на земле валялись шоколадные печенки, и непонятно было, почему же ребятишки забросали его ими? Что им в них не понравилось? Он поднял одно из них, решил попробовать на вкус. Во рту почувствовалось что-то пресное, шершавое и совершенно безвкусное. Это были коричневого цвета галеты из сухпайка для летчиков, испеченные из черной муки грубого помола с добавлением отрубей для лучшего очищения кишечника!
Должно быть, прапорщик, который вручил эти печенья Толику, достал их через свою прапорщицкую братию со склада и решил на них подзаработать.
Увидев борттехника М. в таком виде, подошедшие товарищи спросили, в чем дело, может, было нападение, грабили? Узнав, что же произошло, все дружно расхохотались. «Стоило мне всего лишь поучаствовать в торговле, тут же посыпались проклятия - прав был мудрец, совершенно прав!»- подумал борттехник М., вспомнив прочитанное изречение в той умной книге.
Подъехала машина за вертолетчиками. - Ну, как торговля, все сдали?- спросил советник. - Толя сдал все и очень удачно, а мы свои термосы так и не смогли толкнуть, хотя видно было, они им очень нравятся, - ответил командир ведущего борта, - попробуем сдать в Фарахе в магазине начальника аэропорта полковника Саттара.
Сели в машину, водитель включил скорость и уже нажимал на газ, как вдруг к машине подскочили несколько «духов» и начали стучать в стекла кабины. «Уже родители тех мальчишек прибежали!»- съежившись, подумал сидящий на заднем сиденье борттехник М.
- Опусти стекло и вежливо спроси, что они хотят, - приказал советник водителю. Не успел тот опустить стекло и наполовину, в проем ворвались сразу несколько рук с зажатыми в кулаках афошками. «Шурави, термос, шурави, термос - кричали дуканщики, толкая друг друга, -1200, 1200, - давай термос, термос давай! Все шесть термосов мгновенно были распроданы, «с колес», не выходя из машины.
В обратном пути на стоянку военные советники вполне серьезно посоветовали вертолетчикам не допускать шуток и обманов в торговле с местным населением, для которых торговля - святое дело. Бог торговли Меркурий у них второй по рангу после Аллаха. И рассказали, как недавно с большим трудом им удалось замять скандал и восстановить хрупкий мир, возникший из-за того, что два ушлых прапорюги совершили, по местным понятиям, страшное кощунство. Они попытались сбыть мусульманам ящики с тушенкой из свинины, нарисовав рога хрюшкам на этикетках коробок...
По возвращении в Шинданд борттехник Толя Л. решил наказать хозяина «шоколадного печенья» - наглого прапорщика. Он сказал ему, что дуканщик, проверив на вкус, сразу же распознал галеты из сухпая и принял их только по бросовой цене, по три афошки за пачку, и то в качестве фуража для своего ишака. А половину незапланированной выручки, которая составила по 20 «афошек» с пачки, отдал несправедливо пострадавшему от Меркурия борттехнику М. в качестве компенсации.
«... пользованию навигационными инструментами обучен - считает быстро, но не точно, спиртные напитки употребляет умеренно, но с отвращением, летать любит, но боится, перерывы до 7 дней на качество выполнения полетных заданий не влияют - после перерыва летает также хреново, как и до него, ...»
(из пародии на летную характеристику курсанта).
На втором курсе из общеобразовательного осталась только физика, иняз и вычтехника. Наконец-то начали изучать матчасть своего будущего ПЕРВОГО САМОЛЕТА - «серебристого лайнера» Л-410 УВПЭ. Появились спецдисциплины: авиационная метеорология, практическая аэродинамика, навигация, авиационное вооружение, тактика ВВС (будь она неладна). И тренажер!!! Ближе к полетам нам, изучившим конструкцию самолета и арматуру кабины, полагалось налетать на нем порядка 5 часов для ознакомления с будущим рабочим местом. Тренажеры TL-410 в количестве 2 штук располагались в кубической пристройке к казарме 1 курсантского батальона, рядом с «чипком», отчего полеты на тренажере приобретали дополнительный шарм. Чтобы попасть в кабину, надо залезть по лесенке наверх, где на гироплатформе располагалась, как отрезанная голова скумбрии, носовая часть ЭЛки.
Короткий разбег, взлет, сразу после уборки шасси за стеклами вместо первоначального «среднеаэродромного» пейзажа появляется серая пелена, а после уборки закрылков - горизонт делится на две части - верх ярко-синий, низ белый, типа облака. Инструктор, старенький дедок, уверенно одной правой рукой пилотирует самолет, левой показывая на приборы и что-то непрерывно тарахтя. Полученные знания из разных дисциплин почему-то в стройную картину полета нифига не складываются. Ладно, прорвемся. Посадка, экран перед носом «скумбрии» на пару секунд выключается, и вот мы снова стоим в начале ВПП. «Взлетай». Уверенно (а хер ли нам, молодым и красивым) двигаю РУДы до упора вперед, скорость растет, самолет виляет по полосе, как велосипед, на скорости 150 подрываю самолет с края полосы. «Молодец, - дребезжит справа дедок, - половина и на полосе-то удержаться не может». Дальше - цирк. Основной прибор в авиации - авиагоризонт, который показывает положение самолета по осям крен-тангаж (плюс индикатор скольжения в виде плотницкого уровня-шарика в нижней части). Говорят, что летчик полжизни смотрит на АГД (авиагоризонт), а полжизни на задницу официантки в летной столовой. Пытаюсь удержать самолет без крена с тангажом 5-7 градусов. Хрен по всей морде! Пробовали баскетбольный мяч на кончике пальца вытянутой руки удержать? То же самое. «Выполняй первый разворот», - дребезжит дедок. Фига себе! «Самолет» заваливается в прогрессирующий правый крен, бело-синий горизонт за окном встает дыбом. «Крен поменьше», - дедок одним движением выправляет самолет. Он думает, что я им управляю! Три ха-ха! В борьбе с креном прощелкал высоту, надо набирать, пока соображал, что и как для этого повернуть, давно закончился первый разворот и самолет пошел во второй, чего я даже не заметил. «Зря сдвоенный выполнил, - дедок все еще держит меня за аса, - потом на полосу не попадем, возьми градусов 5 влево». Весь в мыле, матерясь сквозь зубы, напрочь забыв про радиобмен (второй инструктор сидит за пультом в соседней комнате и в меру своей трезвости и лени имитирует руководителя полетов - РП), собираю в кучу чертовы стрелки, вваливаюсь обратно в серую тьму, внезапно вывалившаяся на экран полоса находится под углом и совсем рядом. «А чего это у них полоса такая короткая? Слава Богу, зато какая широкая, командир...» Плюх, и рулю уже по «траве».
- Ну, пойдем, посмотрим, чего ты там налетал, - инструктор уже разобрался в моих летных способностях. Через комнату с ЭВМ, мигающую парой сотен желто-оранжевых лампочек, и пульта «руководителя полетов» идем в третью комнату. Там на боку стоят два планшета с макетами местности, над которыми на хитрой конструкции из проволочек и струн порхают камеры, передающие изображение этих макетов на экран перед носом тренажера. Рядом еще один планшет, где на белом пластике два карандаша, зажатые в лапках плоттеров, рисуют мой полет вид сверху и вид сбоку. Темный прямоугольничек - полоса. Прямоугольник побольше со скругленными углами - маршрут полета. Первое впечатление - на планшете баловался 3 летний ребенок, впервые взявший в руки карандаш. Вид сбоку - кардиограмма сердечника, встретившего в гастрономе пришельца из фильма «Хищник». Вид сверху - э-э-э, такие линии обычно «выписИвают» на свежем снегу вдоль тропинки юмористы - любители пива после второго литра. «Посмотрел?» - в голосе старичка прорезалось чисто летное ехидство. «Иди, зови следующего», - и начинает стирать с планшета мой позор. Мда-а-а, а смогу ли я стать летчиком?
Котенка назвали Матроскин - не подозревая насколько мало у него общего с симпатичным персонажем мультфильма. Разве что усы и хвост, да и то...
Начальнику тренажера его подарили летчики 3-й эскадрильи, для создания дополнительного уюта и как развлечение детям; где они нашли это чудовище навечно осталось тайной.
Высокомерно осмотрев квартиру, кот определил себе основное (у «титана») и запасные места базирования, прослушал инструктаж, фыркнул, подрал обои и завалился спать. С первых дней Матроскин ясно дал понять кто, на его взгляд, является в доме главным. Малейшие попытки панибратства мгновенно пресекались ударом лапы с не по возрасту длинными когтями, после чего нередко следовала стремительная атака, в которую кот бросался с решительностью старого, опытного камикадзе. В свободное от сна время хвостатый милостиво разрешал себя кормить, не забывая разнообразить свои харчи всем, что ему удавалось найти, при этом размеры и прочие ТТХ добычи его интересовали мало. Глядя, как он пожирает найденную рыбину, замороженную до твердости бревна и раза в три больше его нетрудно было поверить что внутри кошака спрятан столь любимый фантастами портал в другое измерение или, как минимум, «черная дыра» сквозь которую все съеденное навсегда покидает нашу Вселенную.
Подрастая, кот совершенствовался в раздирании обоев и штор, а также лихих атаках из засад, норовя напасть сверху, с шкафа или антресолей. Для тренировок он использовал висящие на тросе под потолком модели самолетов и вертолетов; боевая подготовка велась интенсивно и уже через пару недель все модели в радиусе кошачьего прыжка были уничтожены.
Глядя на его поведение трудно было поверить что это наш, советский котенок, вскормленный молоком матери и коммунистической партии; больше было похоже что он вражеский засланец, специально выведенный в секретных лабораториях вероятного противника и заброшенный на территорию СССР с диверсионными целями. Косвенно это подтверждал тот факт, что большинство уничтоженных летательных аппаратов несли опознавательные знаки социалистических стран.
Долго так продолжаться не могло. Убедившись в малоэффективности всех воспитательных мер, по делу Матроскина провели Особое Совещание; приговор был строг, но справедлив - бессрочные исправительные работы, давно заждавшиеся своего героя.
Утром на службу капитан отправился с новым подчиненным. Хищные повадки и длинные когти предстояло использовать в битве с крысами. Наглые грызуны, к зиме перебравшиеся на КТС, повадились пить казенный спирт, непринужденно закусывая его проводкой и гадить на разные бумажки с грифом «дсп», что немного нервировало начальника тренажера.
Попав в Вооруженные Силы Матроскин ужаснулся и первым делом заключил с крысами пакт о ненападении; оказавшийся скрытым пацифистом кот всеми силами стремился вернуться в первобытно-гражданское состояние.
Попытку дезертирства Матроскин предпринял уже на следующий день. Задумчиво осмотрев с крыльца сугробы и вдохнув бодрящего морозного воздуха кот философски вздохнул и поспешно вернулся в здание. Отказавшись от идеи экстремального туризма хвостатый решил объявить голодовку; в ответ бездушные двуногие в унтах и ДСках сняли его с довольствия.
- Суки, - резюмировал Матроскин и, поголодав пару дней, в одностороннем порядке нарушил мирную договоренность с крысами.
- Молодец, начинаешь службу понимать, - констатировали двуногие. И сразу уточнили:
- И так чтоб каждый день. До полной победы.
Узнав, что единственной пойманной крысой ему не отделаться, кот вздохнул еще более философски, но деваться было некуда.
Прошло несколько месяцев. Матроскин исправно нес службу по охране вверенного имущества от грызунов, с началом весны регулярно бегал в «самоходы», научился прятаться при виде непосредственного начальства - в общем, втянулся, и, казалось, уже не помышлял о прежней спокойной жизни.
А потом кот пропал. Вроде мелькал как обычно по тренажеру - и исчез. Самовольная отлучка плавно переходило в дезертирство.
- Совсем у тебя пасюки распустились, зайти страшно - того и гляди налетят и в логово утащат на фиг, - попенял через несколько дней начальнику тренажера один из пришедших на очередные «полеты» летчиков.
- Подробнее, - заинтересовался капитан.
- Да там, за кабиной, в углу шебуршатся, пищат. Нахально так.
- Нахально? Исправим, будут скромнее, - ответил начальник тренажера, вооружаясь лопатой и раздавая прочий шанцевый инструмент желающим поучаствовать в сафари.
Подкрались, с криком «Ура!» раскидали какие-то непонятные древние тряпки...
- Матроскин?!
- Мяу, - согласился кот, переворачиваясь на другой бок; с полдесятка крохотных котят встретили этот маневр возмущенным писком.
- Это ж вроде кот. Был, - удивились одни.
- Да-а-а, вредная у нас служба... - испугались другие.
А Матроскин(а), не обращая внимания на этих шумных двуногих, продолжал(а) самое главное занятие на свете - кормление своих детей.
P.S. Выйдя из декретного отпуска Матроскина, как ее называли теперь, осталась на тренажере, по-прежнему защищая от крыс казенные спирт, провода и документы. А потом и дети ее подросли, продолжили семейную традицию... Не знаю - может и сегодня кто-то из потомков Матроскиной дежурит по КТС?..
...Если выбирать из картотеки воспоминаний картинку, которая вмещает в себя ВСЕ - старший лейтенант Ф. выбрал бы вот эту:
Ночь. Они только что прилетели. Борттехник вынес из вертолета мешок со стреляными гильзами, высыпал их в окоп. Он заправил машину, закрыл и опечатал дверь. На полу грузовой кабины осталось много крови, но мыть сейчас, в темноте, он не хочет. Завтра утром, когда он откроет дверь, из вертолета вырвется черный гудящий рой мух, собравшихся на запекшуюся кровь. Тогда он подгонит водовозку и, как следует, щеткой, помоет пол.
А сейчас он идет домой. Небо усыпано крупными звездами, земля еще дышит теплом, но в воздухе уже чувствуется ночная прохлада. Борттехник расстегивает куртку комбинезона, подставляя горячую грудь легкому ветерку. Он устал - земля еще качается под ногами после долгого полета. Держа автомат в безвольно опущенной руке, он почти волочит его по земле. Курит, зажав сигарету зубами.
Где-то рядом, на углу ангара, вздыхает и позвякивает, как лошадь, невидимый часовой.
Борттехник сворачивает со стоянки, выходит через калитку на тропинку. Справа - большой железнодорожный контейнер. Там - женский туалет. Ветерок доносит запах карболки, в щель приоткрытой двери пробивается желтый свет, слышен смех. Борттехник прислушивается, улыбаясь.
Постояв немного, он идет дальше, раскачивая автомат за ремень. Поднимает голову, смотрит на мохнатые ван-гоговские звезды, видит, как между ними красным пунктиром прорастает вверх трассирующая очередь. Потом доносится ее далекое та-та, та-та-та.
Вдруг что-то ухает за взлетной полосой, под ногами дергается земля, в ночном небе с шелестом проносится невидимка, туго бьет в грудь западных гор, - и снова тишина.
Скрип железной двери за спиной, шорох легких ног, опять смех, - и тишина...
Ночь, звезды, огонек сигареты - и огромная война ворочается, вздыхает во сне.
Война, которая всегда с тобой...
(эта история завершает "Бортжурнал N 57-22-10". Думаю, что теперь уже можно сказать, что в конце года он выйдет отдельной книгой - КБ)
Раньше, в застойные так сказать, времена, большое внимание «рабочим династиям» уделяли. Вот и у нас в семье тоже «рабочая династия», только флотская получилась. Скоро век, как мои родственники морю служат. При этом, повторюсь, династия именно рабочая, так как в общем уж очень больших высот в службе никто особенно не достиг, но по полжизни отдавали морю почти все родственники, да и до сих пор отдают....
Мы как-то даже, смеясь, почти целый офицерский экипаж сформировали: и командир был, и помощник, и механик, и связист, и штурман (правда «минус политработник») и даже химик.
И не без того - на боевой в Средиземном встречались иногда.
Но история-то не об этом вовсе, а о КРБГ-5.
Это - корабельный бета-гамма радиометр. Хорошенький такой приборчик, и цена у него тоже хорошая. Вместе с серебряно-цинковыми аккумуляторами на стоимость «Волги» ГАЗ-24 тянул. Но про цену я потом узнал.
К каждому такому приборчику источник ионизирующего излучения прилагался, для тестирования. Ну источник, кто не знает - коробочка пластмассовая, в ней - капелька металла.
Радиоактивного.
Присказка кончилась.
Я обязанности старпома принимал далеко от родной базы.
Не знаю как другие, а для меня эта должность выстраданная и выслуженная была, и ощущал я себя ну прямо как тот молодой старшина из рассказа Конецкого - йогом высшей квалификации. Все могу. Все умею. И все время себя как бы со стороны наблюдаю.
Командиры боевых частей рапортами доложили, старшины отдельных команд - тоже. Вопросов нет. Осталась химия, которая на кораблях второго ранга прямо на старпома замыкается. Тут проблемы оказались. Какая-то там железяка разграбленной оказалась, что-то еще по мелочи. А в самом конце приема химии подходит командир отделения и тихонько так докладывает, что, мол, нету одного источника радиоактивного излучения.
Что? Источник? - А, ерунда. Придем в базу - новый получим (говорю же, йог!).
Принял я дела и обязанности, и закрутилось - задачи сдавать, времени на подготовку нет почти, а нигде конь не валялся, в общем, белка в колесе, задачи, конечно, посдавали, к межфлотскому переходу подготовились, проверки прошли - вышли.
Про этот источник что-то и не вспомнил никто из проверяющих. Ну, и я позабыл: не напоминают - конечно, забудешь.
Пришли в Город, опять отработки, задачи, док, ввод в первую линию - «не до грибов» - по меткому выражению.
Но, в конце концов, вышли на боевую. Служилось - без кривды скажу - в удовольствие. Вот уж сколько лет прошло, а такой радости от службы, причем не только у меня - что бы я смог один сделать - у всего экипажа, от командира до последнего молодого матроса - ни до ни после не было.
Служим. Постепенно, а корабль на эскадре лет шесть не был, привыкают к нам, и оценки нормальные пошли, и все по-хорошему.
Пока телега не пришла. А в ней - все честь по чести, мол, так и так, один незадачливый подчиненный, мечтая насолить начальнику, заправил под обивку стула последнего личнокраденый источник ионизирующего излучения. Вследствие чего начальник госпитализирован с раком простаты. Посему работникам ООКГБ проверить, а командованию допустить к проверке... и т.д.
Вызываю химика. И тут-то он мне и напомнил забытое обещание добыть новый источник... взамен отсутствующего....
Непохорошело слегка.
Как уж мы там решали и крутили, не упомню. Однако ушел от нас товарищ, удовлетворенный полностью. Все источники на месте, хранятся правильно... и т.п.
Но проверка проверкой, а проблему-то надо решать.
А тут как раз по соседству, в точке на одном суденышке братец мой, химик, обретался. Были у нас такие группочки: отделение, командир отделения - офицер, сидели по разным пароходам в точках, для решения некоторых «спицифицких» задачек.
Прихожу к нему. Так, мол, и так, что посоветуешь? Он чуть не в истерику, что, мол, источник этот восстановить нипочем не получится, и вообще, мол, извини, брат - но жопа у тебя. То есть в полный рост.
Н-да. Посидели, чайку попили, и тут мысль военная, то есть по определению парадоксальная, мне в голову приходит. Ладно. Если нельзя восстановить, значит, надо уничтожить. Путем списания.
А можно ли, говорю, брат, к тебе официально обратиться за помощью в ремонте того же КРБГ?
Тот на меня посмотрел слегка недоуменно, в принципе, отвечает, можно. Старшина команды моей - техник по этим как раз приборам. Мастер военного, так сказать, дела. Но толку -.... Проще к сириякам обратиться. Да только кто же даст.
Ладно, говорю. Обращусь - а ты уж будь добр - не отказывай. На том и порешили.
Пришел я на родной пароход, вызвал к себе химика своего. Поговорили мы за жизнь и службу - и -...
Дней через восемь, на докладе по результатам проворачивания химик озвучивает, что, мол, КРБГ из кормовой аварийной партии не в строю.
Доложил я это дело Кэпу, и между прочим, что в группе химиков на соседнем пароходе мастер военного дела есть. В аккурат по этим самым приборам. Может помощи попросим? - Тот дал добро, телеграммой официальной запросили, от химиков тоже добро, привозите, мол, посмотрим.
Спустили барказ, химик мой с рожей серьезной прибор принес, к нему вся трихомудия прилажена в виде инструкций, формуляров, и т.д. и т.п.
Па-а-а-ехали.
Барказ до парохода дошел благополучно, постоял там минут несколько. Крики оттуда вдруг пошли. В основном матерные - пароход-то тот на ветру стоит, хорошо слышно.
Ладно.
Возвращается барказ - химик на трап подымается - в полной прострации.... Вот, мол, хотел как лучше, и не удержал... уронил. Утопил...
Ну, я его конечно, растоптал тут же, принародно. Слова всякие наговорил. И объяснительную писать отправил.
Потом от брата и его химиков тоже объяснительные взяли, акт составили, и - списали бедолагу КРБГ напрочь.
Пришли потом в базу, отдохнули, я химика в отдел отправляю, акты на списание у главного химика утвердить.
Является к вечеру - довольный.
Докладывает. Прибыл, по результатам боевой службы - доложил, сувенир - маску лично из пальмы вырезанную - вручил. Начали акты подписывать. Дошло до КРБГ - и тут начальник отдела - на дыбы. Да знаешь ли, сколько он стоит, да как новая «Волга», да то, да се.
Толку-то. Утоп, блин, на глубине 105 метров вместе с принадлежностями и формулярами. Вот акт. Вот объяснительные.
А начальник - мол, да не может быть, да не подпишу... - и тут химик мой паузу сделал - тут, за столом у него, у начальника - старлей сидел. Вроде - лицо знакомое. Вот этот старлей - и говорит вдруг:
- Товарищ капитан первого ранга. Все при мне было. Я сам видел, как прибор в воду упал... И вообще. Старпом этот - мой брат. Помогите?
Начальник на одного посмотрел, на другого, и подписал.
.........
Но что больше всего с годами меня интересует, куда ж этот самый источник делся.
И не найду ли я его когда-нибудь - по закону подлости и всей прочей диалектики в своем кресле. Ведь, говорят, эта зараза с громадным периодом полураспада...
А то что-то не то последние годы...
То есть еще пока ничего, но...