Положим, похвастаться комплектом из Звезды Героя и Железного Креста могли как минимум два человека - Иван Евграфович Федоров и Гамаль Абдель Насер, среди Народных Героев Югославии было несколько Героев Советского Союза, но соединить эти три награды удалось только одному человеку - полковнику Зарянову. Народным героем он стал, предупредив Тито об угрозе окружения НОАЮ, Героем Советского Союза - за взрыв моста в Берлине весной 45го, за что уж там Железный Крест был - не знаю, но лекции свои полковник читал ну в очень характерной позе - широко расставив ноги и заложив руки за спину, сказывались четыре года работы в гестапо.
Заведование военной кафедрой в МИСИ стало для него, по сути, ссылкой, когда он отказался возвращать Звезду Народного Героя после известной ссоры Сталина с Тито - как многие незаурядные личности, Зарянов трудно уживался с начальством. И надо радоваться, что его только упекли учить студентов и отозвали представление на генерал-майора, в те годы могло кончится и хуже.
А сволочи-студенты, среди прочих традиций имели и такую. По окончании каждого дня военных сборов, посреди лагеря раздавался голос:
- Такому-то дню лагерных сборов...
И тут всупал хор курсантов, от 300 до 900 глоток (традиция жива и по сей день):
- Пиздец!!!
Надо ли говорить, что в последний день сборов команда эта подавалась неоднократно, особенно на марше, в машинах, в поезде - короче, по всему пути следования домой.
Последний день сборов. Последнее построение. За спиной батальона курсантов стоят грузовики, готовые увезти эту банду на вокзал, с глаз долой. Перед строем - полковник Зарянов отдает последние приказания.
- Товарищи курсанты! Известный вам клич кричать только по моей команде и вне пределов населенных пунктов! По машинам! Лагерным сборам -
- !!!!!!!
Где-то в Китае. 60-е годы - самый разгар культурной революции. Мчится поезд, по Великой Китайской равнине, устремленный в светлое китайское будущее. Поезд шел прямо на Восток. Алое светило величаво поднималось над горизонтом и озаряло плавно текущие среди лессовых равнин полноводные реки (по запасам гидроэнергетических ресурсов Китай на 1-м месте в мире), окутанные туманом рисовые поля, китайских крестьян, пашущих землю на буйволах, китайских солдат, отрабатывающих приемы штыкового боя и кун-фу, согласно "Наставлению по рукопашному бою 1963 года". Бумажные тигры - США и СССР - вынашивали коварные планы против мирного китайского народа. Но как сказал товарищ Мао: "Пусть нас не трогают, и мы не тронем, а если тронут - мы не останемся в долгу". И еще: "Всякий, кто стремится поживиться на чужой счет, обязательно кончает плохо!".
В будке паровоза, который тащил поезд, машинист и его помощник, глядя на встающее над их прекрасной страной солнце, вдруг были охвачены внезапным порывом и в один голос запели патриотическую песню: "Алеет Восток" о победе Китайской Коммунистической партии.
Прохладный утренний ветер, дующий с Востока (тоже символично!) через открытое окно задувал в будку и освежал их разгоряченные лица. Вместе с прохладой ветер нес также в будку гарь и копоть от дымовой трубы.
Поэтому, когда допели песню, машинист сказал, утирая угольную копоть с чумазого лица:
- Лучше бы этот восточный ветер сменился на западный, а то вся сажа в лицо летит.
- Оно, конечно, было бы лучше, - согласился помощник.
Машинист получил восемь лет тюрьмы, его помощник - семь.
За то, что ревизовали фразу товарища Мао Цзе Дуна: "Ветер с Востока довлеет над ветром с Запада".
...
Об этом я читал очень давно, еще в 1969 году в журнале "Вокруг света".
PS: А третьим в будке машиниста был кочегар. Паровоз был старый, не оборудованный стокером - механическим углеподатчиком.
Дело было под городом Кунгуром, на КП ракетной дивизии. На случай обесточивания части имелся там здоровенный генератор, который крутил не менее здоровенный дизель. Перед пуском нуно было нажать кнопку, что приводила в действие насос маслопрокачки. Не знаю что там и как, но при этом раздавался звук не хуже чем от циркулярки, причем в условиях замкнутого помещения звучало особенно круто. Итак, батя завалился в генераторную с целью разыскать и озадачить тамошнего дежурного. А его нету. Нету и все тут. Испарился. Ну батя к тому времени уже лет 17 отслужил и соображал что к чему. Забравшись на генератор (или дизель, не знаю) он и обнаружил там зольда, замотавшего голову в ватник и беззаботно дрыхнущего. Решив не доводить дело до разборов, батя вздумал выработать у мабута рефлекс не спать возле генераторов и, недолго думая, надавил кнопку пуска маслопрокачки.
Лучше бы он на губу солдата засадил. Зольд видать на совесть замотался в ватник. В момент пуска насоса он, как сказал батя, не двигая ни руками ни ногами подскочил лежа на полметра, невероятно удачно свалился на пол, к счастью избежав в глиссаде острых углов и торчащих рычагов, вскочил на ноги и с ватником на голове кинулся прямо в щит, на котором висели противопожарные штуки плюс фонари, флажки и прочая хрень. После столкновения упали пара багров, огнетушитель ну и зольд за компанию. Батя понял, что немножко переборщил с воспитательными мерами и потихоньку смылся.
Через десять минут лиловый от злости дед с матюгами метался по территории части, яростно выискивая вредителя, который учинил ему едва ли не инфаркт. Когда ему попытались втереть что ему что-то приснилось, ярость достигла апогея и потихоньку угасла. Никто из духов не пострадал.
Больше он там не спал, по крайней мере никто его за этим не застукал.
Лето 1987 года. Ленинград (пока еще).
В то лето мы с женой снимали дачу на 54 километре Сосново-Приозерского направления. На даче был шикарный самовар и жена попросила меня заехать в нашу городскую квартиру за топором, чтобы было чем наколоть дровишек для печки и щепок для самовара. После работы я заехал домой, обернул топор газетой и положил его в пластиковый пакет. И поехал в свой Политех сдавать экзамен по теории электронных приборов.
В аудитории, взяв билет, я сел за стол и стал готовиться отвечать. Пакет с топором положил рядом с собой на скамью. Через некоторое время преподаватель обратился ко мне:
- Идите отвечайте, вы уже давно готовитесь, хватит.
Я стал пробираться к проходу и зацепил пакет с топором. Тот с гулким грохотом упал на пол, пакет и газета прорвались и на свет божий вылез блестящий остро заточенный топор во всем своем угрожающем великолепии. Все в аудитории, в том числе и препод, уставились на меня. На глазах у изумленных присутствующих я поднял топор, завернул его в обрывки газеты и пакета, положил на скамейку и пошел отвечать на билет.
Преподаватель слушал меня как-то рассеяно, даже не стал задавать дополнительных вопросов. В тот день я сдал экзамен на пять. И хотя прошло уже пятнадцать лет, я все думаю - почему? Неужели из-за топора?
Командировка. Я - маленький, но вредный по должности инспектор. Полк знакомый, подлянок нам ждать друг от друга не приходится, к тому же кто-то из нашей комплексной группы встретил однокашника Короче, отметили мы начало нашей многотрудной деятельности на ниве проверки законности расходования того и этого. Наутро безжалостное похмелье. Трясусь в 'Уазике' с одной, но страстной мыслью: 'Лучше бы я не рождался на свет!'. На сиденье водилы чехол с карманом на спинке, из кармана торчит раскрытый и перегнутый пополам журнальчик: формат, бумага, шрифт - все, как у 'Работницы'. Выбор литературы кажется странноватым для воина. Читаю заголовок. Машина скачет, в голове тяжело перекатывается Большой Бодун, буквы пляшут и неохотно складываются во что-то вроде 'Хамбалда бамбулда'. Пробую снова: первая буква - хэ, вторая - а Опять хамбалда! Средь бела дня. Русскими буквами.
Первая разумная мысль: 'Допился, читать не могу. КАК ЖЕ Я НАКЛАДНЫЕ БУДУ СВЕРЯТЬ?!!'.
Воспаленный мозг уже рисует перспективы. Со службы уволят - это само собой. Но сначала сошьют 'персоналку': пьянка в командировке - и какая! На 'поступок, несовместимый со званием советского офицера' потянет. Старшего группы жалко, хороший мужик, второй срок в подполковниках
И только через минуту кристальнейшего ужаса до меня доходит, что боец за рулем - азиат и журнальчик у него, стало быть, на своем языке. Тогда все народы СССР (кроме карело-финнов) пользовались русским алфавитом.
Классик