Парад партизан.

Осень 2001 года, Н-ская гвардейская ракетная бригада, Ленинградская обл.


И только это я приехал домой из екатеринбургской командировки, сумку поставил, но раздеться не успел, как дочки мне сразу радостно выложили:
- Папа! А тебе повестка с военкомата.
Хм-м. Вспомнили, наконец-то. Беру повестку, внимательно читаю. ФИО, адрес, всё правильно указано. Только вот место работы моё почему-то странно прописано: ?водитель ресторана ?Крестофор?, хотя я НИИ инженером ?подъедаюсь?. Напутали что-то в военкомате. А может, всё же зайти в ресторан, вдруг мне там деньги должны?
И не раздеваясь, пошёл в военкомат, благо до него - две минуты ходу. Другой кто скажет: да на кой туда попёрся, мог бы выкинуть повестку и всё. С этими я даже спорить не буду, не наши это люди, случайно на этот сайт забрели. Это ж когда я ещё такая возможность представится, в армию на месяцок сходить, молодость вспомнить. А то, что-то давно не уже не вызывали, за последние двадцать лет после дембеля - первый раз. А отмазаться мог запросто, хотя бы потому, что ещё хромал после перелома ноги.
И таким образом я, прямо с командировки, не заходя даже на работу, загремел на сборы. Мой товарищ по работе писал за меня отчёт по командировке.
И вот мы, помаявшись два с половиной часа в электричке, попали в просторные светлые казармы, построенные ещё до революции для гвардейского гусарского полка. Скинули штатские шмотки, оделись как люди - в камуфляж и бушлаты. Незабываемое, неповторимое ощущение. ?Словно домой вернулись? - таким было общее мнение ребят.
Если это так, то ?дома? явно стало лучше. С умилением я разглядывал цветной телевизор в ленкомнате, которая стала ?комнатой досуга?, казарменные тапочки и коврики. Не баловали нас таким в стройбате в 79-81 годах. Да и кормят здесь явно лучше, тут даже сравнивать нечего.
Но я не об этом хотел рассказать, не стал бы внимание ваше отнимать зря. Хочу же поведать о марше нашей ?партизанской бригады им. Щорса?, как сами себя прозвали. Утренний развод на работу - это было святое мероприятие в этой части. Все дивизионы сначала строем проходили по плацу мимо начштаба, впереди барабанщик, задавал такт. Потом дивизион занимал место в строю. Барабанщиков мы, партизаны, моментально окрестили ?энерджайзерами?. Ну, помните рекламу про зайца-барабаншика, ?будет работать, работать и работать...? Нам тоже хотели барабан всучить, но такое в партизанском дивизионе не проходит.
Итак - утро. Воздух чист и пронзительно свеж, каким бывает только воздух осенних полигонов и военгородков. После смрада городских миазмов хочется не просто дышать, а пить этот воздух, наслаждаясь и смакуя, осторожно втягивая его меж губ. Старинные кирпичные казармы с высокими окнами и метровой толщины стенами. Увядающие последней, бальзаковской красотой деревья ярко играют на солнце всеми оттенками красно-золотой палитры. Лёгкие облачка пробегают по ярко-голубому небу где-то очень высоко, за пределом досягаемости ручного зенитно-ракетного комплекса ?Стрела-2М?.
Перед начштаба проходят по плацу дивизионы солдат-срочников. М-да-а-а... Кормить солдат стали лучше, обмундирование у них стало куда лучше, не чета нашему хэбэ образца 70-80х. А вот что до самих солдат. Это упадок какой-то. Хилые, тщедушные, сутулые. Бледные, невзрачные дети городских окраин. Тщётно пытаясь печатать шаг, им всё же удавалось идти в ногу и соблюдать равнение в строю, а что до выправки - уж не обессудьте. И это ещё показательная часть. Что же в других тогда творится.
И тут начштаба кивнул нам, давайте, мол. Командир нашего партизанского дивизиона п/п-к Ивер в свою очередь приказал нашему замкомвзвода Жене:
- Командуйте.
Негромко так сказал. Знал, что Женя не подведёт. И тогда наш замок, сержант Соловьёв, бывший воин-интернационалист, раненный в Афгане, а ныне - мастер-пивовар компании ?Балтика? - рявкнул свирепым голосом:
- Р-р-равня-а-айсь!
И тут же встрепенулись вороны на берёзах вокруг плаца. Встрепенулись и успокоились. А зря. Потому что следом послышался новый рёв:
- Смир-рна-а!
И снова взмыли в воздух эскадрильи ?карельских соловьёв?.
- Шаго-ом...
Мы уже привстали на цыпочки и стоим не шелохнувшись. И словно полуденным гулким выстрелом из гаубицы, с Константиновского равелина Петропавловской крепости:
- А-а-рш-ш!!!
И мы врезали. Так в этой части, могу забиться, давно никто не маршировал. Под страшными слитными ударами ног тяжко застонал плац и покрылся трещинами. Мы шли, с молодецкой бравадой, откормленные здоровенные тридцати-сорокалетние мужики, расправив плечи и пуза, вдруг почувствовавшие, что было что-то у нас в прошлом, что-то хорошее, о чём жалеем и вспоминаем. Были у нас не только дедовщина и неуставняк, дуроломы-прапора и иуды-замполиты. И жаль нам было этих сопливых пацанов, которые не застали те легендарные времена, когда была у нас могучая армия, которую боялись все и уважали. Пусть изгаляются и зовут нас комуняками, тоскующими об имперском прошлом, пусть несут что угодно эти маменькины сынки, откосившие от службы. Не понять им, что такое настоящая мужская жизнь. Не объяснишь глухим, что такое музыка.
Пожилые офицеры и прапора с умилением смотрели на нас, украдкой смахивая слезу. И говорили своим срочникам:
- Вот так надо маршировать, сынки. Учитесь, вот как в Советской Армии умели строем ходить.
Тем временем наша колонна неотвратимо и страшно, словно ?Тигр? на Прохоровском поле, сотрясая плац, приближалась к середине, казалось - ничто нас не могло остановить, но вот мы чётко повернулись влево и:
- Стой! Раз-два. - замерли, не шелохнувшись.
Какое-то время все молчали. Такое надо было пережить. Даже вороны стихли. И только мы стояли довольные, улыбались. Сумели показать себя. Командир наш явно благодарность получит сегодня.
После этого начштаба развернулся и, приложив руку к козырьку, строевым шагом отправился к командиру бригады. Тот, стоявший до этого в углу, также начал маршировать в направлении начштаба. Посередине они должны были сойтись и командир должен был принять доклад о построении.
И тут случилось то, что на целый день подняло нам настроение. На построение всегда прибегала местная шавка, которая жила объедками со столовой. Любила она эти построения чрезвычайно, даже сама в строю сидела, самая крайняя. Впрочем, сидела тихо, никому не мешая, поэтому на неё не обращали внимания. Но, видимо, наш ?партизанский? марш на неё тоже произвёл впечатление, и она побежала вслед за начштаба к командиру. Когда начштаба раскрыв рот, начал докладывать, шавка одновременно с ним залилась радостным лаем. Вроде как тоже докладывала.
И плац ещё раз содрогнулся, уже от хохота. Командир невозмутимо выслушал доклад до конца и процедил:
- Убрать псину! Немедля!
Тут же подсуетились бойцы из хозвзвода, утащили куда-то шавку, искренне не понимающую: "За что её-то?".
А берёзы по-прежнему горели на солнце своим прощальным золотистым нарядом. Они тоже, как и солдаты в ?партизанской? бригаде, грустили об ушедшей молодости. И также хотели, чтобы их запомнили в лучшем виде.

Кстати, раз уж речь зашла о минах...

Работали когда-то вместе два товарища. Один из них недавно ВУЗ закончил, а второй ранее был сапером, специалистом по разного рода веселым пиротехническим сюрпризам. Покатался по разным жарким странам, да надоело ему и пошел он деньгУ зарабатывать.
И вот попадают они в командировку в славный город Дзержинск, что под Нижним Новгородом. Селятся в гостиницу, отваливают на завод, работают там весь день, вечером, естественно, в гостиничном кабаке поддают и идут себе спать.
Раздается законный телефонный звонок.
- Добрый вечер!
- Добрый...
- Вам девушки нужны?
- Ну... - в сторону - Нам девушки нужны?
- Можно, - отвечает напарник.
- Ну, давайте... Двоих...
Проходит время, в дверь стучат. Сапер идет открывать. Открывает дверь, через секунду с грохотом ее захлопывает и возвращается с ошалелым видом в комнату.
- Что там? Где девушки?
- Серега! - говорит сапер - Она похожа на противопехотную мину!

Как бороться с гриппом? Актуальная (для Москвы сегодня) история из жизни.

В 70-е вирусы гриппа назывались «гонконгскими» и налетали они, опустошая города и веси и подрывая б/готовность ВС не слабее, чем нынешние вирусы. Второй курс военного училища, конец ноября, эпидемия гриппа в разгаре, на курсах «потери» (к счастью возвратные) составляют до 70 %, а это от 60 человек на нашем факе до 100 и более на «дружественном», двухпоточном. Проходной «балл» в лазарет - температура тела 39,8 и выше градусов Цельсия. Больные лежат в ленкомнатах, казарменных учебных классах и даже в отгороженных углах казарм... Пандемия... Никогда до и после видеть такого не доводилось. Училище закрыто на карантин, но через офицеров постоянного состава и слушателей зараза просачивается. Каждое утро начальник училища собирает начальников курса и слушает сводки с поля боевых действий: 1 курс 1 факультета - 112 человек, 2 - 103,...99...107...53...65. И только наш каждый день гордо рапортует 2 курс 2 факультета заболевших - 2 человека. Начальник училища слышит вот уже несколько дней этот доклад нашего начальника курса, нашего Шефа, его мы так и звали между собой - Шеф, и заведенный «люлями», полученными из ГУВВУЗа МО и штаба округа, вдруг начинает орать на Шефа: «Почему у тебя только двое болеют, а у остальных за сотню перевалило и чем они у тебя болеют?!» Шеф бодро рапортует: «Курсант А - грибок, курсант Б - перелом руки!». На нашу беду наш Шеф был спортсменом, и не просто спортсменом, а мастером спорта, бронзовым призером Союза и неоднократным чемпионом республики, ныне независимого государства, на всех парах рвущегося в НАТО, и не просто чемпионом, а боксером-средневесом. На нашу беду, вовсе не потому, что он пытался на нас как-то воздействовать своими боксерскими навыками, а потому, что если человека долго и часто бить по голове, то... (братья Кличко вроде умные, интеллигентные ребята, а как вспомнишь Шефа, так... в лучшем случае...э - э...удивляешься), потом это сказывается. Короче говоря начальник училища решил, что раз Шеф спортсмен, то и из нас ему удалось сделать крутых спортсменов, которых никакой «гонконгский» грипп не берет. Посему Шефу была тут же объявлена благодарность, а нам, курсантам всего лишь 2 курса, на третьем семестре обучения, во время карантина, был разрешен - Вы не поверите, ежедневный (!), неограниченный (!!), даже до утра (!!!) выход в город! Правда продлилась эта лафа недолго, недели две с половиной, но сам факт! Да и благодарность у Шефа в л/деле осталась навсегда. А на самом то деле, то что в условиях крайней скученности мы не заболели, было всего лишь совпадением нескольких факторов, приведших к частому и массовому поеданию чеснока:
1. Всепоглащающее чувство голода, уталяемое вечерним поеданием хлеба, взятого с хлеборезеки столовой, корки которого для вкуса обильно натирались чесноком.
2. Наличие больших запасов чеснока в столовой и одновременного случайного получения большого числа посылок с чесноком.
3. В меньшей степени, но все же присутствовал фактор активного поедания чеснока перед занятиями по английскому, которые вела очаровательная 25-летняя, недавно разведенная, преподавательница из себя яркая и чуть пухленькая блондинка. Ее реакция на чесночный дух доставляла нам 18-летним балбесам неописуемую радость!
Так что, дорогие односайтники-москвичи никакие прививки и арбидолы с ремантадинами не спасут Вас так, как обычный чеснок. Ну а запах...что ж? Выбирайте!

Много лет назад постал эту историю на анекдот.ру Немного не по теме, но тем не менее

Енот или прапор в отпуске

Предыстория: Есть в наших лесах (штат Иллинойс) такой зверь - енот...
А теперь -- история.
Поехал я со своей девушкой на природу, дня на три. Запаслись провиантом, вином, сигаретами, патронами. Приехали на место - до ближайшего жилья километров 70... Все отлично, только не рассчитали запас продуктов, и на третий день осталась одна банка тушенки. Взял я карабин, пошел искать зверья. Кроме змей, ничего не попадается, а их моя любимая не ест... Решили спать на пустой желудок, а тушенку оставить на завтрак. Утром вскрыл я банку, поставил ее на полупотухшие угли и полез в палатку... Ну вы поняли...
Через полчаса выглядываю проверить, как там наша тушенка, а ее нету...
Только метрах в десяти деловито идет в лес здоровый такой енот. И банку с тушенкой в зубах тащит... Карабин доставать некогда - уйдет, хватаю топор и за ним... Метров через сорок вспоминаю, что и трусы бы одеть не помешало, но, благо, крапивы нет... А енот - зверь вредный, бежит неспеша, но догнать не могу...
А теперь представьте картину:
Восемь часов утра, лагерь "Girl scout" человек двадцать девочек от 12 до 17 лет + двое проводников. Из леса выбегает енот с консервной банкой в зубах, а за ним, жутко матерясь и вращая над головой топор, вылетает голый мужик и с криком "@#%$# я этого енота!!!"
P.S. Енота я не догнал. Но в лагере удалось разжиться халатом и парой банок консервов.

Серега и Гиббон

Анархо - синдикалистам и памяти м-м Йенг посвящается.

Давным-давно, когда шарик еще был наполовину красным, жил да был маленький народ Пасасон - непосредственный и добрый, стройный и голодный, вечно наивный и удивляющийся тому, что корабли железные, а плавают. Я-то, пожив, уже не удивляюсь, а констатирую - плавает железо! А они удивлялись. А еще эти маленькие Будды были вечно смешливыми, радующимися теплому весеннему солнцу, +40 в тени. Чему ж тут радоваться, когда знаешь, что у тебя над головой идет неограниченная ядерная война уже миллионы лет. А почему? Потому, что солнцевские изрядно запаслись оружием и военной техникой, что пасасонцы делали нежелательно, из-под палки, ибо были мирными и вечно голодными. Они удивлялись, почему мы, русские, не едим змей, цикад и гиббонов. Почему? Я-то, пожив, уже не удивляюсь, а констатирую - голодный и гиббона сожрет.
Серегой его звали: и гиббона, и Серегу.
Серега - не гиббон был переводягой в советской военной миссии во Вьентьяне. Серега - гиббон был гиббоном, подаренным Министром Обороны Лаоса нашему Главному военному советнику. Явно, что с намеком. Уже вторым. Первым намеком был шимпанзе Саша, сидевший в железной клетке за сломанный палец летчика Паши. За палец Паши Саша и сел и к тому моменту уже отсидел два года. А Паша уехал, но жила до сих пор в Саше страсть к русскому летчику. Крикнет какой-нибудь проходящий мимо русский: «Саша, Паша идет!», и с обезьяном случалась солнцевская реакция, гнущая толстые железные прутья. За этот боевой характер Сашу и уважали все наши мужики. А Серегу не любили, так как он любил всех русских баб миссии и считал их своим гаремом. Я уже запутался - который из них?! А! Оба!
Гиббон Серега, не облаченный служебными обязательствами, проводил все свое время в гареме - обнимая радостно визжавших баб, загорающих у бассейна. Но потом вечером приезжал переводчик Серега, и начиналось его время. Серега этого Сереге простить не мог и установил за последним наружное наблюдение. А Сереге лишние глаза были не нужны, поэтому, пробираясь однажды ночью с одним из членов своего гарема мимо виллы нашего генерала, он запустил камнем в светящиеся глаза гиббона. И попал...
Вот ведь богат наш язык, ибо Серега не только попал гиббону в лоб, что является снайперским достижением мирового уровня - в эту обезьяну даже днем с трех метров попасть невозможно - она гибка как нерожавшая гимнастка, но и попал бедняга - переводчик в интереснейшую ситуацию. Нет, бабу он все же проводил, пока гиббон потирал ушибленный лоб. Охота началась позже...
Теперь, выйдя рано утром из своей виллы, Серега мог наблюдать дежурного гиббона, сидящего на коньке крыши и ждущего своего визави. Оба были примерно одинаково роста, когда гиббон поднимал свои жуткие лапы лирой вверх, но у последнего были десятисантиметровые окостеневшие когти. А у Сереги он был всего один и не всегда в боевом положении. Поэтому бедный переводяга пускался рысью, подгоняемый противно свистящим «тренером» - гиббон ведь был птичий и свистел как удод. Некоторые называют это пением... Страшно - сам пережил. Серега, едва не схваченный, успевал перебежками добраться до столовой и только тогда первый раз позволял себе глубокий выдох. Вдох производился по окончании завтрака, когда Серега, спросив сидящих во дворе девушек - лаотянок: «Линг ми бо?» («Обезьяна есть?»), выскакивал и несся в направлении штаба. А там - в машину и НА ВОЛЮ! До вечера. И так все продолжалось две недели, заменяя нам шефские концерты заезжих «он сам блей».
Но однажды утром вышедшему на веранду с палкой в руке Сереге повезло - дежурного гиббона не было ни на крыше, ни по маршруту следования в столовую, который переводяга прошел, насвистывая, но оглядываясь. Съев ножку Фомвихана и запив ее паксонским кофе, Серега вышел на улицу и, потянувшись, остановился под козырьком столовой, не понимая, на что ему показывают пальцем смешливые лаотянки. А ведь свистеть не надо было! С козырька опустилась карающая лапа с окостенелыми когтями и сделала молниеносное харакири на лице переводчика.
Главный военный советник, опаздывавший на встречу с начальником штаба Лаосской Армии, был в ярости, сходу объявив рыдающему окровавленному Сереге десять суток: о какой поездке в Министерство Обороны могла быть речь, когда харя его переводчика несла явные следы морального разложения - четыре ровных борозды через всю щеку! Вспомнив же, что ближайшая гауптвахта в Москве, сжалился и провел первичный допрос. Проведя, помчался к комендантше нашего военного городка полковнику мадам Йенг. Тут все называют Тэтчер железной леди, ни разу не встретившись с героем лаосского сопротивления командиром полка вьетнамкой мадам Йенг, под стальным взглядом которой прижимали уши собаки. Что уж тут какой-то русский генерал? Пф... Мадам соизволила принять его, что случалось редко. Выслушав генерала и внимательно посмотрев на окровавленное лицо Сереги, полковник достала пистолет. Переводчик сжался.
Через пять минут на улицах миссии шли съемки нового фильма Джеки Чанга: по дорожкам мчался мотоцикл «Кавасаки» с двумя лаосскими лейтенантами и сидящей в коляске мадам Йенг, ведущими прицельный огонь из «Макаровых» по убегающему Сереге. По какому из них? Какая разница...
Гиббон сдался, только получив восемь пуль в грудь и, умирая, завещал быть съеденным голодными пасасонцами. Серегу же на поминки не пригласили, да и времени у него не было - теперь он один отвечал за гарем, который был в восхищении от мужественных шрамов на его лице. Некоторые верили, что их оставила злая рука местной контрреволюции. Или делали вид? Да какая им была разница...