По следам переписки на VIF2NE.RU
.................
>>Поймите всего этого просто не могло быть потому что этого НЕ МОГЛО БЫТЬ!Ну какие нахрен починки машинного зажигания да еще электронного?
>>Вы что член экипажа? Кто вас туда пустит блин???? Вы что за эту машину или ВСЕ машины ответственны?Для того есть ремслужба там или экипаж ТРМ или экипаэ ЗИП или ОРНР тобишь отделение непланового регламентного ремонта.

>Нет. Все они за штатом. Запчастей тоже нет. И не будет. Мы (не буду говорить что я) специально призывали на сборы в батарею резервиста, работающего в мирное время в телеателье мастером. Он нам - кое какие радиодетали, а мы ему - справку о прохождении 25-дневных сборов. И такое было. Так решали проблему. А когда из штаба Армии пришло распоряжение сделать вокруг ОРДН стационарный каменный забор высотой тыр-пыр и толщиной хх, то призвали 25 человек партизан работавших на Сортавальском мебельно лыжном комбинате. Те в качестве "отступного" приволокли с комбината и лыжи пластиковые которые там делали по заказу финов, и паркет ручной работы, и несколько бочек с клеем ПВА. Всё это дивизионный Зам. по тылу сменял (не знаю где) на несколько машин хорошего белого кирпича, из которого и построили забор. И это было.
=====================
Кстати (вдогонку) забыл вчера один прикольный момент рассказать с этим "отступным" :)
===========

С СМЛК партизаны зачем-то приволокли ещё и клюшки хоккейные. Тоже, поди, продукция комбината. Не много, по их меркам, штук пятьдесят примерно. Ну этот предмет зам.по тылу пристроить никуда не смог, на кирпич не обменял, ну и отдал их нам назад в подразделение. Точнее даже не отдал, а просто и брать не стал из бокса потому как он до этого уже всю афёру с обменом продукции СМЛК на необходимые материалы, для строительства забора вокруг автопарка дивизиона, спланировал. В общем, остались клюшки хоккейные валяться в углу одного из боксов, среди всякого ремонтного хлама и зап.частей для техники.

Первый месяц вся вязанка особого внимания никого не привлекала и валялась кучкой. Иногда только либо часовой вечером, либо кто из бойцов брал одну в руки и ей играть пытался. Шайб, понятное дело, не было и вместо них с успехом использовался мелкий гравий, благо им была усыпана вся площадка в автопарке. Стоять на посту вечером часовому было скучно и он брал клюшку и ходил с ней по площадке, цепляя крюком камешки мелкие и пытаясь попасть ими то по воротам выездным, то по двери аккумуляторной, то просто через забор перекидывал камешек в соседний мотострелковый автопарк. Особо продвинутые и поднаторевшие "игроки" умудрялись даже пулять и попадать гравием прямо в крышу собственной караульной вышки с автомобильной площадки перед боксами. Железная крыша реагировала на это грохотом и стонами, что не могло игрока не радовать. В случае же появления на входе в автопарк кого-то из офицеров или проверяющих клюшка немедленно выбрасывалась куда-нибудь в сторону и часовой, сделав каменное лицо, шел навстречу докладывать.

Брошенные где попало в автопарке клюшки, принято было относить всё в тот же бокс и складывать в имевшуюся кучку. Этим обычно занимался либо дежурный по парку сержант, либо кто из молодых бойцов, которому такую задачу ставили. Помнится, что пару раз начальник автослужбы дивизиона даже кого-то заставлял их пересчитывать и ему докладывать. Отношение к клюшкам постепенно стало как к имуществу части - никто уже не знал и не понимал зачем они тут лежат, откуда возникли, но все четко осознавали, что их трогать нельзя и у них есть какое-то, ведомое наверное только в штабе дивизии, предназначение, на случай развёртывания нашего дивизиона в боевом порядке. Таким образом количество клюшек в общем-то в течение месяца никоим образом не менялось. Одна или пара поломались, но это уж как водится - расходный материал - никуда от этого не денешься. Вон, сборная страны по хоккею, за одну игру подобных клюшек ломает больше чем весь комбинат за неделю производит наверное.

Всё внезапно изменилось за один день. Один из водителей хозяйственого взвода дивизиона, родом из прибалтийской республики, взял из вязанки одну из клюшек, да не просто какую попало, а долго выбирал, и, зайдя с ней в аккумуляторную, через 15 минут вышел с аккуратно нанесенной выжигательным прибором на ручке клюшки номером своей транспортной машины. Клюшку он, вопреки ожиданиям, не отнёс обратно в бокс, а аккуратно положил в кузов.

Видевший всю эту процедуру дежурный по автопарку сержант задал ему резонный вопрос: -"А с какого рожна ты казенное добро на себя записал? Нач. автослужбы меня вые... когда узнает!" На что был получен не менее резонный ответ о том, что вообще-то он спрашивал не раз нач. автослужбы нафига в углу валяются уже месяц клюшки, а тот, мол, ответа вразумительного так и не дал. И вообще: не дело сержанту-погодку лезть не в свои дела и решать кому и зачем клюшки давать и сколько их положено на одну машину. Тем более когда дело касается машины солдата того же самого призыва, который уже дембель из-за горы видит. И вообще, клюшка не лично водителя, а будет приписана теперь к машине. На то на ней номер нанесён не военного билета, а автомобиля. В общем - не получился разговор и клюшку дежурный по автопарку не отстоял, а прибалтийский невозмутимый водитель отметил у него путевой лист и уехал в город, по своим хозяйственным делам. Дежурный по автопарку, ясен перец, остался тащить службу. Случилось всё это рано утром, когда часть машин, получив задание, разъезжалась по гарнизону что-то перевозить или ещё по каким-то надобностям военного характера. Другая часть техники осталась в автопарке - с ней каждый день возились механики и командиры экипажей.

Дежурство по автопарку - дело в общем-то скучное. Из обязанностей дежурного основная, это - находить и подбирать пустые пачки "Беломора" и следить чтобы бойцы не бросали промасленную ветошь куда им заблагорассудится. Ещё надо отмечать путевые листы, но это только один раз в сутки - рано утром. Потому обычное состояние несущего данный наряд - ходить и всех доставать разговорами "за жизнь" или давать умные советы тем, кто ремонтирует или обслуживает технику. Никакого другого интересного время препровождения придумать просто не возможно. Собственно и тот злосчастный день дежурный провёл согласно сложившимся с незапамятных времён традициям. Ничего удивительного, что история с клюшкой, машиной и водителем-прибалтом получила широкую огласку. Реакция собеседников была не очень разнообразной: услышав рассказ дежурного как правило все смеялись, крутили гаечным ключем у виска или проходились по поводу всей Прибалтики и списывали всё на врождённый национализм или ещё на какие-то до конца не понятные простому советскому бойцу причины.

Сдача вечером дежурства по автопарку подразумевает обход старым и заступающим дежурными боксов, проверку их внутреннего состояния на предмет более-менее наведённого перед сдачей порядка, и закрытие и опечатывание их на ночь. После чего объект сдавался часовому и подразумевалось, что до утра никто больше не должен был находиться на территории автопарка. Ну по крайней мере так должно было быть (на практике допускались некоторые отклонения от утверждённого порядка).

В этот день случилось страшное. При обходе, в боксе, было обнаружено полное отсутствие клюшек для игры в хоккей. Не просто одна или две поломались - на это никто не обратил бы внимания, т.к. их не принято было пересчитывать и ни по каким внутренним ведомостям они не проходили, а: клюшки исчезли совсем. СОВСЕМ! Весь ужас заключался в том, что было абсолютно не понятно, что надо делать новому и сдающему наряд дежурным в подобной ситуации. Объявлять тревогу? Да вроде как-то ситуация не та. Докладывать дежурному по части? А какое его дело - у него хватает своих забот. Докладывать непосредственному начальнику или начальнику автослужбы дивизиона? Тех давно и след простыл - они дома уже и вызывать их по этому поводу в автопарк как-то не хочется - себе дороже выйдет отрывать кадрового офицера от вечернего стола. В общем не понятно абсолютно что делать. Сдача дежурства, однако, произошла. Так уж сложилось, что принимал дежурство сержант первого года службы, только-только поступивший в часть из учебного подразделения. За тем и разошлись.

Вечером, после ужина, в казарме дивизиона самой популярной личностью, неожиданно стал водитель-прибалт. Несмотря на постоянный дефицит табачных изделий и вечные просьбы друг к другу "дать закурить", именно этим вечером многие, из работавших днём в автопарке, сами подходили к нему и угощали сигаретой. Завязывали разговоры про прошедший день, про кормёжку в столовой, про проблемы с запчастями, обсуждали планы на грядущие выходные и вообще вели себя как-то странно. Но непременным атрибутом разговора "ни о чём" был вопрос о предназначении взятой тем рано утром клюшки из бокса. Вопрос задавался с нарочитой небрежностью, вскользь, но по возникавшему вдруг напряжению чувствовалось, что ответ будет внимательнейшим образом выслушан и запомнен досконально. Впрочем, ответ был один и не вносил никакой определённости: -"Пригг-гадитцаа. Ну малллолиии что в дорогг-ге моужет биттть...". Напряжение и нервозность в дивизионе от этих ответов только нарастали...

Начиная с этого дня, клюшки в дивизионе приобрели прямо-таки культовое, магическое значение. Как выяснилось их не утащил кто-то один, а все, кто работал, или заходил по делам, в тот день в автопарке, взяли по одной...две. Дежуривший по автопарку сержант, сам того не желая, заставил всех крепко задуматься над поступком водителя-прибалта. Никто не смог придумать никакого объяснения его поступку, но... клюшки, как потом выяснилось, попросту растащили в тот же день. Растащили все.

Как ни странно именно в этот раз никакого шума по поводу растаскивания казённого имущества не произошло. Начальник автослужбы дивизиона где-то через неделю заметил, что в углу бокса не лежит больше привычная вязанка и спросил дежурного о наличии клюшек на момент приёмки дежурства. Но т.к. тот совершенно честно сказал что клюшек он не видел в боксе ни в момент начала дежурства, ни на день раньше, когда работал в автопарке, ни вообще не может припомнить когда они были тут в последний раз, то нач.автослужбы успокоился и произнёс: -"Замполит значит в школу отвёз детям в подарок. Хоть бы предупредил, сука." На этом следствие и закончилось.

А клюшки начали тем временем понемногу находится, как на руках у бойцов, так и в машинах стоящих в автопарке. На некоторых из них были нанесены, самыми различными способами, номера машин, на других красовалась на ручке фамилия или номер военного билета кого-либо из сержантского состава дивизиона. На двух клюшках, принадлежавших узбеку-каптёрщику Хакиму и командиру одного из боевых рассчётов грузину Благидзе, и вовсе на ручках были аккуратно вырезаны штык-ножом какие-то кабалистические знаки. Часть клюшек была так сказать в "штатном" исполнении, но у большей части уже были бережно обёрнуты разноцветной изолентой либо крюк, либо ручка, либо и то и другое вместе.

Через некоторое время клюшки стали неотъемлемым атрибутом практически любой проводимой в дивизионе боевой работы. Им нашли применение и при обслуживании техники в автопарке. Ручкой клюшки, как оказалось, можно очень удобно протолкнуть провалившуюся в поддон двигателя гайку так, чтобы она таки выпала под машину. Особый кайф в том, что после того как гайка упала на грунт, под капот машины, обладатель клюшки мог не залезать под авто, а, опять-таки клюшкой только на этот раз уже крюком, не напрягаясь лишний раз, эту гайку достать. На зависть тем водителям, у которых клюшки не было. Ещё её ручку можно было использовать в качестве рычага, правда не силового, но в хозяйственной практике бывают разные ситуации - силовой гаечный ключ в дивизионе надо ещё поискать, а клюшка - она всегда под рукой. Особенно часто клюшка стала применяться для задания начального ускорения молодым бойцам когда тех посылали либо в аккумуляторную, либо в чайную за сигаретами или мезозойскими пряниками, либо ещё для выполнения не терпящего отлагательства боевого задания. Впрочем, зверств в плане неуставных отношений между солдатами у нас в дивизионе никогда особых не было и посему действо по приданию начального ускорения приносило окружающим скорее эстетическое удовольствие, нежели какую-то практическую пользу. Наверное не надо говорить, что наличие или отсутствие клюшки с определённого момента однозначно идентифицировало год призыва военнослужащего нашего дивизиона.

Клюшки прочно вошли и в быт части. Взяв клюшку с собой, при помощи неё можно было запереть дверь сортира изнутри и таким образом обезопасить себя от постоянных домогательств со стороны жаждущих срочно справить нужду сослуживцев или от дежурного по части прапорщика, который строго следил чтобы курение и процесс отправления естественных надобностей не происходили одновременно. Клюшка позволяла элегантно и без излишнего напряжения снять заброшенную "ради смеха" каким-нибудь хохмачём на потолочную лампу портянку или шапку. Если позволяло месторасположение койки, то при помощи крюка клюшки стало возможным утром, во время подъёма, дотянуться и достать собственные сапоги и портянки, поставленные вечером на батарею и не приходилось босиком по холодному полу добираться несколько метров от койки до батареи отопления. Тёплые сапоги и портянки стало возможным надевать прямо в койке. Всего за один только месяц клюшкам нашлась ещё сотня-другая применений как в быту, так и при регламентных работах на вооружении.

Через месяц никто уже просто не представлял себе армейской жизни без клюшек. Если приехавший с маршрута водитель забывал свою клюшку в машине, то даже не взирая на то, что автопарк уже был сдан под охрану, он посылал кого-нибудь из молодых бойцов с ключами от авто в автопарк, чтобы тот договорился с часовым, вскрыл бокс и машину, забрал клюшку и принёс её в казарму. При этом считалось не корректным воспользоваться чьей-либо чужой клюшкой для придания начального ускорения озадаченному бойцу. Вообще, надо признать, что отношение к клюшкам в дивизионе постепенно стало обрастать какой-то "ревностью". Схватить не принадлежащую тебе клюшку с целью выполнения какой-либо работы было просто рискованным делом. Были случаи когда подобные действия вызывали достаточно громкий конфликт, который даже перерастал в банальную драку. В таких случаях дерущихся разнимали всем миром. Наверное нет необходимости уточнять, кого в подобной ситуации все считали виновником драки и кто вызывал всеобщее презрение. А уж о том чтобы даже прикоснуться к клюшкам Хакима, или грузина Благидзе, имевшим опознавательные кабалистические знаки на рукоятках, не могло быть и речи.

Отношение офицерского состава части к клюшкам долгое время никак не проявляло себя. Дело в том, что клюшки вошли в быт так естесственно и незаметно, что никакого антогонизма ни у кого это не вызывало. Немного понервничал, как водится, замполит, но через неделю...другую и он тоже просто перестал их замечать. Клюшки были отечественого производства и на них не было ни одной надписи на языке наиболее вероятного противника. Соответственно, они не несли в себе никакой идеологической угрозы для нашего дивизиона. Тем более, что многие работы, при помощи клюшек, стали выполняться гораздо быстрее. Ну в общем - ничто не предвещало.

Беда пришла откуда не ждали. Дело в том, что плац, на котором утром и вечером проводились построения, располагался прямо под окнами штаба дивизии. Окна кабинета комдива выходили прямо на него и он каждое утро любил наблюдать за построением и разводом подразделений на работы и учёбу. И настал день, когда развод полков и подразделений совпал по времени с визитом "Начальника физ.подготовки" нашей дивизии на доклад к комдиву. К тому времени, на каждом построении нашего дивизиона, последняя шеренга в каре была как правило вооружена клюшками. Мало у кого из бойцов было более чем по одной клюшке и посему их приходилось постоянно носить с собой и в казарму, и в автопарк и, зачастую, даже в столовую. Соответственно, при утреннем построении все клюшки, транспортируемые из казармы в автопарк или учебные классы, брали с собой и передавали в последнюю шеренгу. Дабы не портить внешний парадный строй.

Комдив стоял у окна и слушал доклад начфиз. дивизии. По окончанию доклада он вдруг спросил:
-"Слышь. А с кем у тебя ракетчики играть-то собираются?"
-"ВиноватНеПонял?" - ответил начфиз.
-"Чего не понял? Ну хрен-ли они третий месяц тренируются и день и ночь - я же вижу. С кем игра-то будет? С подшефными, что-ли, из колхоза?"
-"?????"
...

Весь этот день командир нашего дивизиона и все офицеры ломали клюшки. Не пощадили даже отмеченные кабалистическими знаками клюшки каптерщика Хакима и грузина Благидзе. Разумеется, какая-то часть клюшек осталась припрятанными в машинах и ещё где-то в подсобных помещениях и боксах, но пользоваться ими не представлялось возможным. Минимум что грозило владельцу при обнаружении - 3 суток губы. За один день, все

Через три месяца, когда водитель-прибалт уже готовился в увольнение в запас, я спросил его о судьбе его клюшки. Как выяснилось, он сам не знал зачем он положил её в машину. Ответ был всё тот же:
-"Пригг-гадитцаа. Ну малллолиии что в дорогг-ге моужет биттть..."
-"А она тоже сломана?" - спросил я его.
-"Неттт. Она у менн-няя примотанн-на к рааме, под машинн-ной."
Он предложил мне её подарить, но... Мне оставалось служить всего полгода и перспектива прятать её где-то в машине или в боксах и при этом не иметь возможности воспользоваться меня не прельщала. Так наверное до сих пор и ездит последняя клюшка нашего дивизиона примотанная изолентой к раме его ЗИЛа хозяйственным водителем-прибалтом. Если, конечно, за давностью лет машину уже не списали...
===========
Александр
www.opensea.ru

Натюрморт

Что можно ожидать от населённого пункта, въезд в который украшает кладбище со стоящим неподалеку элеватором, на котором висит лозунг ?Чтобы лучше жить, надо лучше работать? - да ничего хорошего. Равно как и презрительная гримаса ненавистного командира роты и его почти плюющий в лицо приговор: ?Ах в пограничники хотите? -Сгниёте у меня на практике!?. На сгнивание мы и ехали - на аутодафе. Место называлось Донузлав-низа, резервно-ржавые Черноморского Флота - расплата за выбор, осознанный и продиктованный проклёвывающейся жизненной философией четверых нас. Мы и держались вместе, хотя ехало нас туда больше.
Кто не знает, что такое БТЩ проекта 254, лучше и не надо. Что такое данный тральщик в Донузлаве -это уже по линии Данте Алигьери, а может, и Стивена Кинга. И даже мысль, что в этой Евпаторийской локальности снимали когда-то любимый с детства фильм ?Отроки во Вселенной?, не греет, а лишь усиливает чувство непреодолимой бездны, разделяющей романтические космические путешествия и грязные подволоки в кубрике БТЩ и несметное количество тараканов, падающих на тебя и марширующих по частям твоего тела, как только выключается с отбоем свет. Запах - а разве может он вызывать ненависть? О, нет - запах более силён - он может сформировать взгляды, и даже политические доктрины и революционные теории. Там был этот запах, рвущий жизневосприятие на лоскуты, до и после него. Хуже этого тральщика были только старые Тридцадки Бис, когда-то в пятидесятых славные и элегантные эсминцы, сейчас же простаивавшие у пирсов подобно восковым фигурам из музея мадам Тюссо, неживые и немощные.
Нас встретил помощник, капитан-лейтенант неопределённого возраста и таких же неопределённых пропорций своего тела и лица, пятно на юте тральщика, в ношенном кителе и корабельных тапках. Мы представились с тем, чтобы в результате услышать в наш адрес матерщинную тираду, капитан-лейтенант оказался продолжением своего корабля. Каплей был страдающий, он страдал от алкоголизма и неуёмного сексуального драйва по отношению к наиболее отталкивающим представительницам противоположного пола. Но справедливость в жертве всегда есть, была она и в нашей, на нас был забит с первого дня колоссальный военно-морской болт, и мы приобрели неограниченную свободу в своих передвижениях по огромнейшему пункту базирования и даже посёлку. И за две недели мы пообвыклись....
Помощник на берег практически не сходил, за исключением редких оказий с целью ?попарить перчик? в какой-нибудь местной Маруське из местного военторга или другой службы, все как на подбор страшнее ядрёной войны, что и было понятно, бесформенная фигура пома и его прыщавое уже в зрелости лицо могли вызвать только отвращение. Это была странная вселенная в себе - этот тральщик! Чёрная дыра, неверленд, посреди такой же чёрной дыры Донузлава, где время даже, казалось, и не шло. И потом появился командир тральщика - другой капитан-лейтенант. Прибыл он как-то незаметно и, пройдя в свою каюту, заперся в ней. Мы долго прислушивались и присматривались, стараясь понять, что несла данная перемена в нашем положении - угрозу или предохранение статус-кво. Но произошло совершенно иное.
Единственная пушка этого корабля - носовая АК-230, способная работать только с визирной колонки, не работала. Не отдавались ограничительные пальцы, и она не могла вращаться. Вот с этим вопросом мы и постучались в каюту командира тральщика, приготовив предварительно тираду о том, что служба на корабле была парализована, личный состав был фактически предоставлен сам себе, и что корабль этот был и не кораблём даже, и что помощник не просыхал, и что даже нам, сертифицированным лоботрясам из КВВМКУ им Кирова, и то было стыдно за весь этот кошмар.
На наш стук из за двери раздался приглушённый вопрос:
- Кто там? Голос был твёрдым, но не злым.
Мы назвались, после чего последовало мягкое: Войдите, ребята. Удивлённые этим, отвыкшие за это время от элементарного человеческого такта, мы вошли. Командир тральщика стоял посередине своей малюсенькой каютки, в которой пахло совсем иным, нежели в корридоре или на Боевых Постах. Запах гнилой ветоши, картошки, прогаров и хозяйственного мыла исчез, пахло чем-то приятным, но не одеколоном. Ответ нашёлся сам собой: вся каюта командира была уставлена картинами на холстах. Картины стояли на койке и висели на переборках, на рабочем столе лежал мольберт, и везде разбросаны были тюбики с масляными красками. Это был запах красок и картин, там были и натюрморты, и пейзажи, море и корабли. Картины были нарисованы талантливо и со вкусом, иногда с заведомо подчёркнутыми преувеличениями, но это было однозначно здорово.
Минуты две мы стояли раскрыв рты, рассматривая картины, забыв совершенно, ради чего мы пришли. Командир, видя впечатление, произведённое на нас своим искусством, произнёс с грустной улыбкой, обводя взглядом свои творения: ?У каждого свой способ выживать?.
Через два дня нас раскидали с БТЩ по настоящим кораблям - меня перевели на новейший тогда МПК проекта 1241 яркий, чистый, современный - и в тот же вечер мы ушли в море на учения.....

Сам-то я сначала служил техником на АН-12.
Как-то осенью полетели в Киев - в командировку на завод Антонова. Было это как раз после того, как наши «Боинг» корейский над Сахалином завалили. Война «холодная» в самом разгаре.
И вот на Воздухофлотском проспекте, рядом со штабом округа, останавливает меня патруль. Два солдата во главе с целым майором злобного вида. Да еще и танкистом!
Плохо, потому как черные голубых всегда не любили!

Господи, как времена-то поменялись! Черные - это танкисты, голубые - авиаторы, все по цвету погон. Тогда было так...

Окинув меня с головы до ног свирепым взглядом, майор потребовал - именно потребовал - предъявить документы. Ну, пожалуйста, вот мои корочки офицерские, смотри, гад. От того, что у меня документы оказались с собой, танкист разозлился еще больше. Нахмуренные брови. Гестаповско-кэгэбиский взгляд. Статическое электричество потрескивает между ушей в свежем осенем воздухе. Картина Репина «Арест пропагандиста».
Ну-ка, направим ваши паперы на рентгеновское исследование...

И вдруг... Что-то он там нашел! Сверкнула молния и злобнолицый майор начал буквально сверлить меня своим взглядом. Кажется, в полной надежде обнаружить во мне нефть. Периодически сверление переносилось в мое удостоверение, а затем снова на меня. Нефти не было.
Заметив перемену и заподозрив измену, нахмурились солдаты-патрульные. Танки, в атаку! Бей авиацию! Все за мной! - кричал про себя глазастый майор. Ага, шпиёна поймали! - отвечали ему возбужденные патрульные.
Маленькие танки на майорских петлицах развернулись и направили на меня орудия. Стало страшно.

-А почему вы не в морской форме, товарищ лейтенант?!!

Оба-на! Вот чего-чего, а такого вопроса я никак не ждал!
«Может белая горячка?» - подумал я, и оглянулся в поисках кареты «Скорой помощи». Мимо проезжал троллейбус N9 с любопытными пассажирами у окон. Ворона, внимательно прислушиваясь к разговору, клевала старый заплесневелый сухарь . Высоко в небе гудел самолет. Помощи ждать было неоткуда. Придется отбиваться самому.
-Так, это... товарищ майор... какая морская форма?! Я ведь в авиации служу!
Дружелюбного танкиста мой ответ почему-то не удовлетворил. Как-же - поймал замаскированного американского диверсанта, выползшего к секретному штабу округа из морской пучины, да еще в авиационной форме!
И, прищурившись а-ля Дзержинский, он выдал главное обвинение:
-Объясните эту надпись в вашем удостоверении! - и при этом лозунг «Бдительность - наше оружие!» загорелся в его глазах.
«Странно - запаха нет, а бред явно алкогольный...»

Никогда ни до, ни после этого, я не брал свое-же удостоверения в руки с таким интересом. Любопытно, в какой эсминц он мне пальцем командирским тычет...
«Сведения о прохождении воинской службы»
Пока все нормально.
«Войсковая часть 15956. Приказом N 137 назначен на должность старшего техника корабля АН-12...»
Ну и что?
Ага, вот, ногтем прокуренным подчеркивает: «...КОРАБЛЯ...»

Ну, так все правильно! У нас в авиации только свистки истребительные самолетами называют! АН-12 - это лайнер, воздушное судно, корабль, рассекающтй воздушный океан! Это, товарищ майор, все равно, что танк бронетраспортером или самобеглой бронеколяской назвать!

Спасли меня два обстоятельства. Во-первых, в список кораблей, о которых знал черный майор - Варяг, Аврора и Титаник - корабль под названием «АН-12» не входил.
А во-вторых, из-за угла неожиданно вышел курсант неподалеку расположенного Киевского инженерно-авиационного училища.
Майор, сразу забыв о сложностях авиационно-морских сообщений, сделал стойку и дал зольдатам команду «фас!». После чего, с презрением отдав мне удостоверение - как всегда в авиации бардак, даже такое простое дело смогли запутать - быстро рванул к своим подручным, помогать душить беспечного курсанта.

Ворона, с опаской посмотрев на все происходящее, взяла в клюв сухарь и полетела на крышу штаба.
Порыв ветра принес запах совсем близкой железной дороги.
И я, облегченно вздохнув воздух свободы, скорым шагом пошел прочь.
Подальше от танкистов, поближе к аэродрому.

Виктор Хорошилов

Полковник Лукьяненко посмотрел на часы, оглядел комнату и привычно начал планерку:
- Сегодня вторник, 11 июля...

День начинался, как обычно, утренним сбором отдела. Начальники отделений вяло обсуждали немногочисленные текущие задачи. Ведущий инженер Фомушкин, как всегда, мирно дремал в деревянном кресле, украденном из конференц-зала. Офицеры разминали сигареты и жадно поглядывали на Аркадия, который держал в руках свежий номер "За рулем", но открыть пока не решался - из уважения к начальству. Подписка на журнал была коллективной.
Я тоже ерзал на стуле в нетерпении. Когда же закончится эта тягомотина, и можно будет включить компьютер?
Но по хитрому взгляду, брошенному на меня начальником отдела, понял, что сегодня с компьютером опять выходит облом. И точно:

- Так, с текущими задачами разобрались. Теперь переходим к боевым. Все знают, что в этом году наше Управление справляет юбилей. Вчера на совещании у командира был поставлен вопрос: почему у нас до сих пор нет своего памятника? У всех есть, а у нас нет...

Эпопея с памятниками началась год назад. Тогда юбилей справляло Первое, летное Управление. Накануне праздника на площадь перед центральным КПП торжественно выкатили списанный Ту-16. Самолет поставили на круглый газон в центре площади. Передняя стойка на газон не поместилась и перекрыла половину дороги. Весь день вокруг самолета, как муравьи, бегали технари из Первого и негромко матерились.

Художественный замысел скульптора стал понятен только утром, когда население городка потянулось в гарнизон посмотреть на авиашоу. За ночь техники подтянули хвост самолета к земле и закрепили стальными тросами. И теперь офицеры с семьями с веселым удивлением смотрели на бомбардировщик, гордо устремившийся в небо. И на немолодого человека - видимо, из приглашенных ветеранов Управления, - стоящего на коленях перед самолетом. А человек не замечал празднично одетой толпы. Не видел мальчишек, облепивших хвост самолета. Мешали слезы. То был штурман, пролетавший на этой "тушке" больше двадцати лет.

После этого в Институте начался скульптурный бум. Пятое управление украсило аллею перед входом в авангардной манере - локаторами разнообразной формы. Девятка притащила с трассы трубу телеметрического измерительного пункта, издали похожую на зенитную пушку. Даже батальон охраны припер с полигона какой-то ржавый броневик и с помпой водрузил его посреди караульного городка. И только наше Управление, находившееся на отшибе, не принимало участия в этой суете. Но вот пришло и наше время.

- Место для памятника уже выбрано, - сказал Лукьяненко. - Командир жертвует под монумент половину стоянки своего уазика перед входом. В четвертом отделе на площадке лежит ракета КСР-5.

Подполковник Фомушкин вдруг открыл глаза и шевельнулся.
- Фома каэсэрку с закрытыми глазами собрать-разобрать может, - зашептал мне на ухо Аркадий. - Как автомат Калашникова.

Ну, положим, десятиметровая ракета - не автомат, и ее так просто не разберешь, да и незачем. Но к Фомушкину я проникся еще большим уважением.

- Двигатель с нее уже сняли, - продолжал Лукьяненко, - сейчас насаживают на трубу, вроде постамента. От каждого отдела в бригаду скульпторов выделяется по одному человек. Для выкапывания ямы. От нашего отдела назначаю капитана Печенкина.

Я обреченно вздохнул. Дослужившись до капитана, я так и оставался самым молодым в отделе. Числились у нас, правда, еще два прапорщика, но оба давно были проданы в вечное рабство на строительство спортивного комплекса...

Работа ломом в сорокаградусную жару - удовольствие для мазохистов. Верхний слой асфальта сковырнули довольно быстро и стали углубляться в бетон. Подошел пожилой старший прапорщик, к которому все обращались только по отчеству - Василич. Присел на ограждение, неспешно раскурил беломорину. Мне посоветовал:
- Лом не сломай. Пригодится еще.

Через три часа работы трудовой энтузиазм выветрился окончательно. Появился Федор. Так в части называли помощника начальника штаба - и за глаза, и в глаза. Пришел, видимо, с целью нас подбодрить:
- Ну, мужики, сантиметров пятнадцать уже ведь продолбили. Чуть-чуть осталось - а там и грунт пойдет.
- Не пойдет, - подал голос Василич. - Когда крыльцо строили, весь мусор как раз на этом месте закопали. Там еще с метр бетона и кирпичей.
- Что ж ты раньше молчал?!
- А кто меня спрашивал? - удивился старший прапорщик...

- Сегодня среда, 12 июля... - начал Лукьяненко.
- В Первом Управлении по утрам сверка часов, - шепнул Аркадий, - а у нас - сверка даты.
- Первая попытка возведения монумента закончилась неудачей, - продолжал начальник отдела. - Командир распорядился перенести работы на другую половину стоянки. Один хрен там теперь даже на танке не припаркуешься. Состав бригады прежний...

Асфальт был снят, бетон продолблен, и яма была выкопана уже наполовину, когда мы наткнулись на асбестовые трубы.
- Надо Федора звать, - сказал кто-то.
Федор подошел к яме, заглянул, и выронил сигарету. Глаза его забегали.
- Быстро зарывайте, если не хотите до конца службы объяснительные в Особом отделе писать! Это же ЗАСовская линия связи!..

- Сегодня вторник, 18 июля, - объявил Лукьяненко. - На вчерашнем совещании командир объявил благодарность всем придуркам, расковырявшим территорию перед Управлением, и предложил перенести работы на противоположную сторону дороги - пока не завалилось все здание. Тем более что на этой стороне копать уже негде. Благодарность объявлена по предложению начальника службы тыла за обнаружение водопроводных труб, которые не могли найти с прошлой осени.
- Так что, Григорий, - обратился он ко мне, - компьютер еще подождет.

- Говорят, вам в бригаду нужен еще один сильный программист, - зашептал Аркадий. - Для работы кувалдой.

Прежде чем спуститься вниз, я посмотрел в окно. Среди неровно засыпанных ям и спиленных деревьев черным квадратом выделялась заново заасфальтированная стоянка...

- Ну, наконец-то! - сказал Василич и воткнул лопату в стенку свежевырытой ямы. Верхняя часть стенки покачнулась, поползла и провалилась куда-то в черноту, булькнув на прощание. Все ясно: подземный пожарный водоем оказался чуть ближе, чем было указано на плане.
- Кто Федору пикнет - придушу, - страшным голосом сказал Василич. - Григорий, звони этому гребаному церетели, пусть тащит сюда свою елду. Да пусть поторопится, пока командир с совещания не вернулся!

К приезду командира перед Управлением возвышался памятник. Бригада скульпторов с ломами и лопатами курила в некотором отдалении. Метрах в десяти.

А через полгода Управление переехало в другое здание - поближе к штабу.

Государственный Эрмитаж (сериал).
Это сладкое слово - халява...

1763 год, Санктъ-Петербургъ.

И вот закончилось строительство первой очереди, как сейчас сказали бы, Зимнего Дворца на набережной Невы. Строился Зимний по проекту "великого русского архитектора Франческо Бартоломео Расстрелли". Именно так я прочитал когда-то в путеводителе по Ленинграду в 80-х годах. Ну что ж, русский, так русский. Мода такая была: Россия - родина слонов. Лично видел тогда же табличку на историческом здании в центре: "построено по проекту неизвестного русского архитектора XVIII века". Вот так вот: неизвестный, но всё равно русский.
Э-э, стоп, опять отвлёкся, не туда поехал. Рассказать-то о другом совсем хотел. Так вот, началось строительство Зимнего ещё в царствование царицы Елизаветы Петровны, в 1754 году, и только осенью 1763 года царица, уже Екатерина II (с императором Петром III, ну да тот вскоре оказался не при делах), собралась торжественно въехать в новые аппартаменты. Ага, собралась. Как собралась, так и обломилась. Всё пространство вокруг Зимнего превратилось в огромную стройплощадку, заваленную всевозможным строительным мусором: брёвна, доски, опилки, камни, металлические прутья, засохшая известь, кучи грунта, камней, обломки стёкол, каменных плит, обрывки такелажа - и всё это в циклопических масштабах. И шалаши четырёх тысяч строителей, к тому ж. Не, технологические проходы для подвоза стройматериалов всё же оставались, но вот подъехать к Ушаковскому подъезду или, скажем, к Посольскому, на огромной подрессоренной царской карете , запряжённую в восьмёрку лошаденй ("Езжал-то вечно цугом! (с) Грибоедов") не было решительно никакой возможности. А царице хотелось въехать в Зимний торжественно, с помпой, с пышной свитой, знаменуя этим новый этап в жизни её и всего государства Российского.
Решение созрело быстрое и вполне традиционное. Командное, как сейчас сказали бы: занарядить солдат, выделить им подводы и лошадей. Прикинули: долго слишком получится. Эти авгиевы конюшни не так просто расчистить.
И генерал -полицмейстер Н.А. Корф предложил иной выход. На всех городских площадях и "першпективах" появились царские глашатаи и торжественно зачитали высочайший императорский Указ: всё строительное имущество вокруг Зимнего дворца с завтрашнего утра объявляется ничейным, и всяк, кто пожелает, может забрать его себе. А ведь в Питере не только Зимний строился. Город молодой, строительство идёт бурное. А на стройке всё пригодится. Те же опилки можно в парник засыпать. Та же каменная крошка на засыпку фундамента пойдёт. А палками можно и печку истопить. У хорошего хозяина ничего не пропадёт. И потянулись со всех окраин Питера к центру подводы с людьми. Народец на них сидел разный, мастеровые, крестьяне, нагловатые приказчики, хозяйственные купчишки. И только у всех во взоре светился красноватый огонёк алчности: халява!
Налетай, подешевело! Хватай всё, что плохо лежит. А на кой оно нам? Хватай, потом разберёмся!
Вот такая приватизация в одном отдельно взятом городе. Монбланы отходов и пирамиды мусора к полудню расстаяли, словно и не бывало, а народ продолжал сосредоточенно таскать, подбирать, выскребать. К вечеру, ещё не начало смеркаться, вокруг дворца не то что собрали, а подмели всё дочиста, уже из земли выдергивали присыпанные доски и обрывки канатов, и хищно поглядывали на сам Дворец: может, и оттуда чего спереть? Но вокруг Зимнего предусмотрительно была расставлена охрана.
К концу дня вся территория была выметена и выскоблена, словно на ней поработали курсанты-первогодки. И теперь можно проводить торжественную сдачу объекта в эксплуатацию.
Эта история не придумана, так что не я её автор. А кто тогда? Да сама жизнь автор этой истории. В скрижалях истории всё записано:
(http://www.hermitagemuseum.org/html_Ru/05/hm5_4_1_1.html)