Охота. Слово это заставляет многих учащенно раздувать ноздри и гонять кровь по организму с большей скоростью. Многие увлекаются этим. Многие надевают охотничьи сапоги, камуфляжную куртку и едут за сотни километров в какое-то болото, чтобы излазавшись по камышам, гордо выбросить на берегу маленькую уточку. Азарт. Многие, теряя голову, просто уничтожают дичь. Об охоте говорить можно бесконечно, но... В общем, меня на охоту первый раз вывез в 13 лет. С тех пор я постоянный его напарник. Там, где мы живем, достаточно дорогие боеприпасы. И бывая в больших городах, обязательно заруливаешь в охотничий магазин, даже если нет необходимости, все равно идешь. Оружие посмотреть, новинки. Ну, наверное, понимаете вы меня. Так было и в этот раз. Зашел в магазин, рассматриваю прилавки. В магазине кроме меня еще два представителя братвы. Внешний вид классический. Спортивные штаны, куртки кожаные, бритые головы. Их все видели, зачем на описании зацикливаться? И просили они у продавца что-нибудь такое, ну вот с чего, например, можно было б лося завалить или там кабана, а то они на мелочь не размениваются. И предложил им торговец ни что иное, как винтовку "Тигр" 7,62, гражданский вариант СВД. Парни, наморщив лоб, долго рассматривали оружие. Даже попытались пощелкать затвором и вскинули, типа стреляют. Потом начали донимать продавца вопросами, типа а как она бьет, а какой тут прицел, а на кабана она пойдет? Стандартный набор глуповатых вопросов. Продавцу было скучно, а здесь хоть какое-никакое развлечение. Но всему есть предел. Братки уже явно его начали доставать. И в этот момент последовал основной вопрос: «А сколько в нее патронов влазит?» Торговец скучным голосом сообщает: «Пять». «А больше может поместиться?» - не унимается браток. За это время народу в торговом зале уже прибавилось, и внимание они начинают к себе привлекать. Продавец подсказывает, что существуют увеличенные магазины на 10 патронов. А еще больше бывает? Браток вошел в азарт. Продавец саркастически хмыкая цедит сквозь зубы: « Если тебе 10 патронов не хватит, то, может, дома посидишь, и ехать никуда не следует?» Сарказм был пропущен. Покупатель уже явно вошел в раж. Он весь как-то светясь, начал вещать публике: «У меня как-то кореш на поляне стоял, так на него два лося вышло сразу, волк, косуля, и кабан. Начал стрельбу и патронов не хватило, волк ушел. Вот и спрашиваю, есть большие магазины, а то так еще и у меня патроны кончатся!» Это бурное повествование, сопровождавшееся размахиванием рук и разбрызгиванием слюны, было должно воспринято восхищенной публикой. Кто-то скромно улыбался, кто-то ржал. А маленького роста дед, слушавший все это очень внимательно, старческим дребезжащим голосом спросил у рассказчика: «А что, парень, друг твой в зоопарке охотился что ли, уже и там за деньги разрешают?» Откровенный гогот братков не смутил нисколько, они пообещали вернуться и забрать ствол, в субботу на охоту позвали.

ЗАПИСКИ НЕГОДЯЯ
(продолжение)

ДЕМОН

Когда Х. начал работать сторожем, его радовало все, кроме одного. Вернее, кроме одной. В особняке на первом этаже жила женщина. Ее звали Тамара. Как она здесь появилась, никто толком не знал, но смутные слухи говорили, что она сбежала из деревни, из семьи каких-то сектантов. Прежняя заведующая взяла ее на работу санитаркой. И Тамара прижилась, ночуя в подсобке на первом этаже.
Когда сторож Х. впервые увидел ее, это была женщина бальзаковского возраста (35-40 лет), маленькая, белесая, при разговоре смотрящая в пол, всегда в платке. Атеист Х. уважал права верующих, поэтому старался лишний раз не заговаривать с ней, - мало ли, на что она может обидеться.
Первые ночи их совместных дежурств прошли спокойно - Тамара ночевала на первом этаже, закрывая дверь в свой коридор на металлический стержень, сторож стучал на машинке на втором, в ординаторской. Правда, поначалу он вздрагивал, когда среди ночи Тамара выходила в туалет, пока не привык к тому неприятному факту, что он здесь не один. Но на третье дежурство, когда был поздний вечер, Тамара поднялась по лестнице с подушкой и сказала:
- Я буду ночевать в восьмом кабинете. Не помешаю?
- Да что ты, Тамара, - ответил вежливо сторож, внутренне матерясь. - Это я тебе помешаю, всю ночь стучу на машинке и курю. Не знаю, уснешь ли...
- С Божьей помощью... - сказала Тамара, перекрестилась и пошла устраиваться.
Сторож Х. задумался. Зачем она поднялась? Хочет чего? Но она ведь не должна хотеть греха, - во всяком случае, демонстрировать это желание так открыто. Не ведает, что творит, наверное, там ей просто страшно, да и поняла, что я неопасный мужчина, не пристаю, - подумал он и успокоился.
Так продолжалось несколько ночей. Тамара тихо спала в кабинете с открытой дверью, утром уходила вниз. На всякий случай сторож Х. спросил сторожа У., где спит Тамара в его дежурства. «Как где? - удивился У. - У себя, на первом этаже». Ответ смутил Х. На следующую ночь, когда Тамара поднялась, прижимая к животу подушку, и скользнула в кабинет, сторож на всякий случай закрылся в ординаторской на ключ - возникло легкое беспокойство о намерениях странной санитарки.
Утром он увидел возле двери трехлитровую банку яблочного сока.
- Что это? - спросил он у Тамары.
- Подарок. Вам это нужно, вы же за мир боретесь, - пробормотала она, глядя в пол, и убежала, оставив сторожа думать, за какой из миров он борется.
На следующее дежурство к яблочному добавилась банка томатного. Еще через ночь - сливового. Сторож У., взболтав банку и рассматривая на свет, сказал:
- По-моему, это пить нельзя. Мало ли чего она там нашептала. Выпьешь, сектантом станешь, будете в подсобке вместе жить, молиться на ночь...
Сторож Х. пытался возвращать банки, но все было безуспешно. Он оставлял их дневному персоналу, и соком даже поили пациентов, так его было много. Старшая медсестра начала выдавать Тамаре зарплату частями, чтобы она не спускала всю ее на соки.
Тамара перестала подниматься, снова ночевала у себя, задвигая металлический прут. Сторож, было, расслабился, но однажды ночью на первом этаже раздался удар такой силы, что содрогнулось все здание, и на голову писателю посыпалась побелка с потолка. Он замер и прислушался, пытаясь угадать, что там могло взорваться. Послышались шаги и бормотание Тамары. Жива, - подумал он облегченно. Через час удар повторился, за ним последовал визг. Сторож выскочил в коридор, подбежал к лестнице, крикнул:
- Тамара, что случилось?
- Ничего, - донеслось снизу, и все успокоилось до утра.
Сторож Х. начал тревожиться. В следующее дежурство удары, перемежаемые визгом, повторились три раза за ночь. Сторож уже не выходил из кабинета. Сторож У. переживал вместе с ним.
- Нет, ее нужно опасаться, - говорил он. - У меня картинка валялась, ну я тебе показывал, там девица в одних трусиках нарисована, а из трусиков черт выползает. Так Тамара ее утащила к себе в комнату. Может, она одержимая? Правильно делаешь, что закрываешься. Ну нельзя же в самом деле сделать то, что она хочет. Даже если встанет, - а потом она раскается и зарежет. Ну нафиг...
Наступило лето. Ночной шум прекратился. Днем Тамара была нормальной, она даже улыбалась. Однажды он пришел на дежурство, когда она подметала крыльцо.
- Бог в помощь, Тамара, - сказал он, проходя мимо нее в дверь.
- К черту бога, - сказала она, выпрямляясь. - Я гулять хочу!
- Так гуляй, - сказал он. - Не бойся, никто тебя за это не накажет. Все мы люди...
- А вот нельзя... - сказала она и снова взялась за веник.
Чуть позже, когда солнце садилось за крыши, Тамара мыла окна в кабинетах. Она была без платка, в коротком платьице в зеленый горошек, и без всегдашних хэбэшных колготок. Стояла на подоконнике на коленях, распахнув окно в закат, терла мокрые бликующие стекла, и пела: «Один раз в год сады цветут». Пела свободно, чисто, - так что сторож Х. заслушался, глядя на ее фигурку, обдуваемую летним ветерком, засмотрелся на ее голые ноги, отмечая, как свежо ее тело...
Лето перевалило жару, покатилось под горку, к прохладе, к ранним сумеркам. И все вернулось. Но к ночным крикам добавился пугающий сторожей случай. В стационаре жила кошка. Она неоднократно беременела и рожала, котят раздавали пациентам. Тамара ее не любила, называла отродьем. Однажды утром сторож Х., спустился на первый этаж и увидел на полу цепочку кровавых кошачьих следов, ведущих от двери тамариной подсобки в туалет, через унитаз в открытое окно. Больше кошку никто никогда не видел.
А ночи становились все кошмарнее. Тамара уже не просто визжала, она ревела и рычала, она била дверью с мощью парового молота. Сторож Х. не выдержал, и в очередной приступ ее ярости, заорал, склонившись над лестницей:
- Тамара, задолбала уже, прекрати орать!
- А что вы мне сердце за ниточку тянете! - крикнула она и ударила дверью.
- Утомила ты меня, никакого покоя нет! - крикнул сторож, выходя из себя, и добавил, не найдя ничего поумнее: - Не прекратишь, я сейчас милицию вызову!
- Да пошел ты нахуй, вызывай свою милицию! - завизжала Тамара, ударила дверью и зарычала.
Сторож У. принес на свое дежурство связку дубовых веток, осенял ими тамарину дверь:
- Это должно ее сдержать. Но тут конкретно бесов нужно изгонять. Или просто мужика найти, который ее трахать будет, - вот и весь экзорцизм. «Тамара: Демон, мы одне...».
- Я не буду... - испуганно сказал сторож Х. - Хочешь, сам займись.
- Чтобы потом как кошка, в туалетное окно прыгать на последнем издыхании? Спасибо! Маме сказать, чтоб уволила, - жалко, идти-то ей некуда... Так что терпи, авось ее бог поможет. Слушай, может Грише сказать?
- Чтоб он ее сам задушил? Нет, я лучше потерплю, может, успокоится...
А осенью в стационаре затеяли небольшой ремонт - меняли линолеум. Работали баптисты. У их главного был родной брат-электрик, но странным образом, не баптист. Обыкновенный пьяница, он смеялся над своим братом, но деньги, всегда бывшие в общине, исправно занимал и никогда не возвращал. Как-то раз, блестя глазками, он сказал сторожам:
- А ничего у вас санитарочка. Чистенькая. Вот бы ее...
- Ты ее не трогай, - сказал Х. - У братца спроси, почему нельзя.
- Да знаю я! Мозги у них наизнанку, больные люди! Ни водки, ни бабу чужую, - а жить-то как?
Но как-то раз в дежурство сторожа У. электрик пришел к нему с бутылкой. У. пить отказался, и электрик спустился к Тамаре.
- Я думал, она его не пустит, - рассказывал У., - а она пустила. Я сказал: Тамара, если что, кричи, я услышу...
Но все было тихо. Через час довольный электрик поднялся на второй этаж:
- Закрой за мной дверь. Все нормально, сама дала. Как-нибудь еще наведаюсь. Давно ей мужика надо было, маялась баба, а все попы проклятые!
Сторож У. постучался к Тамаре, спросил, все ли нормально. Она пожала плечами, улыбаясь:
- С Божьей помощью...
И сторож У., подумав: «Ну наконец-то», поднялся к себе, спокойно уснул.
А ранним утром, когда спустился в туалет, увидел, что дверь в подсобку открыта. Заглянул. Тамара сидела на полу под окном, свесив голову на грудь. Она уже окоченела. Веревка была привязана к оконной ручке...
Но долго еще ночами сторожа, покрываясь мурашками страха, слышали на пустом первом этаже тихие шаги и скрип дверей.
А электрику судьба приготовила сюрприз уже через месяц. Но об этом - чуть позже...
(продолжение следует)

ЗАПИСКИ НЕГОДЯЯ
(продолжение)

ФИЛОСОФИЯ УДАЧИ

- Ты осознаешь, что виноват в смерти Тамары? - строго сказал в темноте некто серый. Нет, это не сон, не мистика. Это новый персонаж. Некто - потому что имя дадим только сейчас. Назовем его Серый - он любит серые тона одежды. Да и вообще... Лицо его представить нетрудно всякому, кто видел «Автопортрет» Крамского, - одно лицо. Этим сходством двойник гордился. Как и тем, что родился в один день с Гете. Но талантами обоих прототипов Серый не обладал - не писал ни маслом, ни чернилами. Чем он занимался, есть тайна, хотя, если немного подумать, можно было догадаться. Особенно если учесть, что он изучал дианетику и сайентологию вкупе с психологией и менеджментом. Но это он еще только изучал, - «создавал внутренний микроклимат» по его выражению. А тем временем зарабатывал на жизнь, производя и продавая фотовспышки - конденсатор, лампы, зонтик, - при этом, почему-то считая, что зонтик в качестве рефлектора есть его изобретение. Фотографировал по школам на выпускных, но так педантично целился, шевеля бородой, что половина выпускников входила в историю с закрытыми глазами.
Вот и сейчас в темноте шел процесс проявки и печати очередных школьных «групповух». Сторож Х. согласился помочь Серому, соблазнившись обещанной половиной выручки. Вообще-то Серый никогда не был членом вышеочерченной компании. Учились на одном потоке, никогда не пересекаясь. Просто сразу после армии Х. встретил его на улице, и первый вопрос, который задал Серый, обескуражил: «Ну что, хоть один боевой вылет совершил? Или всю войну на аэродроме просидел?». Слово за слово, и Серый начал встречаться на его пути все чаще. И вот они вместе печатали фотографии.
Сторож Х. предоставил фотографу ночь в стационаре, проточную воду, свет, и свою помощь. Были куплены большие пластмассовые емкости, сделаны кассеты с рядами натянутой лески, вмещавшие десятки листов фотобумаги, и теперь шел завершающий процесс. Журчала вода, вспыхивали поочередно три основных цвета, на ощупь тренированными движениями заряжалась экспонированной бумагой кассета, опускалась в ведро с проявителем.
- Я виноват в смерти Тамары? - переспросил сторож Х. - Ты не путай жопу с пальцем - вину и косвенную причину. И потом, все предопределено. Ты в этом убедился вчера, в пельменной. Как и в том, что ты невезучий. Чистый эксперимент получился, я им горжусь.
Это сторож Х. сказал специально, чтобы сменить тему. Он знал, что невезение - хроническое заболевание Серого, которое он тщательно скрывает от других. И угадал - Серый вскинулся:
- Не передергивай! Вчера проиграл ты!
А что было вчера? Возвращаясь из школы и споря о невезении, они зашли в пельменную на Первомайской. Сторож Х., как это иногда с ним бывало, вдруг неожиданно для себя предложил, чувствуя близость удачи:
- Занимаем очередь, выбирай, где ты стоишь, перед или за мной. На ком пельмени кончатся, тот и невезучий.
- А почему ты думаешь, что они кончатся на ком-то из нас? Какова вероятность?
- Я не думаю, я знаю, - сказал Х. - Где бы ты ни встал, они кончатся на тебе.
Поколебавшись, Серый встал впереди. Когда до раздачи оставался один человек, он обернулся:
- А ты кофе себе пробил? Я тоже пойду, выбью.
И ушел к кассе. Накладывая впередистоящему порцию, раздатчитца крикнула, что пельмени закончились, ждите, пока сварится следующая.
- Ну что, - подошел Серый. - На тебе?
- Такими уловками провидение не обманешь, - засмеялся довольный Х.
- Ну почему же, - заволновался Серый. - Если мне что-то уготовано, а я соскочу на шаг раньше, то это что-то и достанется истинному неудачнику. Логично?
- Схоластика. Я продемонстрировал тебе, что ты по жизни выбираешь неправильные позиции...
Сейчас в темноте спор продолжался.
- Ох, чувствую, зря печатаем, - бормотал Серый. - Связался с тобой, теперь пожинаю. Кажется, пленка слегка засветилась, крышка на кассете косо сидела. Тогда весь труд по этой школе насмарку. И все ты! Отвлекался на восьмиклассниц, веселил их, вместо того, чтобы...
- Чтобы что?
- Да какая разница, «что»! Ты не тот климат создавал, безответственность и неточность сеял, понимаешь? Да, я из староверов, меня шутить не учили, но всему свое время, ты не чувствуешь, как надо себя вести...
Он надолго замолчал. Щелкал фильтрами, менял бумагу. Потом нервно спросил:
- А как брат поживает?
Сторож Х. насторожился: «Брат - моя институтская кличка. Я сижу здесь в темноте. Других братьев, о жизни которых может возникнуть вопрос, нет. Интересно, у кого сейчас Серый спрашивает обо мне? Лао Цзы, блин»...
- Какой брат? - спросил он, слегка приподнимаясь, чтобы успеть среагировать - мало ли что придет в голову шизоиду в полной темноте.
Серый подумал (слышно было его частое дыхание) и сказал виновато:
- Мне надо поспать. Мне нельзя не спать ночью.

Утром смотрели фотографии.
- Я же говорил! - с досадой воскликнул Серый. - Запороли!
- Ничего страшного, - сказал сторож. - Очень даже ничего.
- Как это ничего страшного? На всех снимках прямо по лицам - красная полоса! Нас выпрут в шею и правильно сделают! Нет, я в школу не пойду, репутация дороже денег! Затраты делим пополам.
- А я пойду, - сказал сторож. - И они возьмут фотки за милую душу!
- Ну-ну! Иди, позорься! Можешь все деньги себе забрать. Если хоть рубль дадут. А я с тобой больше не работаю, у тебя энергетика противодействует моей...
Сторож отглянцевал снимки и отправился в школу. Завуч с пачкой денег в руке склонилась над разложенными на столе фотографиями, долго смотрела, потом неуверенно спросила:
- А что это на лицах красное?
- А это вам повезло, - сказал сторож. - Снимали-то на закате, вот солнышко и попало. Прощальный луч, так сказать. Теплые снимки получились, с подтекстом...
- А, правда, - заинтересованно кивнула завуч, - настроение такое... грусть и надежда... Аж плакать хочется. Спасибо вам, ребята, приходите на следующий год!

ТРИ ПОРОСЕНКА

...Знаменитые вопросы «кто виноват» и «что делать» возникают уже потом. А сначала умный юноша придет к Сократу и спросит совета. Сократ ответит: как ни поступай, все равно пожалеешь. Потом Сократа за такую правду приговорят к цикуте, но юноше-то от этого не легче, он уже страдает, как было предсказано...
Примерно так глумились сторожа над желанием Серого жениться. Особенность была в том, что желание существовало, но постоянный объект отсутствовал. Угрюмому бородатому субъекту в наше свободное время, если он не обладает определенным состоянием, почти невозможно найти пару, - да еще согласную на следующие условия:
- Я не умею шутить, поэтому женщина должна клюнуть на мой ум.
- У меня ничего нет, потому что нет стимула. Пусть родит продолжателя рода, и я начну зарабатывать.
- Правы азиаты. Женщину надо держать (здесь кулак сжимается до дрожи) за пи#ду (автор может выговорить любое слово, но не устами этого героя).
На обсуждении этого пункта программы сторожа не могли сдержать смех, представляя действо в лицах и других органах..
Несмотря на врожденную староверческую серьезность, кандидат временами преодолевал первый барьер, но мы подозреваем, что не с помощью ума, а благодаря громыхающему «Москвичу-2140» (ощущение, что кузов велик его шасси), выросшему из горбатого «Запорожца» через ржавую «копейку». Девушка, рискнувшая внести свой зад в пахнущую бензином телегу, с ее ездоком, явно бежавшим из утра стрелецкой казни, уже рассматривалась как объект. Предварительный тест длиною в поездку завершался приглашением домой, но тут частый облом внес свои коррективы - нужен промежуточный этап. Прогулки отбрасываем сразу, поскольку нужно говорить и даже шутить. Рестораны и другие заведения отменяются, потому что кандидат беден или жаден (это мы еще выясним). Оставалось беспроигрышное - отвести девушку к веселым друзьям в особняк на ближайший праздник - как в театр.
И все-таки он не столько беден, сколько жаден. Пока друзья развлекают девушку (А вы кто по знаку? Рыба? Чудесный, загадочный знак, под его знаком, извините за тавтологию, прошли крайние 2160 лет, истекают буквально последние месяцы, и то, что вы здесь - это опять же знак!), - пока они ее развлекают, Серый сосредоточенно чистит и ест принесенные им апельсины. Сторож И., не участвующий в развлечении, пьет водку и мрачно смотрит на растущую гору оранжевых шкурок.
- Девушке хоть один оставь, ухажер, - говорит он с неприязнью.
- Девушке я торт купил. И потом, ей не до апельсинов, - видишь, как ее осадили. К тому же у Брата по программе - танцы...
И в самом деле, пора приступать к главному мероприятию. Время, судя по раздувающимся ноздрям сторожа И., поджимает. В нашем распоряжении - идеальные условия. Темный коридор, подсвеченный из открытой двери ординаторской, магнитофон и кассета со специально подобранной музыкой для медленных танцев - Крис Ри, Энигма, Мишель Фарма... Раз мы призваны развлекать даму, то ни перед чем не остановимся...
Сторож Х. ведет ее по коридору, едва касаясь талии. Он знает, что темнота, вкрадчивая музыка, тончайшие прикосновения делают свое дело. Он близко, так близко, что тепло его щеки касается тепла ее. Он вливает ей в ухо яд:
- Танец - это много больше, чем думают многие. Это разрешенная близость, объятья, прикосновения. Вот смотрите: я, совершенно незнакомый, могу провести пальцами так (скользит под блузку), так (скользит выше по голой спине, по лопаткам, до влажных подмышек), - и все это, заметьте, элементы танца (скользит вниз по бокам). Как и этот... - он касается губами ее уха, отслеживая пальцами ее участившееся дыхание, чувствуя, как она неуловимо, но явственно подается навстречу...
- Ну хватит уже! - неожиданно рядом возник Серый. - Дай другим потанцевать...
- Погоди, хоть песня закончится, это невежливо, в конце-то концов!
- Что ты как клещ вцепился? Хватит, все! - Серый за плечи оторвал девушку.
«Типа, дальше я сам?» - хотел насмешливо сказать сторож Х., но сдержался, и, сунув для прикрытия обе руки в карманы, вошел в комнату, где двое других пили водку.
- ...С другой стороны, вроде это и нехорошо, - сказал он, садясь. - Соблазнять чужих девушков...
- Дак он же знает, зачем сюда ведет, - пьяно возмутился У. - Все апельсины сожрал при том!
- Щас, - сказал И., заглатывая стопку. - Щас я ему устрою театр, бля... Безо всякого насилия, сплошной психоанализ...
- Нет, ты мне скажи, Серый, - начал он, когда пара вернулась за стол, - ты зачем вообще сюда ходишь? Здесь же над тобой издеваются, ну не твоя это компания. Ты - мазохист?
- Нет, - сказал храбрый после впрыска в кровь тестостерона Серый, поглаживая руку девушки. - Я - наблюдатель. Наблюдаю трех поросят, укрывшихся в этом доме от жизни...
- Не ты ли тут волк? - сказал И., поднимаясь.
На столе стояла тарелка с маленькими бутербродиками - крекеры, паштет, кружок огурца, - нехитрая закуска, произведенная девичьими руками. И. взял тарелку, неуловимым движением фокусника взмахнул и поставил обратно. Уже пустую... Через мгновение на стол и на головы начали падать крекеры, паштет, огурцы. Все посмотрели вверх. Там, на трехметровой высоте, к белому потолку прилипли три огуречных эллипса (они провисят там год до ремонта).
- Ой, как здорово... - неуверенно сказала девушка, робко улыбаясь и натягивая на колени юбку.
- Гриша... - оторопело сказал сторож У., снимая с уха паштетную жижу. - Ты всегда непредсказуем. Я всегда жду, но это всегда неожиданно...
Быстро соображая, сторож Х. понял психологический этюд И. - все, что падало на головы и висело на потолке, было куплено Серым, - и сейчас, по замыслу экспериментатора, жаба должна была подвигнуть скупого на решительные действия.
Серый вскочил и открыл рот. Но И. был стремителен и непрерывен. Он поднял полную стопку и точным кистевым броском плеснул водку через стол в рот и бороду противника.
- А теперь закуси! - крикнул он. - Поросята, говоришь?!
На столе еще оставался нетронутый, весь в розово-зеленых кудряшках крема, торт. Ловко поддев коробку ладонью как лопатой, И. вознес ее над столом...
- Нет! - крикнул сторож Х., вскакивая. Он представил прилипший к потолку торт. - Мы же еще чай не пили!
С другой стороны стола через диван к торту прыжком вратаря уже метнулся Серый.
- Не мешай, Брат! - И. вытянул свободную руку и легонько толкнул сторожа Х. в грудь. Сторож Х. отступил на шаг, но сзади был стул. За ним еще два. Когда, откувыркавшись, он поднялся, у окна боролись двое. И. обхватил Серого за шею сгибом локтя и гнул его к столу, уводя торт из зоны досягаемости машущих рук. Девушка, забившись в угол дивана, с восхищением смотрела на пыхтящую композицию. Наконец И. выбрал зону, свободную от рук побуревшего Серого, и взмахнул тортом...
Сторожу Х. показалось, что И. хочет нахлобучить торт на голову Серого, но И. задумал более эффектное. Он взмахнул коробкой, переворачивая ее в воздухе, и со всей силы метнул торт кремовым лицом в пол. Однако приставленный лбом к столу Серый, выкатив глаз, успел увидеть, - он выставил руку, и торт шлепнулся в его ладонь. Несколько секунд они стояли, раздавливая бисквит с кремом между ладонями. Когда все куски попадали на пол, И. отпустил голову врага и толкнул его на диван.
- Извини, Брат, - сказал он. - Я сейчас помою...
- По тебе тюрьма плачет, кабан, - сказал Серый, очищая рукав от крема. - И психушка...

...Пока Серый заводил машину, в бешенстве скрежеща стартером (его техника всегда чутко реагировала на состояние хозяина), сторож Х. стоял на крыльце с девушкой.
- Весело у вас, - сказала она. - Вы такие интересные ребята...
- Это все чисто по-дружески, не подумайте плохого. Разрядка такая. И приходите почаще. Просите кавалера, чтобы привозил.
- А что мне кавалер? Я девушка самостоятельная. И потом, вы мне теорию танца не дорассказали...
(продолжение следует)

МУХА future

Уже не помню кто, но кто-то явно недоброжелательно настроенный к нашей семье подарил матушке мухобойку. Причем ее внешний вид меньше всего походил на предназначение вышеозначенного девайса.

Похожая на теннисную ракетку для большого тенниса, с толстой ручкой и горизонтально натянутыми струнами она удобно ложилась в руке, и создавалось впечатление, что мухи только от одного ее вида должны были мочиться на лету и терять сознание от неотвратимости встречи с этим агрегатом.

Аццкое предназначение антимушинного оружия заключалось в ниибическом разряде (как было написано в мануале), проходящем по струнам. Инициировался сей разряд кнопкой на ручке. То есть, как гласил мануал, надо было дотронуться до мухи и нажать кнопку, и тогда справедливая кара в виде бога Электро постигнет осквернительницу пищи, мебели и свежей рыбы.

Взяв ее в руку и пару раз взмахнув для разминки, я начал пристально вглядываться в воздушное пространство кухни, выискивая цель. Мухи, которые до этого, корча рожи, летали в большом количестве, куда-то все испарились. То ли обед у них настал, то ли банально испугались, но мои крики, скаканье по кухне и махи руками не заставили подняться в воздух ни одно насекомое.

Несколько удивленная, но радостная такса скакала вместе со мною. Псина, увлекшись развлекухой, потеряла ощущение границ и со страшным грохотом врезалась лбом в кастрюлю, стоящую на полу, чем спугнула мирно дремавшую в углу жирную муху.

Зевнув, муха оглядела кухню, расправила крылья и неторопливо полетела куда-то в другой угол.

Я насторожился. Палец дрожал на кнопке мухобойки, как палец ковбоя на спусковом крючке Смит&Вессона. Пространство сузилось и стало размытым. Взгляд четко сфокусировался на цели, которая, тряся жирным брюхом, безмятежно рассекала кухонное пространство.
Инстинкт дикого хищника сказал: Пора! - и я, взметнувшись под потолок как комнатный Бэтмен, вытянув руку с мухобойкой, полетел к цели.

До цели оставалась пара сантиметров, когда закончился импульс прыжка, и я, потеряв скорость, вошел в штопор и рухнул на любопытную таксу.

Идиот! - сказала такса и убежала в дальний угол, откуда стала маячить мне глазами на летавшую муху.

Следующую атаку я подготовил более тщательно. Толчок, бросок, муха коснулась струн, треск, искры в разные стороны и раскоряченное как модель Камасутры на девятой странице насекомое грохнулось на пол.

Аааааа!!! - от удачной охоты в два голоса заорали мы с таксой и кинулись к трупу поверженного врага.

Но как оказалось, враг был не сильно повержен, и не успели мы подбежать к, как мы считали, хладному трупу мухи, как она, резво оттолкнувшись от пола, взмыла вверх и стала хаотично кружить по кухне. Твою в телегу! - такса удивленно посмотрела на меня.

Я, вспомнив тот сноп искр, которые летели из мушиных глаз, несколько усомнился в могуществе бога Электро, но для чистоты эксперимента решил еще разок шибануть искрой в мухину задницу.

Муха, начав подозревать нас в излишнем внимании к своей персоне, летала по уж совсем не поддающейся расчету траектории, поэтому, плюнув на засадную тактику ведения войны, я решил пойти в атаку.

Размахивая этой ракеткой-мухобойкой как Курникова, в панике отбивающаяся от пчел, я скакал по кухне, пытаясь зацепить насекомое, которое на сверхзвуковой скорости умудрялась за четверть секунды пять раз облететь кухню. Я же за эту четверть секунды делал только восемнадцать движений ракеткой и девять прыжков, причем семь из них по такой же замысловатой траектории, по какой летала муха.

Родители, жена и дочка, предчувствуя что-то, осторожно выглядывали из соседней комнаты, а на кухне со скоростью фрикций птичек колибри носился я, оглашая пространство матами, а где-то в ногах бесновалась доведенная моими ритуальными плясками, такса.

Муха опрометчиво притормозила, оглянулась назад, и тут я накрыл ее мухобойкой. Опять раздался треск, посыпались искры, и со стоном - ну, пля, ну сколько можно?! - муха второй раз грохнулась на пол и затрясла ножкой в агонии. А может быть, в экстазе.

Ну нет, второй раз я не лоханусь, надо добить дичь, думал я, протягивая карающий меч в сторону лежащего на спине насекомого. Как назло, в этот момент такса подумала тоже самое, но за неимением в руке мухобойки, решила просто сожрать муху и сунула свой любопытно-коричневый нос в аццкий девайс, которым я накрыл лежащее мухообразное.

Громкий треск и вылетающие из ноздрей искры настолько озадачили таксу, что она ломанулась на диван, и в глубокомысленной позе древнего философа принялась размышлять о носе, извергающем искры.

Муха прекратила дергать ножкой и зашевелила крыльями. Я секунду смотрел на ее неуклюжие попытки расправить белые крылья, потом закинув мухобойку на шкаф, снял тапок - древнее, но по-прежнему безотказное оружие наших предков...

На диване такса одобрительно качала головой.

© Copyright: Серега Кобах, 2006

Размещено с согласия автора

ЗАПИСКИ НЕГОДЯЯ
(продолжение)

СНЫ СТОРОЖА

Если уж заговорили про непробудный сон, продолжим тему. Заголовок выглядит преступным - какие сны могут быть у сторожа Х., если он поставлен бдить и бодрствовать? Но сегодня не его дежурство, и поэтому он крепко и спокойно спит. Впрочем, «спокойно» - не совсем правильно, - ему снится тревожный сон...
Он видит стационар в темных тонах. Стационар огромен, коридоры его бесконечны, где-то в очень дальних кабинетах мерцают огни, на стенах колеблются тени, словно и не электрический свет, а костры горят в этих кабинетах. В коридорах бродят звуки - кто-то воет, хохочет, плачет... Сторожу страшно. Он ищет Шамиля, но его нигде нет. Сторож выходит на улицу, но и здесь непривычный беспорядок - какая-то каша снега с глиной, ямы, тьма... Сторож мечется в поисках, и сталкивается с Шамилем. Он только что вышел из подвала. Он в длинном плаще с капюшоном, закрывающем глаза, в руках - лопата наперевес. А на штыке - кровь и клочья шерсти.:
- Собачку вот зарубил, - говорит Шамиль. - Выла, спать мешала...
И улыбается так, что сторож Х., попятившись, падает в яму и просыпается от ужаса.
Это была ночь с субботы на воскресенье. Утром сторож Х. пришел сменить сторожа У.
У двери стояла та самая лопата.
- Зачем штыковая здесь? - с подозрением спросил сторож Х. - Лед ковырял?
- Да ночью проснулся от жуткого воя, - сказал сторож У. - Спустился в подвал, а там кот - или кошка - уже не поймешь, вся проказная, лысая, в коростах, сидит, воет. Вроде и тихо, но монотонно, утробно. Умирает. Как все-таки животные от нас отличаются. Пришло время умереть, спокойно принимают, истерик не закатывают. В глаза мне смотрела и чревовещала. Решил помочь ей - пошел, взял лопату, спустился. Она уже не воет и не убегает, смотрит на меня. Постоял, постоял, и ушел. Не смог. Больше не выла. Сейчас посмотрел - нет никого, ушла...
- А мне сон сегодня приснился, - сказал сторож Х. - Только там вместо кошки была собака. И ты ее убил. Интересно, кто из вас двоих мне врет - мой вещий сон или ты?

НА КРЫЛЬЯХ НОЧИ

Эта история - переходное звено от внутреннего к внешнему. Если изъясняться языком китайской «Книги Перемен» (тоже не случайный персонаж в нашем повествовании), то это момент превращения верхней черты нижней триграммы в нижнюю черту триграммы верхней (тут смайл для тех, кто намеревается ругаться). Если же вернуться к простым словам, то мы посмотрим, как сон одного героя сочетается с грубым воздействием внешнего мира на голову другого.
...А был апрель, его 17-е число 93-го года. В этот день шесть лет назад с героем Х. произошел случай, который (если бы судьба довела его до логического завершения) стал бы последней историей в жизнеописании. Только писал бы те истории автор уже в ином мире. Но сейчас, в апрельскую ночь, сторож Х. конечно не думал, что находится в той же точке орбиты, однако шесть (полная гексаграмма, возвращение!) витков спустя.
Он шел на дежурство с удачного свидания и улыбался. Вы думаете, что радость на его лице была обусловлена приятными воспоминаниями о только что случившемся? Отчасти, но не в полной мере. В основном радовало то, что была весна, а в запасе - несколько часов ночи, чая, сигарет, стука пишущей машинки. Правда, беспокоила одна маленькая заноза: в особняке сейчас был сторож У., который использовал отсутствие сторожа Х. для своего свидания. Он предупредил, что останется ночевать - мама не любит, когда он приходит поздно и неровно продвигается по коридору к туалету. Хорошо, если он уже проводил девушку и спит, - думал сторож Х., - лишь бы не подмочил мое вдохновение своим нескончаемым крепким чаем...
К ночи подморозило. Он опустил уши своей «финки», поднял воротник уже потертой и местами порванной армейской «шевретки», и ломал шагами хрустальные пластины луж, вдыхая холодный воздух весенней ночи. Он шел, глядя прямо перед собой и наблюдая, как от фонаря к фонарю растет и убывает его тень. Лед под его шагами громко хрустел, и сторож вздрогнул от неожиданности, когда по бокам его тени вдруг выросли еще две.
Что подумал он в тот момент? Здесь память начинает барахлить, но мы еще успеваем услышать: «Обернуться? Нет уж, подумают, что я испугал...».
Тут потеряно «ся», как вы поняли, - оно просто не успело, потому что в этот момент к его макушке что-то тихо прикоснулось. Именно тихо, как будто ребенок пальчиком тронул. Но это был дьявольский ребенок - от его невесомого прикосновения исчез мир и сам сторож. Нет, он еще увидел яркую вспышку, стал маленьким и бесконечно далеким, услышал чей-то далекий крик: «Ааааа!», и ласковый голос: «Тихо-тихо-тихо...», и почувствовал, как его подхватывают под далекие чужие руки, потому что далекие бесчуственные ноги еще бегут, уже заплетаясь, и их медленный бег кому-то нужно направить в нужную сторону...
...Щеке было холодно и мокро. Он открыл глаза и смотрел на льдистую плоскость, уходящую из-под щеки вдаль. Вдали светил синий фонарь. Холод разливался по телу, в голове горела боль. Приподнялся, морщась от боли в макушке. Что-то звякнуло, он посмотрел, - на снегу лежала связка его ключей. Куртки на нем не было. «Идиоты, - подумал отрешенно, - она же старая, рваная уже. Изуродовали добрые люди, но ключи оставили - и то хорошо». Вдруг всплыли чьи-то слова: «Готовченко. Пушку убери, не понадобилась». Встал осторожно, с болью вздохнул, ледяной воздух проник через вязку тонкого свитера.
Шел, ускоряя шаги, потом побежал. Нарастала ярость. Обидно, что лиц не видел. Будут теперь встречать, смеяться про себя. Ну, где вы там, бесы-мстители, раз ангелы-хранители проспали, - устройте этим уродам страшную казнь сию же минуту, я оскорблен! Нет, они должны знать, кто и за что! - поставьте их передо мной, и я порву этих сук голыми руками!
Встречная парочка шарахнулась от бегущего человека в легком свитере. «Трудовые резервы, бля», - подумал он, аллюром вбегая в арку.
Окно в ординаторской светилось, отпугивая грабителей в отсутствие хозяина. Он постучал в дверь громко и требовательно, зная, как крепок сон сторожа У. Ждал, переводя дыхание. Тишина. Стучал снова и снова, потом пинал, потом долбил пяткой, потом орал и кидал в окно снежки. Замирал и прислушивался. С тревогой подумал, что на его шум с улицы прибежит милиция, начнет заламывать руки и бить по почкам. Плюнул и пошел вдоль здания. Проваливаясь по пояс в нетронутый снег, добрался до забора, перелез на территорию трикотажной фабрики, которая примыкала к стационару. «А здесь вохра, запросто могут пристрелить», - подумал равнодушно, дошел до водосточной трубы и полез на второй этаж - окна первого были забраны решетками. «Только бы окно было открыто, - думал, карабкаясь, - а не то разобью нахуй!».
Проснулись ангелы-хранители и открыли шпингалеты (вернее, они там не закрывались, потому что сторожа часто курили в это окно). Сторож Х. толкнул старую деревянную раму, и она открылась.
Это была палата с кроватями. Прямо перед сторожем Х. на второй кровати от окна лежало под одеялом тело сторожа У. Оно храпело.
- Ах ты, скотина глухая! - заорал сторож Х., поднимаясь с колен на подоконнике. - Ты почему здесь спишь?!
Сторож У. поднял голову и с ужасом смотрел на черный силуэт в контражуре света прожектора «трикотажки». Потом крикнул тонким голосом:
- Кто ты?!
- Я те покажу, кто я! - рычал сторож Х, спрыгивая на кровать под окном, взлетая, как на батуте (шапка взмахнула ушами), и с копытным стуком приземляясь возле кровати сторожа У. - Я тебе покажу, как дрыхнуть, когда меня убивают!..
Сторож У., не дожидаясь приземления сторожа Х., отбросил одеяло, вскочил и выбежал в коридор. Он в три прыжка достиг ординаторской и попытался закрыть за собой дверь. Они тянули с двух сторон, и сторож Х. кричал, уже смеясь:
- Успокойся, это же я!
- О господи, это ты? - наконец отпустил дверь сторож У., опознавая. - С ума сошел, что ли? Я ж чуть не умер от страха! Нахрена в окно-то? Ну и шуточки у тебя! В дверь постучать не мог?

(продолжение следует)