Просто маленькая командировка?

Конец 80-х. Осень. Лечу на какой-то "Аннушке" из Мурманска в Архангельск. Неожиданно для себя и начальников откомандирован на завод в экипаж ремонтирующегося корабля. Наш экипаж готовится к боевой службе, и мой отъезд нелогичен по всем статьям. Но флот славится отсутствием логики в некоторых случаях, и командир, повозмущавшись, приказывает лететь, обещая выдернуть меня обратно при малейшей возможности. Место рядом занимает красивая импозантная женщина лет сорока, тогда казавшаяся мне, свеженькому старшему лейтенанту, уже почти пожилой. Зовут ее Ирина Владимировна, хотя она настойчиво просит звать ее Ириной. Она возвращается из отпуска, напоследок заехав к дочери, учащейся в Мурманском пединституте. Всю дорогу мы мило беседуем обо всем на свете, она угощает меня бутербродами, я рассказываю "мохнатые" анекдоты и всякие флотские байки. Пара часов ничего не обязывающего дорожного трепа между случайными попутчиками. В аэропорту Архангельска мы также мило прощаемся и я отправляюсь на автобус в Северодвинск. Я здесь не первый раз, еду на Ягры, в бригаду, так как-то сразу нахожу командира, которому представляюсь и который не меньше моего удивлен моему приезду. Тем не менее, мне выделяют койко-место в общежитии на Корабельной, подселяя к какому-то лейтенанту-штурманенку. На следующий день уже к обеду мне делают пропуск на завод, и после построения в цеху механик почесав затылок, выдает мне примерно такой текст:
- Хрен знает, зачем тебя прислали, старлей, мой управленец через неделю выходит из отпуска. Обратно поедешь. На вахту тебя ставить не будем. А пока давай-ка я тебя? Так. Придумал. Даю список несекретной эксплуатационной документации, которая у нас есть, дуй в заводской отдел главного механика, оттуда давно просят человека, сверяй наличие, составляй список утерянных на восстановление, по возможности, снимай копии.
Козыряю. Получаю папку со списками и отправляюсь искать этот самый отдел. Нахожу. Оттуда меня отправляют в другой отдел, непосредственно занимающийся этими бумагами. Большое помещение, десяток больших столов, за которыми восседает женский коллектив всех возрастных категорий. Меня встречают дружелюбно и даже кокетливо. Представляюсь. Получаю в ответ десяток имен, которые естественно, сразу не запоминаю. Выделяют небольшой столик где-то в углу, начинают угощать чаем, всевозможными коржиками и печенюшками, разве только по голове не гладят и не лезут целоваться. Все очень по домашнему и душевно. До вечера пытаюсь разобраться со списками, получается не очень, но постепенно дело налаживается. На следующее утро после построения снова прихожу и снова закапываюсь в документы, уже более плодотворно, благо, все дамы очень доброжелательны и помогают, чем могут. Так проходит весь день, к вечеру тащу на корабль гору папок с готовыми документами, заказанными вчера и распечатанными на каких-то чудо машинах в другом отделе. Механик доволен. Разрешает брать билет обратно на следующий вторник. Если учесть, что сегодня четверг, задержусь здесь как обещано. Возвращаюсь в отдел и попадаю на легкое празднование дня рождения одной из сотрудниц. Тортики, пирожные, вино и коньяк и всего несколько мужчин, и один военный мужчина, я. Душевно посидели, поговорили, покурили на лестнице и разошлись.
Пятница. Прихожу как всегда. Начинаю работать с документами. И тут авария. В углу комнаты за небольшой ширмой находится раковина. Руки помыть, воды набрать. Одна дама, мыла чашки и с ее слов, умудрилась каким-то образом свернуть кран. Течет сильно, но, слава богу, не фонтанирует. Женщины, как положено, зовут на выручку единственного мужчину, имеющегося в наличии, то есть меня. Иду. Начинаю осматривать место происшествия и обнаруживаю, что сам кран не течет. Просто за краном после стояка не труба, а шланг, затянутый проволокой и закрашенный лет сто назад. Он и треснул от старости лет и теперь вода сифонит из-под раковины на пол тонкой, но уверенной струей. Вода холодная, на мое счастье. Не горячая. Говорю собравшемуся коллективу, что сейчас перекрою холодную воду и им надо вызывать слесаря, наклоняюсь, и в этот момент, одна из женщин от досады хлопает рукой по железной раковине и шланг раскрывается по всей ширине. Я получаю мощный удар водой в лицо, но все же не отступаю, лезу под раковину и заворачиваю кран на стояке. Вода перестает поступать в комнату. Я же мокрый, как цуцик, насквозь. Естественно, все женское сообщество начинает охать и ахать, но осмысленно и в правильном направлении. Дело в том, что в комнате есть еще один отдельный кабинет. Начальницы. Она в отпуске до понедельника. Мне выдают нашедшийся у какой-то из дам женский халатик, несколько полотенец и отправляют к ней в кабинет переодеться, разложить вещи по батареям и ждать, пока они высохнут. В кабинете присутствует диван, на который я и забираюсь с ногами, ибо вода проникла даже в туфли, так что я сижу босой, в розовеньком женском халатике с рющечками, надетом практически на голове тело. Дамы, приносят мне несколько бутербродов, грамм двести спирта, чтобы не простудился, и всем коллективом убывают на какое-то собрание, с их слов, на час-полтора, не более. Я употребляю спиртное. Закусываю. И почти мгновенно становлюсь пластилиновым. Растекаюсь по дивану и самым банальным образом засыпаю.
Просыпаюсь резко от громкого и сильно раздраженного женского крика. Причем спросонья вскакиваю на пол, маломерный халат распахивается, являя миру мужские трусы производства орехово-зуевского ХБК в сиреневый цветочек.
- Это что еще такое!
Пока навожу резкость, приходит понимание, что голос знакомый. На пороге кабинета стоит моя попутчица Ирина Владимировна. В строгом костюме, с юбкой ниже колен, белой блузкой и едва приталенном пиджаке. Это она, только не в авиационно-отпускном варианте, а в руководящей шкурке. Ну и я, стоящий перед ней, понятно в каком виде. И тут визуальное опознавание начинает работать и у нее в голове, и она очень удивленно на пару тонов ниже спрашивает:
-Павел? Вы?
Я киваю в ответ. Она оглядывает меня с ног до головы с каким-то восхищенно - озабоченным взглядом, а потом закрывает за собой дверь, садится на стул и говорит.
- Запахнись уж и рассказывай, что тут происходит?
И я рассказываю все, благо ничего криминального нет. Она долго смеется. Ирина и на самом деле начальница этого отдела, и на самом деле должна была выйти на работу только в понедельник. Но сегодня ее срочно вызвали к начальству, после чего она заглянула и на свое рабочее место. Но оказалось, в отделе пусто, а в ее кабинете на диване спит ее попутчик по самолету, причем полуголый и в женском халате.
Когда личный состав отдела вернулся с собрания, дамы потянулись проверить, как я там сохну и были сильно обескуражены тем, что я непринужденно беседую с их начальницей, закинув свои волосатые ноги одна на другую, при этом потягивая чай и дымя сигаретой. Действия своих подчиненных Ирина Владимировна одобрила, и благодаря ее стараниям, был даже найден утюг и были отутюжены мои брюки и отглажен покоробившийся от воды мундир, так что шел я в гостиницу огурец огурцом.
Улетел я в Мурманск, как и обещал механик, во вторник. А за понедельник женское сообщество отдела немного напряглось и к вечеру выдало мне нагора все документы, которые мне поручили сделать на корабле. Причем по собственной инициативе. Пришлось даже вызывать погрузчик, чтобы доставить всю эту библиотеку по месту назначения. В итоге все остались довольны, механик расщедрившись, плеснул мне шила во флягу на дорожку, дамы устроили небольшие прощальные посиделки с домашними пирожками и легкими напиткам, а Ирина Владимировна договорилась с кем-то из своих знакомых, чтобы меня утром отвезли в аэропорт. И когда, примерно через год, наш экипаж оказался в Северодвинске, я знал, куда мне надо забежать на заводе, чтобы меня напоили чаем и угостили чем-то вкусным.

Мимоходом. Акванавты.

Середина октября. Оленья губа. Я уже пару недель, как прибыл на Север после выпуска и первого лейтенантского отпуска и занял штатную должность инженера группы дистанционного управления и по совместительству командира 10 отсека. И даже успел выйти в море с другим экипажем на два дня в виде неумелого и бесполезного балласта. Мой экипаж в отпуске, и все время мне приходится проводить в казарме, с матросами и немногочисленным количеством мичманов и офицеров, присматривающих за личным составом. Старшим в экипаже капитан-лейтенант Пяткин Сергей Васильевич. Седой с обильной залысиной, обрамленной редкой всклоченной растительностью, лицом ветерана Халхин-Гола и древними затертыми погонами, но с вышитыми звездами капитан-лейтенанта на плечах, киповец Пяткин был олицетворением настоящего «пятнадцатилетнего капитана». Служил он давно, и по слухам, на срочной службе даже входил в 1968 году в Чехословакию, чего сам Пяткин, как не подтверждал, так и не опровергал. Он вообще был мужчиной несловоохотливым, очень спокойным и неторопливым. Пока экипаж отдыхал на Большой Земле, меня Пяткин не тиранил. Отправил, по приказу штаба в море, а когда я вернулся, свою позицию в отношении меня озвучил просто и коротко.
- Пока наши гуляют, устраивай свой быт. Потом времени не будет.
Я этим пользовался, но не злоупотреблял. К тому же на базе нас кормили, что было немаловажно. Кормили тогда на берегу вполне прилично. И частенько, я сначала обедал, а потом под благовидным предлогом сбегал в Гаджиево, чтобы дома не тратить впустую время на готовку. И вот как-то раз, после выходных мы отправляемся на обед. В береговом камбузе Оленьей губы, нам накрывали три стола, на четверых каждый. За первый садился Пяткин, еще два старлея и я. За остальные мичмана. Так накрывали каждому экипажу. Один большой ряд столов для мичманов и офицеров. Экипаж был в отпуске, поэтому нам хватало и трех. И вот приходим мы, а в зале, рядом с нами появился еще один длинный ряд столов, которых не было еще в пятницу, и за которым никого не наблюдалось.
И вот сидим мы, употребляем гороховый суп, и вдруг на входе вырисовывается какой-то капитан 1 ранга, в одном кителе, с фуражкой под мышкой и зябко поводя плечами устремляется к самому первому столу. И я неожиданно замечаю у него на мундире звезду Героя Советского Союза! Удивиться я не успеваю, как рядом с ним, за этот же столик опускается еще один Герой Советского Союза, правда в звании капитана 2 ранга, а затем за соседний столик еще один... И вскоре весь этот новый ряд столок заполнили офицеры, почти все старшие, среди которых затесались пара капитан-лейтенантов. А Героев я насчитал человека четыре, точно. И что меня поразило, что мои соседи по столу, на факт появления такого количества офицеров с высшими государственными наградами, практически не отреагировали, в отличие от меня, взиравшего на это собрание, чуть ли не с открытым ртом. И тогда я наклонился поближе к Пяткину, и шепотом спросил у него:
- Сергей Васильевич... а кто это такие?
Пяткин, продолжая флегматично орудовать ложкой, ответил не сразу. Положил ложку. Вытер салфеткой губы.
- Акванавты. Дивизион Омельченко. На выход из Ленинграда прилетели. Их в офицерскую общагу селят всем экипажем.
Я кивнул, в знак того, что услышал, хотя мне его слова ничего не сказали.
- Сергей Васильевич, а чем они занимаются?
Пяткин исподлобья посмотрел на меня.
- В море ходят, как и мы...
Помолчал и добавил.
- Знаешь лейтенант...лучше тебя снимут ночью с жены командира, с трусами битком набитыми секретными документами, чем поймают с расспросами, чем они занимаются... Поверь мне. Не рискуй.
И замолчал, пододвинув к себе тарелку с вторым блюдом.
Я и не рискнул. Столь красочное сравнение, здорово запало мне в голову, и я все годы своей службы никогда специально не пытался специально узнать, за что дают Героев в мирное время, пока само время трагично не повернуло так, что о них, стали писать в газетах и рассказывать на телевидении...

Кстати, насчет эпидемий.

В ту же приснопамятную поездку в дом отдыха «Щук-озеро» с личным составом после боевой службы, случилась еще одна забавная история, не рассказать о которой, было бы должностным преступлением и оскорблением одной важной составляющей боевого потенциала Военно-морского флота. Но, обо всем по порядку.
Матросы в доме отдыха, даже после трехмесячной автономки, из рядов военнослужащих временно не вычеркиваются. Естественно, они отдыхают, валяются в койках, гоняют в футбол и волейбол в спортзале, читают книги, смотрят кино и плещутся в бассейне, но при этом ходят строем, стоят дневальными в казарме, присутствуют на вечерних проверках и от службы никуда не деваются. А с учетом того, что на момент нашего приезда основной трехэтажный корпус был на ремонте, нас, вместе с экипажем из Западной Лицы поселили в какой-то старенькой одноэтажной казарме. Здание, судя по его состоянию, собрались ломать, поэтому немного пограбили, и бросили ждать до лучших времен окончательного сноса. А затем приехали мы, аж двумя экипажами, и за неимением другого места нас туда поселили, после чего мы сутки, силами матросов, приводили помещение в порядок, отчасти даже отремонтировав окна, двери и санузлы. Потом, пару раз, начальник всего этого оздоровительного безобразия подполковник Панфилов, пряча в землю глаза, просил нас, помочь силами наших отдыхающих разгрузить строительные материалы, что-то покрасить, ну попросту предлагал массовую трудотерапию нашему личному составу. Несколько раз это прокатило, но затем, мои коллега из Лицы, капитан 3 ранга Юра Багров, надув щеки, высказал сухопутному коллеге, все, что думает по этому поводу, и тот обиженно отстал. Правда, ненадолго...
Через несколько дней, точно помню, что в среду, после обеденного построения наших бойцов, Панфилов попросил нас с Багровым зайти к нему. В кабинете, заметно смущаясь, подполковник просительным тоном обрисовал ситуацию. Формально, находясь на отдыхе, весь личный состав и мы в том числе, подчинялись ему. Так вот, откуда-то сверху, из штаба Северного флота, ему спустили директиву, в которой черным по белому говорилось, что на базе его дома отдыха, какое-то подразделение РХБЗ СФ должно провести образцово-показательное учение по развертыванию своих сил и средств. Причем с участием всего личного состава находящегося на его территории, в качестве статистов и условно пораженных всеми видами вражеского оружия. Для тех, кто не в курсе, РХБЗ-это радиационно - химическая и биологическая защита. Что Багров, что я были из инженер-механиков, что такое РХБЗ знали, но в минимально необходимых пределах, и задали законный вопрос, что же нас ждет? Оказалось, что совсем немногое. Береговые биозащитники, должны были приехать, развернуть свои технические средства на стоянке, организованно «эвакуировать» нас на улицу, или в клуб, часик поизображать перед проверяющими бурную деятельность, свернуться и уехать. И все это действо было намечено на пятницу, перед выходными, ближе к обеду, чтобы проверяющим было куда спешить. Покривившись, мы согласились, хотя наше согласие, никому и не требовалось.
После рандеву с Панфиловым, мы с Багровым уехали в Североморск, оставив старшим на оба экипажа, моего мичмана. Одновременно оба, мы по большому счету, покинуть дом отдыха не могли, но Панфилов, удовлетворенный нашим молчаливым согласием на проведение учений, милостиво дал добро сбежать в цивилизацию до нолей, и мы, погрузившись в автобус, отчалили в направлении столицы Северного флота. Там на какое-то время, наши пути разошлись. Каждый пошел по своим делам, но часам к шести вечера мы встретились у гостиницы «Ваенга», где и провели следующие два часа в ресторане. Вернулись на такси, в легком опьянении, чуть продолжили у Багрова в комнате и попадали спать.
Утро началось с каких-то непонятных криков и шума. Спал я по корабельной привычке в часах, и разлепив глаза, уставился на циферблат. Часы показывали 06.40. утра. Подъем в доме отдыха был в 07.00. Тем не менее, в коридоре раздавался довольно громкий шум, и какие-то голоса. Причем на повышенных тонах. А потом начались крики.
- Бл....а!!! Мужики!!!
Выскакивать в казарму в трусах было не комильфо, и не смотря на легкое похмельное состояние, я в режиме «Боевая тревога», натянул носки, майку, брюки, накинул мундир и уселся на кровать, чтобы зашнуровать ботинки. И как раз в этот момент, когда я в сгорбленном состоянии завязывал шнурки, дверь в мой кабинет распахнулась и на пороге нарисовались две совершенно фантастические фигуры, в комбинезонах, каких-то странных противогазах, обвешанные сумками. От одной фигуры волнами пыхал густой и откровенно говоря, вонючий дым, а у второй в руках был прибор непонятного назначения, пищащий и скрипящий, противными металлическими звуками. И большего, откровенно говоря, я не запомнил. Схватив фуражку, я метнулся сквозь дым, между этими фигурами, кажется, даже свалив одну из них на пол, в коридор. Там все было в дыму, как при Бородино, метались какие-то фигуры, отовсюду неслись крики, в основном матерные, а с улицы раздавался многократно усиленный громкоговорителями голос, торжественно вещавший:
- Внимание! Внимание! Внимание! Биологическая тревога!
Как я сквозь, весь этот ужас вырвался на улицу, я так и не понял. Но вылетел на мороз, в одном распахнутом мундире, но в фуражке, прямо на группу удивленно уставившихся на меня офицеров, как во флотских, так и в сухопутных шинелях, в званиях от майоров до полковников. Причем стояли они на фоне целого эскадрона всевозможных машин причудливого вида и внушительного числа одетых в химзащиту военнослужащих, суетливо перемещавшихся группами по всему видимому диапазону. Стоявший, чуть впереди остальных, флотский подполковник с красными просветами на погонах, сурово посмотрел на меня, и с легким брезгливым удивлением, спросил:
- Капитан-лейтенант, что вы там делали? И приведите себя в порядок!
Злости в этом момент во мне было гораздо больше здравого смысла, и ответил я ему сразу и не раздумывая.
- Живу я там! Там два экипажа живет, бл... Вам, что матросских трупов захотелось, идиоты!?
Глаза у подполковника превратились в теннисные мячи, он начал медленно поворачиваться к свите, но в этот момент наступил бурный момент истины. Одновременно, через дверь вырвался босой, в спортивных штанах и тельнике Багров, вооруженный лопатой для снега, всегда стоявшей около дневального в коридоре. А через ближайшее окно на снег начали выпрыгивать матросы, одетые, кто во что, с матом, криками и читаемом на лицах, острым желанием кого-нибудь убить, сейчас и немедленно. Разъяренный Багров, сразу определил виновников произошедшего, и шлепая босыми ногами по снегу, подлетел к полковнику и прорычал ему в лицо вчерашним перегаром:
- Я вас бл...й тыловых всех в тюрьму определю, если хоть что-то, хоть с одним моим матросом случится! Назовите вашу фамилию, товарищ подполковник! Фамилия! Отвечайте! Под суд пойдете!
Полковник, стало реально жалко. Выглядел он, словно помоями облитый. Но с собой справился быстро. Выудил откуда-то из-за спины, услужливо поднесенный «матюгальник» и прорычал в него отбой учениям, после чего начались разборки...
Оказалось, что напутали все. Панфилов был уверен, что учения в пятницу. Кто-то сверху, дал добро химзащитникам Родины, работать в доме отдыха в четверг и пятницу, а подполковник, командовавший всей этой ватагой, был уверен, что оба экипажа живут в главном корпусе, который был на ремонте. В итоге, он поднял в четверг рано утром, всех своих по тревоге, произвел образцово-показательный марш-бросок к нам, и устроил комплексную атаку, на «пустующую», по его мнению, казарму. Ну, а там... Комнату со спящим Багровым, сначала задымили, как и у меня, а затем его, еще не отошедшего от сна, обрызгали какой-то зловонной жидкостью, после чего он освирепел и вырвался в казарму. Наши матросы, тоже сначала растерялись, а потом, геройски разметав безликих бойцов в химзащите, эвакуировались на улицу. Одна группа самостоятельно в задние окна, а вторая, возглавленная лично Багровым, прямо на нас.
Скандал решили не развивать. До смерти перепуганный Панфилов, накрыл матросам чуть-ли не праздничный обед, основательно облегчив заначку своего камбузного хозяйств. Нам, «подарил» до конца отдыха, ключи от сауны с правом париться в любое время, и даже откуда-то притащил в комнату Багрову огромный цветной телевизор с видеомагнитофоном и кучей кассет. Подопечные химического подполковника, отмыли всю казарму под чутким руководством моего мичмана от последствий своей дезинфекции, а сам подполковник, в этот же вечер, приехал и торжественно выложил на стол несколько бутылок водки и гору закуски. Извинения, были приняты, привезенный провиант успешно освоен, и подполковника увез домой его служебный УАЗик ближе к полуночи, уже в ранге нашего лучшего друга, правда, говорил об этом, подполковник уже с трудом, все больше глупо улыбаясь.
Самое удивительное, что через пару дней, когда мы с Багровым нежились в честно заслуженной сауне, он, наливая чай, обмолвился:
- Знаешь, Паша...у меня после автономки, вся шея и плечи, какими-то прыщами покрылись. Чем только не мазал- не сходят. А эти, боевые химики своей дрянью обрызгали, на следующий день все пропали... Не даром все-же свой хлеб едят, налетчики хреновы...

Мимоходом. Простая встреча...


1987 год. Начало июня. Петропавловск-Камчатский. Стажировка пятого курса СВВМИУ на Камчатке, в Рыбачьем. Меня с группой товарищей определили в 45 дивизию, в экипаж к командиру, капитану 1 ранга Ануфриенко, которого в экипаже ласково называли «отец Ануфрий». Честно отбарабанив несколько недель в море на полигонах, на 671РТМ проекте, условно «закрыв» все возможные и невозможные зачетные листы, мы с кораблем вернулся в базу и надолго привязался к пирсу, в режиме бесконечных планово-предупредительных работ. Курсанты и так ходили в море в режиме балласта, а уж в базе и подавно стали не нужны и бесполезны, а откровенно, просто путались под ногами у экипажа, занимавшегося своими делами. Вот тогда, «отец Ануфрий» и принял соломоново решение, дать нам волю. Было нас семеро из разных училищ, и представ перед очами командира, все великолепная семерка была поставлена перед выбором. Либо все дни безвылазно торчим в казарме, ибо на корабле нам делать нечего, еще сломаем чего. Либо, числясь в казарме, мы живем в поселке, если есть, у кого остановиться, а перед его взором предстаем по пятницам, чтобы он удостоверился, что мы живы и здоровы. До конца стажировки оставалось без малого месяца с гаком, и мы все радостно согласились на второй вариант, благо друзей лейтенантов у всех хватало, а наши койки в казарме, всегда оставались запасным вариантом для ночевки. Надо отдать должное, командир оказался с широкой душой и даже выписал нам отпускные билеты на весь срок стажировки, чтобы мы могли съездить хотя бы в Петропавловск-Камчатский проветриться, естественно до первого письменного замечания. Вот это меня обрадовало более всего. Дело в том, что у моего отца, в Петропавловске начальником госпиталя служил одноклассник, еще по военно-медицинской академии. Отец, уже долго болел из-за последствий аварии на «К-27», и ему рекомендовали подлечиться на Камчатке, в Паратунке, и еще где-то в тех краях. Вот он и попросил меня, отвезти своему товарищу набор своих документов прямо домой, не надеясь на быстроту почты.
И в ближайшее воскресенье, после обретения свободы, я самым первым катером, рванул в Петропавловск, справедливо решив, что уж с утра в выходной, я папиного одноклассника точно застану тепленьким и дома. Катер приходил к морскому вокзалу. Карту города, мне одолжил знакомый офицер, и определив маршрут, я сел на автобус и через полчаса уже звонил в нужную квартиру. Товарища отца я и правда застал заспанным, что не помешало ему угостить меня отличным кофе, расспросить про отца и дать рекомендации, что можно посетить в городе. Я уехал от него. Вернулся к морвокзалу, как к единственной известной мне отправной точке. Никакого настроения бродить по городу в одиночку не было. А до следующего катера обратно в Рыбачий было еще почти четыре часа. Забрел в какую-то столовую. Перекусил. Побродил по окрестным магазинам. И постепенно мигрируя по улице Ленинской, добрел до добротного, видимо еще сталинской постройки кинотеатра «Камчатка», на котором висела афиша с очень странным названием «Кин-дза-дза». И знакомые актерские фамилии. Почесал затылок и решил пойти в кино. Фильм как раз заканчивался минут за сорок до отхода плавсредства, отсюда минут двадцать неспешным шагом, самый лучший вариант уютно скоротать время.
У касс было пусто и тихо. Кассирша на мой немой вопрос ответила сама, и даже с какой-то обиженной ноткой.
- Не идут на этот фильм. Вроде Данелия, и актеры хорошие... а не идут. Вам на какой ряд билетик дать? Хотите посередине? Свободных мест полным-полно...
Когда я заходил в зал, свет уже потушили. Когда глаза немного привыкли к темноте, я убедился, что фильм и на самом деле популярностью не пользуется. По всему залу сидели, не более двух десятков зрителей. Нашел свой ряд. Отсчитал сиденья до своего места. Сел. Вокруг никого. Проходит минута. В зал заходит девушка и начинает искать свой ряд. Им оказывается тот же ряд, на котором сижу и я. Идет, находит свое место, через одно от меня и садится.
Это сейчас, я искренне считаю этот фильм гениальным и предвосхитившим то, во что превратилась наша страна совсем через небольшой промежуток времени. Но тогда он мне не пошел. Я его смотрел, было и смешно и странно, но дикого восторга я не испытывал, а оттого, что фильм шел больше двух часов, под конец извертелся, до такой степени, что девушка, наклонилась и перегнувшись через пустое место, почти прошипела мне:
- Прекратите ерзать... вы мешаете смотреть...
А когда на экране появилась надпись «Конец фильма» и загорелся свет, я обнаружил, что в метре от меня, с кресла встает моя школьная одноклассница Катя Виноградова, которую последний раз я видел на выпускной вечере семь лет назад. Насколько я слышал, она после школы, уехала куда-то поступать, и больше в Феодосию не возвращалась. И теперь она стояла рядом и смотрела на меня. Глаза у нее от природы были большущие, а уж, какими они стали, когда она увидела меня, в форме курсанта 5-го курса, даже описать не берусь. Но впечатляли. По всей видимости, мое удивление тоже было нарисовано на лице очень яркими красками, отчего она через несколько мгновений, она заразительно засмеялась и поцеловала меня в щеку.
- Паша...господи, ты откуда здесь? Пошли на выход, а то стоим вдвоем в пустом зале и ржем, как сумасшедшие...
Встрече я был рад. Катя в школе была нормальной, приятной и жизнерадостной девушкой, без налетов «звездности» и показушного высокомерия, присущего симпатичным девчонкам. И еще она любила читать, гораздо больше, чем требовала школьная программа, что мне очень нравилось. Я уж, было решил, что надо пропускать свой катер, но Катя оказалась категорически против. Оказалось, что за ней, как раз к морвокзалу, через час должна была приехать машина, так что никакого смысла оставаться на лишние десять минут, не было. Мы шли и взахлеб рассказывали, что, как и у кого, расспрашивали про одноклассников, вспоминали школу, ну, как водится, при таких встречах наговорили много, но запомнилось мало. Единственное, что я уяснил точно, что она сюда приехала с мужем. Замуж вышла еще в институте и здесь они работают. Но не в самом Петропавловске, а где-то недалеко от Елизово. Стыдно, но я даже не запомнил, где она училась и кем сейчас работала в таких далях. Уже перед самым отходом моего катера, она сунула мне в руку клочок бумаги со своим рабочим телефоном, и сказал мне слова, которые и мне самому просились на язык:
- Представь себе, мы на краю света, просидели в пустом кинозале два часа рядом друг с другом...скажи кому - не поверят...
Я сел на катер и ушел в Рыбачий. Катю, после этого, я больше никогда не видел и не встречал. Через неделю, я снова поехал в Петропавловск, позвонил, но ее на месте не оказалось. А потом стажировка закончилась, мы улетели обратно в Севастополь, а после выпуска я распределился на Северный флот. Но после этой встречи, я понял одно: не смотря на размеры, наш мир очень и очень тесен, и жизнь в дальнейшем не раз подтвердила мне верность этого утверждения...

День девятый. И снова в бой!

После вечернего чая, который к моему удивлению прошел строго по распорядку, поспать не удалось. После порошкового творога, неестественного крепкого на вид чая и прочих радостей ночного чаепития, естественно захотелось покурить. В процессе насыщения организма никотином произошла неожиданная встреча со старпомом, переросшая в неторопливую беседу о превратностях службы во время контрольного выхода, в ходе который старпом успел умять прямо в коридоре три мощных бутерброда и засадить стакан чая. Спать в ближайшие часы старпому не грозило, а вот мне хотелось, отчего я постарался беседу сократить до минимума, и к большому сожалению начальника скрылся у себя в каюте. Но уже через пятнадцать минут, ехидная скороговорка старпома объявила тревогу для погружения. Подвахтенные офицеры, мичмана и матросы, пока еще довольно резво разбежались по боевым постам, и в 01.18. корабль покинул поверхность Баренцева моря, нырнув метров на сто. К всеобщему удивлению, продолжения не последовало, и уже в начале третьего ночи, наши головы упали на подушки.
Утро прошло также по спокойному сценарию, что не могло не настораживать. Удивительное дело, спокойное утро, радуйся и живи по расписанию, но вот отсутствие «войн и разрушений» уже казалось неестественным, хотя шли уже девятые сутки контрольного выхода. Хотя, по большому счету, в былые годы это было бы завершение выхода, в прошлые годы не проходившего более десяти суток. Недоумение продолжалось недолго. Прямо на разводе прозвенела тревога для всплытие под перископ, и все пошло своим путем. Вторая смена, как и положено позавтракать не успела, да и с постов собственно говоря не ушла. Всплытие как-то не задалось, и весь процесс подзатянулся часов до десяти утра, после чего дали отбой, и вторая смена понеслась завтракать и урывать часок-другой сна, а первая попадала в тряпки сразу.
Когда первая смена пришла нас менять, уже было известно, что после плановых осмотров корабля, походный штаб начнет очередное учение «Ж», а потому обедать надо быстро, чтобы успеть сходить в гальюн и перекурить.
- Идет третий день войны...-голос старпома звучал громко и немного иронично. Иронизировать было от чего. Вводная штаба в этот раз была довольно оригинальна. Взрыв ядерного боезапаса справа по борту подводной лодки. Дистанция взрыва не указывалась, впрочем, как и все остальное. Может рядом шарахнула, может километрах в ста, не все ли равно. Главное есть фронт для развертывания самых бредовых вводных. Что и произошло практически сразу. Сначала сильно озадачили механика и пульт ГЭУ, тем, что взрывная волна каким-то образом умудрилась погнуть винты и поджечь 10-й отсек. Потом практически сразу вышел из строя штурманский комплекс, поднялось ПДК по нескольким ракетным шахтам, взорвалась аккумуляторная батарея второго отсека и началось поступление воды в 6-ой отсек, через непонятно отчего образовавшуюся пробоину. Последним гвоздем в крышку гроба, оказалась вводная флагманского РТСовца выданная по «Каштану» из 8-го отсека.
- Пульт! Взрыв..этой... Взрыв ГТЗА 8-го отсека!
Что могло взорваться в главном турбозубчатом агрегате, флагманский проверяющий не уточнил, а мы как люди военные и подневольные, сразу и радостно доложили в центральный пост о взрыве ГТЗА.
- Что взорвалось? ГТЗА? Ой...бл...- даже среди хоровых докладов со всего корабля, известие о взрыве агрегата вызвало у механика неподдельное удивление своей фантастичностью. Механика даже на несколько секунд переклинило, и как раз в этот момент ЗКД выхватив из его рук переговорное устройство гаркнул на пульт:
- Пульт! Яма..бл...почему нет доклада о состоянии личного состава восьмого и восстановлении работоспособности ГТЗА!!!?
Костя Воронин, к этому времени уже вышедший из сонной летаргии, и с изумлением слушавший несущийся по связи бред, как-то быстро и энергично начал отвечать, стараясь говорить серьезно.
- Центральный! Личный состав 8-го отсека убит разлетевшимися лопатками турбины переднего хода. Старший мичман Птушко ранен в спину лопаткой заднего хода. Прошу разрешения на ввод аварийной партии из 9-го отсека, для сбора лопаток, починки маневрового устройства и устранения линии вала!!!
Видимо Исаеву было совершенно до фонаря, что ему докладывают какие-то управленцы, потому что его ответ был тоже очень оригинален.
- Не мелите чепуху! У вас поступление пара в отсек! Какое к черту маневровое!? Хода нет! Никаких маневров! Потом будете его чинить! Вот так вы личный состав и погубите! Не зачет! Работайте!
- И восстанут мертвые...- философски прошептал Костя вешая гарнитуру.
- Ага... а мне придется задницу растопыривать перед этим...этими лаперузами- Комдив Панков поморщился, представляя подведение итогов учений. Доказать хоть что-то было нереально.
Все учения проходили, как правило по одному сценарию. Сначала кучу вводных выдавали проверяющие из центрального поста, а потом из отсеков их дополняли разосланные по кораблю флагманские. В итоге через минут пятнадцать, в таком количестве взаимоисключающих аварий, взрывов и проишествий начинали теряться доклады и вообще суть происходящего. После того, как замкомдива определил свое отношение к нашим действиям, про нас забыли. Да собственно говоря, минут через десять, забыли, кажется обо всех. «Умертвив» весь корабль, походный штаб принялся за сам центральный пост, и зычный мат Исаева продирался к нам уже за голосом механика принимающего никому не нужные доклады.
Около 16 часов, «война» не стихающая уже больше часа плавно переросла в всплытие под перископ, что мы и сделали успешно в 16.27. не смотря на «взорванный» ГТЗА. И потом отбоя тревоги не последовало, хотя командиров боевых частей и начальников служб собрали в центральном посту для подведения итогов учений. Панков покидал свою шконку с лицом заранее обреченного на мучения усталого и беззащитного человека, но вернулся обратно довольно бодрым. Коса пронеслась мимо не задев. Видимо «люксы» чем то так удивили начальника, что все летающие органы достались им, и неожиданно подвернувшемуся начхиму капитану 3 ранга Касьяну Ярославичеву. Он был искренне удивлен, узнав от Исаева, что при ядерном взрыве по левому борту, он должен гнать весь личный состав корабля на правый борт, а при взрыве по правому наоборот. При этом он должен всем раздавать таблетки. Какие именно, начальником уточнено не было.
Отбоя тревоги так и не сыграли. Забыли в очередной раз. Она просто плавно перетекла в малую приборку. Я не дождавшись команды, вызвал Бузичкина и отправился инспектировать кают-компанию, где с большим человеческим удовольствием умял пару-тройку тефтелей и даже умудрился, пока начальники занимались мазохизмом, отравиться никотином.
Ужин начали по расписанию. Оголодавший Исаев в промежутках между прожевыванием, «шутил» в адрес проштрафившихся и обещал отпесочить всех еще не раз. Штрафники вяло отговаривались, благо в кают-компании еще было можно попытаться что-то ответить начальнику.
На разводе сыграли очередную тревогу на всплытие под перископ. Легенды говорят, что когда-то всплытие под перископ проводилось без тревог, силами стоящей боевой смены. Но потом что-то произошло, что именно-никому за давностию лет неизвестно, флотоводцы решили перестраховаться и перископ начали поднимать по тревоге, собирая на боевые посты весь экипаж. На всякий случай. Для собственного спокойствия. И если учесть, что на банальных выходах в море для отработки задач, всплытий под перископ бывало порой по пять-шесть на день, и каждое проходило минимум час, то можно представить, как их «радостно и с энтузиазмом» экипаж корабля разбегался по боевым постам.
Под перископ встали в 21.28. А потом начался цирк. Не берусь судить из глубин пульта ГЭУ, в центральном посту в это время не был, но видимо командир начав погружение, сделал что-то не так, как виделось Исаеву, и он попытался перехватить инициативу в свои руки советами, да и командами тоже. В итоге лодка прилипла «спиной» к водной поверхности с дифферентом 22 градуса на корму, и целый час пыталась погрузиться всеми доступными способами. Мы, добросовестно отрабатывали указания машинных телеграфов, и спорили о том, кто же неопытнее: командир или Исаев. Скаженов, перед назначением на должность командира, самостоятельно в море вроде бы не ходил, да и два года питерских классов, никак не могли пойти на пользу практических навыков. Но Исаев, самостоятельно в море вообще ходил, хрен знает когда. Несколько лет назад, когда Исаев был еще старпомом на «азухе», его назначили командиром, после того, как корабль поставили на завод в Полярный для перегрузки активной зоны. Добросовестно покомандовав полуразобранным кораблем, стоящим в доке пару лет, он успешно по окончании ремонта совершил дальний поход из завода в Гаджиево, естественно никуда не погружаясь. Это был его первый поход в статусе командира. Двухчасовой. Дивизию, в которую входили все старушки «азы», должны были вскорости сокращать, и Исаеву начали срочно искать место. Нашли. И решили отправить в Военно-Морскую академию, учиться на флотоводца высокого ранга. Но для этого, нужно было сходить хоть на одну боевую службу в ранге командира ракетного подводного крейсера. Причем самостоятельно. Экипаж Исаева быстренько прогнали по всем задачам, допустили к выполнению всех задач и отправили на боевую службу, набив корабль флагманскими, во главе с командиром дивизии. Автономка прошла без происшествий, и Исаев упакованный документально убыл на учебу в Академию. И вот через два года, уже капитан 1 ранга Исаев Максим Максимович прибыл для прохождения службы в нашу дивизию, уже в ранге заместителя командира дивизии. И выход с нами, стал для него, чуть ли не первым после такого немалого перерыва.
Спор «авторитетов» продолжался около часа. Судя по положению корабля, задравшего задницу выше головы, никто верх не одержал, и тогда Исаев принял дамоклово решение. И объявил «Срочное погружение». После чего лодка добросовестно провалилась метров на 120, где стараниями механика наконец была отдифферентована и перестала походить на атракцион «горка».
Отбой тревоги сыграли в 23.30. Нам оставалось достоять на вахте полчаса, попить чаю, и наверное поспать. Хотя вот в этом никто уверен не был. В этот день я простоял на вахте 15 часов...