Все, кто бывал на Кольском полуострове не дадут соврать, что воды здесь неприлично много. Особенно хорошо это видно с высоты птичьего помёта. Летишь, бывало, на самолёте, смотришь в стеклянный глаз иллюминатора и поражаешься бесчисленному множеству разнокалиберных водоёмов, раскинувшихся ртутными кляксами вплоть до самого горизонта. Большинству из них малые народности Заполярья дали названия, но поскольку с фантазией у представителей финно-угорской языковой группы, в силу различных причин, сложились не очень дружественные отношения, то и названия особым разнообразием не баловали: Ловозеро, Сейдозеро, Пинозеро и, много ещё какого, Труднопроизносимогоозеро. Нет, есть, конечно, и красивые названия... Как-то: река Кола... (Красиво? Красиво!), озеро Имандра (А? Ну звучит же!), посёлок Африканда (Вообще экстаз).
Об одном таком озере с поэтичным названием и будет мой рассказ. Вернее, даже не об озере, а об одном занятном эпизоде, достойном пера самогоДаниеля Дефо (не мог не упомянуть достопочтенного мастера, ибо сплагиатил из его творчества название), произошедшем в водах его бассейна. Случай этот произошёл, как говорил незабвенный Владимир Семенович Высоцкий, "во времена далёкие, теперь почти былинные", а посему ни тебе сотовых телефонов, ни, тем более, МЧС ещё в помине не было.
Озеро называется Пермус. Неуёмная фантазия обывателей, а также желание хоть как-то скрасить скучную северную действительность, каждый раз приписывала к названию водоёма букву "С", намекая, видимо, что колыбель жизни находится не на чёрном континенте, а здесь. Само по себе небольшое (километра два в поперечнике), озеро разделило места обитания мирных жителей и военных (на одном берегу сверкая огнями цивилизации раскинулся город Оленегорск (к слову, оленей там отродясь не было, кроме, разве что, бетонного постамента на вокзале), на другом - поселок Высокий, давший приют многочисленным защитникам Отечества). Замысел, сам по себе, конечно, верный, ибо человек в погонах должен находиться подальше от соблазнов мирской жизни, дабы вссецело посвятить себя охране и обороне рубежей нашей необъятной. Нет, конечно же, на территории посёлка были публичные заведения где можно было поклониться Бахусу, но их было оскорбительно мало и удовлетворить потребности всех страждущих они не могли. Вот и приходилось выезжать в стольный град Оленегорск с целью приобщения к прекрасному. А поскольку каждому военному присуще "стойко переносить тяготы и лишения», постижение "дзен" в каком-нибудь замечательном кабачке, под аккомпанемент грохочущей музыки и сладкий шёпот легкомысленных девиц, могло ( должно!) затянуться до глубокой ночи. Но служба есть служба и как бы ни сладок был мёд гражданкой жизни, долг заставлял собрать свою волю в кулак и возвращаться в расположение части. Желательно к построению...
Итак, рассаживайтесь поудобнее, дорогие телезрители, начнём.
Васька и Жорик (имена, естесьна, изменены) этим летом удостоились быть обласканными судьбой - их жёны (тоже подружки) вместе с детьми одновременно уехали в отпуск! Такая удача была сравнима только, разве что, с крупным выигрышем в лотерею. Поэтому Васька и Жорик сегодня отдыхали. Как и вчера. Если точнее с пятницы.
Но сейчас на часах было 3 часа ночи понедельника и поэтому Васька (самый ответственный из них) толкнул локтем Жорика:
- Жорж, нам пора!
- Куда это? - спросил Жорж, не отводя сального взгляда от, пьяной вдрызг, прекрасной нимфы, сидевшей за столиком напротив.
- На службу, касатик, на службу!
- Сегодня ж воскресенье! - возмутился касатик.
- Если бы... - вздохнул Васька и схватив Жорика за шиворот выволок его на улицу. На улице было сыро и противно. Густой туман лежал на городе плотным покрывалом.
- Ну и куда мы теперь? - заныл Жорик - ни такси, ни попутки... Пошли лучше обратно! А?
- Вот комэска устроит тебе "туда-обратно"... Пешком пойдём!
- Ты чего? Сдурел? Это ж почти пятнадцать километров! Лучше уж комэска! - малодушно сдался Жорик.
- Это вкругаля - пятнадцать. А напрямки - километра три, не больше! - Васька махнул рукой в сторону озера.
- Не понял..., - икнул Жорик.
- Ещё бы, - усмехнулся Васька, - тут соображалка нужна. Вот ответь мне: мы какая авиация, Жорж?
- Морская... - опять икнул тот.
- Вооот! - назидательно поднял палец Васька, - поэтому мы пойдем по морю! Вернее, по озеру... Пошли!
На ходу (до озера было километра полтора) Васька обрисовал попутчику свой план. Он был гениален в своей простоте и красив как холодное оружие. Заключался он вот в чём:
пункт 1: дойти до береговой линии (практически выполнено);
пункт 2: умело действуя штыком и прикладом (меркантильные обыватели, во избежание кражи, приковывали свои лодки к берегу) экспроприировать на нужды Красной Армии малоразмерное судно, в изобилии имеющихся в прибрежной зоне;
пункт 3: форсировать водную преграду в виде озера Пермус.
пункт 4: Всё! Мы дома! (три часа на сон и на службе мы появляемся молодцеватые и подтянутые. Рассказываем в гусарских кулуарах о чудесно проведенных выходных. Девочки хлопают, мальчики в ахуе. Занавес!)
План был идеален. Не признать этого мог только полный идиот.
Безо всяких приключений пункт номер один был претворён в жизнь - раз! Штыковая лопата, найденная здесь же, с лёгкостью разрушила оковы, удерживающие лодку на причале (а затем прекрасно подошла на роль весла) - два! Лодка, через каких-то полчаса (правда пришлось попотеть) уткнулась в каменистый берег - три!
- Голова ты, Васька! - восхитился Жорик, выпрыгивая на берег.
- Скромность не относится к числу моих добродетелей, поэтому я - просто соглашусь с тобой, - ответил Васька ловко выпрыгивая на берег и ударом ноги отправляя плавсредство в одинокое плаванье.
- А это ещё зачем? - нахмурился Жорик.
- Эээх ты, дурень! - снисходительно улыбнулся Васька, - от улик избавляюсь.
Посрамленный "дурень", в очередной раз мысленно признал полное Васькино интеллектуальное превосходство и они пошли домой. Благо идти было недалеко.
"Какого хрена!" - подумал Васька когда они опять упёрлись в воду. "Какого хрена" продолжалось ещё несколько раз, пока наконец не пришло осознание того, что пункт "3" выполнен всего лишь наполовину и они находятся на ОСТРОВЕ посреди безмолвного озера...
(Да, у озера был свой, маленький, но всё же свой собственный, необитаемый остров, значившийся на картах как "о. Высоковольтный" (каюсь, я сознательно умолчал об этой особенности. Интриги ради. Примечание автора)).
На построение они, естественно, не успели, как не успели на него и на следующий день. И на следующий...
Чудесное спасение состоялось только через трое суток: случайный рыбак заметил на берегу острова безумно орущих и размахивающих руками людей...
Комдив, выслушав рассказ следователя по особо мелким делам о сути произошедшего (расследование по факту грубого дисциплинарного проступка, как всегда, проводил главный бормотолог дивизии), устало прикрыл глаза и приказал подвергнуть всех "соломенных холостяков" погловному учёту и организации тотального контроля за их времяпрепровождением. Путем проведения построений. Пять, нет, шесть раз в день. Два из них - ночью.
А молва ожидаемо прозвала Ваську и Жорика - Робинзоном и Пятницей. Их, к слову, так теперь называли даже жёны.

Псевич

Напомнил про Псевича не кто иной как Алисыч. Когда этот собакен волчьей наружности и повадок топает на прогулке впереди, то поводок время от времени «защелкивается» в кольце его хвоста, как в проходном (спиральном) рыме. И так же как у Псевича, бежавшего впереди роты на утренней зарядке, передние лапы Алисыча бегут по одной «колее», а задние - по другой, параллельной.
Неизвестно, имел ли Псевич немецкое происхождение или был выпестован в одной из частей ГСВГ. По цвету овчарка немецкая, но темнее. По форме морды и «воротника» - колли. Пришел в полевой лагерь роты на Эльбе на последнем полевом выходе за полгода до вывода в Союз. Хозяином выбрал Спичака, солдата из Белоруссии. Потому и кличка у собаки с белорусскими признаками.
Полюбил плавающие транспортеры (ПТСы) и их экипажи, ходил с ними на воду. Садился впереди справа за рубкой на аккумуляторные крышки и нос держал за бортом, чтобы свежий воздух вдыхать.
Экипажи гусеничных самоходных паромов были одолены ревностью и пытались переманить его к себе. Завлекли каким-то лакомством в рубку, пошли на воду. Он устроился на коленях у стармеха и понтонера (там сиденье спаренное), после стыковки полупаромов выскочил со всеми на палубу, помогал открывать аппарели. Поработали, переправили груз, походили поперек Эльбы. Псевич с физиономией первопроходца стоял на носу «лодки» (боковой откидной дополнительной емкости водоизмещения), разглядывал воду и махал хвостом. Встали под расстыковку, сели на места, его снова уложили себе на колени и начали закрывать лодки. Когда они перевалили мертвые точки и стали "складываться", т.е. опускаться вниз на машины, Псевич испугался и попытался выскочить. Стали удерживать, чтобы не придавило - начал драться и кусаться. Кое-как надели на голову шлемофон и скрутили. Расстыковали полупаромы, вышли на берег. Открыли дверцу рубки - он вылетел пулей и к паромам больше не подходил на пушечный выстрел.
А на ПТСах так и продолжал кататься: только увидит, что задний борт открыт, сразу в машину. Поехали, мол, я готов!
Приехал он с нами с полевого выхода в батальон и остался жить с уже полюбившейся ротой. На зарядке, в парке, на всех построениях. Комбат велел его любить и жаловать, т.к. был с нами в лагерях и засвидетельствовал добровольное поступление Псевича на службу в Советскую Армию. Начальнику штаба пес тоже пришелся по душе, и однажды перед разводом суточного наряда на плацу раздался грозный крик: «Почему караул не в полном составе???». Начальник караула и разводящие беспокойно завертели головами - вроде только что все были в строю!
От казармы, как будто услышав и поняв начальника штаба, галопом прибежал Псевич и пристроился к караулу. «Вот теперь порядок!» - удовлетворенно заметил НШ. Службу пес нес исправно, проводил с разводящими смену караульных на постах, усиливал часового у входа в караулку. Но если Спичак стоял на посту N1 у Боевого Знамени, то Псевич норовил устроиться рядом с ним, и стоило немалых трудов его уволочь в караулку за закрытую калитку. А минут через десять Спичак снова звонит с первого поста: «Заберите, он вернулся!»
Один из сержантов научил собакена такому фокусу: кусок сахара укладывался Псевичу на нос, и по щелчку пальцев он его подбрасывал вверх и хватал зубами. Однажды на разводе суточного наряда таким способом съел половину пачки сахара, полагавшейся на ночной доппаек караулу. )))
Все его любили, но был у него один враг.
Комбат наш был видный и солидный - 105 кг (как он сам говорил) и рост метр восемьдесят пять примерно. А вот начальник инженерной службы дивизии был сильно поменьше во всех сечениях, когда комбат ему докладывал в случае присутствия - куда-то вниз смотрел.
И вот однажды:
- Товарищ подполковник! 136-й гвардейский Демблинский ордена Красной Звезды отдельный инженерно-саперный батальон для развода на занятия построен! Командир батальона гвардии майор Васильев!
- Здравствуйте, товарищи саперы! (НИС дивизии всегда приветствовал нас таким образом).
Набрал батальон воздуха в легкие, но не успел проорать "Здравия желаю...» и т.д. Потому что выбежал из-за строя Псевич, построился в двух шагах перед НИСом и облаял его звонко и громко. Когда сдержанный смех батальона стих, поступило гневное распоряжение НИСа: "собаку застрелить!" Ну не дал Бог ему чувства юмора и начальственного такта...
А командиру и начальнику штаба дал. Ибо было предписано Псевича при прибытии НИСа дивизии прятать в автопарке под присмотром Спичака, потому как заслуги у собакена были, и понятие у командования батальона тоже присутствовало.

Батон и Сопля

История, которую я хочу вам рассказать, очень похожа на вымысел, но тем не менее - чистая правда. Или, скажем так: основана на реальных событиях (скидка на эпистолярий и фантазию автора). Забегая вперёд, хочу сказать, что история эта имеет концовку добрую и учит добрых молодцев, что никогда, что бы ни случилось, унывать нельзя. Даже если впереди беспроглядье и обыденность, цикличностью своей напоминающей сценарий известного кинофильма "День сурка".
Итак, давным-давно, в тридевятом королевстве (королевство это стоит очень далеко и там холодно-прехолодно), служил Родине один бравый солдат и звали его Батон (оперативный псевдоним, плотно закрепившийся за ним ещё со времён постижения наук в военном училище). Батон служил в зенитном ракетном полку и был известным "карьеристом" (в неполные 40 лет он был старшим лейтенантом). Не то чтобы Батон расстраивался от "головокружительности" своей военной карьеры, но, понятное дело, особой радости это не доставляло. Впрочем, в таком состоянии дел были и свои плюсы: никакие (даже самые страшные) кары Батона не пугали. От слова "вообще". Выговор? (Пфффф), лишение тринадцатой? (гы-гы-гы), ограничение по службе? (ха-ха-ха-ха).
Вопреки всему сказанному, необходимо отметить, что Батон разгильдяем не был, ибо вверенная ему Отчизной материальная часть (на секундочку - кабина боевого управления!), работала всегда исправно и позволяла командиру полка поражать все, без исключения, воздушные цели. Только он, Батон, точно знал, в какое место надо пнуть ногой, какие контакты подчистить и что подкрутить, чтобы ракеты, взмыв в зенит, неизбежно прервали полётное задание очередного Пауэрса. Поэтому, сколько бы раз ни песочили Батона на аттестационных комиссиях за поведение "несовместимое с высоким званием Русского Офицера" (нарушение субординации класса Батон-Замполит, злоупотребление спиртными напитками (неважно, что исключительно во внеслужебное время) и т.д.), совсем уж кардинальные меры к нему не применяли, каждый раз ограничиваясь "последним предупреждением".
Один раз в два года полк выезжал на тактические учения с боевой стрельбой. Поскольку мероприятие это очень ответственное (стрельбу оценивали множество всяких "шишек" с лампасами), и очень опасное для окружения (ракета - существо капризное и крайне взрывное), стрелять ракетами ездили на полигон. Полигон располагался здесь же, неподалёку: в каких-то 4-х тысячах километрах от места дислокации полка и носил гордое название Ашулук.
Раскинувшись песчаным лишаём на теле Астраханской области, полигон даёт возможность трудится тысячам людей: это и местные (дальние потомки Чингисхана), обслуживающие технические территории и, конечно же, полигонщики, оценивающие действия военных на каждом этапе учений. Жизнь полигона в большинстве времени является серой и скучной (пустыня всё ж таки), но всё меняется, когда на учения приезжают вояки. Вот тогда-то большая куча песка оживляется и превращается в настоящий муравейник. И не просто так, а высокотехнологичный: летают самолёты и ракеты, по пустыне носятся танки, бэмсы и прочая тяжёлая техника. Красота.
Сама боевая стрельба, дело хоть и сложное, но крайне быстротечное (чего там: запустили мишень, засекли локатором, захватили цель, стрельнули), а выжать все соки (чтоб аж ножки тряслись) из военных надо. Что же делать? Правильно! Надо оценить все этапы жизни воинского организьма: состояние воинской дисциплины, действия химиков-дозиметристов, организацию питания личного состава, лай караульных собак и много ещё чего, что определяет боеготовность воинского коллектива.
Именно поэтому, полки, приезжая на полигон, разворачивали комсомольскую стройку, будто собирались оставаться здесь навсегда (ну или по меньшей мере - надолго). В стараниях своих, у командования иногда случаются неконтролируемые припадки маниакально-эстетического психоза: выкладывание цветными камушками триколора и прочей государственной символики, разбивкой клумб с экзотическими цветами (в пустыне, мля!), маскировочной раскраской пусковых установок под трубы котельных и много еще чего непотребного. Всё это делалось с одной лишь целью - удивить московский бомонд, прибывший проверить, чего тут да как.
Вот и сегодня: ожидалось прибытие большой группы важных военных чинов и банды клерков, призванных разорвать потуги коллективного труда в клочья.
- Товарищи офицеры! Сегодня ожидается прибытие контрольной группы Главного штаба ВВС! С целью проверки готовности полка к боевой стрельбе! Которая, как известно, состоится завтра! - командир полка прохаживался перед строем лично, подчёркивая важность момента, - Мы все хорошо потрудились, а посему! Чтоб ни одна бл@дь! - он обвёл строй строгим взглядом - Ни одна! Ты слышал, Батоненко? - Командир заглянул в глаза Батону (там было мутно, как в селевом потоке) - В период с 10 утра и до особых указаний не вылезала из своих нор! Под страхом смертной казни! Понятно?!
- Тааак тооочно! - промычал в ответ строй.
- Разойдись!
Строй послушно рассосался по "норам".
В означенный час кавалькада "спортсменов", в сопровождении многочисленных опричников появилась в границах боевой позиции полка. После доклада командира самому важному генералу (он, конечно же, следовал во главе косяка), вся группа приступила к осмотру лагеря. Впереди, вооруженный двухметровой указкой, резвым сайгаком прыгал командир, указывая то на одно, то на другое достижение народного хозяйства.
Всё шло прекрасно, осмотр вот-вот грозил закончиться, и командир почти уже выдохнул как вдруг, дверь кабины боевого управления распахнулась, изрыгая облако едкого чёрного дыма (видимо нежная электроника не выдержала температурных истязаний в 50 цельсионных отметок), и на землю прямо к ногам самого важного генерала шлёпнулся Батон.
"Сука?", - грустно подумал командир.
Батон, беспрестанно кашляя, встал и приготовился к немедленной казни.
- Батоненко! - зашипел командир, - Что здесь происходит?
- Тащ командир, - начал было Батон.
- Молчать! - взвился командир, - шагом марш отсюда!
- Йоп твою мать! - оглушительный рёв заставил всех присесть.
Командир не видел, но понял, что орёт "самый главный генерал" и, зажмурив глаза, приготовился к эвтаназии.
- Йоп твою мать! - опять заорал "самый главный", - Батон?! Это ты?!
Тут надо пояснить, что несмотря на всю могучесть и великость русского языка в нём не найдётся слова, которое бы описало ту крайнюю степень недоумения, которое испытали все присутствующие (слово "охYели" не в полной мере справляется с этой задачей).
Батон (тоже изрядно удивлённый) всмотрелся в лицо генерала.
- Сопля? - прошептал он.
- А кто ж ещё?! ? заорал "Сопля", - Как есть - Я!
Генерал подбежал к Батону и заключил его в объятия.
- Батон! - орал генерал.
- Сопля! - орал Батон, колотя генерала по спине и, оставляя на чистой генеральской рубашке грязные следы от сильно замазученных дланей.
- Командир! - спохватился генерал, - где командир?
- Я-я-я здесь, товарищ гееенерал? - проблеял тот.
- Я забираю его с собой! А вы! - он обратился к своим сопровождающим, - оставьте людей в покое! У них стрельба завтра! - и Батон с Соплёй, что-то обсуждая на ходу и поминутно хохоча, направились к УАЗику.
Завершая свой рассказ, вкратце подведу его итоги:
На следующий день Батон с помощью заклинаний и синей изоленты восстановил работоспособность кабины и полк отстрелялся на "отлично". Вскоре (недели через две после возвращения домой), Батон убыл к новому месту службы. На пенсию он ушёл в звании полковника.
И да: Батон ни разу не посетил с проверкой свой родной полк (хотя акцию возмездия предрекали многие).
P.S. У Батона спросили: почему Сопля? Вроде неуважительно как-то. Оказалось, всё просто: потому что в курсантскую бытность тот был каптёром и имел воинское звание "ефрейтор". Потому и Сопля. А что до уважительности, то оно не красотой прозвища и величиной погон меряется, но делами и поступками. Так-то вот.

Расскажу историю. Из своего прошлого.
О взаимоименовании.

Году в 2004 уже пожилой тогда адвокат Богунов Сергей Николаевич, майор юстиции запаса на пороге перехода в отставку по возрасту, бывший офицер военной прокуратуры, рассказал историю.

В далёких семидесятых (если не в шестидесятых) он служил в радиолокационном подразделении (к какому виду войск оно относилось - я тогда по недостаточности штабных познаний не спросил, а это могли быть и ВВС, и РТВ ПВО страны).

Естественно, радиотехническая служба (обслуживание локаторов) требует как достаточно высокого начального уровня призывников, так и повышения этого уровня в учебных воинских частях, а также поддержания этого уровня силами имеющих профильную подготовку в области радиотехники (радар - суть специфическая, антенна) офицеров и прапорщиков (сверхсрочнослужащих) по месту службы.

Так вот. Среди срочнослужащих (в числе которых был С.Н. Богунов, которому, тогда не было и двадцати лет) как-то само собой прижилось обращение друг к другу по имени, как и принято среди молодёжи.

Но! Через какое-то время службы произошло событие, весьма удивившее тогда Сергея Николаевича и давшее ему повод вспомнить о нём и рассказать мне об этом через много лет.

В их части провели учебные сборы приписного состава запаса. Казалось бы, что в этом такого?

Но! Сложнейшую радиоэлектронную технику наравне с технически подкованными молодыми срочнослужащими стали обслуживать, обновляя свои навыки, полученные, в лучшем случае, в только что созданных тогда радиотехнических войсках, а в худшем случае - в войсках связи после войны, а то и во время неё, немолодые (тем более, для двадцатилетних, максимум, срочнослужащих) дядьки с заводов, автобаз, совхозов, колхозов, шахт, рудников и фабрик.

Что было самое характерное в их (этих дядек) взаимодействии между собой? Они именовали друг друга не по имени, а по отчеству. То есть, не "Вася", "Петя" или "Коля", а "Степаныч", "Михалыч" или "Мироныч".

Понятно, что Военно-исторический журнал эти дядьки не читали и не знали, что в офицерских собраниях (то есть вне строя) офицеры обращались друг к другу только по имени и отчеству, но необходимость взаимоуважения ощущали интуитивно.

В результате, обслуживаемая ими, в течение военных сборов, сложнейшая техника (которую почти все они видели впервые в жизни) работала у них как часы.

Прошли военные сборы и та же техника, ни шатко, ни валко, с кучей давно привычных поломок, продолжила обслуживаться личным составом срочной службы.

А мне только сейчас, в 36 лет, вспомнилась эта история в контексте взаимоуважения профессионалов друг к другу и обусловленной в том числе и этим культуры труда.