Необычайные приключения штурмана ПКР "Москва" рассказанные им самим.
С благодарностью С.Булычеву.
Как-то в один из теплых августовских вечеров я выгуливал свою таксу по набережной Корнилова. Вечер был чудесный. В море отражались перистые облака, подсвеченные заходящим малиновым солнцем. В толпе отдыхающих, идущих навстречу мне, я вдруг заметил широкоплечую фигуру бывшего своего сослуживца. Ба? Серега! - раскрыв объятья, произнес я,- сколько лет, сколько зим, а ты все такой же поджарый и спортсменистый! Про тебя не скажешь - офицер запаса: ты теперь ни рыба, ты теперь ни мясо.
Сергей мне широко улыбнулся, и мы с ним дружески обнялись.
-Ну что, встречаемся нечасто! Такое событие - грех не обмыть, - предложил он, кивнув головой в сторону кафе.
Мы сели за столик под огромный цветной зонт на набережной и заказали бутылку ”Каберне”. Вспомнили совместную службу на крейсере ”Жданов”, как- никак, в одной каюте - четыре года, вспомнили боевых товарищей.
- Ну, а что там с “Москвой”, закончилась эта одиссея с привидением или как? - спросил я.
Сергей внимательно посмотрел на меня и говорит:-...Или как! ...По ночам иногда ко мне в комнату приходит внучка и хнычет - Дедуля, ко мне «домовик» приходил. Надо бы «домовой», а она домовиком почему-то его прозвала. Приходится брать ее за руку и вести по всей квартире, включать везде свет и говорить:- Где домовик, Олечка? Здесь его нет - и дальше по кругу...
-Серега, вообще- то, я не совсем представляю весь этот сыр-бор вокруг твоего вертолетоносца, ты не мог бы мне кратко, с самого начала рассказать - как да что?
-Ну, давай, третий тост - за тех, кто в море! - протянул навстречу мне свой бокал Сергей. Выпили. Он закурил, задумался, посмотрел на закатное солнце, вздохнул и заговорил...
-Все началось, пожалуй, с того времени, когда для прохождения службы на ПКР "Москва" прибыл матрос Юсупбаев, отрекомендованный флагманским штурманом бригады, капитаном 3 ранга Берлевым Олегом, трудолюбивым и исполнительным матросом. С первых же дней пребывания в качестве электрика штурманского этого матроса, все сказанное флаг-штурманом оказалось с точностью до наоборот. Этот представитель солнечного Узбекистана был охоч пожрать, поспать, а трудолюбие и исполнительность была им безнадежно утрачена еще в прошлой его жизни, когда он вероятнее всего был ишаком. По своим "боевым" качествам он и был расписан в кормовой гиропост. Подальше от начальства и чтобы самому это "чудо" поменьше видеть. И все же, полностью спускать Юсупбаеву его безделье было конечно нельзя. Поэтому мною была подмечена его любимая "больная мозоль", давя на которую, этого азиата все же можно было заставить что-то выполнять по службе. Это был электропроигрыватель. На нем нерадивый штурманский электрик любил прослушивать пластинки с музыкой и песнями на узбекском языке. Ну, а поскольку электропроигрыватель был нештатным, я всегда мог под угрозой его изъятия, заставить Юсупбаева и за матчастью ухаживать, и ремонтные работы обеспечивать, и помнить о том, что на службе необходимо выполнять приказы и приказания и распорядок дня соблюдать.
Понятно, что с моей стороны с данной периодичностью проверялись жилые и служебные помещения боевой части, строго контролировался порядок в них. Больше всего в таком контроле нуждался кормовой гиропост, в котором оказался и волею судьбы и случая расписан Юсупбаев.
Осмотр гиропоста всегда заканчивался нагоняем для малопробиваемого
заведующего, но все же, что - то сдвигалось с места в положительном направлении в части наведения порядка. Со временем я стал замечать с его стороны противодействие в виде неуклюжих, и казалось, неуместных вопросов. Прибываю, например, для проверки в гиропост, указываю на конкретные недостатки, а Юсупбаев исподволь задает вопрос: - Товарищ капитан 3 ранга, вы здесь служите давно, не замечали ли вы вот на этом месте, стучит он каблуком по палубе поста, застеленной линолеумом, когда- либо люк? Я пожимаю плечами:- Да нет, говорю... А глаза у него раскосые, смешливые. Губища толстые. Смотрит на меня и не поймешь, всерьез говорит или с издевкой шутит.
Вопросы ко мне стали возникать при каждом посещении мной гиропоста: - А не было ли здесь, в кладовой ЗИП, подволока ниже в два раза? А не вел ли из шахты лага в корму кирпичный коридор? А не выключали ли вы грелки в гиропосту в мое отсутствие? А не вы ли вчера утром убрали, а затем снова восстановили на место электропровод от щита 220 вольт? А откуда вдруг в кладовой ЗИПа может оказаться пресная вода? А не замечали ли вы здесь чего-либо непонятного?..
Я поначалу отвечал на вопросы Юсупбаева снисходительно, но, в конце концов, перешел к резкому пресечению глупых его вопросов, смысл которых, по моему мнению, и заключался в том, чтобы запудрить мне мозги и сбить мое внимание к его упущениям в содержании заведования. Вопросы прекратились, но тут возникла другая напасть.
Захожу как-то в помещение гиропоста, а там 10-12 потомков Хаджи Насреддина с Юсупбаевым во главе слушают музыку, лопают жареную картошку, принесенную с камбуза, "красиво проводят время". К таким несанкционированным посещениям узбекского представительства я относился очень бурно, т. е. вышвыривал всех вон, распекая своего азийца вдоль и поперек. И что удивительно, чем чаще я стал проверять кормовой гиропост, тем чаще там обнаруживал узбекскую дискотеку. Обращение к командиру БЧ-5 и помощнику по снабжению, чьи подчиненные узбеки наводняли мой гиропост, ничего не дало.
Однажды настроившись на "боевые действия" со своим диск- жокеем и его фанами, что уже прочно вошло в привычку, я вдруг в полуизумлении застыл у открытой двери поста:- «Пусть сдохнут все мои враги!»- выдохнул я. В помещении находились всего лишь Юсупбаев и его близкий друг Абдурахимов из БЧ-5, до службы они вместе учились в школе и в техникуме.
Никакой музыки, никакой жареной картошки..., на посту относительный порядок, только люк, ведущий в нижнее помещение, где находились агрегатная, кладовая ЗИП и шахта лага, почему-то закрыт, а в замочные проушины вставлен болт. Оправившись от возникшего полуизумления, все же, как всегда, резко задал Абдурахимову вопрос:- А ты что здесь, пустой тюрбан?
Тут в унисон Юсупбаев с Абдурахимовым взмолились насчет того, нельзя ли Абдурахимову посещать кормовой гиропост, другие земляки в него больше никогда не придут. Не став выяснять причин отмены узбекских разговений, я разрешил бывать Абдурахимову на заведовании Юсупбаева. Радости обоих не было предела. Я спросил, почему люк в агрегатную закрыт на болт? Мной же было приказано для лучшей вентиляции держать его открытым...
- А там привидение!!! - выпалил Абдурахимов.
Синдром строгого начальника тут же проявился во мне: - А ну, открыть люк! - приказал я. Юсупбаев немедленно его открыл. И я ринулся по вертикальному трапу вниз. Вслед за мной, чуть не вися на моих плечах, в люк нырнул Юсупбаев. Накануне, после окончания учебного отряда, в БЧ-1 прибыл матрос-таджик Раджабов Файзоли, и я подумал, что молодой матрос чем-то не угодил Юсупбаеву, и за это его закрыли внизу. Тем более подозрения укрепились стремительным спуском в агрегатную самого Юсупбаева, чего бы это вдруг? Но внимательный осмотр нижних помещений ничего не дал. За попытку разыграть начальника оба матроса получили от меня "по фанере"*
Через некоторое время Юсупбаев был уволен в запас. Новый заведующий гиропостом оказался более расторопным и исполнительным...
Примечание:* “фанера”- грудная клетка. Матросский жаргон.
(продолжение следует) |
Прошу не судить строго - что-то изливается из души после общения с людьми, которые сейчас воюют...
На кухне жжём свет,
И водки стакан...
Ты дай мне ответ,
Пока ты не пьян...
Зачем ты пошёл
Туда воевать?
И что там нашёл,
Что нам не понять?
Пойми, братец мой -
Не мог я смотреть
На то, как домой
Привозит их смерть...
Они же юны и не знают они,
Что это их самые лучшие дни...
И тратят мальчишки бездарно их свет,
И нам всем за это прощения нет...
Ведь мы же солдаты,
Война - наш удел...
Не можем, пойми ты,
Мы бросить задел...
Афганские горы
Ты помнишь, братан?
Как там, у забора
Засел тот душман?
Ты спас меня брат,
Преградив пуле путь,
Теперь же твердят:
Обо всём позабудь...
Но я офицер, хоть и не рядовой,
И эта война никому не нужна...
Хоть кто-то за мой счёт вернётся домой,
Пусть даже погибну - не плачь, старшина...
Цена мне на свете -
Их жизни, не тронь...
Когда на рассвете
Веду их в огонь...
Когда я бросаю
Под пули их, брат...
И пальцы кусаю,
И жизни не рад...
Не знаю, когда я
Вернусь насовсем...
Жене: Дорогая,
Подъём завтра в семь...
Он сгинул навеки в чеченских горах,
И гулкое эхо откликнулось: «Ах...»,
Когда, прикрывая своих пацанов,
Взорвался гранатой, хоть был не готов...
|
