На войне как на войне

Помнится в средней школе, классе в 10-м, появилась новая учебная тема, которая называлась "Гражданская оборона".
Понятное дело что мы, тогдашние школьники, тут же сократили название темы до короткого и емкого слова - ГРОБ.
Параллельно с занятиями по ГРОБу с нами, мальчишками, велась работа - допризывная подготовка.
Занимался с нами физрук. Это был бег по кругу на школьной спортплощадке, занятия на турнике, лазание по канату, прыжки через "козла" и "коня", и даже какие-то приемы строевой подготовки.
Кроме того нас готовили идеологически.
В частности в объем идеологической подготовки входил просмотр фильмов военно-патриотического содержания.
Рядом со школой находился клуб ВИЛСа.
Вот в кинозал этого клуба и собирали допризывников окрестных школ. Зал был всегда набит до отказа.
Там я в последний раз видел своего друга детства, с которым мы учились со второго до шестого класса еще в школе в Хамовниках.
Потом наш заводской дом-коммуналку начали расселять и оказались мы с ним на одной окраине города, но в разных её районах и более не общались.
Через много лет моя мама рассказала мне, что мой друг при каких-то неясных обстоятельствах ушел из жизни.
Был он молодой, красивый, спортивный, очень умный парень.
В тот теплый солнечный день [...примечательно что все дни последнего года учебы в школе помнятся теплыми и солнечными... ] нас собрали в клубе для просмотра нового тогда художественного фильма "На войне как на войне".
Я с одноклассниками уже сидел где-то в середине одного из рядов, а мой друг со своими приятелями шёл по центральному проходу зала.
Я подумал, что надо будет разыскать его после фильма, подойти и поговорить.
Но после киносеанса я его не нашел в толпе спешащих на выход парней.
В тот год мне казалось, что жизнь не имеет конца, что мы еще всегда успеем встретиться.
Но это мне только казалось.
На вопрос, почему я еще здесь, а он давно уже там, ответа по-прежнему нет. И только в памяти моей он все еще идет по проходу в кинозале. Всегда молодой и красивый.

А в тот день в зале погас свет и начался показ фильма о войне.
Помню, что фильм мне понравился. Собственно, тогда все фильмы мне нравились.
Превосходная оценка ЭТОГО фильма появилась у меня десятки лет спустя, в сравнении с современным отечественным кинематографом.
А тогда...

Тогда на черно-белом экране разворачивались события нескольких дней войны, которые были показаны с точки зрения экипажа самоходного артиллерийского орудия СУ-100 - мехвода старшины Григория Щербака, наводчика орудия -сержанта Мишки Домешека, заряжающего -ефрейтора Осипа Бянкина, и их командира, младшего лейтенанта Сани Малешкина.
... Лето. Вероятно 1944-го года (потому что на гимнастерках у солдат и офицеров погоны, и передвижение происходит по местности похожей на Украину, да и говор встречных жителей выдает в них малороссов.
Полк самоходок, стоящий во втором эшелоне получает приказ поддержать наступление танкистов полковника Дея и выступает для марш-броска в сторону передовой.
До приказа о выступлении и во время марша мы наблюдаем несколько ситуаций, в которые попадает младший лейтенант Малешкин и его экипаж.
По ходу действия становится понятно, что Саня Малешкин совсем неопытный молодой офицер-командир, который оказался на фронте сразу же после офицерского училища военного времени - то есть готовили его по очень ускоренной и укороченной программе.
Боевого опыта у него никакого нет. Танковый шлем у Малешкина на голове сидит боком. Комбез на щуплой фигурке Малешкина грязноват и висит мешком. С экипажем у Малешкина отношения довольно свободные. Осип Бянкин ему, случается, “тыкает”, Домешек к нему относится снисходительно, Щербак выполняет его приказания через раз. И даже мотор самоходки может завестись, а может и не завестись. Комбат Сергачев крайне недоволен Малешкиным, считает его плохим командиром и обещает снять с машины.
Офицеры-сослуживцы относятся к нему соответственно. При его появлении они встречают его шутливым докладом, обращаясь к нему в шутку: -Товарищ генерал, Малешкин!
Но вот на экране эпизод - Домешек обнаруживает, что у одной из гранат, которые лежат в укладке внутри самоходки вывалилась чека.
Понятное дело, что граната может взорваться в любой момент, что приведет к детонации остальных гранат и боезапаса самоходки. В любое время - это чрезвычайное происшествие. Случись взрыв и командира самоходки ждет трибунал.
Сначала Малешкин посылает Домешека внутрь самоходки, приказав ему достать эту гранату без чеки. Но в последний момент младший лейтенант Малешкин передумывает, и лезет за гранатой сам.
И тут мы понимаем, что этот недавний деревенский парнишка, не очень уверенно чувствующий себя командиром экипажа, настоящий герой.
Потому что на вопрос, заданный самому себе: -А как поступил бы ты в такой ситуации?, ответ не получался однозначным.
Может потому что ты думал, что в случае смерти тебе из 1970-го года придётся потерять больше, чем твоему сверстнику из 1944-го года, Саньке Малешкину?
А пока ты размышляешь над этим вопросом, на экране разворачиваются картины марша самоходок к линии фронта по разбитым военным дорогам, с остановками в нескольких населенных пунктах, недавно освобожденных от немцев.
В фильме есть справедливость. Плохого комбата капитана Сергачева снимают с должности, а вместо него назначают справедливого гвардии-лейтенанта Беззубцева.
В фильме есть хороший юмор. И ты смеешься вместе со всем залом над тем как ловко самоходчики буквально “выкурили” какого-то майора-интенданта из хаты, куда их определили на ночевку.
В фильме есть грустная песня. Её поют самоходчики, выпив наркомовские сто граммов и добавив самогонки из бутылки выставленной хозяйкой хаты...

На поле танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой,
А молодого командира
Несли с пробитой головой.

По танку вдарила болванка.
Прощай родимый экипаж.
Четыре трупа возле танка
Дополнят утренний пейзаж.

Машина пламенем объята,
Вот-вот рванет боекомплект.
А жить так хочется ребята.
И вылезать уж мочи нет.

Нас извлекут из-под обломков,
Поднимут на руки каркас,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.

И полетят тут телеграммы
Родных и близких известить,
Что сын ваш больше не вернется.
И не приедет погостить.

В углу заплачет мать-старушка,
Смахнет слезу старик-отец.
И молодая не узнает,
Какой у парня был конец.

И будет карточка пылиться
На полке пожелтевших книг.
В военной форме, при погонах,
И ей он больше не жених.

В фильме есть намек на неуставные чувства. Это когда Мишка Домешек “клеит" хозяйку хаты, а Саня Малешкин ревнует её к нему.
А потом начинается настоящая война. Самоходчики прибывают в танковую дивизию полковника Дея. Перед боем самоходке младшего лейтенанта Малешкина придают пехотное отделение.
И опять в кинозале смех. На экране сержант Домешек тренирует пехотинцев перед посадкой на броню в качестве десанта. Так появляется еще один запоминающийся персонаж фильма - рядовой Громыхало из деревни Подмышки.
Но смех в зале звучит в последний раз, потому что самоходки вслед за танками пошли в бой против немецких “тигров”, превративших село которые заняли в оборонительный пункт.
Мехвод Щербак боится что их подобъют, а когда бой начинается и загораются первые наши “тридцатьчетверки”, подбитые немцами, он и вовсе останавливает самоходку. Немцы за дымом пока не замечают такую великолепную мишень, но мы понимаем что это только до поры.
Понимает это и младший лейтенант Малешкин, командир самоходки, Саня Малешкин.
А еще он очень хочет выполнить боевой приказ.
Малешкин выбирается из самоходки и бежит впереди нее к окраине села.
Щербак приходит в себя и направляет самоходку вслед за командиром машины. Так, под прикрытием дыма, незамеченными, они достигают окраины занятого немцами села.
Из всего отделения, до начала боя сидящего на броне, до села добирается только рядовой Громыхало. Его-то Малешкин и посылает на разведку - узнать где в селе находятся немецкие танки.
Малешкин связывается по рации с командирской самоходкой. На связь выходит сам полковник Дей.
Оказывается наши танки и самоходки отступили на исходные позиции. За исключением тех, кого подбили "тигры".
Полковник спрашивает о том где находится самоходка и что собирается делать Малешкин. Узнав, что Малешкин выслал разведку, полковник Дей одобряет действия младшего лейтенанта и приказывает ему поддержать новую атаку наших танков и самоходок на село.
Возвращается разведчик Громыхало и сообщает что он видел несколько больших танков с крестами на башнях, которые маскируются за хатами и сараями. Малешкин сам отправляется на разведку и видит все, о чем ему говорил Громыхало.
Когда начинается атака наших самоходка Малешкина подбивает два "тигра", после чего в ее гусеницу попадает вражеский снаряд. Малешкин подает команду покинуть машину. Взяв автоматы самоходчики выбираются из машины и участвуют в перестрелке с немецкими танкистами. Во время рукопашной схватки убивают Домешека.
Наши танки врываются в село. Немцы бегут. Полковник Дей хвалит Малешкина. Экипаж самоходки хоронит убитого Мишку Домешека, натягивает гусеницу и отправляется вслед за ушедшими вперед танкистами и однополчанами.
Конец фильма.

Младшего лейтенанта Саню Малешкина играл молодой тогда Михаил Кононов. Молодой Олег Борисов играл наводчика сержанта Мишку Домешека. Молодой бесподобный Виктор Павлов сыграл мехвода старшину Щербака. Абсолютно убедительный в своей роли немолодой Фёдор Одиноков - заряжающий ефрейтор Бянкин.
Полковник Дей - Михаил Глузский.

Не раз потом вечерами на Точке кто-нибудь из нас да затягивал: ... Нас извлекут из-под обломков..., наверное под впечатлением убежищ от осколков, которые мы сами копали на ИПах нашей Линейки.

...Прошли годы. Никого из актеров, играющих главные роли в фильме в живых уже не осталось. Как не осталось в живых и прототипов героев фильма. Как не осталось почти ничего из того, за что и во имя чего умирали солдаты Великой Отечественной Войны....
И мы, мальчишки семидесятых, стали старше тех актеров и тех солдат...

И, вдруг, я увидел в книжном магазине небольшую по размеру книгу Виктора Курочкина "На войне как на войне". Конечно, купил, и прочитал на одном дыхании. А потом перечитал, мысленно сравнивая с сюжетом одноименного фильма из далекой юности. И вновь ожили передо мной актеры и солдаты. Хотя в книге все оказалось немного иначе, чем в фильме. Заодно я понял почему так произошло...

В книге события нескольких дней войны разворачиваются морозной зимой. Экипаж Малешкина в армейском тылу на стоянке топит танковую печку, установленную в яме под самоходкой так, чтобы днище моторного отсека было всегда теплым.
Таков приказ командования - самоходки должны быть готовы к маршу в любой момент. По этому поводу экипаж ночует в той же яме под печкой. Все чумазые от копоти, но всех чумазей младший лейтенант Малешкин. И шапка-ушанка у него на голове надета криво, и звезда на той ушанке у него на затылке.
По ходу неторопливого повествования выясняется, что Малешкин, хоть и назначен командиром самоходки, но на самом деле матчасть не знает, самоходку водить не умеет и даже побаивается её.
С экипажем у него сложные отношения, потому что члены экипажа старше своего командира по возрасту и уже успели повоевать с немцами.
Уважать Саню Малешкина им не за что... Ну разве что за одинокую младше-лейтенантскую звездочку на погоне...
Но младший лейтенант рвется в бой. Его однокашник по училищу Пашка Теленков, тоже командир самоходного орудия, имеет орден за подбитые "тигры", а Малешкину пока здорово не везет.
Шутливое звание "корпусного генерала" он получил от офицеров-однополчан.
А дело было так. Самоходка Малешкина должна была первой переправляться через Днепр, но шальной осколок разорвавшегося одиночного немецкого снаряда обрубил кончик пушки у самоходки, и Малешкин просидел насколько недель у корпуса своей самоходки, пока пушку не заменили.
А в это время полк форсировал Днепр, дрался с немцами, терял экипажи и получал ордена и пополнения.
Комбат Сергачев невзлюбил Малешкина, и вообще, неприятности следовали за неприятностями... Вот хотя бы с той же гранатой, чеку которой вытащил из укладки Мишка Домешек.
В книге Малешкин хочет поскорее подбить немецкие танки.
В книге Домешек по национальности - еврей, бывший студент филфака Одесского университета. Он успел повоевать, попасть на оккупированную территорию. После войны он хочет стать сапожником. Этому ремеслу он обучился будучи в оккупации.
В книге Щербак мечтает чтобы снаряд попал в моторное отделение - самоходке конец, а экипаж останется живым.
В книге Бянкин собирается после войны жениться на деревенской соседке-вдове потому что у нее убили мужа.
В книге Пашка Теленков говорит своему другу Васе Зимину о том, что устал, и что лучше бы лежать сейчас в госпитале, на чистых простынях, а не воевать.
Марш самоходок в сторону фронта в книге сопровождается короткими, но яркими картинами-описаниями.
Сгоревшие "тридцатьчетверки", попавшие в танково-артиллерийскую немецкую засаду... Наши танкисты, обгорелые до черноты, висящие из люков подбитых танков... Запах жареного мяса и горелого металла витающий в морозном воздухе... Раскатанный траками танков и самоходок расплющенный труп немца, вмерзший в грязь и лед посереди дороги... Искалеченный снарядами и бомбами лес... Словом - окопная правда жизни.
Совсем не героический полковник Дей, который имеет приказ наступать и отобрать село у немцев, но чем это все кончится, полковник не знает...
В книге об этом не говорится, но мы, пережившие более достойных права на жизнь, знаем, что средний танк Т-34-85 против T-IV "Tiger" с 88-ти миллиметровой пушкой "не тянет", особенно когда ты наступаешь на него в лоб, а он расстреливает тебя из засады. Потому-то полковник Дей и приказывает комбату гвардии лейтенанту Беззубцеву держать его СУ-100 в неуставных ста метрах позади танков....
После боя за село, в котором самоходка младшего лейтенанта Малешкина подбила два "тигра", полковник Дей приказал: “Комбат, доложите в свой штаб, чтобы Малешкина представили к Герою, а экипаж - к орденам, - и уловив в глазах комбата удивление, еще жестче проскрипел: -Да, именно к Герою. Если б не Малешкин, бог знает, чем бы всё это кончилось.”
А вот так заканчивается повесть “На войне как на войне”:

<<<...Часа два спустя взяли Кодню. Танковый полк в ожидании отставшей артиллерии с пехотой занял оборону.
Противник не пытался контратаковать. И только наугад постреливал из минометов.
Экипаж Малешкина сидел в машине и ужинал. Мина разорвалась под пушкой самоходки. Осколок влетел в приоткрытый люк механика-водителя, обжег Щербаку ухо и как бритвой раскроил Малешкину горло. Саня часто-часто замигал и уронил на грудь голову.
-Лейтенант! - не своим голосом закричал ефрейтор Бянкин и поднял командиру голову. Саня задергался, захрипел и открыл глаза. А закрыть их уже не хватило жизни.
Саню схоронили там же, где стояла его самоходка. Когда экипаж опустил своего командира на сырой глиняный пол могилы, подошел комбат, снял шапку и долго смотрел на маленького, пухлогубого, притихшего навеки младшего лейтенанта Саню Малешкина.
-Что же вы ему глаза не закрыли? - сказал Беззубцев и, видимо поняв несправедливость упрека и бессмысленность вопроса, осердился и надрывно, хриплым голосом закричал:
-За смерть товарища! По фашисткой сволочи! Батарея, огонь!
Залп всполошил немцев. Они открыли по Кодне суматошную стрельбу.>>>

Запыхавшийся и взмыленный, с дикими глазами на набережную выбегает мужик. С разбегу забрасывает свой чемодан на находящийся в 5 метрах от причала паром, поскальзывается, падает, встает опять, спотыкается, наконец запрыгивает на паром сам, еле уцепившись за какой-то канат, из последних сил подтягивается и падает обессиленный на палубу. Затем довольный встает, отряхивается и произносит:
- Уфффф! Все-таки успел!
Офигевший от всего этого капитан:
- Мужик, ты чего? Мы еще не причалили!...
http://bigler.ru/forum_vb/showpost.php?p=3194765&postcount=5728
жизненно
в бытность мою дальнобоем было похоже
лето. 5 утра или вечера- не отличить. надо правда добавить, что пахать приходилось круто. никакого ес не было. границы в полный рост. а 1100 км в день вынь, да положь.
суббота была. утром разгрузился. по быстрому домой. всем подарки. дитям цветы-жене мороженное. фуру на стоянку. негоже загораживать такой дурой проезд в частном секторе(соседи на пол-дня и не воз ражали,3 квартала объезжали. а больше я и не позволял себе).
а теперь СПААААААААТЬ.
просыпаюсь. на часики глянул и обомлел. 6 часов. а мне загрузке в 8 быть надо за 200 верст. (а в башке то не работает, что жены в койке рядом нет). вскакиваю и бегу на паркинг. а навстречу вся капелла. жена, дочь, зять,сын. внуков тогда еще не было.
-куда старый поперся, мало девочек по-дороге обыходил?
-"N;%:?(непереводимая игра слов на русском и латышском с использованием местных идиоматических выражений), мне в 8 на загрузку, а сейчас 6.
- папа, сейчас еще вечер. ты вроде не стахановец?
пар меееедленно уходит в свисток.

Помню, когда в Киеве было 7 военных училищ (времена СССР еще) и были парады на Крещатике, приключилась такая история.

Идет коробка курсантов из танкового училища, впереди нее их генерал, красный как рак.
Красный он был от того, что из впереди идущей коробки курсантов авиаучилища, кто-то на веревочке из последних рядов тащит игрушечный танчик.
Он тарахтел по брусчатке метров сто. И все это перед танкистами.

Фотка моей бабушки.

Хотелось бы мне сказать Вам, что самым запоминающим днём из проведённых шести месяцев в Еланской учебной дивизии был День Присяги. Очень хотелось бы мне рассказать про этот торжественный день в моей жизни. И это были бы политически верные воспоминания. В духе, так сказать, правильного воспитания современной молодёжи. Однако, совсем другой день службы в Елани навсегда, до мелочей въелся в мою память. О нём и будет речь.
Шёл примерно четвёртый месяц летнего курса обучения в Еланских военных лагерях. Курсанты Четвёртой УМСР уже начали волшебным образом перевоплощаться из зелённых новобранцев в солдат - мотострелков. А всё волшебство заключалось в круглосуточном вздрючивании курсантов сержантами роты и нашим постоянным поиском добавочной пищи и лишнего сна. Многие курсанты уже хорошо знали, как и где можно было сачкануть без особых последствий, перекусить на бегу в солдатской чайной или вздремнуть за спиной товарища на редком досуге политических занятий. Наше неумолимое развитие в этих делах ещё раз подтверждало теорию Дарвина. И если по этой теории Чарльз отвёл путь от примата до человека длиной в пять миллионов лет, то наши отцы - командиры выделили нам всего шесть месяцев для полного курса обучения специалистов Советской Армии. На этом этапе жизнь курсанта - пехотинца была насыщенной и плотной.
У операторов-наводчиков БМП-2 начались боевые стрельбы. После дневной стрельбы рота ушла на обед, а нас четверых самых толковых бойцов (по нашему мнению) взводный оставил разряжать автоматические пушки трёх боевых машин. Поэтому мы вчетвером от Директрисы БМП и до расположения роты пошли затем сами, без всякого сопровождения. Вот она - свобода передвижения! Мы приняли волевое решение сократить дорогу и пошли напрямик через лес. По дороге тут же начали обсуждать архиважную для нас тему - как же можно более удачно воспользоваться этим случаем свободного времени и пространства. Мнения разделились ровно поровну - попробовать добыть цивильную пищу или поспать лишний раз прямо здесь, в лесу.
И вот тут армейская удача улыбнулась нам! На полянке мы наткнулись на тёплую компанию соседей, курсантов Пятой роты, прикомандированных к Директрисе БМП в составе рабочей команды. В общем и целом, наши шустрые однокашники смогли тайно поставить в одном из боксов полигона брагу в молочном бидоне и в данный момент времени активно угощались своим творением. Их было тоже четверо, в казарме мы жили на одном этаже, успели примелькаться друг к другу, не враждовали и вместе переносили «тяготы и лишения армейской службы». И было у нас одно свойство, которое объединяло нас всех - мы все считали себя «борзыми» курсантами.
Половина бидона уже была выпита, часть закуски в виде двух консервных банок и буханки хлеба были аккуратно разложены на солдатском полотенце. Ещё были несколько луковиц. Нужно ли говорить, что нам были искренне рады? Мы были молоды, никогда не ели «под одеялом», делились с товарищами и радовались любому положительному поводу. А тут соседи в гости зашли! Чем не повод для радости? Правда, без приглашения. Списав все гражданские этикеты на законы военного времени (кругом полигон!) нас тут же великодушно пригласили к столу. Курсантские инстинкты быстрого поглощения пищи не заставили себя долго ждать.
Побратавшись с уже порядком хмельными хозяевами стола, мы подняли наш первый тост тёплой и мутной браги за всех нормальных курсантов нашей учебной дивизии (не Чмырей!). После третьего тоста (за родителей) мы уже показывали друг - другу фото своих девушек. Девушки на тот момент у меня уже не было. Поэтому я всем продемонстрировал единственное фото моей любимой бабушки, которое у меня было с собой. Фотка моей бабушки окажется роковой в этот день.
Четвёртый тост был за бабушек и дедушек. Потом отдельно выпили стоя за дедов, погибших в войне. Пили в четыре кружки, брага и закуска закончились быстро. Да и время уже поджимало. Нам надо было бежать в столовую, где дожидался под присмотром дежурного по роте наш обед. А нашим соседям по казарме было необходимо прибыть на поле Директрисы БМП и успеть отоспаться до ужина и ночной стрельбы. Закусив ломтиками последней луковицы по пол кружки мутного зелья «на посошок» и взяв твёрдое обещание «обязательно встретиться», мы разошлись в разные стороны. Хорошо помню, как мы вышли из леса на дорогу и, обнявшись, хором запели «Поворот» из репертуара группы «Машина времени». Потом спели ещё что - то, но точно не ротную строевую песню «Шинель». Нам было по восемнадцать лет, все люди были братья и нам было хорошо!
До полка оставался небольшой лесок и парк боевых машин. Я сейчас не помню, почему я вдруг решил проверить наличие в своём нагрудном кармане гимнастёрки последнее письмо от мамы и фото бабушки. Но, я хорошо запомнил до сегодняшних дней весь мой ужас, когда обнаружил отсутствие фото в конверте. Не знаю, или это брага мне так ударила в голову, или это было воздействие только что спетых песен. Но, я почувствовал себя предателем по отношению к бабушке. Хожу тут, блин, брагу пью и песни распеваю, а фото бабули лежит где - то в лесу. А скоро начнутся ночные стрельбы! Снаряды и мины в клочья разорвут портрет моей горячо любимой бабулечки. Я смахнул скупую курсантскую слезу.
Мои боевые друзья меня поняли с первых слов. Только что выпитая брага ещё гуляла в наших мозгах. Но, курсантский опыт подсказывал, что всем четверым возвращаться за фоткой не следует. Сержанты засекут в роте наше долгое отсутствие и затем унюхают остатки нашего пиршества. Зато опоздание одного из нас ещё можно было как - то прикрыть. Выстраданный опыт не пропьёшь! Мы снова обнялись, и я рванул обратно на полянку. Фотку я нашёл быстро. Прямо на том же месте, где я сидел за импровизированным столом. Видимо, просто по - пьяне, забыл положить в конверт письма. Никто из нас и не заметил. И мне стало ещё лучше жить на этом свете!
И я решил догнать своих товарищей. Пулей, вернее бронебойным снарядом из автоматической пушки БМП-2, я пронёсся по дороге, перемахнул через лесок и неожиданно упёрся в корму БМП, спрятанную в капонире прямо рядом с парком боевых машин. По инерции решил быстро обойти это препятствие, как был неожиданно схвачен за воротник гимнастёрки механиком - водителем из БУБМ (батальон учебно-боевых машин). Или Банда Урок Батьки Махно. Кому как нравится! Ещё двое стояли рядом. Мне эта милая картина на кромке леса под названием «Три узбекских богатыря» не понравилась совсем. Хмель и удачная находка фотки бабули сделали своё дело. Я потерял курсантский нюх! В нормальной учебной обстановке я бы один за версту обошёл бы этих механиков - водителей, служивших все два года в отдельном батальоне обслуживания постоянными водителями боевых машин. И если встречаться с ними, то только минимум втроем! И если у наших сержантов были права и обязанности на постоянное вздрючивание курсантов, то эти солдаты, в основном рядовые до конца службы, могли обслуживать только наши стрельбы. Никаких прав, кроме срока службы, у этих механиков не было. В этот батальон отбирали наиболее толковых и здоровых механиков - водителей из различных учебных полков. Поэтому основу БУБМ (а) составляли славные сыны Средней Азии, механики - хлопкоробы на гражданке. И хлопкоробы знали, что оставшиеся полтора года мы прослужим за границей. А они до конца службы будут кормить комаров на болотах Елани. Поэтому механики - махновцы старались при каждом удобном случае отыграться на нас за свою нелёгкую армейскую долю. Особенно в дни ПХД, когда нас отдавали им в распоряжения для чистки боевых машин.
Эта неожиданная встреча на природе не сулила ничего хорошего. Двое механиков схватили меня за руки и подтащили к БМП. Третий открыл один из проёмов задней двухстворчатой двери для пехоты. В нос ударил резкий запах навоза. Весь левый отсек десанта был в бараньих какашках. Я просто охренел от такой неожиданной картины! Как оказалась, наши басмачи умудрились в перерывах между стрельб сгонять на БМП на местные пастбища и умыкнуть колхозного барана, которого и прятали несколько дней в отсеке для десанта. Кормили и поили. Даже выводили погулять. А затем в выходные дни, оставшись на полигоне одни, банально зарезали барашка и съели. И теперь механикам надо было скрыть следы своего преступления. А тут я сам к ним прибежал - юный, довольный и счастливый курсант. Хлопкоробы хорошо говорили по-русски, быстро объяснили мне причину такого запаха органических удобрений и поставили мне задачу - за час очистить весь отсек.
Стрессовая ситуация и поток адреналина в кровь быстро отрезвили меня и я начал просчитывать варианты. Батальон учебно-боевых машин располагался прямо рядом с нашим полком. И летом 1981 годы мы ходили в один и тот же туалет, а ля - Сортир. Применить к механикам свои навыки бокса, вырубить одного или двух, а затем сбежать? Смогу ли я? Узбеки вроде здоровые и откормленные после барана. Это был не выход. Да и эти воины Средней Азии обязательно будут мстить за пропущенные удары по голове и отлавливать меня у туалетов. И потом информация об этом инциденте быстро дойдёт до наших сержантов. Мне будет сложно объяснить нашим непосредственным командирам всю логическую цепочку событий связанных с фото моей бабушки. Не поверят! И я не собирался подставлять своих корешей - курсантов.
Быстро принимаю волевое решение сделать испуганный вид задёрганного курсанта - чмыря, ослабить внимание своих восточных оппонентов и положиться на удачу. Восток - дело тонкое! Даже попросил у механиков сапёрную лопатку. Меня впихнули в отсек и сунули в руки кусок фанерки. Мол, и этим всё соскребёшь! Я изобразил активную работу, осознавая, что в нагретом отсеке с бараньим говном я долго не выдержу. Крикнул своим охранникам, что нужна большая лопата. Один из узбеков (ничего личного, я сам тоже не русский), улыбаясь, протянул мне в проём лопату штыком вперёд на уровне своего живота. Я схватился обеими руками за черенок и резко ткнул концом механика прямо в солнечное сплетение. Удар получился! Я выкатился из отсека с лопатой в руке вслед за согнувшимся азиатом. Двое его земляков так и застыли рядом с БМП. Я перехватил обеими руками лопату штыком верх над головой и по узким испуганным глазам противника понял, что победил. Это был переломный момент в сложных взаимоотношениях трёх механиков - водителей БУБМ и одного «бурого» курсанта. Я знал, что эти старослужащие никогда и никому не расскажут о своём позорном поражении. Да и я лучше промолчу об этом отрезке времени армейской службы, проведённом в жарком отсеке БМП с остатками прошлой жизнедеятельности безвинно убиенного барашка. На всякий случай, отошёл на метров десять и воткнул лопату в землю. Двое сынов Средней Азии пытались поднять своего непутёвого собрата. Хлопнув левой ладонью по своему правому бицепсу и согнув локоть с правым кулаком в характерном жесте в сторону своих восточных недругов, я спокойно пошёл в направлении полка. Меня никто не пытался догнать. Только в ответ на своё прощальное приветствие я услышал отборный русский мат. Чему - то учебка Елань учит очень хорошо.
В расположении роты пришлось отвечать на вопросы моих друзей о дурном запахе, идущем от моей формы. В каптёрке, быстро переодеваясь в подменку (каптёр был свой корефан) я соврал сослуживцам, что споткнулся и упал по - пьяне прямо возле свинарника в грязь. Что ещё больше добавило веселья курсантам Четвёртой УМСР в этот удачный для них день. И никто из них даже не поинтересовался, как я оказался возле свинарников, расположенных в противоположной стороне учебной части. Форму я постирал ночью, утром выгладил. Вот такая вот, Братцы, история.
А фото своей любимой бабушки я храню до сих пор. Земля ей пухом!

Узнал недавно от наших контрактников, как в израильской армии освещали принуждение Грузии к миру. Летеха построил взвод, вышел уперёд и доложил, что вчера Россия напала на Грузию и Грузия ведёт оборонительную войну, мля! Имейте все это ввиду. Россия - агрессор. Так это получается во всей армии директиву дали, не сам же он до этого додумался! Я Димку спрашиваю: "И что? Вы поверили?"

- Что мы идиоты - радио слушаем, интернет смотрим. А потом, после построения коренных спросили, мол, вы что этому наглому заявлению офицера верите? А сами - что думаете? - а те отвечают.

- Та это же офицер! Вы что? Ему же командование свыше приказало! Значит правда! - зачем думать на такой жаре.

- А сами то в интернет заходили? Что-нибудь кроме летехи читали? Радио слушали? - наставали наши.

- А мы не знаем! - задумались аборигены, уж больно авторитет у Димкиных земляков высокий в Цахале. И если руси говорят - писдёшь - то блин надо проверить, как минимум. Они зря воздух жаркий не сотрясают. Вот такая вот пропаганда, контрпропаганда и результат:
Израильтяне начали думать. И позиция менталитета русского.

По поводу мира между Израилем и Палестиной. Димкин рассказ.
Залетели в Рамаллу, мля. Просто так, чтоб дорогу спрямить до базы. Офицеры, козлы, впереди на трёх джипах, а мы на Хаммере с израильской бронёй. Мать её!
- А что?
- Дак замков запирающих дверь изнутри на израильской броне нет! Хотя она вроде лучше.
- А амерская?
- А Амерская к нам из Ирака идёт. Они нам свою списанную технику в счёт военной помощи бесплатно поставляют. Наши продлевают срок годности и пихают в войска. Типа - добивайте рухлядь ношенную.
- От жеж экономисты!
- Мудаки они, а не экономисты. Мы из-за их секонд хэнда в тот раз чуть в Рамалле не остались. Навсегда.
- Ну?
- Что ну? Ширина у Хамви - два шестнадцать, а улочка узенькая ещё и машины по бокам стоят. Джипы с командирами проскочили за поворот и умчались, а тут какой-то араб начал микроавтобус разворачивать передо мной, сука. А у меня солдатиков пять штук сзади и сбоку. Я ж думал по-хорошему: подожду - пусть развернётся, и я проеду. Ага. Падло. Камнем в бронестекло - хрясь. Хорошо бы камнем, так нет - оружием пролетариата - булыжником. Толпа как из ниотуда появилась. Двери рвут, антенну сломали в секунду. Фары разбили, поворотники и стопсигналы в мелкую крошку, противогранатные решётки отогнули. По крыше прыгают. Хаммер раскачать пытаются. Плять! Солдаты двери держат одной рукой, и автоматы пытаются взвести другой. Писец короче. Если выволокут - порвут.
- А что не стреляли?
- Так нельзя. Демократия! Мать её! Да куда там из эм шестнадцатой в кабине разворачиваться, и ещё двери, блин!
- А гранаты?
- А куда? Газовую могут назад в открытую дверь вернуть и тогда точно хана. Светошумовую ещё достать надо и дверку откроешь, и тут же камни полетят в головы и лица! А если горсть песка в глаза? А? Как они ещё до бутылок с горючкой не допёрли в счастии, что отловили Хаммер?!- Димка рассказывает, и кожа на его лице становится красной от прилива крови и эмоций, вернувшихся с воспоминанием, - Тут я озверел на всех. На офицеров, что пацанов срочников бросили, на арабов, что машину мою курочат и на правила долбанные, что мне демократы вдалбливали. Мы, лично им - ничего плохого не сделали! Просто ехали мимо по своим делам! Правила! Нас тут, падло убивают на основе человеколюбия и директив и резолюций всех ООН и Юнеско с Евросоюзом, а никому и дела нет. И связи нет! И командиров нет. Яма. Капкан. И мы в нём наживка. Как они машину били с фанатизмом психов, с каким восторгом кидались к окнам! Чуть не зубами грызли! Какой там млять мир, нах!
- И что ты сделал?
- Разозлился! Как дал по газам на первой вперёд в задницу микроавтобуса этого улыбающегося мне в зеркале бокового вида - дедушки, аж брызги от его габаритов полетели. Потом - заднюю скорость воткнул одной рукой, руль держать нечем было, потом перехватил, и бронированной жопой машины не глядя, и педаль в пол до упора, так что те, кто на крыше, как грязь полетели в пыль у колёс. А те, кто сзади был - заорали как полоумные. Ну да - шесть литров дизеля это тебе не тайёта-каролла, да броня, да вес, да звук мотора на максимальных оборотах. Если наеду только воздух и выдохнешь при жизни. Отступил для разгона, потом рванул на микрик, и на место его стоянки впечатал передком и крылом. Смотрю, улыбка уже слетела с лица престарелого водителя в зеркальце. А дальше только помню стук камней по броне, собственный мат и хруст ломающихся пластиковых бамперов и задних фонарей сигнальных блоков тех, кто мне мешал ехать на базу. Мне по фигу было, специально они или просто так мешали. И крики солдатиков: « Давай Дима! Давай - не останавливайся! Давай вперёд! В ебень и мать - Саа! Остановишься и они нас - размажут! ( Са - Дима, Саа! Альтаацор! Саа! Кадима(вперёд) - Дима! Кос има шело, к ебени мать!(народное непереводимое "израильское" ругательсто)" -, Димка вздохнул, переводя дух, и эмоции трясли его воспоминаниями, и мысленно он снова хватался за управление избитого и покорёженного камнями Хаммера.

- Хорошо, что не ночью, - посочувствовал я ему, - судя по тому, что ты передо мной - до базы добрался?

- Добрался. Восемь один в мою пользу и добрался, - Димкина улыбка сменила тревожную гримасу памяти тех мгновений, когда он выбирался из посёлка-города - мирной резиденции Абу Мазена.

- Что за восемь - один?

- Восемь машин пытались мой джип тормознуть. Все восемь потом на меня жалобу в военный суд подали. А девятого я уже по инерции на выезде из Рамаллы "подвинул" в кювет на круговом движении. Я им уже никому не верил за те пять минут, что несся по мирной арабской Рамалле. Ни своим, ни чужим тем более. Все кто не в Хаммере - против нас и всё.
- Ну, вы даёте, парни!
- А самое охрененное открытие нас всех ожидало в двадцати метрах от базы.
- Офицеры что ли?
- Ага, щас! Даже на трассе не подождали, уроды, въехали на басис без нас!
- А что тогда?
- Хаммер мой, видно сдох совсем в своем секонд хэнде и серфинге по Раммаловскому слалому - и рулевое отказало на фиг возле въезда. Я руль влево, а колёса вправо. Я баранку на право, а колёса - влево. Так перед воротами и остановился. А сам думаю: "А если бы там, у арабов, рулевое в отказ пошло? Песец и аллес в кошмаре и ужасе. Из машины вышел и отходняк. А эти, местные, даже не проставились - пацаны, - сделал вывод Димка.
А самому-то вот только двадцать пять тогда стукнуло. А потом Димка, счастливый тем, что тогда вывернулся и солдат спас, не давая мне слова вставить, разъяснял, как надо правильно переворачивать не переворачиваемый пиндосиевский Хаммер. Особо выделив в своей байке, что первыми его перевернули наши парни на спор и конечно после, убойной для местных евреев, дозы пивасика. И после переворота на басис заявилась целая американская делегация из компании производителя с требованием доказать практически, что американское невозможное в Израиле с русским водителем обязательно. Техника у них ничто по сравнению с нашей "еврейской" смекалкой. Перевернули ещё раз, но только перед пивасиком. Командир базы угрожал армейской тюрьмой, если будет - "перед" и не перевернут. Янки были в ступоре. Пришлось поставить хамвик на колёса и повторить на бис.