*****
Мой второй брак оказался куда продолжительнее первого, но всё равно, рассыпался в прах после некоторых событий. Сейчас расскажу. Расстался с женой совершенно безболезненно для себя. Словно и не было ничего последние десять лет или сколько мы прожили вместе. Только дети сжимали сердце и томили душу.
Дверь подъезда гулко охнула в промороженном январём ночном колодце двора. Я запоздало чертыхнулся сквозь зубы, извиняясь за потревоженный сон соседей, подошёл к лифту, собираясь нажать кнопку вызова, но передумал. Разболтанный подъёмник ещё больше нашумит, чем входная дверь, будет лязгать и бренчать тросами и металлической начинкой. К чёрту! Ничего, не так уж и высоко подниматься. Зато грохотом не разбужу детей.
Вообще-то, я должен был прилететь из Берлина послезавтра. Но утомил меня этот чистый, сытый и уравновешенный город, дела были завершены, за несколько месяцев осмотрены все достопримечательности. Надоела еда всухомятку, точнее — обеды без первых блюд, обилие колбас и свинины. Захотелось простого русского борща, наваристого, желательно из говяжьих рёбрышек или гуся, со свежей капусткой, домашним томатом, горьким перчиком и без всякой сметаны. Зачем портить божественный вкус настоящего борща кисломолочным продуктом! Эх, всё же я - раб собственного желудка! В общем, подвернулась возможность улететь пораньше. Не раздумывая, собрал вещи и поехал в аэропорт. Пару часов полёта до Москвы, ещё столько же — и самолёт приземлился в Минводах. Успел на последний автобус, идущий в город. Даже странно как-то было, ещё недавно на улицах слышны «битте», «данке», «Люфтганза» и прочие немецкие слова, а тут раз, и уже «куда прёшь», «пройдите на таможенный досмотр», «не курить, не сорить». Красотища!
Достаю из кармана ключи. Не звонить же. Ночь! Замок сейфовой двери мягко клацает. Всё же хорошо научились делать, ничего не гремит, не скрипит. Вхожу в прихожую. Темно. Едва различимо зеленеет подсветка холодильника из кухни. Вот на неё и ориентируюсь. Справа вход в нашу с женой комнату. Прямо — детская. Обе двери плотно закрыты. Ещё до того, как стали различаться звуки, почувствовал странный, давно знакомый и, казалось бы, забытый навсегда запах армии. Сложно сказать, как пахнет она. Однако запах влажного шинельного сукна, ваксы, сапог, кожи, табака, дешёвого одеколона въелись в память, не выжечь. И вот эти запахи здесь, в моей квартире. Только одеколон не из дешёвых, что-то явно французское, крепкое, мужественное, терпковатое в воздухе растворено. Потом проявились звуки.
Из детской комнаты слышно мерное посапывание дочери, сын посвистывает простуженным носом. Чуть вздрогнул холодильник, быстро прокапал и, словно испугавшись своего звука, умолк кран в ванной, где-то далеко за стенами прошумела вода в канализации. Хотел было включить свет в прихожей, но отдёрнул руку. Звуки скрипящего дивана остановили. За скрипом услышал тоже знакомые, сдавленные вздохи жены.
Зато свет уже не нужен. Запахи и звуки слились воедино, соединились, словно паззлы несложной картинки. Скользнул рукой по вешалке, нащупал влажную шинель, провёл ладонью по погону. Ого! Целый майор. Разулся. Попытался на ощупь влезть в тапочки. Нет их на месте. Видать, ночному гостю впору пришлись.
Прошёл на кухню, плотно закрыл за собой дверь. Стянул с себя куртку, бросил на диванчик, включил чайник, приготовил крепкий кофе, закурил.
Сказать, что всё это меня поразило, не могу. Отношения с женой были никакими. И уже довольно давно. Как бы не пару лет, а то и побольше. Причин этому много. Лучше, чем выразился первый революционный поэт Маяковский, а за ним старик Ильф и старина Петров повторили: «Любовная лодка разбилась о быт», не сказать. Где-то так... или близко к тому. Мелкие трещинки возникали незаметно. Какие-то обиды друг на друга, взаимные уколы. Да что тут рассказывать. Не сложилось. Оттолкнулись друг от друга.
Курю. Осторожно глотаю яростно горячий кофе. Свет не включаю. Дверь кухни с матовым стеклом. Блин, сижу здесь, как зверь в норе. А что делать, что?! Ворваться в комнату, стащить вояку с жены, бить обоим морды или что? Глупейшая ситуация. Ловлю себя на том, что губы растягиваются в дурацкой ухмылке. В голове мелькают обрывки анекдотов, ну, из тех, где «муж возвращается из командировки...» Не вставая с табурета, дотягиваюсь до холодильника. Дверца утробно чмокает, раскрывая все тайны хранилища для жратвы. Беру с полки бутылку водки, мельком замечаю незнакомую этикетку. Вглядываюсь. Ах, молодец, майор! Я горд за нашу армию. Офицеры пьют настоящий «Смирнофф»! Ставлю бутылку обратно. Мы не господа, нам и «Столичная» в радость. Ищу, чем бы закусить. Натыкаюсь взглядом на тарелочки с балыком, ветчиной, бужениной и прочей хренью. Не то. Это под смирновку только можно. А вот и огурцы солёные. Вот это то, что нужно. Ставлю трёхлитровую банку на стол, лезу пальцами в узкое горло, вылавливаю парочку хрустящих огурчиков. Лень вставать за рюмкой. Наливаю водку в чайную чашку. Полную чашку. Граммов сто двадцать в ней точно уместилось. Выпиваю. Вкуса водки не ощущаю, поэтому и закусить забываю. Закуриваю новую сигарету.
И всё же... Что делать-то? Тревожить их глупо. Сидеть тут, прятаться — ещё глупее. Ладно, докурю и включу свет.
Вот же, а... неужто ничего не услышали? Ну, ладно майор, выпил мужик, на чужую жену залез, вот ему и перекрыло слуховые каналы. А вот жена. Хм. Никогда не замечал, что во время секса она полностью погружается в него. Не-а. Её-то и раскачать тяжело, не всегда удаётся, и оргазмами она явно не страдает. Так, может сымитировать или раз в полгода по-настоящему кончить. Даже когда секс для нас был ежедневным праздником, всё равно тяжко заводилась. А тут, вишь, как расходилась.
Включаю бра, распахиваю дверь настежь, закуриваю. Вслушиваюсь. В комнате замолчали, предательский диван настороженно скрипнул в последний раз и замер. Быстрый шёпот, нервный взвизг расшатанных пружин дивана, шорох одежды.
Сижу, пью кофе, пускаю дым в потолок. На пороге появляется жена в коротенькой рубашке, еле прикрывающей лобок. Вообще-то, к этой ночнушке прилагаются штанишки, но сейчас их нет. А кого стесняться-то?! Похоже, все свои.
Молчим.
Я с удивлением замечаю, что в пепельнице куча окурков. А пепельница подарена женой в первый год нашего супружества. Как-то не доходили руки купить такой прибор, вернее, денег всё не хватало. Ко дню рождения моего подарок, даже надпись на бортике «Любимому от любимой». Куда что делось! Ого. Сколько же я выкурил? Придавливаю аккуратно ещё один окурок. Поднимаю глаза на жену. Она не кажется напуганной, только в зрачках её чуть рябит страх и поблёскивают искорки ненависти. В низком вырезе рубашки видны груди. Почти целиком. Над правым соском багровеет отвратительный след засоса... Хехе... Таки дал копоти майор, расшевелил женщину. Ну, молодец, чего уж тут... По внутренней стороне бёдер жены, жирно лоснясь, застывая, стекает сперма.
Еле успел подскочить к раковине. Вырвал. Открыл кран, смыл блевотину, остро воняющую выпитой водкой и огурцами, сполоснул рот, умылся.
- Опять нажрался! - зашипела за спиной жена.
И тут мне стало по-настоящему смешно. Ага. Именно... Смешно... Я прикрылся ладонью, махнул другой рукой в сторону жены, чтобы дверь прикрыла. Хотел отсмеяться, но смех пропал, словно и не раздирало меня несколько секунд назад. Обошёл жену, вышел в прихожую.
Майор суетливо натягивал хромовые сапоги. На расстёгнутом кителе я разглядел в петличках эмблемки ВДВ, по планкам на груди понял — наш, афганец. Стоял и смотрел, как неловкими пальцами офицер застёгивал китель, путался в портупее. Видать, дома наплёл, что на дежурстве, раз уж и кобуру нацепил. Затем майор влез в рукава шинели и замер, понял, что всё же ремни поверх неё цеплять нужно, а не на кителе. Махнул рукой, стянул с вешалки шапку, напялил на голову и остановился, запереминался с ноги на ногу, потом застыл.
Дурацкая ситуация, ой, какая дурацкая! Он смотрел на меня, может быть, ждал, что я кинусь на него с кулаками, оскорблю или ещё что-то ожидаемое выкину. Но я просто молча стоял Смотрел в лицо, только не запоминал его совершенно. Какое-то пятно. Усы. Глаза. Чисто выбритые щёки. Даже провёл ладонью по своей щетине. Брился-то утром ещё в Берлине. Единственное, что запомнилось, это неуставного цвета шарф, не серый, как положено под шинель, а почему-то зелёный, под плащ. Видать, сильно торопился на «дежурство», вот и схватил первое, что попалось под руку.
Я подошёл к двери. Офицер, заметно напрягшись, отшатнулся. Щёлкнул замок, дверь распахнулась. Майор ждал. Я отошёл в сторону, приглашающе махнул рукой в сторону выхода. Он всё мялся, не решаясь шагнуть в проём. Я шепнул ему:
- Не ссы, майор! Иди...
Больше я его не видел. А, быть может, и видел. Но абсолютно не запомнил его в ту ночь.
Всё же недаром говорится, как аукнется, так и откликнется, или, зуб за зуб, или, око за око. Неважно. Главное, что ответ будет. И почти всегда адекватный.
Летом мы пару недель ждали отправки в Афган. То ли доукомплектовывали наш полк, то ли ещё что-то, но сидели долго и нудно в прифронтовом кишлаке Кокайты. Здесь постоянно менялись люди, кто-то прибывал из сопредельного государства, кто-то убывал на войну. Бестолковость была просто потрясающая. Несколько суток нас вообще забывали накормить, кто-то куда-то не сдал наши продовольственные аттестаты. Вот и бродили мы по гарнизону, шакалили, где что могли, урывали пожрать. Ходили и в кишлак. Пока были скромные деньги, покупали у узбеков помидоры, дыни, виноград, арбузы, подозрительного вида банки рыбных консервов в местном магазинчике.
Однажды вечером я познакомился с Ниной, высокой, эффектной блондинкой, женой капитана-танкиста, убывшего исполнять интернациональный долг. Нина нигде не работала, ну не было должностей для жён офицеров. Целыми днями сидела у распахнутого окна комнатки в общежитии, слушала музыку, читала книги или просто смотрела на близкие барханы пустыни. Мы встретились с ней глазами, когда я быстро проскакивал куда-то по шакальим делам, искал хлеб насущный. Когда возвращался назад, мои руки были уже напрочь оттянуты огромной дыней. Я специально остановился под окном Нины, аккуратно положил дыню на газон, достал сигарету и вяло курил её, ожидая, что женщина появится вновь. И она появилась. Что-то странное со мной происходило тогда. Женским вниманием до службы я не был избалован. Конечно, встречался с девчонками, имел небольшой сексуальный опыт. Но всё было каким-то пацанячьим, быстрым, торопливым, может даже и бесчувственным. Я смело предложил Нине отведать душистого плода. Она согласно кивнула и улыбнулась. Так я оказался в комнатке семьи танкиста. Дыню тогда мы не тронули. Просто упали друг другу в объятия, целовались долго и страстно. Я никак не мог расстегнуть застёжки лифчика на спине женщины. Но не смущался, стягивал с неё юбку, блузку, трусики. Она же торопливо и умело раздевала меня. Чашки бюстгальтера я просто сдвинул вниз и впился губами в прохладные твёрдые соски Нины. Она ловко извернулась, и каким-то чудом бюстгальтер отлетел в сторону. Мы упали на жёсткую широкую кровать.
С этого дня, вплоть до отправки в Афганистан, большую часть времени я проводил у Нины, вернее, в её постели. Мы занимались сексом как сумасшедшие, трахались, словно швейные машинки. Никак не могли оторваться друг от друга. Да, Нина меня многому научила.
Днём нас никто не тревожил. Только с наступлением тихой тёплой ночи под окнами мартовскими котами орали лейтенанты, призывая Нину откликнуться на их зов. Мы потихоньку хихикали в подушку, целовались, обнимались, тискали друг друга, хмелея от прикосновений, и вновь занимались любовью. Я бесконечно мял её мягкие большие груди, гладил бёдра, живот, сжимал прохладные ягодицы, водил ладонью по аккуратно подстриженному лобку, вводил пальцы в горячее, истекающее соком влагалище. Нина тихонько охала, сжимала бёдра, прижимала горячей рукой мою ладонь к своему лону. Ближе к полуночи у двери слышался топот нетрезвых ног, стук в дверь, сопение и шёпот в замочную скважину:
- Нинка, Нинка, открой... Не пустишь, Лёньке расскажу обо всём! - нетерпеливо дёргал за ручку, ещё ворчал, ругался, - уууууу, шалава! - минут через десять-пятнадцать уходил.
Это был замполит полка, в котором служил муж Нины, Леонид.
Как-то я спросил у Нины, мол, чего это она решила закрутить со мной, сержантиком-срочником. Нина отвечала, что тем кобелям, кивала в сторону длинного коридора с немытыми дверями, нужно только одного от неё. Я молча удивлялся, мне же нужно было от неё того же самого, что и другим мужикам. Она словно читала мои мысли и продолжала говорить, что я нежный и ласковый, и ей со мной очень хорошо и спокойно. Но я хоть и был полностью в плену сексуальных переживаний и вожделений, однако, чувствовал, что далеко не спокойно Нине, ой как не спокойно. И всё же продолжал к ней ходить, ожидая, что вот-вот появится её муж, жалея, что ещё не полностью насытился телом женщины, что вряд ли скоро такое будет возможным, нисколько не заботясь и не переживая о том, что же будет с ней, когда танкист вернётся и узнает обо всём. Прямо жестокость какая-то, бездумность и беззаботность владели мною тогда. Верилось в лучшее? Не знаю, не знаю...
Через десять дней всё закончилось. Я пришёл рано утром, за полчаса до подъёма в кубрик, где ночевали все наши. Кулаков, уже гладко выбритый и отутюженный, поманил меня в курилку.
- Всё. Хана, Пловец! Через час отбываем в Кандагар!
Я дёрнулся, хотел было бежать к Нине, предупредить её, попрощаться. Капитан положил руку мне на плечо:
- Не дёргайся, Серёга! Всё. Поезд ушёл. Муж её в гарнизоне, сейчас в штабе его встретил. Ни тебе, ни ей, - хмыкнул в усы, - проблемы не нужны. Оставь всё как есть, Пловец! Это мой совет. Бесплатный. Дёрнешься, дам в репу!
Но не это меня остановило. Подумаешь, в репу от Кулака получить. В первый раз что ли. Остановила меня весть о танкисте. И обожгло сердце страхом за Нину. Что же будет с ней?
Весь перелёт до Кандагара на транспортном «Иле» я думал над этим, воображал, что напишу письмо, мы обязательно встретимся. Успокоенный этим, стал задрёмывать, но мысль о том, что я даже не знаю её фамилии и адреса, заставила открыть глаза и уставиться в иллюминатор. С такой высоты ничего нельзя было рассмотреть, какое-то серое, блёклое пространство под самолётом и зеркальный блеск озёр и ниточек речушек.
Любил ли я Нину? Наверное, нет. Просто любил любить её тело. Всё.
Итак, адекватный ответ я получил в своей же квартире. Пусть так и будет. Не торопливо обулся, оделся, оставил на кухне подарки из Берлина детям и жене, аккуратно положил ключи на полочку в прихожей и ушёл. Больше никогда там не появлялся. Сказано ведь, уходя - уходи!

НЕМНОГО ОБ НЛО (Быль)

Почти ежедневно из телеящика вещают то о конце света, то об НЛО. Конец света - оно понятно: подул ветер, прошел дождь, выпал снег, и конец света наступает. А вот НЛО... . Посмотрел очередную передачу, и вспомнил.
Шли 80-е застойные годы. Но почему - то еще города шефствовали над кораблями и подлодками, школы над детскими садами, предприятия над колхозами и совхозами. Я работал на заводе, и нас каждое лето посылали на уборку в помощь селу. Сейчас с каким - то теплым чувством вспоминаю те времена. Бескрайние поля со спеющими колосьями напоминали морские просторы. От дуновения ветра по ним, как в море, прокатывались длинные волны, а медленно движущиеся комбайны словно плыли в поле, напоминая странные корабли. Одним таким кораблем управлял и я. Это была обшарпанная «Нива», покрашенная темным суриком, с цифрой 15 и нанесенными на бункере звездами. Мы убирали хлеб. Ласковое выражение «Убирать хлеб». Деревенское. Может для городских это покажется странным, но впервые намолотив бункер, и начав его выгружать в подошедший «Зил», я испытал такой восторг, и гордость за самого себя, что описать невозможно. Что - то похожее на первый выход в море на крейсере. Уборка шла отработанном годами темпе. Исправно подвозились солярка и ГСМ, на полевом стане стояла бочка с холодным пивом или квасом. Кормили густым деревенским борщом с огромными кусками мяса, макаронами по-флотски, ну и конечно компот с оладьями, политыми кукурузным медом. Попивали мы и винцо во время работы, но при жаре 40 - 48 градусов, оно быстро испарялось из организма. Мы были молоды. Работали до глубокой ночи, пока на поле не падала роса. Возвращались на стан, мылись под душем артезианской скважины, и исчезала куда - то усталость, накопленная за долгий день.
В одну из ночей, когда помывшись, поужинав и обсудив мировые проблемы, народ разошелся по вагончикам на сон, мне приспичило по большой нужде. Наспех сколоченный туалет стоял чуть в стороне от стана, но зачем он нужен ночью в поле. Оно широко: - «Выйдешь в поле...», ну и так далее. Меня догнал Николай, красивый, высокий парень, бывший десантник, направлявшийся в чисто поле по тем же делам, что и я. (Мы оба на уборке носили тельняшки, у него в голубую полоску, я морскую, чем вызывали зависть сельских парней. И часто ловили взгляды девчат, с соответствующими последствиями). Расположившись неподалеку друг от друга, закурив, под аккомпанемент сверчков, мы сидели, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами. Вдруг все затихло, и поле озарилось странным голубоватым светом. Посмотрев наверх, мы увидели яркую точку на небе. Она, как звезда висела над нами, источая, как от брошенного в воду камня круги света. Чем - то напоминало северное сияние. Мы одновременно встали и застыли, заворожено смотря на светящуюся точку. Этакие два истукана с острова Пасхи. В тельняшках и со спущенными штанами. А через несколько мгновений точка стала стремительно удаляться ввысь, оставляя круги света на темном небосводе. Мы натянули штаны, и молча пошли к вагончику, так и не поняв, что это было. А по - утру на чистом небе мы без труда разглядели темно - синее пятно. Словно чем - то прожгли атмосферу. Спросили у местных об этом явлении. Одни промолчали, другие сказали, что это не в первый раз. Что это было? Инопланетяне? Может они хотели приземлиться, но им что - то помешало? А может это был женский экипаж гуманоидов, и увидели нас, стоящих со спущенными штанами. Представителей ВДВ и ВМФ, встречающих сестер по разуму. Наверное, испугались. А может, просто не поняли. В общем, встреча цивилизаций не состоялась. А жаль...

Картинки из детства
Повесть «Мой друг предатель»
начало http://www.bigler.ru/forum_vb/showthread.php?t=32541
продолжение http://www.bigler.ru/forum_vb/showthread.php?p=2894179#post2894179
продолжение http://www.bigler.ru/forum_vb/showthread.php?t=32574
Первого сентября родители отвели меня в первый класс. Ну, сами знаете, какой это был праздник для всех: и для мам с папами, и для первоклашек-промокашек. Надо сказать, что вся наша детсадовская группа попала в один первый «А» класс. Девчонки пришли в белых фартучках, с огромными бантами и букетами гладиолусов, хризантем и других горько-пряных осенних цветов. Мальчишки щеголяли в новых костюмных парах и белых рубашках, с обязательной короткой стрижкой и с обязательными чубчиками. Что делать, именно так должны были выглядеть первоклассники советской школы!
Я страшно гордился своими брюками и пиджаком серого цвета, с отутюженными стрелками, с настоящим, как у папы, брючным ремнём.
Закончилась линейка, разошлись по классам, прошёл первый в жизни Урок. Что-то мы рисовали в тетрадках, вроде бы домик с трубой, солнышком и словами «Миру — мир».
Всё, свободны! Теперь уроки только завтра. Но как-то маловато показалось праздника для души. Да и что дома делать? Родители на работе. Свобода! Вот она — настоящая свобода. Это тебе не в детсаде, где с утра до вечера находишься под надзором воспитателя, а потом с рук на руки родителям. Теперь всё не так. Теперь мы - взрослый народ.
И пошли мы шляться по дворам с моими дружками Андрюхой, Серёгой и Мустафой. В общем, можно было подумать, что шпана шныряет по подъездам, если бы не приличный наш вид, в костюмах всё же, да и портфели придавали солидности. А портфели, кстати, у нас были замечательные, красного цвета, с блестящими металлическими уголками и замком. Только на кой ляд они нужны были нам в первый день, если в них болтались пара тетрадок и пенал. Просто положено так, раз уж школьник, будь добр, таскай портфель, теперь у тебя работа такая. Но нас они не тяготили, наоборот, придавали большей уверенности в том, что мы люди, достигшие в жизни чего-то.
Андрюха и Серёга, в отличие от нас с Мустафой, были мальчишками хулиганистыми, заводными, умеющими увлечь за собой. Андрей заскочил домой и приволок несколько заранее изготовленных дымовух. Знаете, помните, что это такое? Ооооо... Это занятная штука! Бралась проявленная фотоплёнка, отрезалось от неё сантиметров пять, туго скручивалась в трубочку. Теперь этот рулончик нужно было так же туго завернуть в прочную фольгу, скрутить на концах, чтобы получились остренькие носики. Осталось только уложить снарядик на кирпич или тротуарный бордюр и к нижнему концу поднести спичку. Плёнка раскалялась внутри фольги, потом вспыхивала и мгновенно, как порох, сгорала, от реактивных газов ракета летела несколько десятков метров, падала и, отчаянно вращаясь на месте, выбрасывала из своего тонкого тельца огромные клубы вонючего белого дыма. Правда же, восторг?! Андрей с Серёгой добились в этом деле высочайших вершин, вполне прицельно устанавливали дымовуху и на спор могли запулить даже в открытую форточку на втором этаже.
Развлекались мы тем, что обстреливали подъезды домов. Перед очередным выстрелом канонир Андрей орал во всю глотку: «В укрытие!»
Мы неслись в соседние с обстреливаемым подъезды, кто в какой. А как же, технику безопасности знали на отлично!.
Я заскочил к окошку на площадке между первым и вторым этажами и, замирая от восторга, ждал начала дымового представления. Как только хлопнул снаряд, за моей спиной раздался злобный рык. Не помня себя от страха, я рванул на улицу, зацепился за что-то на крыльце и грохнулся на асфальт, вскочил и побежал, прихрамывая, прятаться в кусты. Только потом оглянулся назад. Да, из подъезда вышла огромная овчарка, ведомая за поводок хозяином. Мужик погрозил нам кулаком и удалился со двора. Мы же стали считать потери.
Андрюха ожёг руку, слишком уж серьёзный заряд оказался в последней ракете. Серёга испачкал белую рубашку, потому что находил отработанные снаряды, ждал, пока остынут, раскручивал обожжённую фольгу и высыпал пепел на ладонь, мял его пальцами, пытаясь определить, всё ли сгорело, и, если не всё, то почему. Может быть, не совсем туго свёрнута дымовуха? Может быть, нужно плёнки побольше или поменьше? Как всякого экспериментатора его мало волновали в эти упоительные минуты внешние моменты. Подумаешь, руки вытер о штаны, пиджак или рубаху, не ходить же, в самом деле, с грязными ладонями!
Мои дела оказались более плачевными. Новенькие серые брюки зияли огромными дырами на ободранных коленях.
Вступление в новую, взрослую жизнь оказалось серьёзным испытанием.
Дома мне пришлось выдержать нагоняй, поход в «Детский мир», покупку новых штанов, но, увы, уже не таких серо-стальных, а обычного чёрного цвета. Колени посаднили, подверглись санобработке с зелёнкой, да и всё.
Серёга на утро в школе похвастался привычным отцовским ремнём. Мустафа промолчал по своей азиатской привычке, только возмущённо или обиженно раздувал ноздри широкого приплюснутого носа. Андрюха же просто не обращал внимания на такие мелкие проблемы, как неприятности с отцом.
Отец его был фронтовиком, достаточно пожилым дядькой. Ходил он на деревянной ноге и шил на заказ замечательные фуражки для горожан, чем, собственно, семья Андрея и жила. Мать его трудилась в нашем бывшем детсаде то ли нянечкой, то ли уборщицей. Бывая в гостях у Андрея, я всегда удивлялся и радовался встрече со знакомыми игрушками, точно такими же, с какими играли в группе.
Помнится, появилась в группе новая партия игрушек. Грузовые и легковые автомобильчики, кубики и прочие куклы-мишки. Всем мальчишкам понравился тяжёлый пластмассовый ГАЗ, с хорошо очерченными, «настоящими», деталями на кабине и кузове. По очереди играли в песочнице. Андрей не спешил занять очередь, хитро улыбался и говорил, мол, а чего, у меня скоро такая же будет. И правда, в очередной мой приход к нему мы уже играли точной копией грузовичка, перевозили по комнате груды староватых, но вполне пригодных для развлечения игрушек. А вот из группы ГАЗ запропастился куда-то. Наверное, на прогулке забыли, объяснила воспитательница.
Ну, ладно, получил Андрей от отца очередную взбучку за наши дымовые шоу. Но, как оказалось, не только за это. К ним домой приходил Участковый! Требовал, чтобы Андрюха назвал всех подельников по артиллерийским упражнениям. Андрей никого не назвал. Участковый пригрозил, что в следующий раз непременно поставит его на учёт в детской комнате милиции, посидел с отцом на кухне, выпил стакан водки и ушёл, на ходу подёргав пацана за чубчик.
К середине сентября отец Андрея сшил для меня кепку из модного тогда диагоналя, серого, с тонкой чёрной полосочкой. Я был ужасно рад подарку, впрочем, через пару дней, когда ходили классом на спектакль в городской театр, я забыл фуражку в гардеробе. Ходил туда на следующий день, но напрасно. Так противно стало тогда, что мою новую кепку какой-то дурак на башку себе напялил! С тех пор терпеть не могу головные уборы, только зимой ношу лёгкую фуражку.
Итак, какой же вывод я сделал для себя после первосентябрьского приключения? Нет, ни в коем случае ни не участвовать в проделках и проказах. Какой же я был бы пацан. Понял одно, что событие нужно сначал оценить, а потом принимать решение. Чем быстрее оценишь, тем быстрее отреагируешь. Ведь оглянись я тогда, посмотри, ну, увидел бы собаку, так и хозяина с поводком углядел же. Спокойно бы пропустил их и также спокойно вышел из подъезда. И никаких неприятностей бы не было, ни испорченных штанов, ни разбитых коленей. Ни-че-го! Правда, оставался бы риск встречи с участковым, если бы ошалевшие жильцы обстрелянных домов запомнили меня.

Про Витю
Сила искусства
Живу я в частном доме. Ясное дело, что соседей много и по улице, и за огородом, ну и через дорогу. Лет семь назад появились новые соседи. Нормально всё. Семья большая живёт. Витя, хозяин двора, мужик рукастый, строитель. Ну и выпить не дурак конечно же. Однако, побаивается свою суровую половину, в бывшем тоже строителя, сварщицу, Нинку.
Выпить Витя может только под надзором Нинки. То есть, она сама его отправляет в магазин с чёткими указаниями, чего и сколько брать. Ну и, видимо, они вдвоём и потребляют купленное.
В пятницу денёк хороший был. Солнечно, тепло. Народ вывалил на улицу, готовить дворы, огороды, палисадники к зиме. Ну, там, граблями собрать павшую листву, обрезать ветки на деревьях, да мало ли что сделать надо!
Вот и я стою у костра, где горят ветки и листва, покуриваю, наслаждаюсь погодкой. Тут мимо Витя проносится.
- Привет! - говорю ему в спину.
Витя останавливается, дико и осторожно таращится по сторонам, возвращается, пожимаем руки.
- Да вот... - голос Вити аж подрагивает от радости. - Нинка послала купить две полторахи пива и чекушку.
- Праздник какой, что ли? - спрашиваю у него.
- Да нет... по телеку концерт Розенбаума идёт, вот, что-то вспомнилась молодость, решили отметить это дело... Ладно, побежал...
Минут через десять возвращается из магазина. В полупрозрачном пакете четыре полторашки "Дона" и литровка "Столичной".
- Ого, Витя, чего это ты как-то лимит превысил?! - удивляюсь я.
- Да ничего, сейчас по чуть-чуть, а там, глядишь, Розенбаум "Ау" исполнит. А Нинка всегда плачет, когда слышит песню эту. Так что - лишним не будет! - поднял пакет на руки, прижал к груди и побежал приобщаться к силе искусства!
А ещё, прозвище у Вити есть, Эбалажог. Ну, об этом потом как-нибудь расскажу...