Баллада о коллекциях
Как-то раз в штаб австралийской армии звонит некая дама (тут это просто - телефон есть в справочнике) и говорит, что, поскольку ее муж умер, то его железяки ей больше не нужны, и не приедет ли кто-нибудь их забрать, потому что они занимают два очень полезных ангара. "Какие железяки?"- спрашивают ее. "А ваши, военнные, я в этом ничего не понимаю." Ну, послали туда сержанта и грузовичок. Возвращается сержант с белыми глазами - там два ангара артиллерии. В основном, времен второй мировой войны, но все действующее, в прекрасном состоянии, со снарядами. Английское, американское, немецкое, японское. Покойник был коллекционер. Дама эта какой-то свой садовый столик подперла ящиком со снарядами, а они лежат уже 50 лет, практически разложились и ухнуть это все могло в любой момент. Там неделю саперы возились, вывозили это все. Австралия.
"Сумчатые баллады" (с) Антрекот
- А психиатрия - ну что психиатрия... - Дима налил ещё по одной. - Я и сам когда-то, так сказать, подвизался на этой ниве. Вот послушай...
Наша славная военная база уходит своими корнями глубоко в эпоху владычества Британской империи. Хитрые евреи поделили старый лагерь англичан на две части, из одной сделали больницу, а во второй разместили воинскую часть.
В самом сердце базы находится перекрёсток трёх дорог, а на нём - лабаз и небольшая кормильня. Непосредственно напротив этого островка отдохновения в океане воинского долга прилепились друг к другу два длинных одноэтажных барака.
Несмотря на аккуратную заштукатуренность и общую ухоженность территории, эти с позволения сказать постройки вызывают своим видом благоговение перед седой древностью. Наиболее циничные из военнослужащих называют их не иначе как "Дворцы Ея Императорского Величества Королевы, Да Хранит Её Господь".
Раньше, наверное, сухопарые офицеры и джентльмены в пробковых тропических шлемах разрабатывали здесь планы борьбы с еврейским подпольем. Теперь же в бараке справа находится отдел академического резерва, а слева сидят развесёлые армейские психиатры.
Для тех, кто не в курсе - в академическом резерве состоят люди, предпочитающие сначала получить высшее образование, а потом отслужить в армии. Шесть лет. В противовес остальному населению, которое сначала служит срочную в три года. То есть соседство этих учреждений отнюдь не случайно.
Формула "хлеба и зрелищ", отточенная римлянами, прекрасно работает и в наших палестинах. Если хлеб продаётся в упомянутом выше лабазе, то зрелищами так называемый плебс с успехом обеспечивает контингент психиатрического барака. Нет, это не стационар - сюда просто ходят люди, желающие убедить армию в своём психическом нездоровье.
Однажды Дима, будучи офицером и лицом ответственным, проводил беседу с группой кандидаток в академический резерв. В тот жаркий день на боевом посту из мужеского полу был только он один.
Дима рассказывал девушкам о прелестях армейского быта. Упомянув о сравнительно приличной зарплате, попросил задавать вопросы.
Первый же вопрос касался физических нагрузок на офицерских курсах и в ходе службы вообще.
- Ну что вы, - начал он. - Ровным счётом ничего невозможного. Более того, всё очень даже легко для человека в нормальной физической форме.
Прозвучало это убедительно ещё и потому, что габаритами Дима не отличался - отнюдь не впечатлял мясистостью, да и росту был небольшого. Девушки согласно закивали.
Тут дверь распахнулась, и в комнату влетела перепуганная секретарша психиатра.
- Дмитрий! - завопила она, - Скорее! Помоги! Там... Он... Орёт! Угрожает! Скорее!
Дима встал. Спокойно снял очки и положил их на стол. Расстегнул часы, положил их рядом. Расстегнул пуговки на рукавах и закатал их на два оборота. После чего проследовал в кабинет психиатра, откуда доносились громкие крики и грохот мебели.
Девушки гурьбой вывалили следом.
Шум и вопли резко оборвались, и из дверей кабинета показалось тело. Размерами тело превосходило плоды самого буйного воображения. В вертикальном положении оно наверняка заслонило бы солнце. Но в описываемый момент тело отнюдь не находилось в вертикальном положении. Наоборот, выпучив глаза и открывая по-рыбьи рот, тело левитировало параллельно земле.
Пронесясь над полоской асфальта возле барака, оно с шумом приземлилось на газон. В зданиях задрожали стёкла.
Дима отряхнул руки и проследовал обратно в аудиторию, сопровождаемый восторженными взглядами десяти пар девичьих глаз.
- О чём это мы? - спросил он, водружая очки на переносицу. - Ах, да. Физические нагрузки в армии. Совершенно ничего особенного, доступно всем и каждому.
- Ну, будем! - мы выпили, закусили, и Дима продолжил рассказ.
- Хрен ли мне этот бугай! Я же всё-таки мастер спорта по вольной. На ковре и не такое поднимали. Кстати, после этого инцидента он передумал косить. Исцелился, не иначе. Хороший бросок - полезнее любого психиатра!
- Товарищ сержант! Вставайте, уже пора.
Сержант Скворцов открыл глаза и с отсутствующим видом сел на кровати. Дневальный стоял рядом и всем своим видом выражал готовность на что угодно.
- Ладно, свободен...
Дневальный в темпе умелся. Скворцов оделся и зычным голосом скомандовал:
- Третий взвод! Подъем! Через минуту строиться в шинелях!
Взвод мигом сорвался с коек и бросился одеваться. Кравцов привычным движением вскочил в сапоги и подбежал к шинельному шкафу.
- А-а, твою мать! - какая-то добрая душа уже отстегнула от кравцовской шинели хлястик. Проблема решалась просто - через несколько секунд Кравцов уже имел новый хлястик. Вычитывать имя прежнего хозяина было уже некогда. После завтрака для кого-то будет сюрприз. Впрочем, к таким сюрпризам давно пора было привыкнуть. Хлястиков в батарее имелось на одну штуку меньше, чем шинелей, причем счастливый владелец некомплектного обмундирования, не долго думая, пополнял свой прикид за счет кого-нибудь
из сослуживцев. Кравцову это всегда напоминало движение дырки в полупроводнике n-типа (или р-типа? С этой дурацкой службой скоро собственное имя забудешь, не то что физику полупроводников).
Кравцов одел шинель и побежал в строй. В голове крутился старый анекдот, который он слышал еще на гражданке и громко над ним смеялся. Что анекдот совсем не смешной, он понял только здесь. Это была история о том, как чувак возвращается домой из армии, вся семья вокруг него суетится, и наконец кто-то спрашивает: "А как там в армии вообще порядки?"...
- Равняйсь! Смирно! - Скворцов, видно, забыл о том, что до подъема еще час и орал в полный голос. В соседнем кубрике зашевелились, и сонный голос сержанта Мухамедова проворчал:
- Ты что, Скворец, совсем охренел? Заткнись и скажи своим духам, чтобы топали потише, слоны, в натуре...
Скворцов не обратил на этот глас вопиющего никакого внимания и продолжал изгаляться над своим взводом.
- Хмелевский! Ноги вместе поставь! Ты в строю или в сортире? Кераселидзе, мудак, ремень поверх шинели одевается. Что? Захлопни пасть, придурок!
Под привычные речи сержанта Кравцов совсем расслабился.
Как там дальше в анекдоте? В общем, чувак отвечает: "Сейчас поздно уже, завтра утром расскажу". Все расходятся спать, а утром...
- Кравцов! Что за сон в строю? Проснись, или я тебя разбужу. Значит так. Ночью опять шел снег, а плац к разводу должен блестеть, как у кота яйца. Территория это наша, сами помните. Чья сегодня очередь? В прошлый раз было первое отделение, значит, сегодня второе. Что? Еще раз рот разинешь, пойдешь вместе со вторым отделением.
Скворцов стал распинаться про то, где брать скребки, лопаты и прочий хлам, и Кравцов снова слегка отвлекся и вспомнил анекдот. Утром все просыпаются от грохота, выглядывают в окно и видят - чувак колотит ломом по рельсу и кричит: "Строиться на улице!" Все спросонья ничего не соображают, построились, а чувак говорит: "Все здесь? Слушай мою команду. Сейчас мы с дедом идем на рыбалку. Остальные - отбой." Ужасно смешной анекдот.
- Кравцов с Лацисом! Что вы прислонились друг к другу, как два педика? Сейчас на плацу проснетесь. В общем, второе отделение напра-во, шагом марш за инструментом, остальные - отбой.
Отставить! Я что, не ясно сказал? Или хотите тренироваться выполнять команду отбой? Первое и третье отделение! Отбой! Ну вот, так бы и сразу.
Постепенно грохот сапог и шум отбивающихся первого и третьего отделений смолк. Эти счастливцы еще почти час могли спать.
Героическая балладка о героях и демонах.
Служили в нашем полчке два летехи. И все бы ничего, но страшно хотели уволится из рядов ВС, но чем больше просили об милости, тем больше начальство окружное убеждалось в их критической необходимости для СА. А тут вдруг грянул ГКЧП. Ну, как положено, часть на казарменном положении. Все затаились и выжидают, чем кончится. И тут перед летехами предстал Фауст в лице капитана 3.(мужик с головой, что да - то да, но падла - будучи потом комбатом у своих же офицеров тырил парадные шинели и продавал в Чите китайцам. 100% доказано).
И нашептал он им на ушко соблазнительные вещи. Опешили наши орлы, но идея им понравилась. А он разрешил их сомненья сладкими словами:
"Вот увидите - хоть так, хоть так - уволят”. Ну, а назавтра вся часть на ушах: ходят наши летехи по части с плакатами типа "Долой ГКЧП" и "Да здравствует демократия". Через 15 минут весть дошла до папы. Тот ответственность брать на себя не захотел, звонит в округ: так мол и так.Оттуда ответ: наглецов на губу без права переписки и переглядки, до выяснения.(Надо сказать, офицерской губы у нас не было, и сидели они, кажется, под домашним арестом. А может, и не под домашним, а в гарнизоне, забыл. А потом путч кончился, и папа опять телефон в округ крутит: мол, что теперь делать с лейтенантами: они ведь теперь героями оказались, а мы(вы) их посадили. Начальство, натурально, замялось и представило последствия,если кто-то куда стукнет. Тут папа ввернул: они давно уволится хотят, ходатайства у вас в округе. И уволили наших лейтенантиков в рекордно короткие сроки. Вот так. Я все думаю, а если б по-другому путч кончился,что бы с ними было?
Гражданин один дезертировал. Но как-то очень странно дезертировал.
Думали, убёг, противный. Объявили, короче, дезертиром, а потом кто-то из пацанов приходит и говорит, - так видел я его. Потом ещё кто-то его засёк. Позвали по имени. А он посмотрел, да растворился. По расположению шарился. Но в роту не приходил. Просторы то у нас ого-го какие были. Места много есть побродить да зашхериться. Парня Вадиком, кажется звали. Где спал, что ел, - хрен его знает. Пару раз ловить пытались, - бесполезно. Спортсмен, быстро бегает. Днём вообще светиться перестал. Странный тип. Он мне сразу странным показался. Его по матюгальникам призывали, по всем подразделениям директиву провели. Не помогает. Исчез. Ну, думали мы, свалил за забор, окончательно. А тут сижу я себе в караулке, в шашки с кем-то режусь. За бортом дождливо и тоскливо. Начкаром командир мой. Шарится где-то, духов в ночи запугивает. Топ-топ-топ, шлёп-шлёп, хлоп, бля. Прибежал кто-то, дверью хлопнул. "Бля", - это, наверное о погоде.
Опп-па, так это Геша, старшина мой, в плащ-палатку укутанный.
- Эта, бойчилы, командир беглеца нашего засёк. Руки в ноги, побежали. А нам весело, дождь на улице хлещет, первым снегом стать собирается. Беги, -говорят. Делать нечего, оделись по сезону, побежали. Геша впереди, впопыхах план действий расписывает. К воротам ГСМа подбегаем, из кустов какая-то тень наперерез. Уфф! Напугал, блин. Ещё один из наших это был.
-Он, говорит, около новых цистерн шарится, на стройке.
Там у нас как-раз возводили что-то. Котлован был небольшой, в нём зачаток нового строения. Видать, там беглец и обитал ночами.
-В кольцо возьмём, - с видом командующего ставки постановил Геша.
-Идём по парам, пацан он здоровый. Как натыкаетесь - задерживайте и орите.
Угукаем, стихаем, спускаемся вниз. Темень - глаз выколи. Под ногами хлам всякий, то хрустит, то гремит. Крадёмся, прислушиваемся. Вдруг навстречу шаги. Останавливаемся. Шаги приближаются, арматуру пинают. Силуэт показался из-за угла. РРРРаз, мы как два льва на добычу прыгаем. Жертва по-сумасшедшему сопротивляется. Стукнули его пару разочков. А он сильный, зараза, не сдаётся.
-Сюда, тут! - ору в темноту, подмоги требую.
И тут-же с другой стороны другой голос - Вот он, вот он побежал!
Я в замешательстве. Корешок мой тоже. Хватку ослабили, а
добыча наша с земли встаёт и молча меня в глаз осеняет. А потом голосом начкара и кричит матом, про "ёбвашу" какую-то. Толпа, в общем, за беглецом унеслась табуном мустангов, а мы с Боровичем сзади ковыляем. Я глаз держу, и он глаз держит. Я левую обочину свежим фонарём освещаю, он - правую.
-Понял, боец, как важно взаимодействие между войсками отрабатывать?
-Понял, говорю я.
А навстречу - делегация. Ведут болезного. Поймали. Он им тоже дорогу освещал. Обе обочины.
А Борович потом дней десять не появлялся. Слухи говорили, сидит, к зачётам каким-то готовится.