Военно-морская гинекология или как я провел лето

Известно , что гинекологов на флоте реально не хватает. Хороший гинеколог на ракетном крейсере или на атомной подводной лодке - большая редкость.
То ли потому что они там никому на хрен не нужны , то ли это от качки - сказать сложно. Но факт остается фактом, гинекологов на флоте - днем с огнем, особенно акушеров. Тем не менее, лично я прослужил на Балтийском флоте целый месяц и сейчас расскажу, как все получилось.
Как и во всяком приличном мединституте, в 1-ом ЛМИ была кафедра военной медицины, где проходили боевые отравляющие вещества, разные яды и как правильно предохраняться от ядерного взрыва, внезапно произошедшего неподалеку. Более того, нам предлагалось подписать с кафедрой контракт, который обязывал тебя после окончания курса пройти практику на кораблях ВМФ по медицинской специальности с последующим присвоением высокого звания лейтенанта медицинской службы.
К пятому курсу, конечно же, все мы уже были видными докторами, определившимися, кто чем будет заниматься, когда вырастет. Хирурги уже вовсю умели правильно отличать левую ногу от печени, а терапевтов уже распирало от знания того, чем отличается аутоиммунный тиреоидит Хашимото от банального поноса, вызванного поеданием шавермы на станции «Петроградская».
И вот по окончании пятого курса я, влюбленный в хирургическую гинекологию и не понаслышке знавший откуда берутся дети, вместе с другими своими однокурсниками попадаю в старинный немецкий город Пилау, ныне - Балтийск, базу Балтийского флота. После присяги всех стали распихивать к месту прохождения дальнейшей службы - так я попал на сторожевой корабль «Задорный».
Это был неимоверной красоты серый стодвадцатиметровый морской пароход проекта 1135 «Буревестник» с пушками, торпедами, глубинными бомбами и недетской ракетной установкой системы «Метель». К моменту нашего знакомства он уже не раз пересек все океаны и сейчас, вернувшись из Атлантики, готовился к переходу морем в Североморск, так как был передан в распоряжение Северному флоту.
Меня представили дежурному офицеру как «это наш новый доктор» и показали мою каюту. Каюта была, конечно, 2х2, но были два позитивных момента: вентилятор и кофеварка.
Форму мне на тот момент пока не выдали - произошла какая-то запутка с моими бумагами и в частности, с продовольственным аттестатом, который, как оказалось, является одним из главных документов на флоте, по которым всякому моряку полагается питание.
В джинсах, кроссовках и тельняшке я, новый корабельный доктор, сидел у себя в каюте, курил Camel и думал, как же все круто у меня складывается...
Постучали в дверь. На пороге оказался паренек лет 19-ти в бескозырке и со старшинскими погонами.
- «Здражелаютааишь новый доктор» проговорил он заученной скороговоркой и критически оценил меня взглядом. Я протянул ему руку.
- Денис.
- «Второй статьи Степин», сказал он с таким заправским видом, что я тут же почувствовал себя такой салагой и сухопутной крысой, с которым старшине второй статьи здороваться за руку просто западло. Но руку пожал - Слава.
- Давно служишь?
- Давнобль -сказал он, мастерски замаскировав суффикс «бля» в слове «давно».
- Приказано показать вам медсанчасть, а потом обедать.
Экскурсия по кораблю оказалась крайне увлекательной, если не считать удара переборкой по башке и постоянного спотыкания о комингсы. Слава Степин проникся ко мне некой смесью уважения «потому-что-я-доктор» и снисхождения «потому-что-он-дембель».
Медсанчасть была в идеальном порядке. Все блестело и сверкало. Пахло карболовкой, мытым полом и пенициллином. Лазарет был пуст, и четыре койки аккуратно заправлены.
- Меня из медучилища призвали, сказал Слава. Вообще-то я в медицинский собираюсь, так что кое-чего соображаю...
В маленькой операционной стоял блестящий стерилизатор времен Пирогова, биксы со стерильным бельем и набор инструментов для малых операций и чревосечения.
- До вас здесь был доктором старший лейтенант Барсуков - он в стерилизаторе свои носки кипятилбль.
А до Барсукова был лейтенант Джгубурия, он в этом стерилизаторе курицу варилбль. Она 200 градусным паром за пять минут вариласьбль... Сейчас я здесь инструментыбль стерилизуюбль. Нормально этобль?
Из лекарств в сейфе оказались промедол, аспирин, пенициллин и мазь Вишневского. Лечи - не хочу!
Степин был очень хозяйственным малым, и у него все лежало на своем месте.
Под расписку мне была выдана 60 литровая бочка шила. То есть спирта медицинского. Слава Степин сказал, что в соответствии с приказом начмеда бригады в шило нужно добавлять краситель, делающий его несъедобным, но, как заметил Слава: «Коллектив господ офицеров вас не поймет».
- Спирт будет расходоваться только на медицинские нужды, сказал я, как отрезал.
Слава Степин поправил бескозырку и выразительно промолчал.
Наступало время обеда.
Так как часть документов моих где-то застряла, кормить меня в офицерской кают-компании и вообще где-либо было не положено. Слава Степин это знал и мялся, обдумывая как бы мне это сообщить.
- Тааишьвоенврач, так получилось, что где-то проебали ваш продаттестат. Но я договорился с пацанами - сегодня вас покормят, а потом надо будет чего-то решать. Поговорите со старпомом - он нормальный дядька. К командиру с этим лучше не соваться - зверь.
Он привел меня в столовую, где на длинных скамьях сидели матросы и ели второе. На второе была перловая каша с мясом, источавшая такой божественный аромат, что я тут же вспомнил, что с самой учебки ничего не ел.
Слава Степин подвел меня к столу, стоящему особняком, и сказав "Приятного!", бесследно испарился. Это я потом узнал, что стервец Слава элитно питался прямо на камбузе, так как кок Петя Николаев был его земляком и лепшим другом.
Стол, у которого меня оставили, был мрачен. Пролитый суп, крошки, капли жира и перевернутая тарелка с кашей аппетит прямо-таки не возбуждали. К тому же совершенно не было на чем сидеть.
- Кто дежурный ? - негромко спросил я, обращаясь к проходившему мимо меня матросу с подносом и повязкой «Дежурный» на рукаве. Ноль эмоций. Мой голос утонул в звуке 160 ложек, черпающих кашу из 160 тарелок.
- Дежурный кто? Я обратился ко второму проходящему матросу с повязкой. Ноль внимания.
Меня заметил проходящий мимо капитан-лейтенант.
- Врач новый что ли?
- Ага...
- Чего, сесть негде?
- Ну да ... дали бы хоть тряпку - со стола вытереть, а то в таком свинарнике есть не в кайф. Кричу «Кто дежурный?» Все ноль внимания...
-Не так надо ....
И тут он сметает рукой на пол все, что было на столе - тарелки, вилки, металлические кружки.
- ТВОЮ МАТЬ, КТО ДЕЖУРНЫЙ, БЛЯДЬ?
От его громоподобного голоса на долю секунды стук ложек прекратился и на горизонте моментально нарисовались те самые дежурные моряки в повязках.
- А ну быстро доктора накормить по высшему разряду!
- Есть накормить доктора!
Через три минуты я сидел за столом, накрытом белой (!) скатертью и уплетал вкуснейшую кашу, запивая ее божественным компотом из сухофруктов.
... после обеда я сидел в своей каюте, докуривая последнюю сигарету из пачки, когда меня вызвали к командиру.
Я постучался и вошел в каюту.
- Здрасьте, товарищ капитан корабля!
От волнения я тут же перепутал капитана с командиром и понял, что полностью облажался.
Командиром СКР «Задорный» оказался худой как охотничья собака сорокалетний капраз (капитан первого ранга) с тончайшими усами а-ля Эркюль Пуаро и следами легкого алкогольного поражения печени на лице.
По тому, как он посмотрел на меня, я понял, что так к нему не обращались давно.
- Проходите, садитесь... Денис Сергеевич, если не ошибаюсь?... Кофе?
- Да, пожалуйста ...
Командир вытащил из шкафа бутылку коньяка «Васпуракан» и разлил по рюмкам.
- Ну, добро пожаловать на флот!
Мы пили кофе, курили и смотрели друг на друга. Возникла пауза.
- Скажите, Денис Сергеевич, а на гражданке вы каким доктором являетесь?
Пауза, возникшая ранее, превратилась в вечность. В ушах тихо и неприятно запищало.
- Гинекологом.
Командир кашлянул, выпустил вверх струю дыма и совершенно серьезно сказал:
- Вы знаете, Денис Сергеевич, на самом деле, гинеколог здесь - я. Хотите узнать, почему?
- Почему?
- А я здесь всем матки мехом внутрь выворачиваю...
По неясной причине командир, оказавшийся эстетом, поклонником Эдит Пиаф, любителем коньяка и весьма начитанным мужиком, нашел во мне «приятного собеседника» и часто вызывал меня «попить кофе». Мы, в общем, интересно проводили время - я травил ему медицинские байки, а он рассказывал, соответственно, морские.
Балтийск традиционно называется городом трех «Б» : Булыжников, Блядей и Бескозырок. Всего этого там в избытке. В первый же свободный вечер мы с однокурсником Женей Боровиковым, который попал служить на соседний пароход, вышли в город. Планировалось посещение злачного места под названием «Кафе Голубая устрица» - самого модного места во всем Балтийске. Денег на особый разгул не было, поэтому вскладчину был собран капитал на покупку водки «Зверь», пачки Кемела и упаковку Дирола. Также имелись сигареты «Полет», выдаваемые морякам, и пол-литра спирта, списанного мной на медицинские нужды (протирка стерилизатора от куринного жира ). При помощи всех этих товаров нам необходимо было не только весело провести время, но и по возможости познакомиться с самыми красивыми женщинами Балтийска.
Время поджимало - на корабль надо было вернуться не позднее 4 утра, чтобы попасть на поднятие флага ровно в 6-00.
Вместо женщин в первом кафе, которое мы посетили, мы познакомились... с мужчинами. Это были два подводника, реальных морских волка, старших лейтенанта мед. службы, которые «только что вернулись из автономки у берегов Новой Зеландии».
Их моральное превосходство над нами было очевидно и велико, как и пропасть разделяющая нас, да они этого и не скрывали. Черные кители с иголочки, отличительные знаки подводного флота, желтые рубашки и погоны с красными медицинскими просветами и змеей - обо всем этом мы только мечтали...
Мы сидели под зонтиками на берегу моря в дюнах, завидовали старшим лейтенантам, курили и смотрели на закат.
- Надо бы проставиться, ребята - прервал наши грезы один из подводников. Традиция есть такая на флоте... боевое крещение, так сказать...
Делить бутылку «Зверя» с первыми встречными было до боли жалко, но морской закон есть морской закон, и начинать карьеру морского офицера с несоблюдения традиций было совершенно недопустимо. Быстро раздавив бутылку на четверых, мы отправились в «Голубую Устрицу», а подводники пошли куда-то по своим делам.
«Голубая устрица» оказалась обычной открытой дискотекой на берегу моря. Так как в Балтийске абсолютно все связано с военно-морским флотом, то на и на дискотеке, соответственно, преобладали военно-морские офицеры, жены военно-морских офицеров, девушки, стремящиеся стать женами военно-морских офицеров и жены военно-морских офицеров, которые хотя бы на одну ночь желали оказаться девушками других военно-морских офицеров. Даже «бандиты», шумно подьехавшие на Опеле «Кадет», оказались военно-морскими офицерами.
Тут я заметил наших старых знакомых «подводников». Уже без формы они сидели с двумя симпатичными девченками и рассказывали как они, одолжив форму у госпитальных старлеев, развели двух лохов на бутылку водки. «Подводники» оказались такими же как мы студентами-медиками, приехавшими на практику неделей раньше. Обман был тут же выявлен и настала их очередь проставляться. Так как ребята они оказались неплохие, никто, в общем, в обиде не остался.
Девушек удивительной красоты на дискотеке было неимоверное количество. В четыре утра я, Женя, командир БЧ-5 с «Задорного» капитан-лейтенант Разумовский, который опознал нас на дискотеке, с тремя нетрезвыми, но невероятно длинноногими красавицами решили отправиться на экскурсию на наш доблестный пароход.
...я проснулся голым на полу в своей каюте от вибрации, головной боли и какого-то странного гула. С трудом сфокусировав глаза на часах, удалось определить время - 12-35, то есть о подьеме флага в 6-00 не могло быть и речи...
Каждый поворот головы сопровождался мощнейшим спазмом в желудке и непроходящим ощущением топорика в голове. Память возвращалась с трудом и частями. Рядом со мной в неестественной позе спал Женя Боровикков в носках, часах и в гандоне. На кровати, обнявшись будто две нимфы, спали вчерашние обнаженные девушки из «Устрицы». «Надеюсь, до скандала дело не дошло» - подумал я, оглядев Женю и еще раз попытался вспомнить детали вчерашнего вечера.
Простыня, подушка, одеяло и девушки были густо заляпаны мазутом.
«Купались!» - мелькнула мысль. Тут меня здорово качнуло и я понял, что «Задорный» вышел море.
Ну да... Разумовский вчера что=то говорил про учебный выход в море... елы-палы... блиин...
Корабль на боевых учениях, а в каюте доктора, который должен сидеть в медсанчасти и ждать поступления «раненых», понимаешь, загорают две голых телки и студент Боровиков в гандоне. Надо было срочно что-то предпринимать. Я натянул спортивные штаны, футболку, выполз из каюты и аки Джеймс Бонд начал пробираться в сторону амбулатории.
- Стоятьбль !
Я остановился и зачем-то поднял руки вверх.
- Почему в трико, как целка, бль? Фамилия, бль!
Это был замполит, кавторанг Гуцалюк, дядька из Минска с усами как у «Песняров».
- Врач-практикант Цепов.
- Ааа... Почему не по форме, бль?
- Не выдали.
- Развели бардак на флоте, морские котики, бль!
Через 10 минут я уже был облачен в «рабочее платье» - именно так называется матросская роба, широченные синие штаны, пилотку и черные ботинки.
Посоветовавшись со Степиным в медсанчасти и пообещав ему комплект гражданской одежды для походов в самоволку, было принято решение эвакуировать девиц и студента Боровикова в судовой лазарет. Проснувшимся к тому времени обезвоженным посетителям моей каюты была обьяснена тактическая ситуация и вся серьезность положения. Дамы отчаянно хотели писать, а Женя Боровиков - пить, котлетку по-киевски и спать.
Чтобы не вызывать подозрений, девиц и Женю по очереди на носилках, накрытых одеялом, перенесли в лазарет, который тут же закрыли на карантин по сальмонеллезу.
Я сидел, пил воду и жевал аспирин в медсанчасти, когда стали поступать первые «раненые». «Учения ж блять!» - вспомнил я. Голова соображала с трудом...
Первым раненым оказался матрос-первогодок Мишин. Его, якобы, опалило пламенем.
Я сказал ему ласково: Мишин, пиздуй в лазарет и сиди там как мышь. Пикнешь - башку снесу! Понял?
- Есть сидеть как мышь, тааишьвоенврач!
Кстати, Мишин, а че у тебя руки постоянно согнуты в локте?
- Не разгибаются, тааишьвоенврач!
- Офигел что ли ? Тебе ж в госпиталь надо!
- Так они у меня с детства не разгибаются.
- А как же тебя на флот призвали-то?
- Я им говорил, что у меня руки не разгибаются, а они сказали: мы тебя на хороший пароход отправим...
- !!!
Контуженного Мишина определили в бокс, чтоб он, не дай бог, не растрепал никому о том, что у нас в лазарете полным полно голых баб.
Дальше, к счастью, поступали только «легкораненые», а потом вообще пришел Мичман Терновой с подозрением на гоноррею.
Узников лазарета тайно покомили макаронами по-флотски, а проныра Слава Степин даже где-то добыл девушкам мороженое.
После окончания учебного выхода в море под покровом ночи девицы и студент Боровиков были эвакуированы с корабля, пока капитан-лейтенант Разумовский, дежурный по кораблю, строил вахтенного матроса, я их незаметно провел по трапу на берег. Женька хвастался, что ему перед уходом «на посошок» еще раз сделали минет, но я думаю - врет. Хотя я только сейчас понимаю, что от опаленного войной матроса Мишина можно было ожидать чего угодно...
С младшим офицерским составом мы очень быстро нашли общий язык. Ребята оказались хорошие, и медицинский спирт таял на глазах. По вечерам мы собирались в кают-компании пить «Чай». Там я научился пить коктейль «Летучий голландец»: Чистый спирт с яичным желтком на дне стакана. Очень пронзительно.
Самыми настоящими лейтенантами медслужбы Балтийского Флота мы возвращались домой. «Задорный» стал за месяц очень родным, а печень, наоборот, была как неродная: все время болела, ныла и трусливо выкидывала белый флаг.
«Задорному» предстоял переход морем в Североморск а мне - субординатура по гинекологии на отделении доцента Яковлева.
Так закончилась моя военно-гинекологическая практика

Купание красного коня

Существовала у нас в училище одна древняя традиция: отмечать рождение ребенка у каждого кадета. Но не просто так, с бутылкой, а весьма своеобразно. Если родился мальчик, вся рота, передавая счастливого отца из рук в руки, несла его на завтрак из казарм прямо на камбуз. Надо сказать, прогулка не из легких. Тем, кто бывал в Голландии, объяснять нечего - от казарм до камбуза высоченная мраморная лестница ступеней в триста. Вот по ней и несли новоиспеченного папашу на руках, вознеся над строем. Тем же, кому судьба преподнесла сюрприз в виде дочери, доставалась несколько другая участь. Их, невзирая на время года и погоду, таким же макаром, на руках, под грохот заранее заготовленных тазов и ведер торжественно относили на пирс и скидывали в воду. Пущай бракодел искупается! Традиция выросла вместе с училищем и свято соблюдалась всеми поколениями курсантов. Правда, с середины восьмидесятых годов за нее начали преследовать, но народ исхитрялся как мог, и продолжал "святое" дело.
Был в нашей роте один красавец-мужчина - Андрей Шпалеров. Рост под метр девяносто, симпатичный, спортивного вида. Андрей был боксером, пару раз занимал призовые места на чемпионате Черноморского флота и входил в сборную училища по боксу. Всем парень удался, вот только немного высокомерен был от своих успехов, да и хвастун страшный. Послушаешь его, так Мохаммед Али щенок еще недоученный, а Казанова и рядом с ним не валялся. Ну и заносило его по-черному. То он целую бригаду ткачих в отпуске оплодотворил, то на каких-то показательных выступлениях избил всех, кого видел, вот только результат не засчитали. Вот такой удалец!
После третьего курса мы съездили в отпуск, вернулись, и Андрюху снова понесло. Месяца два он взахлеб рассказывал, что подцепил сказочную девушку в родном городе и испытал с ней большую и чистую любовь. Девушку звали Вероника, и со слов Андрюхи, она была совокупностью Софи Лорен, Ирины Алферовой и Клаудии Кардинале одновременно. Даже лучше. Любила она его без ума и старалась каждую свободную минуту затащить "бедного" Андрея в постель. То на крыше, то на катере, а то и в ванне его "хрущевки". И рассказывал об этом Андрей с такими физиологическими подробностями, что нам, давно привыкшим к традиционным военным пошлостям, становилось неприятно. Достал он нас своими баснями здорово, но на счастье время на месте не стоит, движется вперед, и потихоньку Андрей переключился на местные темы и новые "победы". О легенде под именем Вероника он вскоре как будто и забыл, а вот мы помнили... И пришла в наши светлые головы одна идейка по почтовому ведомству...
Прошло девять месяцев. Май месяц. Конец семестра. Благодать! Погода чудесная, скоро отпуск, чего еще желать! В один из дней я и мой товарищ Гвоздев заглянули на нашу почту. О, об училищном почтовом отделении надо сказать отдельно. Находилось оно прямо в нашей казарме на первом этаже. Работали там исключительно молодые девчушки от восемнадцати до двадцати пяти лет. Человек пять. Милейшие создания. Надо тебе, допустим, в город позарез и, главное, в неурочное время, к примеру, в пятницу в десять утра во время занятий. Нет проблем! Приходишь за пару дней до этого к девочкам, шепотом обрисовываешь проблему и все. Телеграфистка Оленька выстукивает тебе на своем аппарате телеграмму: "Срочно вызываетесь на переговоры с Бухтой Находка 10.00. московского времени". Наклеивает на бланк, ставит штампы, и кидает фальшивку в общую кучу корреспонденции. Утром следующего дня дежурный по роте прибегает за почтой. Получает груду писем на всех восемьдесят человек, несет их в роту и, естественно, перебирает. А там такая телеграмма. Докладывает командиру. Тот на обеденном построении подходит к тебе и интересуется: кто же это тебя из такой дали на переговоры высвистывает? А дальше только от тебя зависит. Лепи горбатого, как умеешь! Дядя в плавании, отец в командировке, брат на службе... Ну, а раз такое дело, командир твоей проблемой проникнется, у начальника факультета добро возьмет, и утром - все на занятия, а ты чистишь хромачи, чтобы в город слинять. Услуги такого рода почтовые девчонки, конечно, не всем оказывали, а только особо приближенным, но мы в их число входили на законных основаниях.
Так вот, вечерком заваливаем мы с Гвоздем к нашим милым служителям почтового ведомства, и я рассказал им о нашей задумке. Они в хохот. Потом Оля садится за свою стрекоталку и выбивает следующий текст: "Дорогой Андрюша. Поздравляю. У нас родилась дочка. Вес 4.500. Назвали, как ты и хотел, Элеонорой. Отпросись и приезжай. Целую. Люблю. Твоя Вероника". Оформила телеграмму, как следует, и пообещала утром засунуть ее в общую кучу. Еще посидели, посмеялись и разошлись.
Утром, как всегда, завтрак, потом занятия, а вот на обеде... Сидим, жуем, а дежурный по роте с невозмутимым лицом от столика к столику передвигается и аккуратно так, что-то народу сообщает. Кому ни скажет, у всех улыбка до ушей. Дошла очередь и до нас. Дежурный подошел, наклонился и очень душевно сообщает:
- Сбор всех внизу сразу после обеда. Купаем Шпалера. Родилась дочь.
И дальше пошел по столам. А бедняга Шпалер, ни о чем не подозревая, сидит и жует кусок спортивного мяса в другом конце зала. Спортсмены у нас питались отдельно, по своим нормам и в своем углу. Мы отобедали и мелкими стайками вниз потекли. В казарме уже было все готово к "торжественной" встрече. Весь Андрюхин класс уже вооружился всевозможными грохоталками и от нетерпения ножками подергивает: где же виновник торжества? Минут через пятнадцать собралась вся рота, кто же такой случай упустит, товарища в водичку поокунать? Наконец наблюдатель, выглядывая из окна, радостно оповестил:
- Шпалер в пределах видимости!!! Идет в казарму!!! Приготовились!!!
Народ полукругом обступил дверь. Она открылась, и на пороге возник Андрюха. Узрев непонятное столпотворение народа и его явный интерес к своей персоне, Андрей растерялся. Жалко улыбаясь и ожидая какого-то подвоха, он неуверенно спросил:
- Что случилось, мужики?
И тут толпа взорвалась.
- Бракодел!!!
- Делает вид, что не знает!!
- Хватай его!!!
- Документы из карманов вынимайте!!!
- На пирс!!!
Андрюха мигом очутился в стальных руках без малого двадцати товарищей, всех, кто смог дотянуться. Не помогла даже его хваленая физическая сила. Спеленали как миленького. Дежурный по роте торжественно зачитал телеграмму. Почуяв, откуда ветер дует, Шпалер вился ужом, стараясь освободиться. Когда его под грохот эмалированных "барабанов" вынесли на улицу и понесли на берег, он не выдержал и начал, стараясь придать голосу шутливые нотки, кричать:
- Мужики, да не спал я с ней вообще!!! Так, языком трепал... Отпустите!!!
Не тут-то было! Тормоза у курсантской братии уже отказали. Под шум и улюлюканье толпы Андрюху внесли на пирс и, раскачав, кинули в еще прохладную черноморскую воду. Тело описало красивую дугу и со всего размаха плюхнулось в море. Народ в восторге завизжал. Вынырнувший Андрей уже не улыбался, а во весь голос грозил изуродовать того шутника, который подстроил ему такую каку. Он подплыл к пирсу и попытался вылезти. Но его со смехом сталкивали обратно в воду и советовали бракоделу помыться еще. В итоге Шпалеру пришлось добираться до берега, потому что на пирс его так и не пустили.
После этих событий Андрей долго разыскивал виновников его позора. Недели две доставал, как мог, девочек с почты, но ввиду того, что из-за своего высокомерия не пользовался у них популярностью, ничего не узнал. Девчонки притворились Зоями Космодемьянскими и отрицали все. Позже у него возникли смутные догадки о нашей с Гвоздем причастности к инциденту, но доказательств не было, и Андрею оставалось лишь от случая к случаю показывать нам зубы. Но самое главное: Шпалер перестал бравировать своими победами по женской части. Наверное, купание не понравилось...

Автор Павел Ефремов.Размещено с разрешения автора

МЁД

Подчиненный должен любить начальника. Это аксиома. Обратное - неверно. А свою любовь всегда желательно укреплять подарками. Что ж это за любовь без подарков? Такая любовь быстро вянет и заканчивается или ничем или скандалом. Вот надо, например, тебе в увольнение, а командир не отпускает. Хоть тресни. Ленинские работы у тебя некрасиво оформлены... А вот если бы ты привез из увольнения или отпуска подарочек, тогда другое дело... И работы эти как-то красивее выглядят сразу. Вот, например, в Богодуховской школе прапорщиков у ротного на столе на картонке был отпечатан список подарков, без которых об увольнении и не мечтай. По памяти: краска белая - 3 кг, серая - 3 кг, мел - 3 кг, растворитель - 2 л., обои - 5 рулонов, кисточки - 10 шт. Это за ОДНО увольнение! С вечера субботы до 6-00 понедельника. А чтоб быть в понедельник, из Харькова надо выезжать все равно с вечера воскресенья. И получка курсантская - 90 рублей... Так еще ротному и взводному по хорошей бутылке... А что поделаешь, кому пожалуешься... Начальнику по фамилии Гернштейн? Ну это так, к слову...

Итак, быль о подарке...
- Дневальный, а ну-ка вызови мне старшину! - почти не повышая голоса, скомандовал в никуда командир батальона обеспечения учебного процесса харьковской ПВО-шной учебки подполковник К, сидя за столом в своем кабинете. Дверь была тонкая, дневальный стоял у самой двери, поэтому проблем со связью не было.
- Старшина батальона, на выход!!! - как ошпаренный прокричал дневальный. Он хорошо уже знал, что недостаточно громко поданная команда - вернейший путь остаться на вторые сутки... Старший прапорщик Григорий В. очень любил подобные меры наказания...
Через минуту Гриша был в кабинете... Ему уже было под сорок, но ни одной морщинки никто не нашел бы на его лице... От румянца на все щеки смело можно было прикуривать. Портупея третьего роста едва сходилась на последние дырочки на его солидном организме. Все кителя у него были шитые на заказ - бицепс не пролазил ни в один стандартный рукав.. У них там в деревне под Полтавой все такие. Экология там такая. Сметанка, молочко, творожок... Крыночками... Бойцов он никогда не бил. Незачем. Одного раз толкнул, так тот свом тельцем вынес дверь каптерки вместе с коробкой... Очухался, бедный, только на другой день. Поэтому с дисциплиной в батальоне с приходом Гриши сразу как-то наладилось. Комбат поднял голову от стола, заваленного бумагами, бумажками и бумажищами.
- Так, Гриша, у меня тут праздничек намечается... надо где-то достать водки. Подумай, поезди по городу... К вечеру, я надеюсь, найдешь? Вот деньги. Будут два приличных друга, я же не налью им спирта, - значит, надо минимум шесть бутылок... Спиртика на дорожку налить?
- Нет, спасибо, трщплковник, я с утра не...
- Ну давай, я жду...

Тяжело было тогда с водкой... Михал Сергеич лютовал вовсю. Все помнят? На полуторамиллионный город работало только несколько точек, где можно было купить... Что там происходило, описать мне не по силам... Достоевский нужен.

Отпуск рядового Передрищенко подходил к концу. Август тоже. Илья-пророк давно уже помочился с высоты в воду всех водоемов одновременно (могуч!), медовый Спас прошел, яблочный тоже, пора и в казарму возвращаться... В качестве подарочка отцам-командирам в новый портфель крокодильской кожи на самое дно с максимальной аккуратностью были уложены в разные отделения две поллитровые баночки освященного липового меда... Одну - ротному, вторую - старшине... Но, видно, - не судьба... На первой же станции портфель, заскользив на глянцевом боку, грохнулся с третьей полки. С виду вроде ничего в плотно утрамбованном портфеле не разбилось, но...

Гриша пулей, точнее, при его габаритах, бомбой влетел в каптерку.
- Вот только мне не хватало счас бросать все дела и лазить по городу в такую жару - зло подумал он. Но что не сделаешь ради своего комбата... Многое их связывало...
- И во что же мне эту водку брать? Ни сумки, ни портфеля приличного... Гриша осмотрелся. Стоп, а чей это такой красивый крокодильскокожаный портфель? Это, наверное Передрищенко с отпуска приехал... И не представился, мудила... А обещал чего-то там... Ладно, вечером с ним разберусь. Ага, легкий, значит, пустой... Сволочь, раздал уже всё... Ну, погоди...
Схватив двумя огуцоподобными пальцами ручку портфеля, Гриша солидно выплыл из каптерки и через две минуты был на улице. Еще через пять он вошел в метро и уселся на сиденье в полупустом вагоне. Голова его была занята составлением маршрута поисков, отчего лицо приобрело весьма задумчивый и осмысленный вид, очень характерный для старших прапорщиков с восемнадцатью годами выслуги и более. Портфель он аккуратно разместил на коленях, ручкой к себе - дном к публике, и в целом напоминал Будду, одетого в повседневный китель, хромовые сапоги, фуражку и отчаянно потеющего.
Постепенно люди заполняли вагон, и на противоположных сиденьях народ стал перемигиваться, толкать друг друга локтями, указывая глазами на Гришу. Гриша был абсолютно спокоен. Осмотревшись и не обнаружив в себе никаких недостатков, Гриша подумал о завистниках, у которых не было и быть не могло такого красивого портфеля.
- Надо будет этот портфельчик у Передрищенки конфисковать под каким-нибудь предлогом, - подумал он, - шикарная вещь, ишь, как смотрят завистливо... Народ на противоположной скамейке падал от зависти, закрывая лица руками...

Не прошло и трех часов, как поиски были увенчаны успехом. Очередь к магазину, завернув за ближайший угол, хвостом скрывалась во дворах. Гриша честно занял очередь и пошел сразу наводить порядок при входе. Самые злые горлопаны, лезущие без очереди, узрев Гришин арбузный кулак, как-то сникали и послушно шли в хвост очереди или туда, куда их Гриша посылал. Очередь пошла заметно быстрее. Через пару часов старшина строго в свою очередь вошел в магазин. Там кипели страсти. Вопли, стоны, предсмертный хрип, звон стекла, радостные крики "уже купивших" наполняли зал. Еще через полчаса, прижимая к широкой груди заветные шесть бутылок, наш Гриша ледоколом вырулил из магазина. Дойдя до ближайшего дерева в пяти метрах от бушующей толпы, он аккуратно поставил бутылки на землю. Закурил. Вытер пот уже насквозь мокрым платком размером с небольшую простыню. Задание было практически выполнено. Открыл портфель, поставил туда бутылки. В две шеренги - или в колонну по три - как хотите назовите. Выбросил бычок в направлении урны, подхватил крокодильского двумя пальцами и двинул к метро. Пройдя метров двадцать, старшина услышал сзади подозрительный шум. Быстро обернувшись, он увидел, как под деревом, где он только что стоял, дерутся человек пятнадцать. Шесть бутылок водки еще стоят на земле. Тряхнув портфелем, Гриша сразу понял, что водка - его. Никаких родных стеклянных звуков портфель не издавал. Быстро открыв замок, он через портфель увидел освещенную солнцем родную пыльную землю с желтыми тополиными листочками и растоптанными бычками. Дна у портфеля не было...

Через минуту, почесывая бока, все понятливые любители шары поняли, что чужого брать нельзя. А непонятливые - тихо валялись в пыли.
А через час комбат получил доклад о выполнении поставленной задачи и новый, позвякивающий солдатский вещмешок.
- Да это ж я вам мёд вез, трищстршийпрапорщк! А банки разбились. А ваши хвостатые каптерочные крысы в одну ночь сожрали дно. Оно ж медом пропиталось... Я ж не виноват. Только не бейте...

Закурить не найдётся?

"Адмирал" второй месяц непрерывно в море... Шило на лайнере закончилось неделю назад. И не только у лейтенантов-групёров, но и у комдивов, и у старшего инженера, и у зама по РТВ... и даже у КБЧ! Нет, ну конечно, у избранных (хЫмик там, медик, СС-цы и др. "высокопоставленные" лица) запас имеется, но кто ж лИйтИнантам-то нальёт, самим мало. В общем - шила НЕТ!
Вторые сутки припухаем на яшке у Териберки и маемся от безделья, жары, бесконечных и бессмысленных построений (а на "Кузе" построения в такие незаполненные полётами дни - это отдельная пеСня, доложу я вам - по количеству и продолжительности они порой превышали все мыслимые, разумные пределы, и порой даже вступали в противоречие со стариком Эйнштейном), бесконечных приборок и дурацких учений. Но сегодня праздник - День ВМФ! А посему - вздрючив профилактически весь л\с парохода на праздничном подьёме флага, "астрономы" (люди с большими звёздами), величественно и неторопливо покачивая белоснежными "аэродромами", удалились в "пентхауз" (так называли командирский ярус надстройки) в сопровождении кэпа и делегации шефов из Москвы вкушать привезённые ими деликатесы и проводить совещания. А л/с, свободный от вахты, ясен пончик, по каютам, у нас свой план мероприятий. Хотя и скребли кошки на душе, но надежда умирает последней. Вчерась "приняли" танкер - керосин, мазут, вода и... о чудо! - мороженные куриные тушки, фасованные по ящикам. На разгрузке БЧ-7 - основная рабочая сила. Количество ящиков, принятых с танкера и достигнувших продскладов, разнится штук на десяток. А что вы хотите - курочка всем нравится, не только продслужбе и надстройке. Поразорявшись с полчаса, СС-цы успокоились, а один ящичек осел в акурат в одной из кают нашего блока. (Судьба остальных девяти - тайна покрытая мраком и научный парадокс). Вся наша лейтенантская банда (а было нас с одной альмаматер, с одного выпуска аж 12 «негодяев» ), за исключением двоих, занятых подготовкой праздничного стола, мечется по всем палубам и доступным ярусам надстройки в поисках ну понятное дело чего - от сухомятки заворот кишок бывает! «Ошкурены» все дружественные и даже «не» потенциальные источники. ШИЛА НЕТ! Всё - мероприятие провалилось. В двухместной каюте одинадцать тоскливых физиономий, смахивая скупую мужскую слезу, уныло таращатся на ломящийся от жареной, пареной куры, свежего хлеба и маринадов(помидоры зелёные, бочковые в ассортименте) накрытый бак и усиленно дымят халявной «Примой». Почему халявной? Поясняю: у
одного из нас перед самым выходом в море, когда нормы табачного довольствия уже были получены, пятеро морячков сошли на берег на дембель, а целая коробка - 150 пачек осталась. В тот выход с куревом проблем не было. Но общий тон мероприятия - ниже плинтуса, не слышно задорного молодеЦкого смеха и морских песен, не говоря уже о ласкающем слух звоне гранёных стаканов и железных кружек. Возвращается последний гонец, добытчик высочайшего разряда Пэпс, проводивший «ошкуривание» представителей промышленности. Безрезультатно. Кое-кто пытается начать процесс приёма пищи, но не встретив одобрения и поддержки, процесс незаметно сходит на нет. И вот в этот трагический момент... ! Стук в дверь! Первая мысль, пронзившая мозг: «Пэпс - тормоз, крайним пришёл! А броняху не задраил! (в смысле, замок не закрыл) вот мы все и спеклись!» А спеклись - потому что вкрадчиво так стучаться любили замуля и помошник в процессе внеплановых «шатунных» обходов лайнера на предмет выявления, предотвращения и т.д. с соответствующими оргвыводами и мероприятиями. Но следующей мыслью было: «А, ё-моё! ШИЛА-ТО НЕТ! А хавчик - не криминал... да пошло оно фффсссёёёооо ...» и лёгким движением руки я открываю дверку. В проём аккуратно «впадает» тело в лётной техничке, разя убойным, крайне пожароопасным выхлопом и вызывая незамедлительное мощное слюноотделение и глотательные движения у всех присутствующих без исключения. Прилагая немалые усилия для удержания «горизонта», тАварисч представляется: «С праздником, парни ! А мы тут значит... это... Соседи мы теперь. Вчера каюту нашу затопило, вот к вам в блок переселили наш экипаж... Бум знакомы? Я борттехник С. со спасателя 31-го» Немая сцена. Контингент продолжает глотать слюну.
Я, собсно, вот по какому вопросу: у вас сигарет пары-тройки не завалялось? А то вот... разговелись... а курева - ёок... - продолжает вошедший, борясь с кренящими моментами и гравитацией. Его метацентрическая высота катастрофически мала и борьба эта протекает весьма выразительно. Буря эмоций проносится по лицам всего общества трезвенников! Горизонт событий подёрнулся дымкой надежды на то, что удушающий штиль всё-таки может смениться хотя бы лёгким бризом. Шквал дружественных приветствий и одновременный порыв всего морского содержимого каюты к заветной коробке: «ДА какие пары-тройки! Держи пачку!!!»
...Кхм... а можно две? Ну про запас... там ...
ДА можно и пять! Держи!
Нууу!... спасибо, парни... ! с застенчивой улыбкой. Пауза явно затягивается. Вошедший озадачен такой роскошью и пребывает в замешательстве - как отблагодарить. Безнадёжно ускользающую ситуацию спасает автор сего опуса:
- Старик! А у вас шильца не найдёЦа? Ну с литрушечку ...?
- Да найдёЦа... бери тару... пошли - широким жестом приглашает С.
- А можно - два?! - дерзит Пэпс.
- Да можно и пять! - улыбается С.
В мгновение ока из недр каюты извлекается десятилитровая канистра и вручается в мои руки. В голове звучит команда «фас!», а весь коллектив застывает в изнеможении.
Телепортация в соседнюю, противоположную по коридору, каюту прошла для меня мгновенно. А там моему изумлённому взору предстала картина с коментариями от С.
- Справа в нижней койке - тело командира, в верхней - штурмана, слева на диване - бортмедик, а промеж них - то, зачем пришёл. Ну ты давай сам, не стесняйся, - душевно улыбается С. Тела в койках и на диване пребывали в нирване и не подавали признаков жизни, и только бортмедик богатырски храпел с мощным выбросом в атмосферу паров спирта. А «то, зачем пришёл» представляло из себя 200-литровую стальную бочку, из горловины которой свешивалась аккуратненько резиновая шлангочка. Пребывая в оцепенении и онемении, глазами показываю на свою «жалкую канистрочку»?!!!
- Да скока влезет - смеётся С. И вообще, заходите, в преф перекинемся.

о. Хачин 2007. Под знаком Дня Флота.

И даже не говорите мне, что пить - это плохо. Сам знаю.
Короче, уговорили друзья поехать на Селигер, на остров Хачин, с палатками...
Впереди предстояло празднование дня флота и прочие приятственные встречи, поэтому мы, здраво рассудив, что на своих машинах можно таки и не вернуться, решили брать такси.
Оказалось, что заказывать такси гораздо дешевле с самого Селигера, из славного города Осташкова, москвичи же ломили немыслимые цены, ну на то они и москвичи...

Выехали рано утром 28-го июля втроем на двух такси. Одно полностью занимали наши вещи, а второе, собственно, занимали мы втроем и пиво.
Дорога промелькнула быстро, чему способствовало пиво и мастерство водителя Дениса.
По приезду все смешалось. Радость встречи со старыми друзьями, знакомство с новыми, хлопоты по вытряхиванию пыльного скарба, установка палаток...
А вечером шашлык, песни, задушевные беседы и прочее расслабление окоченевшей от работы души.

Конечно, сразу после установки палаток я как упертый рыбак бросился на берег и начал оснащать и забрасывать закидухи с кормушками, нутро которых набивал обалденно пахнущим Сенсасом, и насаживал на крючки московских продажных червей.
Потом навострил спиннинг и начал блеснить. Надо сразу сказать, что ловля хищника так успеха и не принесла, на блесну ничего не попалось.. ну почти... но об этом позже.

Зазвенел первый колокольчик.
Радостно защемило сердце. Вот оно! Долгожданное!
Сзади раздался голос Борыча: «Кэп, можно я первую вытащу, а то никогда не ловил?»
Эх, моё доброе сердце...
Что бы вы думали? Первой рыбой, выловленной в этот раз на Селигере, был налим.
Знаю, что они летом не ловятся. Знаю.
Разум налима для меня глубоко загадочен и туманен. Даже допускаю, что это интеллигентное существо было привлечено нашими громкими голосами, гоготом и песнями под гитару. А может, еще и запахом шашлыка.
Короче, налим оказался рыбой напрочь одинокой и тянущейся к общению. Вероятно, он подумал, что один налим такую хорошую компанию не испортит, и ему найдется теплое местечко в коптильне. Так и вышло.
Пока я переоснащал и закидывал закидуху, зазвонил другой колокольчик.
Борыч, уже окончательно уверивший в себя как в непревзойденного рыбака, кинулся вытаскивать. Его пыхтение привлекло моё внимание, и я насторожился. Шло тяжело.
Какая непостижимая нечеловеческая наглость - он вытащил достойного леща!
Я уже начал прикидывать, чем бы связать этого распоясавшегося рыбака, но Борыч, чутко уловив хрупкую грань момента, пошел победителем к костру, шашлыку и водке, неся с собой весть о первой рыбе.
Я вздохнул, и вновь установил закидухи... И затих в ожидании...
Тут пришел Миха.
Надо сказать, что Миха опытный рыбак, он пришел мощно. Не один. С фидером.
Начался мастер-класс фидерной ловли.
У меня чего-то не клевало, а тут еще провокаторы начали звать к столу, соблазняя водкой и песнями... и я пошел... я уже почти отошел, когда вновь услышал призывный звон колокольчика..
Как я бежал...
Напрасно...
Миха уже вытаскивал на мою закидуху здорового леща.
Меня это сломило окончательно, и я ушел к празднику жизни и песням под гитару...

Когда окончательно стемнело, организм, перенасытившийся шашлыком, водкой и песнями, захотел покоя и романтики, ну сами знаете, как бывает.
И мы с Катей отошли на бережок посидеть на скамеечке, побеседовать душевно, полюбоваться на задремавшую природу...
А надо напомнить, что к этому моменту я уже развил бурную деятельность по рыбалке, навел хаос и разбросал по окрестностям кучу всяких снастей... А! И блеснил еще неудержимо... Это важно!

Короче, ночь... вода тихо плещется... Нилова Пустынь красиво эдак подсвечивается невдалеке... камыш шуршит... сзади приглушенные голоса у костра, треньканье гитары...
Романтика и интим, короче, в одном флаконе.
Вот.
Ну, проходим мы на бережок, ощущая ногами прохладу уже остывающего песка, беседуем о чем-то неважном... садимся на лавочку...

ТВОЮМАТЬЬЬЬ!!!!!!

Я очень удачно все разбросал.
Блесна воткнулась мне прямо в зад.

А Катя говорит чего-то вполголоса, душевно так... о красоте мест... еще о чем-то, о своем наверно, о женском...
А мне уже хочется орать в полный звук на мате, но я не знаю, как начать.

И тут на берегу появляется Миха и вежливо интересуется: "не помешал"?
Я, чувствуя спасение, пытаюсь обратиться к нему... но от долгого сдерживания "наболевшего" кроме - "в зад" изрекаю мало что членораздельного...
Культурный Миха говорит - "понял, извините" и начинает уходить...

Тут уже я не выдерживаю, и поправ интимность момента и всеобщую трепетную тишину, ору:
"Миха, мне блесна в зад воткнулась!!!!"

Катя, которая была не в курсе моих телесных переживаний, сначала пытается осознать эту выпадающую из романтичного антуража фразу, хлопает своими замечательными глазами, а потом начинает, подергиваясь, сползать на песок...

Надо отдать должное Михе, он быстро врубился в обстановку, мужественно взял в рот фонарик, и светя мне в зад, блестяще провел хирургическую операцию.
Что и запечатлела пришедшая в себя Катя.. Снимок получился душевный...
Эта новость была радостно сообщена всему лагерю, и надо мной издевались до самого конца.

Блесну мне зачем-то положили в карман толстовки, она там воткнулась всеми своим крючками и больно кололась, когда я, забывая, засовывал туда руку. Потом мне её вырезали. Вместе с куском толстовки. И дальше я уже ходил с совершенно замечательной дыркой в боку.

Потом процесс рыбалки приобрел какое-то шизофреническое направление.
Мы предавались разгулу и возлияниям, и совмещать это дело с рыбалкой не было никаких сил.
Выглядело это примерно так:
Утром, пошатываясь, я шел умываться, заодно перебрасывал закидухи, снимал рыбу и проклиная слабохарактерность, уходил к просыпающемуся народу, костру и празднику жизни... То есть с удочками я встречался только утром.

А все потому что день встречи плавно перешел в день флота, а офицеров флота было два - я и мой друг из Питера, потому мы должны были присутствовать на тостах, чего-то говорить и принимать величественные позы и поздравления. И петь. И пить. А люди приходили, приезжали, приплывали... и поздравляли... и это было прекрасно и ужасно одновременно...
Я побил все свои жизненные рекорды. Я должен был умереть. Я непременно должен был умереть... Но свежий воздух, и можжевельник, в котором стояла палатка, не дали мне этого сделать.

Помню, как-то среди хаоса друг Леха спросил меня: «Какое сегодня число?»
«Четвертое», говорю.
Тут он сказал совершенно замечательную фразу: «Какой кошмар, четыре дня бухать!»
Я хитро улыбнулся: «А 28-е, 29-е, 30-е, 31-е?... Восемь, Леша, восемь!»
Он выпал.

У меня замечательный друг. Нет, так в повседневной жизни его на бутылку пива не дозовешься, не пьет, за рулем всегда... а тут... ну забодала суета, наверно, в конец. Так думаю.
А еще он очень любит с девушками знакомиться, когда выпимши.
Наверно, сразу представляет себя эдаким 20 летним кавалергардом, без лысины и пузика.
Первый день: остров Хачин, он, надо сказать, довольно густо заселен отдыхающими, лагеря студентов даже стоят, и вот постоянно мимо нашего лагеря дефилируют какие-то девчушки, совершенно милые и симпатичные.
Так вот, в первый день Леха призывно кричал: «Девушки!» и порывался бежать знакомиться.
Я пытался вразумить его, что в сорок так быстро бегать не рекомендуется, а рекомендуется тихо сидеть или молча лежать, предлагал ему потрогать себя за лысину и пузо и осознать. Но он гоношился. Еще были силы.
На второй день он уже просто кричал: «Девушки!», но бежать уже не пытался.
На третий день при крике: «Деее....» его голос сорвался на какой-то козлиный крик, и я мудро заметил: «Вот так приходит старость...»
Леха загрустил и кричать перестал, а потом уже и перестал оборачиваться на девушек.

Постепенно народ начал разъезжаться, пьянство вусмерть надоело, и захотелось просто тишины и покоя.
Дабы разом прекратить затянувшийся разгул, я собрал все пиво в лагере и торжественно вылил его.
Я думал, меня порвут.
Но нет, оставшийся народ начал постепенно приходить в себя, по-новому воспринимая окружающую красоту.
Мощный Стилет взвалил на себя бремя колки дров, и мы с ужасом наблюдали, как он технологично забивал в огромный пенек остатки топоров и колунов.. и все гадали: а что он будет делать, когда внутри завязнет и обломается последний топор. Но ему каким-то непостижимым образом удавалось развалить это ужасное, напичканное железом сооружение, и при этом ничего себе не отрубить.
В общем, жизнь налаживалась.

Мы даже обнаружили, что делили палатку со стадом совершенно ожиревших от пьяной крови комаров. Они реально были такие огромные, что с ними было тесно. А еще, я всерьез боялся, что в одну прекрасную ночь они просто выволокут меня за ногу из палатки и допьют где-нибудь в можжевельнике.
Интересно было наблюдать, как они питаются.
Ночью, укрывшись с головой спальником и оставив узкую щелку для дыхания, я сквозь сон наблюдал такую картину.
Комар, наглая жирная сволочь, плюхался на матрас, и тяжело переставляя ноги, шел к дыхательной щели. Его шаги гулко отдавались в ухо, и казалось, это идет сама смерть. Он подходил, водил жалом, тяжко вздыхал и втыкался куда-нибудь в нос. Нажравшись, он, утомленно похрюкивая, распластывался прямо на носу пузатой красной тушкой и засыпал, почмокивая.
Те, кто пытался взлететь и укрепиться на потолке палатки, ночью срывались и падали на лицо оглушительно лопаясь.
Да, мы вскормили много комаров.
Но когда совсем охреневший паук свил у нас в палатке паутину, я понял, что пора собирать силы на генеральную приборку.

Надо сказать, что живность, вообще к нам тянулась. Как бы почувствовав в нас либеральный источник высококалорийной спиртосодержащей крови.
Кто-то постоянно скребся под надувным матрасом. Наглые жуки совершенно немыслимых форм запросто пытались залезть в ноздрю и истоптать лицо.

А когда мы уже собирались сворачиваться...

Я потянул матрас... и тут из-под него высунулась голова... это была натуральная голова змеи, угрюмая и недовольная.
Как я не своротил палатку, пытаясь спасти себя любимого, до сих пор понять не могу. Но очнулся я уже снаружи. Взял палку, приподнял край матраса...
Это была жаба. Даже не жаба, а ЖАБИЩА.
Вот как получается.
На горошинах мы не пробовали, а на жабе, оказывается, спали... и что характерно, не превратилась она замечательным образом в прекрасную царевну... Враки это все наглые, натуральный обман маленьких ребенков...
Правда, как мне показалось, была она беременна, грустна взглядом, и не хотела уходить...
Кода первый энурез после встречи с ней прошел, я аккуратно, почти нежно, палочкой, оттолкал её метра на три от палатки и указал направление движения... И что вы думаете?
Когда друг Леха начал складывать свои вещи, к нему в объятия из резинового сапога радостно бросилась наша беременная разведенка...
Друг радость встречи не разделил, заорал истерично от внезапности, отбросил сапог, и споро передвигаясь на карачках, бежал.
А потом еще долго держался за сердце и почему-то говорил, что больше никогда не будет пить.
Так что жаба, сцуко, женщина опасная. Привязчивая. Не дружите с жабами. Вот.

Они, кстати, нападали не только в палатке.
Ребята к нашему приплызду построили замечательный туалет, комфортный, клеенчатый, спиралевидный... то есть человек, нахохлившийся в задумчивости, был избавлен от унижения смотреть в проем двери и наблюдать всякие нескромные лица, снующие туда-сюда.
Лабиринт был сложным. Там можно было спьяну запросто заблудиться. И одичать. А еще его быстро облюбовали жабы. Которые нападали из недр, из темноты, когда чей-то мощный крестец закрывал им вид на луну.
Блин, как они меня напугали поначалу в темноте. От неожиданности я даже вступил в дерьмо предков.
Мы, признаюсь, даже хотели потом пошутить - положить в дырку два красных светлячка, знаете, такие светящиеся палочки для поплавков, для ночной рыбалки?
Представляете, заходит в туалет зашуганый жабами и всеобщими шорохами человек... разумеется, первый взгляд туда, куда он должен сейчас отстреляться... а там два красных глаза...
Это как раз тот случай - пошел пописать, заодно и покакал.

Но давайте лучше о вкусном...

А потом мы ходили за грибами.
Грибов было очень много. Нереально много. Мы прессовали их в котелок, намериваясь полакомиться грибным супом, но их оставалось еще две трети, а для картошки и лука места уже не было, поэтому пришлось оставить только самые пафосные экземпляры, а остальных отпустить.

Когда закончились черви, я начал изобретать тесто и макароны.
Рыба охренела, и поначалу отнеслась к высокоуглеводной пище с недоверием, это выразилось в прекращении клева.
Друг Леха заскучал и заявил, что немедленно пойдет и поймает кузнечика, потому как именно кузнечик непременно является лакомой отбивной для здешних рыб.
И он пошел.
А потом он начал орать.
Как будто на него напали целых две жабы.
Пришлось идти.
Блин, это была здоровенная гадюка! Длинной больше метра, а толщиной... а толщина у нее была такая, как будто она съела уже не одного отдыхающего.
Самое унизительное было то, что эта сволочь нас напрочь игнорировала.
Или это комары, жуки и жабы уже успели сдать, что мы не опасны в быту? Не знаю.
Короче, Леха начал исполнять вокруг неё старый индейский танец «Укушу тебя за копчик», притопывая в такт босыми ногами в тапочках.
Гадюка хмыкнула и поползла.
Леха зарыскал по окрестностям и явился с палкой в полметра длиной.
«Это зачем?» - поинтересовался я.
«Убью!» - мужественно ответил друг.
«Ну-ну, удачи тебе, Ястребиный Глаз... завещание не забудь составить».
Леха долго прыгал по кустам, взвизгивая на каждый шорох.
А гадюка, наверно, уже лежала где-то в теплой норке и гаденько хихикала.

Нет, главное, интересно: до этого ночью, в кромешной темноте, пьяными бабуинами мы шарахались к пляжу, в туалет и вообще по окрестностям, а после встречи с гадюкой начали натягивать сапоги и робко светить себе фонариком, настороженно прислушиваясь...

В общем, гадюку он не добыл, зато победил в неравной схватке несколько кузнечиков, на которых мы действительно быстро поймали замечательных красноперок.
Потом рыба распробовала макароны, ну кто бы сомневался, и поперла.
Но так как рыбой мы уже обожрались по самое не могу, просто ловили и отпускали, ловили и отпускали...

В день перед отъездом мы загрустили. И было от чего. Мы были последние, кто уезжал с места стоянки и предстояло все нужное сложить и убрать, а ненужное выкинуть.
Ночью мы чуть не решили эту проблему кардинально.
Дело в том, что ребята, уезжая, оставили нам на столе свечу, мощную такую, в жестяной банке, с фитилем в палец толщиной. Сказали, что она специальная, от комаров.
В последний вечер мы её обнаружили среди продуктов и запалили.
Тут надо немного рассказать об устройстве лагеря.
Центром его, конечно, являлся добротный, сколоченный из бревен стол, с бревнами же вместо сидений. О которые я, кстати, так натер себе попу, что она превратилась в один гладкий мозоль без всяких глупых впуклостей, и ею уже запросто можно было колоть орехи. Но сейчас не об этом.
Так вот, рядом со столом, как бы продолжением его, лежали четыре бревна квадратом, а в середине был костер. Все это сооружение было укрыто сверху двумя тентами от непогоды, над столом и над костром соответственно.
Итак, запалили мы эту гнусную свечу, комаров она, конечно, не отпугнула, ну да светила себе и светила. К ночи все расползлись спать, а мы с другом Лехой остались поболтать за жизнь.
Часа в три я краем глаза заметил, что на столе веселится какое-то пламя.
Оказалось, что эта замечательная свеча окончательно распоясалась и запылала всей банкой. Что уж там в ней было - хрен её знает, но столб от неё стоял уже неслабый, а порывы ветра пригибали его к столу, и уже начала плавиться клеенка и близстоящие пластиковые стаканы.
Чего-то мы поначалу растерялись, захлопали крыльями и, (господи, два здоровых мужика!) не додумались ни до чего лучшего, как залить это пылающее масло газировкой.
А ему того и было надо.
Мамамоядорогая!
Фейерверк!
Фонтан из снопа искр, подобный бенгальскому огню, взметнулся к тенту, поливая нас горящей субстанцией и грозя уничтожить все нажитое непосильным трудом.
Мы заорали в ночи, замельтешили вокруг стола, ломая мелкие предметы и внося хаос в тишину ночи.

Соседи, которые располагались метрах в пятидесяти от нас, перестали смеяться и петь и попрятались по палаткам, подозревая, что начался какой-то сатанинский ритуал.

Сбив с себя пламя, мы, наконец, додумались прихлопнуть это безобразие миской.

А потом, переведя дух, долго ржали, представляя, как бы мы разом решили все проблемы по сбору лагеря, а может быть даже, мельтеша хаотично горящими факелами по периметру, подожгли бы нахрен палатки и решили проблему в корне.

Но все хорошо, что хорошо кончается.
На утро были сборы. Вызов катера. И прощание с гостеприимным островом.
А погода была как песнь.
Она говорила - ну куда вы? Ну останьтесь еще на пару деньков, посмотрите, какая красота...
Но человек такое озабоченное существо, ему вечно куда-то надо торопиться, доделывать свои глупые дела... ему некогда подолгу пребывать в неге тишины, в прохладе свежего ветра, в легком шорохе прибоя... ему всегда некогда...