Внешность у Щелкунова была моложавой. Даже детской. Прибавьте к этому негромкий голос, маленький рост, врождённую скромность и получите портрет.
Когда известие о получении очередного воинского звания «капитан»(!) застало его, лежащего в госпитале с аппендицитом, и появилась срочная необходимость обмыть звание с соседями по палате, он, накинув госпитальный халат, сходил было до ближайшего магазина, потом до другого...ни в том, ни в другом водку ему не продали.
- Спиртное только с двадцати одного года!
- Дык...
- Паспорт покажи.
Паспорта с собой не оказалось.
- А сигарет можно?
- А восемнадцать тебе уже есть? Точно?
Правда и выпивал то он не по-взрослому как-то. Не особо нравилось это ему, да и пьянел очень быстро - сообразно своему весу и росту.
Приехавши к новому, как ему тогда казалось, спокойному месту службы он, как это водится, накрыл поляну. Небольшую, так - поляночку. Военных то в военкомате шесть душ всего вместе с ним. А тут как раз двух зайцев одним махом - и за прибытие и за звание. Надо сказать, что в этом маленьком городишке ему на счёт продажи спиртного никто никаких вопросов не задавал, хоть и пошёл он до магазина не в новых майорских погонах, а в спортивном костюме. На само действо, понятное дело, переоблачился в форму.
Офицеры и прапорщик, новые сослуживцы Щелкунова, оказались на редкость душевными людьми. По крайней мере, так поначалу показалось. Предлагали помощь в работе и переезде, звали на рыбалку, обещали завтра же сводить-показать все достопримечательности и злачные места города. Шутили наперегонки. Даже самый старший из них, военный комиссар, был мужик простой. Не запанибрата, конечно, но и без чванства и высокомерия - именно старший товарищ.
Но что-то, всё-таки, немного напрягало. Чувствовалась какая-то особая кастовость в этом небольшом коллективе. Что-то, видимо, важное и интересное, возможно даже тайное, их объединяло и сплачивало. Наверное, со временем, он тоже станет посвящённым в это. Вот сейчас вольётся в коллектив, сработаются...
Возлияние происходило, как это обычно бывает - с рассказами-распросами о службе друг друга.
- А что, Дмитрий Николаич, - сказал, чуть приобняв, прапорщик, - я гляжу, - ты мужик что надо. И по разговорам и за столом. Мы так тебя и курить научим.
- Да я, вообще-то, умею, - объятья прапорщика, с которым только что познакомились, на мгновенье показались чем-то диковатым и несуразным, панибратско-фамильярным, но своё слово тут же вставил военком:
- Александр Юрьич - мудрый прапорщик. У него, Дмитрий Николаич, есть чему поучиться.
- Коль умеешь - хорошо. Научим и более сурьёзным вещам, - прапорщик как-то заговорщицки подморгнул ему и улыбнулся непростой какой-то улыбкой.
Щелкунов удивился сначала. Но небольшое застолье потекло дальше и от обилия алкоголя и общей душевности происходящего удивление быстро сошло на нет. Но не надолго.
Все как-то вдруг переглянулись, снова в их взглядах была какая-то тайна, немного отсели от стола, пооткидывались на спинки стульев.
- Что, Андрей, опять?
- Да. Похоже, снова ломать начинает.
С этими словами высокий стройный, но какой-то бледноватый, молодой майор отодвинулся к стене, засучил рукав, достал шприц, наполнил его какой-то гадостью и ввёл себе...
- Вот, майор, смотри, - из-за плеча раздался голос мудрого прапорщика, - ты следующий.
Мир перевернулся в одно мгновенье. Перед глазами появился какой-то туман, даже сидя на стуле стало тяжело держаться вертикально. Взгляд Щелкунова нашёл глаза военкома.
- Константин... - начал было жалобно он.
- А ты как думал, майор, - на этот раз уже не особо дружески ответил комиссар, холодно улыбаясь, - здесь у нас так. Мы все через это прошли. С волками жить - по волчьи...
Щелкунов сполз со стула в нокаут. Раньше, в случае чего, красавицы падали в обморок. Как это называется сейчас у майоров - не знаю. Наверное, так же.
Похлопали по щекам, дали нюхнуть нашатыря.
Немного оклемался.
Ужасное чувство щемило грудь и сосало мозг. Как же так? Куда я попал? И это офицеры? Наркота! Хотелось куда-то бежать, повеситься, застрелиться, утопиться!
Но этого не произошло.
Потому что ему быстренько объяснили одну простую вещь. У Андрея Николаича - сахарный диабет. И он, периодически, инсулин себе колет.
Эта забавная история произошла на борту тяжелого атомного ракетного крейсера «Адмирал Нахимов» у стенки 8 причала главной базы Северного флота в г. Североморске. Бывает так, что иногда не все идет по намеченному плану, но бывалые люди привыкли, а для «чужака» это в диковинку. Ну, подумаешь, перебой с питанием с берега, ну, «вырубилось» освещение отсеков, ну, сработало включение аварийного освещения, ну, по одной тусклой лампочке в отсека - но все ж видно. Опытный моряк уже на ощупь по родному кораблю бегом из носа в корму попадет. Так надо ж такому случиться, что в этот самый момент проверяющий из ГЛАВПУРа в красивой зеленой форме с погонами генерал-майора, с папкой (!), обходя кубрики личного состава на предмет житья-бытья, погрузился «во мрак», аккурат находясь рядом с рубкой дежурного, и в недоумении застыл, явно оценивая обстановку. Далее привожу практически дословный диалог «военно-политического» генерала и дежурного по кораблю в звании капитан-лейтенанта.
- Товарищ капитан-лейтенант, пожалуйста, проводите меня ко мне во флагманскую каюту.
- Товарищ генерал-майор, да все же хорошо видно. Проходите по правому борту 41 коридор, дальше несколько отсеков, поворачиваете налево в коридор 22, дальше два трапа вверх, еще налево... Все же хорошо видно... Дежурный не договорил, т.к. выражение лица генерала менялось с каждым загадочным для его слуха словом - отсек, трап. Но больше всего его слух резала невозмутимая фраза «Да здесь все видно...»
И генерал изрек классическую фразу: «Это вам(!), ебаны в рот, все видно! А я всю жизнь на танке ездил!»
Занавес, все в шоке - дежурный по кораблю, дежурный по низам, помощник дежурного по низам, рассыльный дежурного по кораблю, горнист, да и сам генерал в красивой зеленой форме и с папкой.
Начальник политотдела полка подполковник Мичурин, побывав в «столице», проникся навязчивой идеей облагородить живой изгородью если не всю деревню, так хоть расположение полка.
Долго ли, коротко ли, но наконец в полк привезли кучу кустов, которых, по расчету «ботаника» (после этого случая эта кличка приклеилась к начПО навсегда), должно было хватить на периметр плаца. Его ликованию не было предела! По его приказанию с каждого подразделения было выделено по бойцу-дембелю (непростительная ошибка!), а старшим над ними назначен, естественно, толковый перспективный офицер, задумавший переводиться в другую часть (ещё одна ошибка!)
Впрочем, в морской пехоте на кого ни ткни, все толковые.
Условие поставлено жёсткое: как живая зелёная изгородь вокруг плаца возникнет, так матросы - дружно домой, а перспективный офицер - куда хочет.
А пока вроде как долг Родине до конца ещё не отдан.
Сам же Мичурин, тем временем, стал думать о добыче ножниц-секаторов для облагораживания изгороди. После того, как та заколосится. Стричь же будут ротные цирюльники! Это показалось логичным.
С первой попытки уйти на дембель команде старателей не удалось. Потому как при попытке проверить крепко ли кусты вкопаны, этой самой проверки не выдержал ни один из них. Знамо дело: земля-то в Приморье сплошь камни, никто и не старался глубоко садить.
- Я не понял! Отвязаться от меня хотели, что ли? Незачёт!
И команда снова взялась за работу. Почти без сна и отдыха. Даже руководить почти не надо было - дембеля старались, не покладая рук и не жалея сил.
И вот снова представление зелёной ограды. Зачётное.
Ни один куст, как ни старался Мичурин-ботаник, не поддался. Глубоко сидят! Хоть дедка за бабку тяни!
- Ну вот! Теперь видно, что работали с душой! - возликовал начПО.
И все остались довольны.
Матросы, радостные, отправились по домам.
Перспективный офицер с благодарностью от начПО в служебной карточке перевёлся далече. И тоже, естественно, радовался.
Сам же Мичурин, самый радостный из всех принимавших участие в насильственном озеленении родного полка, укатил в очередной отпуск на родину.
Через два месяца после возвращения живая изгородь ему показалась какой-то не совсем живой. Не колосилась она, как задумывалось изначально.
А чего бы колоситься кустам без корней?
Корни-то обрублены были и выкинуты подальше с глаз долой. А сами кусты были намертво забетонированы. Бетон присыпан землицей.
Я пришёл служить в это место лет через десять после случившегося. Полка уж не было. А сухие ветки, похожие на малину, так и торчали из забетонированной траншеи...
Мне один товарищ селигерский рассказал такую историю.
Ехал как-то с Селигера рыбачок, в Москву домой возвращался. А бухали они там дружной и теплой компанией просто знатно. (На Селигере всегда так, наверное, магнитная аномалия).
Ну и рыбачили тоже, как водится, рыбы полбагажника натаскал, лещи, щука и т.д.
А последний день перед отъездом не пили уже, конечно, постились. Но когда поехал, тревога все равно присутствовала.
Ну и останавливают его где-то подо Ржевом доблестные гайцы.
Куда, чего? О! С рыбалки? Вестимо бухали, касатик? А продуцо?
Он: да что вы, как можно, зачем продуцо, денег нет все равно, возьмите лучше рыбки!
Гаец, видать, рыбку любил, а может, просто у него прибора с собой не было. А везти этого чела куда-то - а вдруг и не покажет? Так ведь не пахнет...
Короче, открыли багажник. Глаз у гайца заблестел, даже краги снял, зашарил, выбирая пожирней да побольше.
Хорошо так забрал, мужик загрустил даже. Почти половину, ага, два раза подходил с пакетами перетаскивать. Детишки, наверное, голодные по лавкам, понимать надо...
Ну и приехал грустный рыбак в Москву. В гараж загнал машину, начал рыбу доставать... Биомать! Краги гаишные.
Потянул он одну из них... а оттуда веселым листопадом 21 тыща разными купюрами... зарплата за рабочий день, вероятно, скопилась...
И рыбак тогда подумал, что Бог, вероятно, все же есть.
А вы вот, к примеру, в курсе, что сгущенка - это очень опасная субстанция?
Да точно вам говорю!
Друг мой на практике корабельной еще с одним товарищем затырили на камбузе банку сгущенки.
Там ведь так причудливо складывалась постоянно, что есть хотелось всегда. С одной стороны - молодой, растущий организм, с другой стороны - свежий океанский воздух.
Поэтому раздобытая банка вызвала прилив счастья по ватерлинию.
Ну, заняли позицию где-то в лабиринтах корабля, решили эту банку в себя приспособить. А консервного ножа-то нет...
Кое-как, углом наточенной бляхи пробили две дырки, стали сосать...
Не сосется...
Зрелище сосущего сгущ - не для слабонервных.
Уже и глаза выпучились из головы, капилляры полопались, кожа на затылке трещит опасно... а жижа не идет!
Пытливый ум подсказал, что застыло, засахарилось внутри все.
Сразу было принято гениальное решение поставить банку на теплую трубу подальше от остальных голодных курсантов и дать ей растаять...
Через несколько часов вернулись досасывать.
Мляяя! Сосется!
Вкуснаааааа!
Кадыки ходят, в глазу счастье!
Передают банку друг другу, делятся впечатлениями:
- Мммм... вкуснотень!
- Ага, вещь!
- Блин, тока бы сгущенкой и питался!
- Точняк!... тока еще не до конца видать растопилась... комочки попадаются.
- Херня, так вкуснее даже.
Праздник продолжался до тех пор, пока один из них не высунул язык - продемонстрировать комочек.
Это был таракан.
Они, оказывается, быстро нашли баночку с заботливо пробитыми дырочками, и приняли там сладкую смерть... и имя им было - легион...
Друг, говорит, сгущенку с тех пор как-то не очень...