«Нет, ребята, я не гордый...»

В середине 80-х гг. в камчатском смешанном полку морской авиации провожали на пенсию старого, как мне тогда казалось, руководителя полётов - подполковника П., отлетавшего, перед тем как стать РП, 20 лет на вертолётах.
Как это обычно бывает, перед строем полка зачитали приказ, вручили подарок и выслушали «прощальное» слово новоиспеченного пенсионера. А по окончании торжественных официальных мероприятий, П. пригласил к себе домой нескольких офицеров - «обмыть это дело». Наряду с комэсками, замами командира полка, старшим штурманом, в число приглашённых попал и автор этих строк, бывший тогда молодым и перспективным капитаном. Видимо потому, что именно я «достал» через знакомую товароведшу японский спиннинг, выступивший в роли ценного подарка на вышеупомянутом построении.
В назначенный час все приглашённые прибыли по знакомому адресу. О дальнейшем догадаться нетрудно: как это водится, сначала кончился коньяк, затем водка. Кончился и спирт. И меня, как самого «зелёного», послали за «подкреплением», благо, что военторговский магазин располагался неподалёку. На обратном пути я неудачно поскользнулся (дело было зимой) и, спасая драгоценный и хрупкий груз, упал на левый бок, подняв вверх руку с сумкой. Бутылки остались целёхонькими, а, вот, мои часы разбились...
Узнав о моём несчастье, загрустивший было от количества выпитого П., внезапно оживился - это, мол, ерунда! Он достал из письменного стола картонную коробку и высыпал из неё десяток наручных часов. В основном «Командирских». Новеньких, вернее не бывших в эксплуатации.
- Выбирай! - щедро предложил П., и, обращаясь к собравшимся офицерам, продолжил, - и вы, мужики берите. На память.
- Откуда это у тебя? - поинтересовался один из замов.
И виновник торжества рассказал, что, летая на Ми-8, часто возил различных адмиралов
и генералов, прилетавших с инспекционными целями из Владивостока и Москвы, по заповедным камчатским местам. На охоту, на рыбалку, на горячие источники, просто на «экскурсию»... Начальство ведь надо развлекать. А по итогам всех этих проверок издавались приказы, в которых провинившихся наказывали, а отличившихся поощряли. Вертолётчика, «катавшего» генералитет, никогда не забывали. Он награждался ценным подарком. Как правило, часами. Вроде неплохо. Но! Все эти часы были именными, т.е. с гравировкой, и, по сей причине, в «комиссионку» сдаче не подлежали.
П., посетовал, что он снабдил часами всех своих родственников, и всё равно - излишки налицо...
- Берите, - повторил он, - куда мне их девать!
Присутствующие посмеялись, но от подарков отказались. Подумав, отказался и я. Ну, в самом деле, зачем мне чужие именные часы?
П.С. Через два месяца на Камчатке состоялись очередные флотские учения, в которых принимал участие и наш полк. Экипажам разведчиков, обнаруживших АМГ условного противника, которую изображал в районе Южных Курил такр «Новороссийск», и экипажам противолодочников, «поймавшим» в Авачинском заливе иностранную подлодку, была объявлена благодарность. Единственный ценный подарок получил командир вертолёта Ми-8, возивший представителей ГШ ВМФ в Долину Гейзеров. Это были именные часы.
Вывод: армейская аксиома «подальше от начальства, поближе к кухне» не всегда верна.

Конец 50-х. Борьба за влияние на Индонезию. Индонезия - это вам не какая-нибудь Руанда, где кроме горилл ничего нет. У Индонезии - геополитическое положение, территория, население, полезные ископаемые, климат и всё такое. Кофе опять же. Туризм, балийки и балийские пляски. И хотя горилл нет, но зато есть орангутанги. Рыжие такие. Лакомый кусочек - Индонезия. Правит там товарищ Сукарно. Прямо скажем, неглупый человек. Во всяком случае, у него хватает ума не примыкать открыто к одной из сторон в глобальном конфликте, а по мере сил лавировать между ними. Это называется "и вашим, и нашим". Не у всех так получается, но у Сукарно до поры получалось неплохо. И наши ему помогали, и ваши тоже. И даже Китай суетился, тоже всё с помощью подъезжал.

Ну и вот, помощь помощью, а интересы интересами. Когда кто-то вам помогает, то он вообще-то в первую очередь собственный интерес блюдет, а вовсе не ваш. Так же и тут, с Индонезией. Наши помогали "силам мира и дружбы" и американцы тоже не зевали, поддерживая "национально-освободительные движения" на территории Индонезии. На всякий на пожарный. Мало ли как оно там повернётся. Яиц много, а Сукарно один, зачем же все яйца одному ему по карманам рассовывать? В какой-то момент Сукарно начал брать верх над сепаратистами, американцы решили, что момент настал критический, и начали поддерживать националистов напрямую - бомбёжками правительственных сил с самолётов, которые пилотировали наёмники. Ободрённые помощью, благородные суматранские борцы за свободу тут же объявили о независимости Суматры. И тут Сукарно повезло: индонезийцы сбили самолёт и взяли живьём пилота. "Ой!" Схватили "агрессора и поджигателя" за руку.

Американцам понадобился немедленный информационный повод, чтобы эту неприятность забить. И не только забить, но ещё и выставить Сукарно "негодяем и подонком". Дело известное. Сукарно галстуков перед телекамерами не жевал, нужно было что-то другое на него накопать и, как показалось американцам, копать глубоко не приходилось, всего-то на полштыка. У Сукарно была всем известная слабость - он любил женщин. Любил он их так, что одной женщины ему было мало, ему сразу две-три подавай. Четыре-пять. Американцы за несколько лет до этого, во время визита Сукарно в Вашингтон, решили запастись компроматом и на какой-то вечеринке одарили Сукарно сразу кучей женщин - "сколько в охапку ухватишь - все твои!" А женщины были не только все как на подбор, но ещё и все до одной - блондинки! Это ж какой восточный человек против такого устоит? Сукарно, понятно, не устоял, а предусмотрительные американцы все его групповые шалости аккуратно засняли на киноплёнку и отложили в недолгий ящик. До лучших времён. И вот когда эти времена настали, они для приличия закулисно предложили Сукарно всё уладить по-тихому, но тот заартачился и захотел выжать из момента всё. "А, ты так... - решили американцы, - ну, держись!"

Времена тогда были весёлые, и ЦРУ забашляло владельцам нескольких джакартских кинотеатров большие бабки за подпольный показ полному залу индонезийских трудящихся "истинного облика" вождя. После чего американцы забаррикадировались в посольстве и стали ожидать взрыва. Они не просчитались, взрыв и в самом деле вышел оглушительный. Да только взрыв был не взрывом негодования, а взрывом восторга. На улицы Джакарты высыпали ликующие толпы, американцы не верили своим глазам. Дело же объяснялось просто - ЦРУ тогда ещё не было сегодняшним ЦРУ, оно было ещё только учеником чародея, и люди, там работавшие, не учли разницу менталитетов. Они посчитали, что то, что произведёт впечатление на европейца, окажет то же самое действие и на малайца. Это было больше, чем преступлением, это было ошибкой. Сказался недостаток колониального опыта, те же англичане такой промашки никогда бы не дали.

Причину карнавала изложил одной фразой какой-то улыбающийся до ушей джакартец: "Белые еб... нас триста лет и вот наконец-то среди нас нашёлся человек, который вые... их!"

Занавес.

Стянуто из ЖЖ Г. Александрова http://alexandrov-g.livejournal.com/

Когда я был мальчишкой, то любил расспрашивать отца о войне, на то я и был мальчишкой. Отец мой на протяжении почти всей своей жизни был антисоветчиком, каковым перестал быть лишь в годы воцарившейся в разваленной России демократии. Ну, так это давно известно - что имеем не храним, потерявши плачем. Рассказывая о войне, отец любил напирать на то, что и то было не так, и это тоже не этак. Плохо было. Как нужно было сделать, чтобы было хорошо, он не знал, но вот то, что то, что было, было нехорошо, он знал твёрдо.

Многое из того, что рассказывал отец, я позабыл, но один случай я запомнил. Запомнил именно в силу жизненной правды рассказанного, а также в силу неожиданности вывода, который сделал сам отец. Война для него началась в Финляндии. Двадцатилетним он был призван в ряды и успел попасть на ту самую "Финскую", что так хорошо послужила России.

Их пехотный полк был брошен на пробивку в лесу дороги, по которой должны были подтянуть артиллерию. Люди работали на износ. К исходу второго дня сил не осталось вовсе. Лес, снег, холод. Грелись у разожжённых костров, спали по очереди. Горячей пищи не было. Водки тоже. "Ни тебе техники, ни порядку. Руки, вот эти руки, - отец тянул к моему лицу натруженные свои ладони, - топор да пила. И вместо трактора - мы сами..." Пехотинцы с почерневшими, покрытыми лоснящейся копотью лицами, падали от усталости. Люди стали похожи на осенних мух, вялые, потухшие. Появились первые обмороженные. День-другой и половины полка не будет. Смешное нерусское слово Питкяранта, снег по пояс и запах хвои на морозе. Лес. Тишина. Страх. И вместе с нечеловеческой усталостью пришло безразличие. "Да провались всё пропадом. Будь, что будет." Ночь.

Людей нужно было заставить хотеть жить.

- Давай сюда гармониста, - приказал командир.
Растолкали и привели гармониста.
"Играй плясовую." Тот заиграл. Нехотя, заставляя себя. Сперва негромко, робко, сбиваясь. Потом завёлся, начал приседать и далеко, наискось, тянуть меха гармошки, он даже и запел что-то себе под нос. Лежащие вповалку люди зашевелились. Поднялась голова, другая. Блеснул красным отсвет костра в глазах. Несколько человек, скрипя снегом, подошли поближе. "Ну, что же вы, особое приглашение нужно, что ли?" Несмело, медленно, через нехочу, задвигались, заразводили руками. Поднялись ещё, здесь и там. Чаще, гуще. Сбиваясь в кучу, начали танцевать.
Полка больше не было. Полк превратился в толпу пляшущих вразнобой русских мужиков. Плясали все, плясали молча, исступленно, среди костров. Над толпою поднимался пар.
- Глядя на этих яростно пляшущих людей, - сказал отец, - я понял, что русских победить нельзя.

http://alexandrov-g.livejournal.com/96182.html

Был у меня начальник курса, замечательный дядька, земля ему пухом, страшный матерщинник.
Однажды он вздумал собрать родителей курсантов. В казарме. Ознакомить с бытом.
И вообще.
По поводу события была сделана большая, красивая стенгазета с перечнем отличников боевой и политической.
Начальник курса говорил перед родителями.
Минут пять.
Без единого мата.
Держался.
У понимающих на глазах выступили слёзы.
Но когда дошло дело до стенгазеты, тут случилось непредвиденное.
Человек оговорился: "с них надо блять пример".

(blguanblch.livejournal.com)

Второй залп «Авроры». (честно стырено с http://www.litsovet.ru)

Вместо эпиграфа анекдот.
Вопрос армянскому радио:
- Какой военный корабль самый мощный в мире?
Ответ:
- Крейсер «Аврора»: один холостой выстрел - и в стране разруха.

19 июня 1923 года, рейд Кронштадта - форт Павел I.

Вообще-то, «Аврора» здесь немного за уши притянута, залпа с крейсера не было. Только ее экипаж при делах в этой истории.
Э-э-э... стоп! Опять забегаю вперед, опережаю сюжет. Ну - ладно, начнем сначала, по порядку и не торопясь. А уж читатель нас рассудит.
Итак, ясным, солнечным, но ветреным июньским днем, а такие дни - редкость в Петрограде и Кронштадте, учебный крейсер «Аврора» Морских сил Балтийского моря стоял на внешнем рейде Кронштадта, к зюйд-осту от Кроншлота, ближе к Ораниенбаумской отмели.
Да, да, та самая «Аврора», что выстрелом с бакового орудия в ночь с 24-го на 25-е октября (по старому стилю) дала сигнал к штурму Эрмитажа, то есть, Зимнего дворца, конечно. Уже к началу Империалистической или Мировой войны крейсер, ветеран еще русско-японской войны, изрядно устарел и числился учебным кораблем Балтийского флота. Но с началом боевых действий крейсер мобилизовали, перевели из учебных в боевые. От изменения статуса старый крейсер не стал более грозным. Конечно, шестидюймовые морские пушки Канэ производства Обуховского императорского сталелитейного завода смотрелись очень внушительно. Но лишь военно-морские офицеры, или военспецы, как их стали именовать после революции, понимали, что калибр и число пушек (14 х 152 после перевооружения) - еще не все. Грозной боевой силой крейсер делают также: скорость, броня, защита орудий (в «Авроре» пушки были не в башенных установках, а всего лишь прикрывались бронещитами), дальномеры, система управления огнем и многое-многое другое. Все это было на древнем крейсере архаичным, но с началом войны кое-что все же обновилось. Тем не менее, в составе Второй бригады крейсеров «Аврора» приняла активное участие в Мировой войне, командир - капитан первого ранга Г. И. Бутаков. Старый крейсер имел притом мощную и новейшую по тем временам радиотелеграфную станцию, почему и выбрали его большевики в дни восстания. В соответствии с ленинским планом: сначала почту, потом телефон, телеграф. Потому что революционеры высоко оценивали значение связи в военном деле. Впрочем, не будем забегать вперед.
В кампанию 1916 года крейсер временно использовался для практики гардемаринов Морского корпуса, а затем участвовал в операциях по обороне Рижского залива, поддерживал артиллерией сухопутные части, отражал атаки аэропланов противника на соединение российского флота установленными на нем двумя 75-мм и одной 40-мм «аэропушками»
Осенью 1916 году крейсер встал на капитальный ремонт на Франко-Русском заводе в Петрограде. Общение с рабочими верфи привело к тому, что экипаж крейсера оказался напрочь распропагандирован революцинными агитаторами.
Во время февральской революции 1917 года, а точнее 27 февраля, на крейсере возник стихийный митинг из-за того, что командир крейсера, им уже был капитан 1 ранга Никольский, арестовал и посадил в корабельный карцер троих рабочих-агитаторов. При разгоне митинга командир и старпом Огранович открыли по команде огонь из револьверов. Пару слов о командире. Как он командовал крейсером - не мне, сухопутному, судить. Но, судя по дальнейшим событиям, не нашел командир взаимопонимания ни с командой, ни с офицерами. К примеру, старший офицер крейсера ни разу не приглашал командира отобедать в кают-компании с офицерами, и тот столовался у себя в каюте. Для тех, кто понимает, это о многом говорит. 28 февраля на крейсере был поднят красный флаг, командир убит матросами, а старпом ранен. Впрочем, вскоре после этого отношения между офицерами и командой наладились, восстановлены были дисциплина и взаимное доверие.
Про участие крейсера в октябрьских событиях писать не буду, об этом уже написаны до меня гигабайты страниц. Скажу лишь, что «Аврору» после Гражданской войны одну из первых ввели в строй после консервации в Кронштадте, корабль вновь стал учебным крейсером. ...
Итак, после подробного экскурса в историю, вернемся снова тот ясный, чуть ветреный, но злополучный день 19 июня 1923 года. На крейсере проводились шлюпочные учения. Большой баркас с тридцатью членами команды оттолкнулся от борта «Авроры» и взял курс на Ораниенбаум. Там, как удалось установить позже, моряки закупили самогонки и отправились через воды «Маркизовой лужи» восвояси, на крейсер. По пути высадились на берег форта Павел I. Форт когда-то был морской крепостью, батареями пушек преграждая путь вражеским эскадрам к Петербургу. В связи с расширением границ Российской империи форт утратил свое военное значение и использовался в конце ХIХ века как военно-морская следственная тюрьма, а позже стал хранилищем мино-торпедного вооружения Балтфлота. Сейчас на нем находилось 30 000 снаряженных мин заграждения и большое количество взрывчатки для мин и торпед. В 1919 году форт немного пострадал от взрыва части арсенала, которым мятежники дали сигнал к началу известного кронштадтского восстания.
Моряки «Авроры» распалили костер на берегу, поставили котелок с ухой, а в золе стали печь картошку. Откуда рыба у авроровцев? Ну вы как дети, ей богу. Пару гранат в воду - и вот она рыба, белыми брюхами на воде отсвечивает. В воду за рыбой полезли, понятно, самые молодые, статус ветеранов на военной службе еще никто не отменял. Впрочем, те, кто не лазил в воду, чистили рыбу. Так что все строго, но справедливо. Тем временем Васько-трюмный развернул гармошку и моряки, приняв для сугреву, сбацали вприсядку «Яблочко» и цыганочку, затем спели шлягер минувшей войны «Цыпленок жареный», в общем, размялись, отвели душу. А потом сели вокруг костра и начали военно-морскую травлю.
Ах да, тут же прибежала охрана форта, которая состояла аж из десяти матросов, потребовала загасить костер и убираться подобру-поздорову. «А то ж арсеналы рядом, соображать надо, товарищи, вы ж сознательные!» Но авроровцы отвергли этот наезд:
- А ну-ка, инвалидная команда, катитесь отселева к такой-то матери, на почтовом катере! Да мы - матросы революционной «Авроры», да мы - по Зимнему стреляли! Ах вы, контры недорезанные, тридцать лет верой и правдой прогнившей монархии служили, а теперь - на трудовой народ хвост подымаете? Гниды казематные...
Да в морду им, да в зубы... Так их, растак. А что могли сделать матросы форта? Да и матросы с них - одно название. Престарелые, отставные ветераны флота, чуть ли не с Крымской войны, марсофлоты поди еще Нахимова и Корнилова, ну, разве что чуток помоложе. Что они могли сделать супротив молодых здоровых моряков?
А авроровцы, поддав еще для настроения, травили дальше. Петро, сигнальщик, рассказывал:
- Стою это я, собачью вахту, кемарю потихоньку. А чего не ж вздремнуть? Корабль не под парами, никуда не уйдет, на мель не сядет, и на борт никто чужой не залезет, мы ж на внешнем рейде. Вобщем, прикорнул слегонца. А ночи-то сейчас белые, видно все. Тут-то и ко мне, не слышно, как змей, комиссар подкрался, да ка-ак гаркнет прям в ухо:
- Спишь, краснофлотец?
Ну, я сразу вытянулся по струнке и спросонок брякнул по старорежимному:
- Виноват!
Хорошо еще, «вашбродь» не сказал, а то бы точно в Чеку забрали, как контру какую, элемент враждебный.
Тут и налетел на меня комиссар, а он - сами знаете - идейный, с завода Михельсона прислали:
- Что значит «виноват», товарищ краснофлотец? Это тебе не при царском режиме. Отвечай, как положено сознательному революционному матросу!
А что отвечать - я и понятия не имею. Старые порядки вроде как отменили, а новые еще не установились, да и меняются, что ни день.
Ну, я выпучил глаза и рявкнул ему:
- Не виноват!!!
Матросы у костра заржали, разлили еще по маленькой. Потом Никита, кочегар, начал вспоминать:
- Я тогда, в 17-м, на «Гангуте» служил, в Гельсингфорсе мы стояли, как и вся бригада линейных кораблей. Собрали мы депутацию матросского комитета и пошли с требованиями к самому главному адмиралу, который на тот момент в Гельсинки обитался, прямо к нему в штаб-квартиру. Не помню фамилие евойное уже: не то Щастный, а может, Непенин. Прошли мы, матросы, по мраморным и паркетным полам штаба, а офицерики, шкуры, все по стеночкам жмутся, дрейфят, вестимо. А мы-то в кабинет к адмиралу тому гурьбой ввалились да претензии ему в полный рост..
- И что вы от него требовали? - поинтересовался радиотелеграфист Алексей, недавно зачисленный в экипаж, пыхтя самокруткой.
Был Лешка из так называемых жоржиков. То есть в поведении и форме он придерживался полублатного, полуромантического стиля всех жоржиков флота: широченные клеши, лихой чуб из-под бескозырки набекрень (чуб накручивался на горячем шомполе винтовки), длинные, почти с метр, ленточки на бескозырке, татуировки на теле: якоря, русалки, паруса. Ну, и особый стиль речи, с легким влиянием черноморских военморов: «Ша! Ж-жьора, па-дерьжщи мои шькары, щяс я пакажю ему дещёвую ж’изьню!»
Раньше Алексей был гимназистом, сыном инженера-путейца. Родители умерли от тифа, и Леха стал гопником. Большая гостиница в Петрограде (ныне "Октябрьская"), что прямо напротив Николаевского вокзала у Знаменской площади, после революции была заселена обитателями трущоб и подвалов. По комнате на семью сначала, а потом и комнаты разделили кирпичными перегородками на две-три или четыре, в каждой новой комнате еще по семье. Назвали бывшую гостиницу: 1-е Городское Общежитие Пролетариата, сокращенно - ГОП N1. Обитатели его, сответственно - гопники. Пролетариями гопников назвать было трудно, поскольку из-за послевоенной разрухи в городе свирепствовала повальная безработица, заводы и верфи стояли. Поэтому гопники, помимо регистрации на бирже труда, в основном пьянствовали, резались в картишки, плясали под гармошку, случалось - и финские ножи выхватывали в угаре.
А Никита и ответил Лешке-телеграфисту:
- Первое наше требование было: чтоб матросам разрешили курить на ходу. Второе - чтоб нам также разрешили калоши носить. А тогда это разрешалось только начиная с каперанга или полковника. А третье - чтоб во время боевой службы не козыряли старшим по званию. И адмирал тот... - Никита сделал паузу и посмотрел на слушателей, - согласился со всеми нашими требованиями! Вот так вот! Впрочем вскоре такая буза началась на кораблях и в Гельсинки, что грохнули мы по темечку, убили то есть, и адмирала того, и многих офицериков...
- И за что? - изумился Лешка, аж самокрутку со рта выпустил, но ловко перехватил ее на лету. - За ношение калош и право курить на ходу вы грохнули боевого опытного адмирала и офицеров - самые образованные кадры флота? И это ваши представления о свободе, равенстве и братстве, вот за это вы и боролись: носить калоши и курить на ходу? А кто корабли водить по компасу и картам будет, машинами управлять, огнем орудий руководить, дистанцию считывать - ты, что ли?
- А хоть бы и я!
- Да ты , никак, образованный? - съязвил телеграфист.
- И не говори, Леша, я сам охренел, когда тебя с газеткой увидел, ты тоже, оказывается, грамотный.
Посмеялись, разлили остатки первача, доели уху и картошку. Потом сели в баркас и направились к «Авроре». Костер не затушили толком, все уже поддатые были порядком. От искр костра загорелся плавник (выброшенное на берег дерево) и промазученные обрывки канатов, линей и пр. Начавшийся пожар прибежавшие матросы «инвалидной команды» затушить не смогли. Пожар перекинулся на арсенал, начали одни за другим рваться казематы с минами. Увидев такое дело, «авроровцы» на баркасе налегли на весла и успели укрыться в стенах соседнего форта Кроншлот. Форт Павел I горел и взрывался еще сутки, в Кронштадте и Ораниенбауме не осталось ни одного целого оконного стекла, многие жители были убиты осколками и кусками сцементированных кирпичей от стен форта. От огромного форта осталась лишь одна полуразрушенная башня, обломок ее в полтора этажа.
Погуляли, вобщем.
PS: Вдогонку о рассказе "Второй залп Авроры". Мне прислали ссылку из сети, где отсканирован приговор по делу о взрыве форта Павел I.
Там указано, что пожар и взрывы на территории форта устроили пьяные матросы с линкора "Парижская комунна", а не с "Авроры". А курсанты с "Авроры" наоборот, пытались потушить пожар, при этом девять авроровцев погибли :(
В качестве источника для своего рассказа использовал следующий источник: Л.И. Амирханов и В.Ф. Ткаченко, брошюр "Форты Кронштадта", изд-во "Остров", СП-б, 2004 г.
Источник, увы, подвел.