Так "по-бендеровски", или примерно так, пытался оправдаться рядовой Магомедов перед молчаливым укоряющим взглядом капитана Кузнецова. Последний, казалось, глядел сквозь него и думал о чем-то своем. Может, о посмешище, которым ему предстоит стать в части, а может, о национальном вопросе в Вооруженных Силах. А ведь хотел, как всегда бывает, «как лучше». Но обо всем по порядку...
К третьему месяцу учебки рядовой Ильяс Магомедов, кумык по национальности, уже успел проявить себя как молодой, подающий надежды художник. Рисовал он в любую представившуюся свободной минуту. Розочки на конвертах. Самолетики в блокнотах. Карикатуры в фотоальбомах сослуживцев. Деды из соседних казарм наперебой выписывали дарование для эскизов на свои аляпистые партаки. Единственное от чего Ильяс категорически отказывался - рисование портретов - «голов», как говорил он.
Про талант рисовальщика из офицеров первым прознал капитан Кузнецов. Первый в роте карьерист, замполит по должности, очередной свой трамплин он видел в образцовом убранстве «ленинской» комнаты, по-современному - комнаты отдыха. «Что же в этом плохого?» спросит читатель - «и звездочку хапнуть и быт солдату украсить», и будет неправ. С новой инициативой капитана в комнату был сразу врезан замок, и открывался он только для инспектирующего комсостава, ну, и для работ по ее приукрашиванию.
Замах был сразу на рубль. «Так, Магомедов, вот тебе ключи и краски. Рисуешь вот с этой открытки картину во всю стену. На построения можешь не ходить. Никого не пускай. Вопросы?». Критически оглядев небольшую открытку с «Полтавской баталией», на которой несколько тысяч шведов отступали под натиском такого же количества петровского войска, Магомедов хотел что-то сказать, но воздержался.
Начался творческий процесс. Будучи, как и все кумыки, человеком неглупым, Ильяс решил подойти к своему творению основательно. Долго, неторопливо, замешивал на палитре масляные краски, готовил рабочее пространство и начинал также неспешно рисовать. После каждого мазка отходил на несколько метров, критически оценивал, и с улыбкой бросал взгляд в окно, где две сотни сапог плавились на раскаленном асфальте плаца.
Капитан и не торопил. Каждый день он ревностно заглядывал в «ленинку», видел, что процесс идет, медленно, но идет - и в целом оставался доволен. Одна мысль не давала Кузнецову покоя - на проявляющихся контурах произведения абсолютно все воины - конные, пешие, даже сам Петр, были изображены аккурат по шею. На месте голов красовались пустые круги белого грунта. И вот однажды он решился об этом спросить мастера. «Не умею я головы рисовать, товарищ капитан!» - ответ был более чем прямой. Капитан опешил, на секунду задумался, но долго ждать себя не заставил: «Как не умеешь?? Шутить вздумал?? Рисуй как умеешь! Не будет голов, на распределении поедешь в Читу на «Дровяную», там научишься!»
Пришло время чесать голову рядовому Магомедову. Многие в роте знали про это, и проходя мимо «мастерской», невольно улыбались. Тянул Магомедов долго. Пририсовывал своим «всадникам без головы» несуществующие в оригинале детали амуниции, доводил до ума попону на коне Петра и наконец решился. На выходных, когда замполит в роте не появлялся, Ильяс принялся за работу. Возможно, первый раз в жизни он рисовал пресловутую, так пугающую его «голову». Головы. Много голов. Рассудив по-солдатски нехитро, «чему быть того не миновать», он решил изобразить всех воинов - и шведов и русских - так, как представлялся ему образ мужской красоты. Мужской красоты по-дагестански. Смуглая кожа, темные волосы, выдержанное «каре» на голове, густые усы и брови, большой, с характерной горбинкой нос. И так много-много раз. И Петра под гребенку. Фотографии шедевра смотреть тут: http://www.debilz.com/index.phtml?id=352