Рационализаторская работа

- И последнее, товарищи офицеры,- речь командира лодки перед экипажем, удивительным образом сочетающая в себе и итоги боевой службы, и «разбор полётов» в санатории, и подготовку к предстоящему доковому осмотру корабля, и многое чего другого, действительно подходила к концу.
- Мне надоело, что штаб сношает меня еще ко всему прочему и за какую-то сраную рационализаторскую работу, по которой наш передовой экипаж почему-то занимает последнее место в дивизии. Сходу на сегодня дробь, пока каждый офицер не родит и не представит старпому свое рационализаторское предложение в количестве как минимум одного. Мичманам разрешаю рожать по одному предложению в паре, сиречь на двоих. Помощник, раздать бланки. Группе «К» через пять минут в мою каюту. Разойдись.
Полет военно-морской инженерной мысли воспарил над склоненными в творческих муках головами. Особо проникся заданием выпускник «математического» факультета Поповки, недавно зачисленный в экипаж лейтенант Смирнов Сергей. Уже все что-то накропали по-быстрому и сдались старпому, когда «вычислитель» попросил второй бланк для завершения своего труда. Когда исписанные мелким почерком листы со множеством формул и векторными схемами легли на стол старшего помощника, тот впал в небольшой ступор. Большинство рацух, которые они вместе с командиром БЧ-семь сортировали по признаку "прокатит срубить «пятнарик» на коньячишко или нет", представляли собой вариации на тему «устройств для сбора протечек» в виде баночек из под компота, вооруженных проволокой для подвешивания в потенциально опасные места. Но тут работа была совершенно иного плана, это было даже не рацпредложение в чистом виде, это скорее была заявка, нет, даже Заявка на изобретение. Не вдаваясь в заумные формулы и их физический смысл, суть предложенного изобретения состояла в том, что если идеальным сборщиком пыли в квартире является экран телевизора, то при правильно организованном в отсеках ПЛ магнитном поле пыль, главный враг военно-морской чистоты и недруг электрических контактов, можно собирать в строго локализованных местах излучения этого поля.
Старпом недоуменно крякнул, и чтобы не обижать лейтенанта, посоветовал Сереже отправить свою работу в 1-ый ЦНИИ ВМФ для оформления авторского свидетельства. Любой нормальный лейтенант понял бы тонкий старпомовский юмор, выкинул бы эту дурь из головы и продолжал бы все свои молодые силы тратить на допуски к самостоятельному управлению и несению вахт, но, видимо, в голове у Сергея щелкнуло что-то очень сильно, и он не поленился отправить свое творение по указанному старпомом адресу. Правда, вместо авторского свидетельства он получил оттуда ответ, который извещал, что при реализации его предложения сила магнитного поля должна быть такая, что посрывает все приборы в отсеках. Это только прибавило лейтенанту Смирнову энергии для новых творений. Он забрасывал несчастный первый институт все новыми и новыми изобретательскими изысками, обоснования были всё изощренней, а идеи все более фантастическими. Через какое-то время он перестал получать аргументированные ответы, а в коротких отписках типа: «ваше предложение не может быть использовано в ВМФ», явно читалось: «чувак, угомонись, ну не может целый институт только и делать, как доказывать, что не прав». Но Сережа этого не прочел, он понял, что просто обязан доказать свою правоту, а лучшее доказательство - это внедрить свое изобретение на практике, но он великодушно решил разрешить разделить лавры победителя с первым ЦНИИ. Его последнее предложение, направленное в институт, больше походило на ультиматум, чем на изобретательскую заявку. Нет, в начале всё было чин по чину, описание предложения, в котором вступительной части приводилось статистика посещений подводного гальюна на боевой службе, из которой выходило, что большинство по количеству посещений используют это лодочное помещение для того чтобы справить малую нужду, что по мнению соискателя патента в корне неправильно. В описательной части шло предложение по решению этой флотской несуразности. Предполагалось оборудовать все отсеки подводной лодки своеобразными миниторпедными аппаратами. Желающим справить малую нужду предлагалось отдраить отсечную крышку мини ТА, зарядить аппарат «торпедой», хвостовую оконечность «торпеды» обжать, выровнять давление с забортным, открыть забортную крышку ТА, справить нужду и произвести действия в обратном порядке. К ультимативной части заявке была приложена поотсечная схема лодки с предполагаемыми местами врезки минигальюнов, а также план-график их установки во время докования лодки. На этот раз ответ был получен очень быстро, точнее быстро получился результат ультиматума, на лодку, уже готовящуюся отходить в Росляково, прибыли люди никак не походившие на научных сотрудников, после короткой беседы со Смирновым они позвали присоединиться к ним корабельного врача вместе с Сережиной медицинской книжкой. Потом один из них отвел Сергея к ожидавшей их неподалеку машине, а оставшиеся провели с медиком небольшой научномедицинский диспут о способах и методах выявления шизоидов в корабельной среде. В конце оного доктор признал свое фиаско, сделал соответствующие записи в смирновской медкнижке и сдал ее на руки «диагностам». Несмотря на всё это, экипаж еще долгое время занимал первое место в дивизии по рацработе.

Интим -услуги контрразведки

С училищных времен было вбито в голову, что надо знать когда, с кем, что и сколько можно пить, точнее, если это знаешь, то выпить можно. Мой сосед по лестничной клетке Саша, ракетчик с эсминца, отучившись в Новосибирске на чекистских курсах, перешел на службу в другое ведомство и по каким-то одним кадровым органам ведомым законам попал особистом на лодки в Гаджиево. Видимо, для его новой службы эти заповеди были еще более актуальны, потому что в кабаки, бывая в Североморске, он ходить перестал и предпочитал пропустить рюмку другую в старой проверенной компании. Поэтому я нисколько не удивился, когда он просемафорил на корабль, что находится в Североморске и ждет меня сегодня вечером со Славкой Байдуковым у себя на рюмку чая. Закуску он обещал обеспечить, так что нам оставалось только подтянуть шильца. Жены у всех уже были отправлены на юг, поэтому компания предполагалась чисто мужская. Вопреки расхожему мнению, разговоры поначалу между вбрасываниями велись исключительно о службе, в основном, о различиях между лодочной и корабельной организацией, Слава, чистый надводник, в разговоре особого участия не принимал, иногда уточняя непонятные для него термины. После определенной дозы спиртного разговор все-таки перешел на женский пол, и тут Слава заметно оживился.
- Слушай, Сашка, а ведь у вас в конторе наверняка должны быть тетки, которых вы подсовываете мужикам, если кем заинтересовались?
Саша многозначительно надул щеки и обтекаемо ответил:
- Ну, любая спецслужба мира использует в своей работе женщин.
- Саша, ты мозги не иби, - не унимался Славка, - мы сейчас выйдем, ты позвони куда надо и подтягивай сюда своих наседок или как вы там их называете.
Мы еще немножко поподкалывали Саню, потом он умело увел разговор куда-то в сторону. Однако достали мы его, видимо, хорошо, потому что когда, оставив за столом некурящего Славу, мы вышли подымить на площадку, Саша съязвил:
- Слышь, Паш, это Славка может смеяться, а тебе-то как раз мы уже подкладывали...
Я сделал вид, что не понял, о чем речь, так как было совершенно ясно, что Сашка явно сболтнул лишнее, подробности у него уже можно было не расспрашивать. Скорей всего, он рассчитывал, что из-за моего известного, мягко говоря, нетоварищеского отношения к женщинам, я не смогу вспомнить, какую из моих пассий он имел ввиду. Зная о методах спецслужб исключительно из книжек и фильмов про шпионов и разведчиков, я, во-первых, не понимал, зачем им это могло понадобиться. Во-вторых, посчитал, раз такой «оперативный подход» ко мне был осуществлен, вычислить, кто это была, я всё равно не смогу, так как по идеи такое должно было быть сделано настолько естественно и натурально, что никаких подозрений в подставе не вызвало б.
В голове всё равно крутились всевозможные варианты, почерпнутые опять же из фильмов и книг: сломанный каблук у прохожей, попросившей из-за этого помощи, голосующая женщина на обочине, случайная попутчица, обратившиеся с невинным вопросом. Всё это когда-то было, но отсутствовало главное - я не мог найти какой-либо логической связи между органами, мной и этими женщинами, к документам особой важности допущен не был, сведения, составляющие государственную и военную тайну, инициативно не собирал, в тайных обществах не состоял, короче «не был, не привлекался, не участвовал», но не просто же так меня поощрили сексуальным подарком от некогда всемогущественной организации. Тут что-то щелкнуло в моем сознании, а почему я решил, что должен был не заметить никаких странностей в одном из своих знакомств с женщиной? Память услужливо подсказала: ровно год назад, такой же сход с корабля в будний день, только без гарантированного ужина с друзьями и даже без ужина в одиночестве, так как холодильник после уезда супруги был девственно чист, а в магазины можно было не заходить, если в данный момент не было острой нужды в минеральной воде местного разлива с отвратительным соленым вкусом. На главной улице Североморска, которая в отличии от большинства городов называлась не Ленина, а именем героя-летчика Сафонова, лоб в лоб столкнулся с мужиком с параллельной роты. Леха Добров, оказывается, был отобран кандидатом на поступление в специфическое учебное заведение, готовящее сэйлазов по продаже славянских шкафов, приписан на "карантин" к профильному управлению штаба флота и изнывал от безделья в незнакомом городе. Встречу само-собой решено было отметить, мы заскочили ко мне домой, где в отличие от пустого холодильника емкости со спиртом только-только начали мелеть. Выпив под гидроколбасу пару рюмок, определились с дальнейшими планами. Леха, как и я, был не прочь подкрепиться, и мы направили свои стопы в самый ближайший от моего дома ресторан «Океан», который по причине рабочего дня функционировал в режиме кафе при одноименной гостинице. Как и ожидалось, в «Океане» никого не было, кроме троих свежеиспеченных лейтенантов, по всей видимости, поселившихся в гостинице в ожидании назначения. Они с завистью смотрели на наши манипуляции с фляжкой и графином с соком, в другое время мы бы, конечно, пригласили их присоединиться, но сейчас нам хотелось поговорить вдвоём, так как с самого выпуска не виделись. От плавной беседы через какое-то время нас отвлекло появление двух дам, расположившихся за соседним столиком, лейтёхи на них особого внимания не обратили, избалованные девочками с училищных дискотек, они еще не знали, что это и есть золотой фонд североморского съёма - разведенки, хорошо за тридцать, со своим жильем и ребенком, не требующим постоянного внимания, так как уже школьник, а чаще просто у бабушек на Большой земле. Не питающие особых иллюзий по поводу длительности отношений, такие женщины просто дарили свое тепло одиноким на вечер офицерам. По всем местным раскладам этих прелестниц в кабаке не должно было быть, день не «съёмный», а в те времена еще не было принято зайти посидеть в кафе просто на чашку кофе. Но это было еще не самое удивительное, официанты вытащили из подсобки бобинный магнитофон, который тут же и врубили на полную громкость. Нам ничего не оставалось делать, как пригласить «девушек» на потанцевать. Продолжение вечера не заставило себя ждать, мы с Лехой были приглашены попить чайку, причем каждый к своей даме. Я опущу завесу скромности над дальнейшими до утра событиями, отмечу только, что дома у «бабушки Северного флота» меня удивил необычный телефонный аппарат, собранный из казалось бы двух несовместимых устройств, как мне потом объяснили наши связисты, это стандартная приспособа комитетчиков.
Теперь всё стало на свои места, как я и предполагал, лично я никого интереса для спецслужб не представлял, а вот мой товарищ - совсем наоборот. Что это было - штатная проверка кандидата, сбор на него компромата или еще чего-то, ведомо только особистам. В любом случае, это очередное «испытание» Леха выдержал с честью, так как потом успешно поступил в академию, которая, судя по названию, к ВМФ отношения не должна была иметь, повоевал в Чечне, и теперь спокойно служит в одном из наших атташатов. Ну а я когда слышу что-нибудь про зверства «кровавой гебни», про себя усмехаюсь, ну прямо там «зверства», и вовсе не кровавая, а очень даже симпатичная.

"Если что, пиши, что я спятил!.." или военно-морская сказка N4.

Эпиграф:
За перелесками, за полустанками,
За чертежами, за станками, за баранками
Ещё не знали мы, ещё не ведали,
Что мы в душе с тобой давно уж моряки.

А служба службою везде -
И на земле, и на воде, -
И друга верного рука
С тобой в любой беде.
А если очень повезёт,
Тебя дорога приведёт
На наш Краснознаменный флот!.. (с)

23:45 27.09.1993.
Банг! Банг! Банг! Высеченные автоматной очередью искры так и брызнули от бронезаслонок.
- Вот бляди... - вслух подумал пригнувшийся за приборной панелью комбриг Витя Максимов.
- Так точно, товарищ капитан первого ранга! - браво откликнулся откуда-то из полутьмы мостика начштаба дивизиона Серёжа Кременчуцкий.
- Что «так точно»?
- Бляди!..
Вообще-то капитан третьего ранга Кременчуцкий сейчас был ВРИО командира, но старшим на борту всё же оставался капраз Максимов. Так что с точки зрения устава именно он, и никто другой, имел право на начальственный мат. Прочие же присутствующие имели право только на «так точно!»
Начиналось, впрочем, всё опять же с мата.
Вечером 27 сентября знойного 93-го года на ФКП Черноморского флота раздался звонок. В свете раскручивавшейся грузино-абхазской потасовки у командующего флотом адмирала Балтина забот и так было по самую пипку. Настолько по пипку, что Балтин, известный матершиник, вот уже почти сутки говорил исключительно междометиями. Потому адмирал прижал к уху телефонную трубку только после того, как риторически поинтересовался у всех окружающих (не исключая и трубку): «Ну?! Какого хера?..» У услышавшего это адмиральского адъютанта едва не случился паралич.
- Гм. - раздалось в трубке.
- Ааааа!.. - показушно обрадовался адмирал. - Здравия желаю, товарищ министр обороны!
- Здравствуй, Эдуард. - степенно квакнул в динамике голос того, кого со слов СМИ всё народонаселение России знало как «Пашу-Мерседеса».
По тому, как к нему уважительно обратились по имени, а не по званию-должности, Балтин тут же понял, что у него сейчас что-нибудь будут просить. И не ошибся.
Однако начал Минобороны издалека:
- Как там у тебя дела, Эдуард?
- Живём - не топнем. Лягаемся с Киевом...
- Ну, ты это... - голос в трубке запнулся. - ...Ты это оставь политикам, да. А сам расскажи, что в Сухуми творится?
- Кратко или развёрнуто?
- Кратко.
- Мандец творится в Сухуми, товарищ министр обороны. Абхазов в разы меньше, но они загнали грузинов к самому морю. Прямо, можно сказать, задницей в волны окунули. Над городом - сплошной столб дыма и огня. Думаю, что через два-три дня абхазы Сухуми возьмут. Отряд Михальченко продолжает эвакуацию гражданских из Сухуми в Поти и Сочи. Количество беженцев огромно. Отдал приказ грузить людей по нормам военного времени - из расчёта 1 человек на 1 квадратный метр...
- Добро. - тяжело вздохнул голос министра. - Слушай меня внимательно, Эдуард...
Комфлота мысленно оттопырил ухо.
- ...У меня там десантники гибнут. Рота миротворцев, прикрывавшая отход беженцев. Сейчас ВДВ почти без БК отходит к Очамчиру. Мне тут говорят, что через пару часов там уже будут абхазы. Надо спасать наших ребят.
- Так точно, надо. - согласился комфлота, успевший в две секунды про себя прокачать ситуацию.
- У тебя там есть чего?
- Так точно, есть.
- А чего есть?
- Я туда сейчас «Зубр» пошлю.
- Что пошлёшь?
- «Зубр».
- Что-что?
- «ЗУБР», товарищ министр!.. - и, уже после того, как Москва отключилась, припечатал: - Ёб твою мать!!!
...Вот так и получилось, что Максимову и Кременчуцкому пришлось на счёт «раз-два» оседлать малый десантный корабль на воздушной подушке МДК-93. В просторечье - «Зубр». Оседлать и рвануть на нём в открытое море. Правда, не сразу. Час ушёл на заправку топливом. Дефицитнейшего в начале 90-х авиационного керосина в бербазе не нашлось, но голь на выдумки хитра! Забив суровый болт на паспортные требования газовых турбин М71, залились обычной соляркой.
...Пора, пожалуй, рассказать, что это такое - МДК проекта 1232.2 «Зубр». Что это, так-зять, за плод сумрачного отечественного гения. Представьте себе трёхэтажный дом из алюминия общим весом больше полутысячи тонн. Представьте, что в этот дом понапихано газотурбинного двигла общей мощностью в оглушающие 60 000 л.с. Теперь добавьте к получившемуся сюру то обстоятельство, что наша алюминиевая военно-морская изба способна на высоте в 2 метра и скорости 60 узлов отмахать 300 миль без передыха. А отмахав, выкинуть на берег 3 танка или 360 морпехов в полной выкладке. И не просто выкинуть, но и душевно поддержать 44-мя стволами систем залпового огня, не говоря уж о паре шестистволок 30-мм калибра. Что?.. Что такое «60 узлов»? Не парьтесь. Проставьте вместо них 110 км. в час, и будет вам счастье...
Вот что это такое - «Зубр», самый большой в мире десантный корабль на воздушной подушке. Мощь!..

Смеркалось. Пунктир от Новороссийска до Очамчира МДК сделал за 40 минут. Уже в полной темноте вышли в точку встречи с десантниками. Попытались до них «достучаться» по уоки-токи. Ответа не было. Капраз Максимов зачем-то потыкал пальцем себе в висок, а потом приказал двигать к берегу. Кременчуцкий, лично пилотирующий «Зубра», плавно наклонил авиационный штурвал. В газотурбинном рёве, рубя атмосферу в куски своими громадными лопастями, МДК выскочил на пляж.
- Десант за борт!
Стараясь не звякать оружием, в ночь через откинутую аппарель ушла разведгруппа морпехов под командованием старлея Белявского.
- Мостик - БЧ-5, обороты не снижать!
МДК застыл посреди пляжа. 4 нагнетателя вышвыривали из-под резиновой «юбки» тучи песка, напрочь лишая экипаж какого-либо обзора. Потянулось томительное ожидание. Максимов нервно перебрасывал из одной руки в другую УКВ-шку. Кременчуцкий методично обзванивал боевые посты и накручивал всем хвоста. Перед внутренним взором отцов-командиров стояла одна и та же пессимистическая картина: на пляж, не слышные за рёвом корабельных турбин, выкатываются абхазские танки. Доворот башни, выстрел. Бронебойная болванка со свистом протыкает алюминиевый борт...
Допридумывать до логического конца эту апокалиптическую картинку не получилось. Разведчики Белявского, с полчаса пошуровав по окрестностям, наконец отыскали десантуру в чьём-то абрикосовом саду. У ВДВэшников скисло всё питание к рациям. Боекомплект кончился. На пятки наступали абхазы. Так что появление буквально из ниоткуда морпехов с известием «бери шинель - пошли домой» было воспринято, как настоящее чудо. После радостных взвизгов и обниманий, заторопились на берег.
«ФКП, я «девяносто третий». Полста гостей принял».
«Молодец, «девяносто третий». Ставлю боевую задачу: выдвинуться в район Гудаута, переправить там гостей на берег, к рассвету прибыть в Новороссийск. Как понял, «девяносто третий?»
«Вас понял. Выполняю. Конец связи».
Взревели нагнетатели. МДК приподнялся на своей «юбке», пошёл юзом, развернулся и, окончательно сдув с пляжа весь песок маршевыми винтами, прыгнул в море. Ровно через минуту на смену гулу турбин пришёл захлёбывающийся чих. Корабль затрясло. Резко теряя скорость, он зарылся носом в пузырящуюся воду. Кап-три Кременчуцкий молниеносно перебросил рукоятки машинного телеграфа в положение «Все стоп!».
Комбриг вырвал из зажима микрофон «Каштана»:
- БЧ-5, что за?!..
- Мостик, забились топливные фильтры. - голос меха был феноменально спокоен.
- Причина?
- Наличие солярки вместо паспортного керосина.
- Немедленно устранить неисправность.
- Есть!
- Сколько понадобится времени?
- За час управимся.
- Тогда крутитесь, крутитесь!.. - зло бросил в микрофон Максимов и с хеканьем всобачил «Каштан» на штатное место. В зажим.
Донесли на ФКП. В ответ получили радиозвиздюлей и наказ чиниться. Пока стояли на стопе, из грузового твиндека наверх полезла десантура. Шептаться, стрелять друг у друга сигареты и расслабленно рассматривать контуры не так давно покинутого берега. Комбриг набежал, наорал, настращал увиденными на суше огоньками сигарет, в ответ на которые непременно присвистят танковые снаряды, и загнал всех в низы.
Стравив таким образом пар, Максимов вернулся на мостик:
- Как дела у «маслопупов»?
- Сосут, тарьщ капитан первого ранга!
- ...?
- Ээээ... Просасывают фильтры!..

23:35 всё того же дня 27 сентября 1993-го года.
Радиометрист всмотрелся в экран своего «Позитива», ойкнул и доложил о появлении четырёх малоразмерных целей:
- ...Идут кильватером с веста! Быстроходные! Предполагаю - катера!
- Вот бляди, - в первый раз за вечер вслух произнёс знаковое слово комбриг Витя. И сморщился, словно разгрыз что-то кислое. ВРИО командира Серёжа только неопределённо хмыкнул в ответ.

Верхняя вахта получила распоряжение усилить наблюдение. Вскоре старшина-сигнальщик с визира ночного видения доложил, что наблюдает цель визуально. Катера шли затемнённые, без навигационных огней, подозрительные до усрачки. Углядев МДК, незнакомцы тут же переместились в строй фронта. Максимов повернулся к Кременчуцкому:
- Ну-ка подсвети наш флаг, а то ещё звезданут, не разобравшись...

Кап-три отрепетовал команду. Подсветили. На катерах тут же разобрались. И вдарили по МДК из пулемётов.
- Всем пригнуться! - успел заорать не своим голосом комбриг, увидев рванувшиеся к МДК трассеры.
- Все вниз! Задраить люки! - эхом откликнулся ВРИО, одновременно вдавливая кнопку колоколов громкого боя. - Боевая тревога!..

Сразу вслед за этим в широченный лоб МДК пришла первая очередь. Дробным эхом разлетелась по всем закоулкам корабля, и пошло, и понеслось... Та-та-та-та! Фьють-фьють-фьють!
Банг! Банг! Банг!

Подлетев на близкую дистанцию, катерники пустили в ход автоматы. Внутри твиндека залегла десантура. В борта колотило так, как будто снаружи шёл непрекращающийся метеоритный дождь.

23:45 27.09.1993.
...Банг! Банг! Банг! Высеченные автоматной очередью искры так и брызнули от бронезаслонок.
- Вот бляди... - вслух подумал пригнувшийся за приборной панелью Витя Максимов.
- Так точно, товарищ капитан первого ранга! - браво откликнулся откуда-то из полутьмы мостика Серёжа Кременчуцкий.
- Что «так точно»?
- Бляди!..
Тут Витя сообразил, что пора бы берег поставить в известность о происходящем.

«Девяносто третий» - ФКП. Стою без хода в 3 кабельтовых от берега на траверзе Очамчира. Подвергаюсь обстрелу с четырёх неопознанных катеров. Прошу разрешения открыть ответный огонь».

Берег не был готов к такому кордебалету. Балтин, проторчавший на флагманском командном пункте без сна и роздыха 3 суток, сейчас отсыпался. А замещавший его адмирал без санкции комфлота боялся даже пукнуть. Так что берег вместо чёткого ответа принялся нудно и путано выяснять, чьи катера, чем шмаляют по МДК, с какой дистанции, а также есть ли повреждения и жертвы?
- Ну хоть температуру забортной воды не спросили. - ядовито успел порадоваться капраз. - Чьи катера? Да хер их знает, чьи. Ответить что ль: "Не мои"?..

В этом момент на мостике с перекошенным лицом возник старший лейтенант Белявский. Чётко отдал честь:
- Тарьщ капитан первого ранга, разрешите доложить. Десантники совсем ошалели, рвутся сюда, кричат, чтоб их ссадили на землю. Мол, лучше там погибнуть, чем внутри этой жестянки загибаться!
Комбриг машинально тоже вскинул руку к виску:
- Старший лейтенант, вы морской пехотинец или баба на сносях? Только этих долбоёбов нам сейчас тут не хватало!.. Идите и убедите личный состав вести себя в соответствии с требованиями воинской дисциплины!
- Есть идти и убедить! - Белявский снова козырнул и сгинул. То есть скатился по трапам в твиндек, передёрнул затвор автомата и пообещал пристрелить любого чудилу, который попытается прорваться на мостик. Убедил, короче...

Бах! Вжух! Трах! На одном из катеров пальнула РПГэшка. Огненный след реактивной гранаты пронёсся мимо мостика, едва его не задев. И закончился ослепительной вспышкой взрыва, когда сработал самоликвидатор. Дело принимало совсем неприятный оборот. Если 7,62 отскакивали от МДК, как от стенки - горох, то РПГ вполне было по силам проковырять борт корабля. С вполне предсказуемыми последствиями.

А ФКП всё ковырялся в носу и мямлил что-то об опасности международного инцидента.

- Вот бляди! - в третий раз за вечер сказал комбриг. - Я! Капитан первого ранга бывшего флота Советской Союза, должен сидеть сусликом, пока какие-то пиздоболы расстреливают меня в упор!.. Да ебись оно всё конём! БЧ-2, взять цели на сопровождение!..

Ожила корабельная СУО с безликим названием МР-123-02. Шестиствольные 30-мм «шинковки», способные за минуту выпуливать аж по 5 000 снарядов, провернулись и укоризненно уставились на крайний, особенно нахальный катер. Там то ли этого не заметили, то ли не придали этому должное значения.
- Товарищ комбриг, а может не надо?..
- Ша, Серёга! Если что, пиши, что я спятил!.. БЧ-2, короткую. По курсу ближнего катера. Товсь. Пли!..

Вот тут вдарило, так вдарило. Казалось, что приличный кусок Чёрного моря перед форштевнем хороняки просто решил одномоментно испариться. И сразу наступила оглушительная тишина. А следом за ней пришёл доклад меха: «Можем дать ход».

И его дали! Так дали, что два катера за кормой окунуло в поднявшийся от взбесившихся пропеллеров девятый вал и, кажется, даже перевернуло. Капраз не отказал себе в удовольствии откинуть броняшку, отдраить форточку и высунуть наружу большой капразовский фак. Так с ним, с факом, за горизонт и умчался.

Уже там, за горизонтом, Максимов запросил ПЭЖ о потерях и повреждениях. Первых не обнаружилось вовсе, а вторые свелись к поцарапанной краске и простреленному обтекателю РЛС. В общем, легко отделались.

Растраченные снаряды занесли в корабельный журнал как потраченные на учебных стрельбах. «Подтверждаю» - тиснул Витя свою подпись рядом с серегиной и плотоядно захохотал. Заткнулся он только тогда, когда сменившийся с вахты сигнальщик робко поинтересовался:
- Товарищ капитан первого ранга, а мы за кого?
- В смысле?
- Ну, мы за Грузию или за Абхазию? За кого под пули суёмся?
Максимов честно признался самому себе, что и сам этого не понимает. Так что просто потрепал сигнальщика по плечу и ответствовал умно:
- А мы, старшина, ни за первую и не за вторую... Мы - за третью. За эту... За как её?.. За Родину!
МДК оттарабанил впавшую в ступор десантуру куда было указано и споро побежал в Новороссийск. После такой весёлой ночки все надеялись на отдых, но, как оказалось, подлинное веселье для «девяносто третьего» ещё только начиналось...

...То, что судьба приготовила им новый экшен, комбриг почувствовал ещё на дальних подступах к порту. Задом. Миль за десять до створов, когда пришло очередное радио из штаба. Прямо так и сказал: «Ой, жопой чувствую дурдом!» Подарив ходовой вахте это откровение, Максимов выдул стакан горячего чая и пригорюнился.

«ФКП - «девяносто третьему». В Новороссийске дозаправиться и по способности следовать в Главную базу. Переход осуществлять на 55 узлах. Соблюдать режим радиомолчания».

08:50 28.09.1993.
Близ военного санатория в кустах сидела седовласая Ассоль - бывший первый секретарь ЦК ЛКСМ Грузии, бывший министр внутренних дел Грузинской ССР, бывший первый секретарь Тбилисского горкома компартии, бывший первый секретарь ЦК компартии Грузии, Герой Социалистического Труда, бывший министр иностранных дел СССР и Член Политбюро ЦК КПСС, а ныне председатель Верховного Совета Грузии Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе.

Ассоль куталась в драповое пальто и изо всех сил пялилась на море.

...Нет, не по-плебейски каким-то там невооружённым взглядом! Взгляд главы Республики Грузия был очень даже вооружён. Отличным американским биноклем. Однако, к досаде владельца, даже это чудо капиталистических технологий показывало то же самое, что и глаза, лишённые какой-либо оптики... То есть - напрочь, совсем, вдребезги и пополам пустое море. Лишь на самом горизонте бродили какие-то силуэты. Это были абхазы.

Собственно, они были уже везде. Абхазов не было только в воздухе. Зато там имелись их снаряды и ракеты, за последние дни успешно завалившие тройку Ту-154 с кучей грузинских гвардейцев на борту. Вдобавок ко всему ПЗРК и «Шилки» абхазов так плотно обсели окрестности аэродрома Бабушера, что пилоты предупредили Эдуарда Амвросиевича - они лучше застрелятся, чем попробуют взлететь.

Вот поэтому-то гражданин Шеварднадзе 1928-го года рождения и играл сейчас в алые паруса, до рези в глазах пялясь на волны. Он высматривал своих спасителей - американцев! Почему янки непременно должны бросить все свои дела и примчаться вытаскивать его из окружённого Сухуми, этого Герой Социалистического Труда и сам не мог объяснить. Что, тем не менее, не мешало Шеварднадзе в эту галиматью истово верить. И не только верить, но и других убеждать.

Позади кустов среди свиты шевельнулась голубая каска. Глава миссии ООН генерал Джон Видегор громко зевнул. А потом поинтересовался через переводчика, какого чёрта они тут все делают? Услышал, что, мол, в Сухуми вот-вот начнётся высадка пятитысячного американского морского десанта, да так и остался стоять с отвисшей челюстью:
- Вы это серьёзно?!
- Так сказал генацвале Эдуард Амвросиевич. Странно, что вы о высадке ничего не знаете. Видно, ваше начальство вам не доверяет!..

12:00 28.09.1993.
...Едва добрались до Севастополя, едва заглушили турбины, как к опустившемуся на брюхо МДК подлетела служебная «волга». Выпорхнувший из неё офицер штаба флота был лощён и прыгуч. Подскакивая на полметра от нетерпения, он махал руками и силился докричаться до мостика. Чтобы лучше слышать, Максимов высунул голову в иллюминатор. Снизу неслись обрывки эмоций: «Товарищ капитан первого ранга!.. Командующий!.. Приказал!.. Срочно!..»
- Сдаётся мне, что мы вчера таки кого-то угробили. - угрюмо предположил комбриг.
- Иначе меня бы так аврально на ковёр не тягали... - и, взяв с Кременчуцкого слово, что тот будет носить своему командиру в тюрьму апельсины, убыл с корабля.

В отсутствие начальства Серёжа хотел было на часок упасть в шконку, но не тут-то было. Громко сигналя, к МДК подкатила цистерна с соляркой, а за ней - транспортёр с БК. Причём на втором приехали не только 30-мм «огурцы» к «шинковкам», но и, что несказанно удивило Кременчуцкого, осколочно-фугасные НУРСы. Последние на «Зубрах» было принято заряжать только перед большими флотскими учениями...

Основательно обсосать эту мысль у ВРИО командира корабля не получилось.
Раздалось лязганье траков о бетон и перед МДК материализовались три БМПэхи. На башне головной молодцевато торчал полковник-морпех, весь красивый сам собою. Следом клубилось ещё человек сто, с ног до головы увешанные воронёными предметами.
- Фига себе! - выразил общую мысль боцман. - Комбриг поссорился с НАТО?

Витя Максимов вернулся через час. С лица капитана первого ранга можно было писать портрет легендарного драмгероя Прибалтики Пиздаускаса. Первое, что сделал новоявленный Великий Прибалт, это собрал всех офицеров МДК. Таковых, считая Кременчуцкого, но не считая самого Максимова, набралось четверо. Капраз аккуратненько запер за вошедшими дверь каюты. Повернулся:
- Товарищи офицеры, довожу до вашего сведения приказ командующего флотом...

Через пять минут поголовье Пиздаускасов на корабле увеличилось ровно на четыре особи.

В это же самое время в кабинете комфлота прожурчало и налилось. Командующий береговыми войсками и морской пехотой ЧФ генерал-майор Романенко дождался разрешающего кивка адмирала, выдохнул и гавкнул коньяк столь стремительно, что Балтин свою порцию не успел ещё даже от стола оторвать. Увидев удивлённые глаза комфлота, Романенко развёл руками:
- А потому что некогда, Эдуард Дмитриевич. Дела.
- У всех дела, Вова. Но это не повод, ебёнть, хлестать «Армянский», как «шило». - наставительно сказал адмирал. Да так веско сказал, что Романенко поймал себя на желании немедленно стать по стойке «смирно» и гаркнуть: «Так точно! Виноват! Устраним!..» Закусили, закурили и перешли к делам.
- ...Я почему Максимова-то выбрал, - пояснил в клубах табачного дыма адмирал. - Потому что он - человек прямой. Как я. То есть видит хуй - так и говорит: «Хуй»! А не виляет, мля, языком по чужим задницам...
- Так точно. - поспешил согласиться генерал-майор, вообще-то матом брезговавший. Секунду помолчал, а потом не без внутренней борьбы брякнул: - Бля...
Балтин строго посмотрел на подчинённого и покачал пальцем:
- Вова,..
- Да, товарищ адмирал?
- ...Не подлизывайся!

К трём часам дня Кременчуцкий окончательно уверился в гениальной прозорливости комбрига. Иначе как дурдомом происходящее назвать было никак нельзя. МДК беспрерывно что-то в себя закачивал, принимал по ведомости, затаскивал, а затащив - тут же раскреплял, пихал в погреба и утрамбовывал. В твиндеке ставили и стопорили БМП. Мех, пришпоренный капразом, раскапотировал всё, что мог (а мог он многое) и теперь явно намеревался провести остаток жизни в положении кверху какой. В три часа Максимов обнаружил матроса. Краснофлотец припал лбом к центральному распредщиту и так дрых. Вместо того, чтобы размазать виновного тонким слоем по подволоку, комбриг быстренько закруглил все работы и погнал экипаж спать.
- Люди на ногах со вчерашнего дня. Тут даже лошадь сдохнет. - прокомментировал капраз свои манипуляции.

- Эдуард Дмитриевич, а можно вопрос? Балтин мотнул подбородком, не отрывая взгляд от крупномасштабной карты Абхазской АССР.
- Зачем всё это?
Комфлота поморщился, поднял глаза на Романенко:
- Вова, такие вопросы начальству не задают. От таких вопросов у начальства аппетит портится.
- Виноват!..
-Да ладно, не дёргайся. Там,.. - палец комфлота показал на потолок. - ...Решили, что Шева во главе Грузии, это лучше, чем Гамсахурдия. Первый, какой бы сволочью не был, для Москвы свой. Понятен и, блядь, идейно близок. Не то, что Звиад... Понял?
- Так точно.

С Севастополя снимались в шесть вечера.
- Корабль к бою и походу изготовлен! Разрешите взлёт?
Пилотировал опять Кременчуцкий. Максимов обежал в последний раз отсеки и плюхнулся в командирское кресло. Поёрзал задом, пристегнулся:
- Взлёт разрешаю. Поехали...
Заработали, набирая обороты, нагнетатели. Потом Серёжа осторожно, практически нежно, двинул вперёд ручки трёх маршевых пропеллеров. Поехали!

Сначала МДК-93 ушёл на зюйд. Как только оказались вне прямой видимости с берега, повернули на ост и наддали ходу. Система спутниковой навигации чётко указала прямой, как стрела, маршрут перехода. Он вёл к Бабушере! Опасаясь в надвигающихся сумерках вмазаться в какого-нибудь бродягу, удвоили вахту на «Позитиве».

На море стоял почти полный штиль. Равномерное стремительное перемещение убаюкивало. В командирском кресле Максимов размышлял о том, какая это странная штука - из абсолютно мирного города нестись на войну. Может, стоило оставить на берегу срочников? Им-то за что весь этот тарарам? «За то, что на флоте служат!» - мысленно одёрнул себя комбриг. Отдал приказ разбудить его, когда будут на траверзе Тамани и закемарил. Посреди приборной панели мостика подрагивала кем-то принесённая и приклеенная скотчем иконка...

18:30 28.09.1993.
Распятый в перекрестиях абхазских прицелов, с Сухумской горы весь город был, как на ладони. Оборона Второго грузинского армейского корпуса агонизировала. По заваленным битым кирпичом улицам метались люди, до последнего надеясь вырваться из этого ада. Пребывая в неизменном духовном единении с гражданами своей республики, по зданию Совета Министров Абхазии в отчаянии метался Шеварднадзе. Спасители-янки так и не появились. Как не появилось и НАТО с ООН. На прилёт дружественно настроенных зелёных человечков с Марса надежд тоже практически не оставалось...

При здравом размышлении, Герой Социалистического Труда и председатель Верховного Совета Грузии, пришёл к выводу, что это всё. Амба. Шиндец пришёл, стучится в двери.

...Эдуард Амвросиевич сел в уголке и начал молиться. Через пять минут Бог услышал и ниспослал ангелов. С громким топотом те попрыгали с бронетранспортёра, широко растягивая в улыбке пропылённые слявянские лица:
- Эдуард Амвросиевич? Мы за вами.
- Вовремя... - с облегчением выдохнул кто-то из свиты.
- У меня приказ - эвакуировать только Шеварднадзе. - уточнил старший группы. Лица свиты вытянулись.
- Без паники! - нашлась давешняя Ассоль, которую двое спецназовцев уже волокли под руки к БТРу. - Я обещаю, что вас вывезут. Сразу же после меня!..
- Езжай, Эдуард. - устало махнули ему вслед рукой. - Езжай, и хоть сейчас не трепись.
- ...Ну, как там у тебя? - голос Грачёва в трубке был озабоченным и полным кряхтящих интонаций. Словно говоривший прибывал не на пункте спецсвязи, а, пардон, в сортире. Эта мысль здорово позабавила Балтина. Адмирал едва не расхохотался, представив себе Пашу-Мерседеса - всего в позументах и аксельбантах, раскорячившегося орлом на дучке. А рядом свитский генерал - с телефоном наизготовку!..

- Всё нормально, товарищ министр обороны. Люди работают.
Видимо что-то этакое в тоне комфлота всё же проскочило, ибо Грачёв тут же поинтересовался:
- А чего это ты, Эдуард, такой весёлый?
- Так это... Всё идёт штатно, товарищ министр. МДК вышел вовремя. «Полста пятый» подобрал объект и транспортирует его в заданный район...
- Это куда?
- В устье Беслетки.
- А почему не в порт?
- Он, как и аэродром, под пристальным вниманием абхазов.
- Ну-ну. Держи меня в курсе. Борис Николаевич очень заинтересован в успешном завершении операции. Ты меня понимаешь?
- Так точно. - ответил Балтин, ничуть не сомневаясь в том, кого назначат крайним, если что-то пойдёт не так.
Подождал, когда Грачёв отключится, и с чувством озвучил свои мысли:
- Жопа гондурасская!..

22:00. 28.09.1993.
Час до прихода в зону ожидания. Убившееся трудиться день-деньской солнышко упало за горизонт. От продолжительного воя турбин в ушах ощущалась некая забитость. Максимов, Кременчуцкий и полковник Корнеев склонились над штурманским столиком. В последний раз прошлись по деталям.
План, в сущности, был прост как полено. Как речёвка «раз, два, три, четыре, пять - вышел зайчик погулять».
«Раз» - засевший где-то среди мандаринов «полста пятый» даёт отмашку. Потом хватает в охапку Шеварднадзе и спешит на берег.
«Два» - МДК, роняя тапки на бегу, мчится к устью реки Беслетки.
«Три» - «Зубр» и «полста пятый» встречаются. Если в точке рандеву возникают проблемы, то их решает рота морпехов Корнеева.
«Четыре» - провожающие и встречающие гуртом прыгают на МДК.
«Пять» - МДК улетучивается в море. Как говорится, финита ля.

Закончив разбор, комбриг спустился к себе в каюту и сменил пропотевшую кремовую рубашку на свежую белую. В голове всплыло полузабытое, вынесенное из училища: «В бой, как на парад!..»

23:00. 28.09.1993.
«Полста пятый» - «девяносто третьему». Начал движение».

- Товарищ адмирал, Максимов запрашивает разрешение покинуть зону ожидания.
- Дать добро. - Балтин ослабил узел адмиральского галстука, подмигнул отиравшемуся тут же Романенко: - Ну что? Понеслась манда по кочкам?
Генерал-майора передёрнуло.

В пяти с полтиной милях к норду умирал Сухуми. Умирал в полной темноте. На мостике МДК света тоже не было. Лишь тускло работала подсветка приборов, превращая лица в гротескные вампирские хари. На экране «Позитива» просматривались два абхазских катера, нарезавшие восьмёрки напротив порта...

Уууууууу!!!.. - солидно наддали турбины. «Девяносто третий» начал разбег.

ВРИО командира и начштаба дивизиона Серёжа Кременчуцкий услышал, как за его спиной комбриг затянул: «Раз пошли на дело - я и Рабинович». На лицах вахты напряжение сменилось ухмылками. «Ай да Витя, ай да сукин сын!» - с восхищением подумал Серёжа, понимая, что ему у капраза ещё учиться и учиться...

Радиометрист в ритме попки-попугая непрерывно выдавал дистанцию до береговой черты:
- Тринадцать кабельтовых! Двенадцать кабельтовых! Одиннадцать!..

Ночь кончилась на десяти кабельтовых, в клочья разорванная огненными трассами.

Выстрелов за рёвом турбин никто не слышал. Но снопы трассеров, исчеркавшие всё пространство перед кораблём, на мостике видели все.
- Ааа! - закричал кто-то не сдержавшись.
- Ааааатставить! - раскатисто громыхнул Максимов. - Право руля!..
И МДК выскочил из-под огня.

Ушли мористее, доложились. Мол, так и так. С берега - шквальный обстрел, не пройти.

«ФКП - «девяносто третьему». Разрешаю использовать оружие на поражение. Балтин».

Вот так просто и по-будничному была получена лицензия на убийство.

«Зубр» пошёл на второй заход. Десять кабельтовых до берега. Снова вдарило!

- Лево двадцать.
МДК проворно рыскнул влево, а справа вода встала сплошной стеной всплесков.
Потом плеть очереди стеганула поперёк курса, но Кременчуцкий вовремя дал винтами реверс...

- БЧ-2, взять цели на сопровождение. - комбриг неожиданно для себя понял, что испытывает необычайный подъём. Ибо он, капитан первого ранга Витя Максимов, сейчас занимается тем, к чему его всей страной долго и старательно готовили. Серьёзной мужской работой, в которой нет места страху или суете. Иначе сдохнешь.

Дальше началось то, что позже Витя назовёт «цирком с шизиками».
- БЧ-2 - мостик! «Вымпел» не фиксирует цели на фоне берега!
- Что?!
- Сбой селекции целей!

Серёжа увёл корабль влево, пропуская справа новую гирлянду трассеров. И всё это на максимальной скорости, в рёве, шипении, бликах и прыжках. Под мостиком в твиндеке морпехов бросало из стороны в сторону, так, что аж зубы крошились.

- БЧ-2, передать наведение на выносной пульт.
- Есть.
Комбриг закусил губу. На выносном - оптический прицел, сейчас столь же полезный, как в бане лыжи...
- Мостик! Фиксирую работу РЛС наведения в диапазоне 1-1,5. Предполагаю, что по нам работают «Шилки».
- РЭП!!! - заорали Витя с Серёжей дуэтом.
Что-то фукнуло, дёрнуло, отстрелилось, вывесив в горящем небе облако аэрозоля и фольги. Помогло - новые трассы пошли выше корабля. В небе начался настоящий праздничный фейерверк - срабатывали самоликвидаторы фугасно-осколочных снарядов...

Мда, над море было жарко. Не холоднее было и на суше! Слегка обалдевший от внезапной канонады, «полста пятый» поспешно срулил обратно в мандарины. И уже оттуда принялся вдумчиво изучать обстановку. Она была весёлой. Абхазы в темноте приняли гул движков МДК за налёт вражеских штурмовиков. И в ответ расстарались от души, пуляя в сторону моря изо всего зенитного, что у них было.

Захлёбывались лаем счетверённые автоматы «Шилок». Сухо потрескивали буксируемые ЗУшки. Кто-то сдуру даже пальнул из ПЗРК. Жутко порадовались, когда «Зубр» задействовал РЭП: «Вах! Одного сбили!»

Но гул турбин с моря не смолкал. Тогда кто-то приказал выдвигать всю ПВОшную технику от Бабушеры на самый берег. Прямо на пляж, где деревья и дома уже не затеняли цели.

- Мостик, есть РЛС-наведение.
- БЧ-2! Я тебя люблю!.. - заорал не в силах сдержаться комбриг.
- Есть. - обалдело ответил артиллерист. Уточнил: - Приказания?..
- Мочи их, родной! Всем, что есть - МОЧИ!!!

И «Зубр» замочил. Второй же очередью «шинковок» снёс холмик с зениткой. А потом из корпуса МДК гидравлика выдавила две установки залпового огня и берегу поплохело окончательно.

...В мигающем свете лампочки было видно, как Эдуард Амвросиевич инстинктивно пытается закопаться в железный пол бронетраспортёра. Командир-спецназовец машинально отметил этот факт и тут же забыл, поглощённый докладом своего дозора.
Мама родная, абхазы убрались от аэродрома. Это был шанс. Два БТРа «полста пятого» с фырканьем покинули укрытие и устремились к Бабушере.

...Огонь был везде: в море, в небе и на земле. Посреди этого иссечённого металлом пространства зигзагами летел каким-то чудом всё ещё целый «Зубр». И тоже извергал огонь. А посреди мостика «Зубра» мотался в кресле комбриг. И когда не командовал, то извергал мат. Просто феерия. Поэма страсти!

Потом был удар. 23-мм снаряд «Шилки» просверлил левый борт под маршевыми пропеллерами, попутно сделал приличную дырку в маслопроводе. Сумасшедшим и храбрецам везёт. Снаряд! Не! Взорвался!

Видимо, это был не осколочно-фугасный, а бронебойный БЗТ. Тот не имеет взрывчатого вещества, а содержит лишь зажигательное. Для трассирования. Так что снаряд вжикнул наискось сквозь борт и маслопровод, вскрыл транец и был таков.

Всё ж таки неприятность была крупная...
- Падает давление в маслопроводе.
- Мех, держать обороты! - скорость сейчас была жизнью.
- Масло, сука... Рискуем потерять турбину.
- Хуй с ней! Хуй! Оборооооты!..
Пора было уносить ноги.

Попытка связаться с «полсотни пятым» провалилась - от собственной пальбы и вибрации вышел из строя приёмопередатчик УКВ...

«Девяносто третий» - ФКП. «Шилки» расстреливают в упор. Подошёл к берегу на 3 кабельтова. Сплошная завеса огня. Повреждён маслопровод. Нет связи с «полсотни
пятым». Отхожу назад».

Отходили, как кадриль танцевали. Кременчуцкий бросал «Зубра» влево-вправо с таким критическим креном, что увидь это создатели корабля - поголовно бы стали заиками. Это же не нормальное судно с килем, это же «подушка». Коснись она на 60 узлах одним бортом воды - так вокруг собственной оси закрутит, что мама не горюй! «Шинковки» в последний раз сказали «фррррр» и замерли, продолжая отслеживать берег дымящимися стволами. БЧ-2 доложил, что расстрелял всё. До железки.
- Дробь! - для порядка скомандовал Максимов. - Что в корме?
В корме на всём скаку корабля мотористы латали маслопровод. Руки скользили - шопиздец, фонарики зажаты в зубах, все слова - жестами и вытаращенными глазами, прямо над головой в кольцевых насадках надсаживались пропеллеры...
- Нормально, - ответил мостику мех. - Работаем.

Минута - это много. Это бесконечно много, когда ждёшь, что вот-вот... Через минуту они вылетели из зоны огня. Сбросили обороты. Из твиндека на мостик выполз полковник Корнеев. На четвереньках. В какой-то слизи поверх камуфляжа.
- Маслом залило? - участливо спросил комбриг.
- За... Заблевал!.. С вами покатаешься - все ки... Кишки на палубу выплюнешь.
- Бывает. - прохрипел Витя, понимая, что за время боя сорвал глотку: - Полковник, ты как насчёт чая?
Корнеева вывернуло.

...Смотреть сейчас на Балтина было страшно. Красный как рак. С налитыми кровью глазами и выехавшей вперёд нижней челюстью, он стоял, упёршись костяшками пальцев в стол. И орал на начальника связи:
- Где?!
- Ну, товарищ командующий...
- Где связь с «полста пятым», я тебя, мудака, спрашиваю?!
- Подняли ретранслятор, сейчас установим...
- Пять минут даю! Пять! Потом вот этими самыми руками выебу!..

Срочно взлетевший самолёт-ретранслятор принял сигнал «полсотни пятого». Адмирал сдёрнул с шеи галстук, с треском пуговиц рванул ворот рубашки:
- Загоните же меня в гроб, черти. Фух! Точно. Вот так и загоните!.. - и облегчённо добавил: - Будете кантовать мою тушку в морг и хвастаться: «Ура. Мы пидораса Балтина уконтропупили!»

«Полста пятый» докладывал, что ввиду приключившейся на берегу катавасии, начал работать по второму варианту. Выдвинулся на аэродром Бабушера и через минуту взлетает... Взлетел... На сверхмалой высоте уходит... Ушёл.

С «девяносто третьего» подтвердили - одиночная воздушная цель, поднявшаяся с Бабушеры, ушла.

«ФКП - «девяносто третьему». Матёро сработано. Следуйте в Новороссийск».

«Матёро» у комфлота было высшей похвалой. И крайне редкой. Боевая задача была выполнена. А они были живы. Все!

Витя откинулся на спинку кресла и улыбнулся. И держал на лице эту окаменевшую наркоманскую улыбку до самого Новороссийска. В который, кстати, их пустили только следующей ночью. Чтобы не пугать мирных граждан видом закопченного МДК.

Эпилог.
На чём наши спецы вывозили Шеварднадзе слухи путаются до сих пор. Кто-то говорит о Як-40, кто-то об МЧСовском вертолёте.

Неисповедимы судьбы корабельные! «Девяносто третий» в ходе последующего раздела Черноморского флота будет передан Украине, где получит наименование "Горловка" (бортовой - U423).

В 2000 году укры, ссылаясь на то, что содержать такую посудину им не по карману, продадут отстаивавшуюся в Феодосии «Горловку» Греции...

Но это всё будет потом, а пока на дворе был всё ещё 1993 год. Вытащенный русскими за уши из ловушки, Эдуард Амвросиевич быстро оклемался. И уже через несколько дней снова начал со страшной силой клеймить Москву, укоряя её в имперских замашках. Услышав это, адмирал Балтин только развёл руками.
Случившийся рядом Романенко сказал, что Шеварднадзе политик, и это его оправдывает. Адмирал скептически окинул взглядом генерал-майора:
- Вова, ты всерьёз считаешь, что если пидор публично ведёт себя как пидор, это пидора оправдывает?..

Ну, а что же Максимов с Кременчуцким? В конце осени того же 93-го они сидели в Донузлаве и пили «шило». Время от времени комбриг брал недавно вручённую ему награду и начинал ржать:
- Серёга, это ж надо!.. Сколько мы тогда из «шинковок» выдали?
- Три тысячи снарядов, товарищ капитан первого ранга.
- Ебааать меняя конёёёём! Три тыщи, не считая НУРсов!.. Это ж надо было додуматься, после такого въебошить нам цацку с формулировкой «За участие в гуманитарной акции»?! ВОТ БЛЯДИ!!!..
(С)
http://u-96.livejournal.com

Волжский откос

Это было счастливое и славное время... Совсем недавно. В прошлом веке. Мы были молоды и беззаботны, и нас еще не покинуло пьянящее чувство восторга при взгляде на восход солнца над морем. Мы еще грезили романтикой, и втихаря между сессиями заказывая в многочисленных севастопольских мастерских мицы и примеряя на рукава вожделенные курсовки с четырьмя уголками, и в глубине души уже были офицерами, покоряющими и глубины и весь мир. В газетных киосках еще было можно найти значки с олимпийским мишкой, но в магазинах уже не было водки и вина, убранного целомудренным Горбачевым, и даже за пивом выстраивались очереди, поражающие воображение. Колбаса тоже была деликатесом, но жизнь не казалась от этого серой и неинтересной. Мы еще умели любить... И не старались измерять любовь шириной кармана...
Заканчивался май, и уже через неделю мы, курсанты третьего курса, должны были погрузиться по вагонам и отправиться на свою первую береговую заводскую практику в могучий волжский городище Горький. Нас пьянило ощущение того, что мы уже почти офицеры, что завтра наденем фуражки и превратимся в полноценных старшекурсников, и что на улице самое жаркое лето в жизни. Что мы веселы, что сессия сдана, и что после практики нас ждет месяц упоительного отпуска, наполненного жаром солнца, улыбками девушек и вкусом терпкого крымского вина.
В поезд грузились, как и положено настоящим военным, в поле и вечером. А проще говоря, не на центральном вокзале славного Севастополя, а на пригородной станции «Мекензиевы горы». Провожающих все равно набралось с сотни две. Мамы, папы, друзья, а в большинстве своем подруги... Как и положено издавна на Руси, что отъезжающие что провожающие незаметно от командования надрались до состояния соловьиного свиста, и провожающее нас начальство облегченно вздохнуло, когда всеобщими усилиями нас запихнули по вагонам и поезд наконец тронулся. В поезде мы с величайшей радостью выяснили, что все проводники в составе, кроме бригадира, такие же как и мы студенты в летнем стройотряде!!! Естественно, не военные, и главное, не студенты, а студентки!!! Студентки третьего курса Горьковского педагогического института. Наши поредевшие командиры не смогли остановить экспансию бодрых и веселых гардемаринов по всему поезду, и вскоре в каждом вагоне в купе проводников наблюдалось оживление, веселье, а кое-где уже и вздохи и поцелуи. Короче говоря, нашими усилиями поезд лихорадило до утра, вагоны на остановках отпирать было некому, а на утро большая часть наших педагогических проводниц щеголяло в тельняшках на голое тело...
По прибытии в Горький начальство, немного поседевшее за полутора суток железнодорожного похода, приняло волевое решение, характерное для любой военной организации. Если никто не будет купаться, не будет и утопленников. Попросту, запуганные нашим весельем отцы-командиры, решили на месяц практики в славном Горьком лишить нас увольнений. Не пускать в город и точка. Ну, может, организовать пару экскурсий по историческим местам.... за ручку, но не более того. Вообще-то их было можно понять... если бы мы были повзрослее. Три старших офицера во главе сотни бравых сорвиголов, вырвавшихся из под стального пресса севастопольской комендантской службы, после тяжкой сессии, и в предвкушении долгожданного отпуска в городе на Волге, где было мало военных и много пива и вина в магазинах, несмотря на введение «сухого» горбачевского закона... Такой гремучий сплав мог взорвать любую карьеру... И нас заперли в четырех стенах бригады ремонтирующихся кораблей...
Но сладкая жизнь руководителей практики продолжалась недолго. Не больше недели. В первый же день вся рота ввязалась в жесточайшее противостояние с начальником штаба бригады. Этот каперанг был занимательнейшей личностью с огромным комплексом обиженного Наполеона и замашками унтера Пришибеева. При нашем первом следовании на завтрак строй, ведомый мной, был им остановлен, после чего каперанг довел до всех присутствующих, что такого безобразия, как наш строй, он в своей жизни не встречал, и что то, что мы уже четверокурсники, ему до одного известного всем места, и не зря правительство Италии лично из-за него два раза давало ноту Советскому правительству, и что в конце-концов нам придется маршировать на завтрак, обед и ужин, задирая ногу и чеканя шаг, и главное, с бодрой флотской песней на устах. Позже выяснилось, что в бытность командиром дизелюхи, он два раза добросовестно сажал свой «пароход» на камни чуть ли не на входе в гавань Неаполя, причем храбро держа оборону от итальянских морских пограничников стрелковым оружием. Если первый такой кульбит командование ему простило, то после второго решило, что мир с Италией дороже, и отправило храброго командира в почетную ссылку в Горький, командовать псевдобригадой подводных лодок в центре России. Отлучение от плавсостава не прошло у каперанга бесследно, бездействие ему претило, и мозги его замутило на почве строевой выправки окружающих его военнослужащих. А тут мы... Началась война. Мы дружно шли в ногу на приемы пищи, шелестя каблуками по асфальту, и по команде запевали либо «Пусть бегут неуклюже...», либо «...Пора-пора порадуемся...». Каперанга взводило, он нас останавливал, мне как старшине роты объявлял несколько суток ареста и заворачивал на очередное прохождение. Потом прибегали наши командармы и включались в нашу обработку, после чего мы попадали на прием пищи через минут тридцать, при дороге от казармы до столовой не более 200 метров. Мы не сдавались, начальник штаба тоже...
Потом капитан 2 ранга Сярбинов, наш руководитель практики, лоб в лоб столкнулся на сормовском рынке с пятью нашими бойцами, блаженно попивающими пиво, причем в гражданской форме одежды! Дезертиры были с позором сопровождены в казарму, гражданка была изъята, но начальники призадумались. Общее количество арестованных начштаба приближалось к сорока человекам, кадеты все более массово и массово выпрыгивали по вечерам через забор в самоход и плевали на проверки, а об них, старших офицеров, каждый вечер на докладе в бригаде комбриг, контр-адмирал, вытирал ноги... Решение пришло само собой. На следующий день в 18.00 Сярбинов построил всю роту, и официально раздав увольнительные билеты, выпустил за ворота бригады всех желающих до 24.00, как и водилось в училище. В итоге на переходе на ужин глазам начштаба, приготовившегося к вечернему изнасилованию курсантов, предстал строй, ведомый дежурным по роте и состоявший из шести человек. Ни попеть, ни шаг почеканить... Начштаба крепко обиделся и больше нас не контролировал. Замечания прекратились и настало золотое время... как нам, так и начальникам...
В ту субботу мы устроили чемпионат роты по скоростному выпиванию кружки пива в тогда знаменитом пивном баре «Скоба» недалеко от речного вокзала. Соревновались весело, шумно, да и чего ждать от пяти десятков гардемаринов, еле вместившихся в довольно небольшом баре. Соревновались на выбывание, поэтому вышедшим в очередной круг предстояло пить еще и еще... В итоге пивбар мы покинули в прекрасном настроении, слегка пошатываясь, и с напряженными мочевыми пузырями. Дальше компания разделилась, и я вместе с пятью или шестью ребятами решили завалиться на дискотеку речного вокзала, где работал фруктовый бар, в котором можно было запросто купить бутылочку «Пепси-Колы» за одну цену с портвейном, а за другую с и с коньяком. Оккупировав столик в углу и заставив его всевозможными бутылочками с «соками и прохладительными напитками», мы уютно расположились и начали обозревать окружающих.
Тогда я впервые увидел ее. Она сидела аккурат напротив нас через столик. На первый взгляд ей было не больше восемнадцати лет, и она была ослепительно хороша. Из меня даже хмель вылетел, как не бывало. Длинные, по пояс, распущенные волосы, чуть кругловатое и милое лицо, заразительный смех и чудная восхитительная улыбка. Большие, чистые и очень красивые глаза. Мини-юбки тогда были не в моде, но она, словно презирая моду, была именно в ней, и ее стройные и в хорошем смысле слова породисты ноги просто приковывали взгляд. Под обтягивающей футболкой вырисовывалась небольшая, но красивая грудь. Наверное, я выглядел до такой степени глупо и идиотски, что эта русалка обратила на меня внимание и несколько раз улыбнулась мне, на мой взгляд, небезнадежно...
Она сидела со спутником, который одной рукой обнимал ее, а другой перебирал ее волосы. Парень примерно наших лет, неплохо по тем временам одетый и с хорошо откормленной мордашкой. Про таких сразу можно сказать, что родители его любят до такой степени, что самому ему ни о чем думать не надо, а тем паче напрягаться по жизни даже не приходится. У таких мальчиков на лице всегда немного обиженное выражение и опущенные вниз уголки губ, как будто все вокруг них лишь мешают жить и создают только лишнюю суету и шум. Парень поймал взгляд своей спутницы и тоже взглянул на нас... Лучше бы он этого не делал. Он смотрел на нас, на будущих офицеров-подводников, как на пустое место, и в его взгляде читалось нескрываемое и безразличное презрение. Тогда мы еще не знали таких взглядов...
При первом же медленном танце я бросил фуражку на стол, и одернув фланку, направился к их столику.
- Разрешите вас пригласить?
Парень вальяжно повернул голову, и не убирая руки с плеча прекрасной незнакомки, лениво пробурчал:
- Девушка не танцует...
Я отступать не собирался.
- Мне кажется, я не к вам обращаюсь. Я хотел бы услышать ответ вашей спутницы...
Парень посмотрел на меня еще раз, и в его глазах появилось что-то напоминающее интерес к жизни.
- Послушай, моряк, свободен ты, она не т....
Договорить он не успел. Девушка резко встала, сбросив руку парня со своего плеча.
- Гриша, я, кажется, еще не твоя собственность. Мамой своей командуй. Пойдем, курсант, потанцуем...
И она, схватив меня за руку, потащила в толпу пляшущих. Там мы и познакомились. Ее звали Даша. Она была студенткой экономического факультета государственного университета. А парень... парень был ее мужчиной, хотя по ее словам порядком поднадоел ей своим занудством. Дальше все было как во сне... Мы танцевали, говорили, снова танцевали и снова говорили. Она пересела за наш столик, и вместе с нами потягивая «Псевдо-Колу», хохотала над шутками завзятого юмориста Гвоздева, танцевала в нашем кругу, и казалось, совсем забыла про своего кавалера. Тот еще с полчаса угрюмо сидел за своим столиком, несколько раз окликал ее, а потом, демонстративно шлепнув ладонью по столу, испарился в неизвестном направлении.
Мы веселились еще часа два. Потом Даша нагнулась и прошептала мне на ухо:
- Пашенька, давай сбежим куда-нибудь от всех?
Мне и самому хотелось чего-нибудь подобного.
- Веди меня, мой талисман. Пошли!
Даша встала, оглядела весь наш столик, заметно увеличивший свои ряды за счет девушек, собранных нашими орлами.
- Моряки! Ваш боевой товарищ Паша идет меня провожать! Попрощайтесь...
И обойдя весь стол, чмокнула каждого нашего в щеку.
- Пошли...
И сунув свою ладонь мне в руку, потащила к выходу.
На улице уже стемнело. Это был как раз такой теплый и ласковый летний вечер, когда хочется гулять до утра, петь песни и радоваться жизни во всех ее проявлениях. Я плохо знал город, а ночью и подавно. Мы еще где-то долго бродили по каким-то улицам и аллеям, ели шашлыки, целовались на скамейках. Помню памятник Чкалову, нависающий над безумной красоты видом Волги. Я совсем забыл, что мне к нулям в казарму, что я курсант, а не вольный студент. Я забыл обо всем. Мне было чертовски здорово с этой бесшабашно веселой и сумасбродной девчонкой.
Было уже совсем поздно, когда Даша вдруг сказала:
- Все. В Сормово ни ты ни я сегодня уже не попадем. А на такси у меня денег нет.
- У меня тоже. Все прогуляли. А пешком?
Даша рассмеялась.
- Ноги сотрем, мореплаватель... Пошли, есть идея.
Шли совсем недолго. Свернув в какой-то двор, мы подошли к высокому зданию.
- Покури здесь немного, я быстро. Не скучай.
Даша чмокнула меня в щеку и убежала за угол. Я закурил и огляделся. В здании кое-где горел свет, но подъездов было не видно. Лишь только пара дверей, и явно не парадного типа. Вот из одной из этих дверей и появилась Даша с двумя огромными яблоками в руках.
- На, жуй. Витамины. Очень полезно. Пошли...
Мы зашли. После нескольких шагов я понял, что это гостиница. К этому времени я уже успел познать вкус путешествий, и запах провинциальных гостиниц распознавал сразу.
- Идем. Это гостиница «Россия». У меня тут двоюродная сестра администратором работает. Свободный номер мне на ночь одолжила... по-родственному.
Мне стало немного не по себе.
- Даш, ты-то понятно, а я под каким соусом с тобой в одном номере окажусь?
Даша тихонько прыснула от смеха.
- Смешной ты... Да я Наташке сказала, что с Гришкой пришла. Она его не очень любит, поэтому в гости к нам не придет. А утром как чекисты тайными тропами уйдем. Вот и все. Пошли-пошли....
Я до сих пор помню этот номер. Номер 312. Небольшой одноместный номер на третьем этаже. Неширокая тахта, два кресла, старенький «Фотон» на тумбочке, скрипучий шкаф и старый черный телефон. И еще ванна. Когда мы зашли, Даша бросила свою кофточку на стул и сказала:
- Ну, ты давай, залазь в душ и ложись. А я пойду минут двадцать с Наткой почирикаю...
И ушла. Я разделся. Что будет дальше, я даже представить себе не мог. Поплескался под струями душа. Покурил. Даша не шла. Я лег в постель и закрыл глаза. И почти сразу провалился в сон....
Не знаю, сколько я спал. Наверное, недолго. Неясный и негромкий звук заставил меня открыть глаза. В дверном проеме, освещенная светом прихожей, стояла обнаженная Даша. Она совсем не стеснялась своей наготы. Длинные, распущенные, стекающие по плечам чудесной формы волосы едва прикрывали небольшие полушария великолепной груди. Тонкая талия подчеркивала красоту прекрасных бедер и длинных точеных ног. Кожа блестела от капелек не вытертой воды. Она была так красива, что я не мог не вымолвить ни слова.
- Уснул, Пашенька? Не злись милый, я заболталась...
Она подошла к кровати. Грациозно и плавно, как змея опустилась рядом со мной. Опустила ладонь мне на голову.
- Люблю пушистые волосы... Они такие мягкие... Поцелуй меня, Пашенька...
У меня больше никогда не было такой ночи, как тогда. Никогда и ни с кем. Даша была страстной и покорной. Она была скромной и ненасытной. Она была нежной и неистовой. Она была женщиной с большой буквы. Не знаю, откуда это было в ней в неполных 20 лет, но она была искренна и непосредственна. Она целовала как будто в последний раз, пытаясь губами досказать несказанное...
В эту ночь мы любили друг друга... Мы то сплетались в обьятьях, то откидывались на подушки, переводя дыхание...Мы говорили обо всем.... О жизни, о любви. О наших чувствах, и о наших мечтах... Мы шутили и смеялись друг над другом... За эту короткую летнюю ночь мы прожили огромную жизнь. Лишь только под утром мы ненадолго провалились в забытье, и Даша, свернувшись как маленький и пушистый котенок, задремала на моем плече. А я так и не уснул. Я лежал с открытыми глазами, и перебирая ее восхитительные волосы, думал о том, что, кажется, совершенно случайно, в незнакомом городе, нашел ту, которую многие ищут всю жизнь...
Через час в номер позвонила Дашина сестра. Было уже раннее утро, начинали ходить автобусы, и нам было пора освобождать наш ночной приют. Мы ушли из гостиницы тем же путем, через служебный выход во дворе. При свете утра оказалось, что гостиница расположена почти в самом центре, в пяти минутах ходьбы от нижегородского кремля. Людей на улицах было еще очень мало, и в автобусе на Сормово мы были чуть ли не единственными пассажирами. Даша была молчалива, и только прижимаясь к моему плечу, изредка касалась моего уха губами. Когда мы вышли на остановке в Сормово, я набрался смелости и спросил:
- Дашенька, дай мне телефон или адрес. Пожалуйста... Я напишу тебе. Мы обязательно должны встретиться еще. Ты...
Она откинула волосы назад. Посмотрела мне в глаза и грустно улыбнулась.
- Не надо, Пашечка... Зачем? Ты уедешь, а я останусь. Ну, попереписываемся... И что? Ты очень хороший, ты надежный, женщина должна мечтать о таком, но это не по мне - ждать мужа из моря месяцами. Я хочу все и сразу, и я думаю, что я достойна этого.
Я не знал, что сказать.
- А Гриша? Что он скажет тебе после вчерашнего?
Даша положила мне руки на плечи.
- Не думай об этом. Гришка меня любит и все простит. Он хороший и добрый, только слабохарактерный какой-то...
Мне стало как-то не по себе. Я чувствовал, что она говорит не то, не то, что думает где-то в глубине души.
- Даш, так нельзя...
Она вздохнула.
- Можно, милый мой Пашечка, можно... Я не хочу строить жизнь как из кирпичиков, день за днем. Жизнь пройдет, и не заметишь. А я, может, больше других имею право на счастье. Мир хочу увидеть, в столице жить. Надоело мне донашивать будущее за других. Иди, мой милый... иди... тебя, наверное, и так давно ищут. Влетит...
Она на мгновенье приникла к моей груди, потом резко отстранилась.
- До свидания, Пашечка. А точнее, прощай. Знаешь, я не люблю целоваться на прощанье...
И обняв меня, крепко поцеловала в губы. Не знаю, может, мне показалось, а может, и правда, но глаза ее были полны слез. Потом она отвернулась и быстро пошла через дорогу. Я стоял и смотрел ей вслед. Я смотрел, пока она не скрылась из вида. Потом я долго мучал себя тем, что не побежал тогда за ней, не остановил, не увез с собой, не поднял на руки и не унес, куда глаза глядят. Но тогда я не мог заставить себя двинуться с места.
В казарму я влез ровно за час до воскресного подъема. К моему изумлению никто из командиров мое отсутствие не заметил, что даже немного обижало. Старшина роты пропал на всю ночь, а они хоть бы хны. Да по большому счету и роты-то не было. Потом со слов очевидцев выяснилось, что начштаба бригады в знак примирения, а может, просто с горя устроил с нашими офицерами грандиозную попойку в бригадной бане, где они всем своим офицерским собранием и отошли ко сну. По такому случаю в казарме ночевало от силы человек десять, и пока я умывался, в казарму из всех окон гроздьями падала вся остальная рота.
Все оставшиеся увольнения я проводил в Сормово, безуспешно ища среди всех прохожих Дашу. Но увы, второй встречи с ней судьба мне не подарила. Через две недели мы уехали из Горького. Постепенно с течением времени как всегда и бывает, образ Даши постепенно принимал все более размывчатые черты, но я никогда не вспоминал эту ночь как мимолетный роман. Для меня она оставалось скорее потерянным прекрасным видением, которое я не смог удержать...
Без малого через двадцать лет я снова ехал в Горький. Теперь он назывался Нижним Новгородом, не было страны, в которой мы выросли, за моей спиной осталась флотская служба, автономки, увольнение в запас, новая работа. Я ехал в командировку, а попутно к женщине, хотя был женат и довольно счастлив в семейной жизни. Были последние числа апреля, на дворе стояла чудная солнечная погода. Поезд приходил рано утром, часов в шесть, и привокзальная площадь была еще совсем пуста. Я сел в такси, и попросил водителя отвезти меня в какую-нибудь гостиницу, но только в центре. Он предложил «Волжский откос». Мне это название ничего не говорило, и я согласился. Гостиница оказалась старым зданием в стиле сталинский ампир в двух шагах от все того же памятника Чкалова и с шикарным видом на волжский плес. Приехал я на один день и довольно быстро договорился с сонным администратором об одноместном номере. Заполнил анкету, получил ключ. Номер 312. Поднялся на третий этаж. В коридорах гостиницы еще были видны следы былой советской роскоши, но общее впечатления было удручающим. Облупившиеся стены, давно не чищенный паркет, выцветшие занавески. Открыл номер. Вошел. И тут меня как током ударило. Номер 312. Тот самый. И гостиница та же самая, только тогда было темно, и входили мы с служебного входа. Шагнул в комнату. Ничего не изменилось. Разве только вместо «Фотона» стоял такой-же старенький «Funai», и телефон стал поновее. И еще вместо ванной была современная душевая за пластиковой загородкой. Нахлынули воспоминания...
Прошлое прошлым, а кушать хочется всегда. Со вчерашнего вечера у меня во рту не было ничего, кроме шоколада и конька, выпитого с соседом по купе. Отогнав воспоминания, я привел себя в порядок и двинул на поиск обязательного для таких отелей буфета. Его я обнаружил на этаж выше. Буфет только открылся, и по причине столь раннего часа в нем никого не было.
За прилавком никого не было. Но уже пахло чем-то вкусным.
- Доброе утро! Живые кто есть?
- Есть, есть... Сейчас, минуточку!
Каюсь, я не приглядывался к буфетчице, вышедшей ко мне. Большую часть моего внимания занимала стойка с напитками.
- Здравствуйте! Накормите скитальца? Только приехал, все закрыто, а в желудке... пусто как в барабане. Буду чертовски признателен!
Буфетчица молчала.
- Так чем угостите?
- Здравствуй, Пашенька...
Я поднял глаза. Голос был какой-то призрачно знакомый. Передо мной стояла женщина средних лет со следами еще не стертой годами красоты, но морщины уже незаметно подкрадывались к уголкам глаз, а естественный цвет губ был затерт поколениями помад.
- Не узнаешь, милый? А я вот тебя сразу узнала, когда в номер оформляла... Как увидела, так и узнала. А уж как имя прочитала, никаких сомнений не осталось...
Я не мог поверить происходящему. Просто не мог. Это все попахивало если не мистикой, то уж явно чем-то нереальным.
- Даша... Дашенька? Господи, ты ли это?
Она улыбнулась, и тогда увидев ее улыбку, я вдруг понял, что это не сон. Это Даша! Та самая Дашенька, которая много лет снилась мне в самые трудные минуты, та, которую я вспоминал как несбывшуюся мечту, та, которую я берег в своем сердце незапятнанной и чистой сказкой молодости.
- Да, это я. Узнал-таки... А я здесь, в «Волжском откосе» администратором работаю. Уже семь лет. Я тебя специально в этот номер прописала... Думала, может, вспомнишь...
- Я вспомнил. Я тебя сразу вспомнил...
Даша вдруг встрепенулась.
- Ты садись. Я себе тут завтрак готовила, пока девочки продукты готовят, так вместе и позавтракаем. Баклажаны любишь?
Она сходила в подсобку и вернулась с подносом. Аккуратно разложила на столике тарелки, вилки с ножами. Поставила кастрюльку с тушеными баклажанами.
- Может, выпьем по рюмочке?
Я кивнул.
- Только напиток выберу я.
В буфете оказался вполне достойный армянский коньяк. Даша принесла две рюмки, а я положил деньги на прилавок. Мы молча сели друг напротив друга. Я открыл бутылку и наполнил бокалы.
- За встречу! Не чокаясь.
Даша опрокинула рюмку и охнула.
- Я, наверное, так никогда и не привыкну к крепким напиткам. Сухое красное- вот это по мне...
Я снова наполнил рюмку. Но только свою.
- Тогда не пей. Лучше я один. Мне сейчас надо. А ты на работе все-таки... Дашенька, как ты жила все это время?
Даша оперлась щекой об руку.
- Не знаю... Два раза замужем была. Дочка есть, Иринка. Скоро одиннадцать будет.
- А сейчас как, одна?
- Да... Первый был хоть куда. Красивый, стервец... Москвич. Пожила я в первопрестольной. Все было. Получила... хм... все и сразу. Квартира, машины, деньги, шампанское, кабаки, компании. Сначала нравилось... Только семьи не было. Я ему как красивая куколка при себе нужна была. Сама-то, дура молодая, думала, замуж выйду, отдам себя всю мужу, и все будет хорошо... Отдала все, а он начал потихоньку руку на меня поднимать... Как выкидыш произошел, я и ушла. Три года терпела... Налей-ка, Пашечка, мне тоже...
Я снова разлил. Выпили.
- А вторым Гриша стал. Помнишь его... Он тогда после тебя месяца три зубами скрипел, но все равно ко мне пришел. Бросила я его тогда через полгода. Гнусил, гнусил, всех мне припоминал, а жениться не хотел. А как бросила, так бегать стал с обручальными кольцами, давай, давай... Маменькин сынок, все думал, что шевелиться не надо, все само придет или родители на блюдечке принесут. Когда я с первым-то развелась, у меня уже квартирка в Москве была. А тут Гришка. Он поумнел, работать стал, зарабатывать. Не женился все это время. Приехал, встал на колени, говорит, люблю. И что-то меня так растрогало, что я согласилась сразу. Москвой я уже по горло сыта была, да и первый муженек и его дружки не особо хорошую славу обо мне пустили... Пашенька, я ему не изменяла, ни с кем, и в мыслях не было... веришь? Продала я свою двушку и вернулась в родной город. Купили хорошую трехкомнатную, цены-то не московские... Стали жить. Неплохо поначалу. Потом Иринка родилась... А потом его на старое прошибло. Изменяешь ты мне, следить начал, телефон подслушивать, а мне кроме спокойной жизни, дочки и его дурака ничего не надо было. Я о других мужчинах и не думала, хотя и знала, что многим нравлюсь... Да и не любила я его по-настоящему... А потом он сам ушел. К молодой. Все оставил и ушел. Я тогда почему-то тебя первый раз вспомнила... Единственный мужчина, с которым не закончилось пошло и грязно...
Она рассказывал, а я опрокидывал рюмку за рюмкой. Потом рассказывал я, и мы пили вместе. В буфете постепенно собирались постояльцы, но мы не обращали ни на кого внимания. Мы снова были вдвоем, и нам был никто не нужен. Мы вместе плакали, и вместе смеялись... Так прошло четыре часа. Потом Даша посмотрела на часы.
- Пора, Пашуля... Ты ведь не ко мне приехал. Да и меня Иришка заждалась, наверное...
Она достала из сумочки косметичку. Привела раскрасневшее от слез и конька лицо в порядок.
- До свидания, Пашенька... Может, и свидимся еще. Спасибо тебе за то, что ты был в моей жизни, пусть даже всего одну ночь. И еще... Знаешь, я не люблю целоваться на прощанье...
Наклонилась и крепко поцеловала меня в губы. И ушла.
Все-таки жизнь очень странная и интересная штука. Женщину, к которой я приехал, тоже звали Даша. Она была молода и красива. Она была очень похожа на ту мою курсантскую Дашу из прошлых лет. И она тоже то ли волей судьбы, то ли волей случая пришла ко мне в номер 312 бывшей гостиницы «Россия», ныне гостиницы «Волжский откос». Пришла через 19 лет после той... Наверное, в жизни каждой женщины и каждого мужчины есть свой «Волжский откос»...

Размышления о воровстве и христианстве.

«Перемещение материальных ценностей
внутри гарнизона воровством не является!»
(капитан 1 ранга Шалов А.И. Зам.командира РПК СН по политчасти)

У нас воруют все. Не все это признают. А многие просто не понимают. Ну, унес ты после корабельного аврала по погрузке продовольствия пару банок с тушенкой домой. Ну и что? Страна не обеднела. И ты себя вором не считаешь. А назовут - оскорбишься не на шутку. И совершенно правильно сделаешь. Ибо суворовский принцип - делай как я, на этот случай очень актуален. Потому что больше всего и всегда воруют начальники. Конечно, за эти слова можно элементарно получить иск в суд за необоснованное оскорбление личного достоинства, а то и просто в репу руководящим кулаком, спору нет. Но... Давайте по порядку. И сверху. С больших звезд на эполетах. А потом уж и до нас, грешных, доберемся... А то как-то неправильно получится, мол, рыба гните с головы, но чистить мы ее будем все равно с хвоста...
Обыкновенный контр-адмирал в «арбатской флотилии» - так, один из множества московских штабных приживал, может на службу и в метро поездить, чай, не боярин. Может и квартирку пару лет подождать, не один такой. Москва ведь. Понимать надо. А он не местный. Не исконно арбатский, если с лейтенантских погон по московским коридорам не шуршал. А вот адмирал на действующем флоте - царь и бог. Барин, одним словом. Неземное существо. Практически святой. А святые не воруют! Он вдохновляют! Ну разве назовешь воровством, к примеру, посылку служебной машины за супругой-адмиральшей в аэропорт? За семьдесят километров. Туда - обратно. Пожечь казенный бензин. Это не воровство. Это призыв к укреплению семьи. Береги и заботься о семейном очаге. Вот так! Флотский адмирал в море ходит. Часто. Но практически всегда голодный. Не кормят его. Не поят. Согласно документов. Он чахнет и сохнет на борту подводного крейсера, он страдает от голода, но самоотверженно продолжает обнимать командирское кресло в центральном посту, периодически впадая в голодные обмороки и выпуская на палубу из обессиливших рук потрепанный детектив. А все почему? Ну зачем товарищу адмиралу нести свой продаттестат на пять-десять дней на корабль? Не барское это дело! Да и пайковые на берегу идут и идут. Денежки. Живые. А на корабле - сто сорок человек. Плюс адмирал с двумя-тремя «пассажирами». Чему нас учит в этом случае адмиральская святость? Да ведь одному из главных христианских заповедей! Делись! Делись с ближним твоим! И ведь делятся! От каждого по ложке - адмиралу со свитой котелок! Заказной, да и с меню вдобавок. Ведь адмирал еще и барин. Он хотя и питается по нормам довольствия, мало отличающимся от обыкновенного офицера, но кушать очень любит посытнее и получше. Всему экипажу перловочки с китайской тушенкой, адмирал картошечку жареную с отбивными уминает. Причем, на глазах у всех офицеров в кают-компании. Всем рагу из куриных горлышек, а товарищу адмиралу через весь корабль вестовой тащит в каюту пару цыплят в табаке. Отобедать. И еще обязательно, чтобы в холодильнике у барина всегда лежало что-то съестное. Побольше. Бутербродики всякие. Вдруг заурчит в святом адмиральском желудке. Вдруг слюна накатит. Раз в холодильник, а там все на месте... И еще. Пришли с моря. Ошвартовались. Адмирал на пирс. А портфельчик его обязательно интендант наверх вынесет... Правильно! Не пустой! Уважай старших! Оказывай им внимание! В виде пары палочек сырокопченой колбаски, балычка, язычка, икорки. Вдруг у адмиральши на берегу финансы истекли? Вдруг золотопогонная семья голодает? А кормилец тут как тут! Какое же тут воровство? Сплошное христианство. Совести ради, надо сказать, что не все адмиралы такие, не все... Но по нашим нынешним внезаконным временам большинство.
Это же все мелочи, понимать надо. Это же не сухопутные лампасники, которые силами вверенных полков и дивизий себе дачи строят жилой площадью на полгектара. В тундре не расстроишься. Конечно, можно себя и особо приближенных вставить в какую-нибудь государственную программу по расселению военнослужащих с Севера. Благо, кроме штабных об этой программе никто из обыкновенных моряков и не слышал, а если и ненароком прознал, то посчитал за полную фантастику. Ну кто поверит, что государство офицерам даже коттеджи строило? Никто. А зря. Строило. Адмиральству плюс штабу, плюс тылу, плюс... Короче, много плюсовых офицеров. Как раз из тех, кто море по больше части или из окна кабинета видел, или по телевизору. Так это же государство. Не украл же. Правда, попутно оформил квартирку восемнадцатилетней дочке в стольном граде Санкт-Петербурге как героине-подводнице. Так это же кровь родная. Возлюби ближнего своего! И возрадуйся! А то что мичмана-турбиниста с семьей, который служить начал, когда адмирал еще в кроватке писался, и тридцать с гаком автономок вытянул, пришлось из очереди вроде как убрать, так это жизнь. Мало ли как бывает. Не повезло. А адмиральской дочке повезло. Да воздастся каждому по заслугам... родительским.
Особенно честны наши флотоводцы в отношении денег. Ну не платят их уже третий месяц. Не платят. Выстроит тогда, бывало, командующий в мороз всю флотилию на плацу и начинает, словно революционный матрос шинель на груди рвать. Нет денег, ребята! Я за вас! Потерпите! Еще месячишко... А там, а там... Самолет за деньгами в Москву уже улетел! Скоро обратно прилетит! Да я сам уже три месяца ни копейки не получил... Бедствую... Дети плачут... Но я же терплю!!! И так адмирал разойдется, что слеза на глаза просто невольно накатывает. Наш же человек, флотский, в одном гарнизоне живем... И вроде как вериться ему. А флотоводец с трибуны сошел, в кабинет вернулся, вызвал своего мичмана-финансиста и говорит, мол, давай, дружище, мне зарплатку на полгодика вперед получим. На новую машину не хватает. Мичман руку к козырьку. Есть! И пошел... Пошуршал бумажками в своей каморке и родил приказ об уходе адмирала в полный отпуск то ли за этот год, то ли за следующий. Естественно, с полной выплатой. Потом еще один приказ. О досрочном возвращении из этого же отпуска. И еще один. Об очередном уходе. Отпуск у подводника большой. Месяца три. А деньги и все надбавки положено платить вперед. Три месяца, да еще три, вот и полгода. Главное - законно. А через неделю адмирал снова душу рвет перед народом. Я... Сам... Голодаю... Ни гроша... Но ведь не обманул. Ни гроша. Купил ведь новую машину. Все истратил. Вот и не осталось. И самое-то интересное, что под шумок пол штаба таким манером денежное содержание тоже себе оттяпало. Но, естественно, поскромнее... Погоны-то не такие расшитые. Только месяца на три вперед, ну, без наглости... А за ними и командиры кораблей потянулись... Ясное дело. Главное условие постоянной боевой готовности флота - сытость и обеспеченность командного состава. Румянится лицо у начальника - и подчиненный спокоен. Враг не пройдет!
А еще говорят, что продают высокие чины военную технику направо и налево. Вранье это все! А если и не вранье, то эти слухи исключительно про сухопутные войска. Это они ворье и разгильдяи в Германии целые городки бросали, Это они бессовестные злобному Дудайке в Чечне горы оружия подарили практически безвозмездно. Это они, предатели бессердечные, Севастополь сдали... Флот не продается! Он просто дарится. Подарили вот Индии наш первый авианосец «Киев». Старый, мол, корабль. Денег на ремонт нет и не будет. Лучше друзьям отдать. Деньги с Радж Капуров взяли мизер. На сигареты, если сравнить с мировыми ценами на металлолом. Ну и что, что на «Киеве» оставили антенну зенитную из чистого титана стоимостью с не один миллион? Долларов. Сам видел. Это случайность. Забыли. Запамятовали. И не ее одну... И не одного титана... А у нас в Сайда-губе целая флотилия стояла на консервации. Крейсера, ЭСКры, морские охотники, сторожевики, плавбазы. Много. Стояли, стояли - и пропали. Быстро так, за года полтора. А недавно смотрю телевизор, глядь, показывают, лежит крейсер «Мурманск» на камнях у берегов Норвегии. Как после битвы. Стволы орудийных башен в небо смотрят. Надстройки ржавые из воды выглядывают. Мертвое железо. Уже не наше. Дизельные лодки наши под кабаки в Германию и Голландию отдали. Так это же для людей. Общественное питание европейских стран поднимать.
Это по старой памяти советских времен наши лаперузы золотопогонные только жилищно-бытовые комиссии подчищали перед тем, как всяческий дефицит низшему составу подарить, да и то самую малость. В те былинные советские времена им на все хватало, все было, и тащить надобности не было. Да и сейчас по большому счету тащить надобности тоже нет. Но... жаба-то давит! Адмирал я, а мерседеса нет... И потащили... все что плохо лежит... да и то, что неплохо тоже потащили. А если вспомнить, как финслужбы флотов наших океанских в середине 90-х флотские деньги, а попросту зарплату по месяцу-другому через коммерческие банки гоняли, а на эти проценты немалые жили припеваючи, квартиры в столицах скупая... Много чего бывало-то...
Ну да бог с ними, с адмиралами, их не так много, воровали бы они одни, это было бы по-божески. Но от капитана 1 ранга до адмирала всего одна ступенька, и капразов на флоте гораздо больше. И они тоже хотят красиво жить. И пытаются по мере возможности это осуществлять, само-собой, с оглядкой на вышестоящих товарищей. Что есть капитан 1 ранга во флотилии подводных лодок? Это командир корабля - маленький господь бог в небольшом царстве с населением в полторы сотни душ. А что может такой маленький царь в отведенном ему царстве, да еще с усиленными возможностями в виде Уставов ВС? Может все. Кроме расстрела, который, кстати, тоже может совершить, правда, в крайних обстоятельствах и при крайней необходимости. Оставим в стороне боевую подготовку и прочую военную жизнедеятельность, про нее командиры, хочешь-не хочешь, не забудут. А вот повседневная жизнь... Ну, про «отпускные» деньги, личный продпаек в холодильнике и в портфеле и все описанное выше опустим.. Все то же самое, разве масштабом поскромнее. Но у командира есть личный резерв. Экипаж. Вот то, где развернуться можно!!! И разворачиваются ведь... сильно... некоторые.
В экипаже подводного крейсера около полутора сотен душ. Примерно около 40 офицеров, примерно столько же мичманов и остальные матросы. У каждого из них на Большой земле есть родственники, разные родственники, у кого сапожник, а у кого, к примеру, директор мебельной фабрики, или председатель колхоза. Это сейчас на срочную службу идут только те, у кого нет денег откупиться, или отдельные фанатики, а даже под закат Советской власти шли все, или практически все. На нашем корабле, к примеру, служил матрос Гафт. Известная фамилия. Племянник. И дядя его приезжал навестить во время гастролей на Кольском полуострове. И с командиром душевно говорил о разном. И потом, говорят, все время, будучи в Москве, находил невероятным образом дефицитные билеты на самые громкие спектакли «Современника». И это все же не самый показательный пример. Это просто пример повышения духовного и интеллектуального уровня командира корабля. А есть и посущественнее. Приходит, допустим, к командиру мичман Пупкин, и говорит: тащ командир... отпусти ради бога на недельку домой, под Ростов. Деньги платят нерегулярно, редко, скажем прямо, трех детишек и жену кормить надо, а я там, у брата в станице картошечки и овощей на зиму, мясца копченого и прочей снеди себе и семейству на зиму привезу. Все равно, тащ командир, сидим в казарме, корабль не держим... Сведет командир брови сурово, поиграет желваками, подумает. Вздохнет, махнет рукой и отвечает: езжай Пупкин, понимаю тебя, время ныне трудное, надо личный состав беречь и помогать ему пережить этот бардак, езжай. Беру на себя ответственность! А не сможешь ли, Пупкин, и мне прихватить... того же самого, и столько же? Я ж с тобой из одного котелка жую, из одного кошелька деньги получаю, в той же грязи валяюсь... Денег у меня сейчас нет... Ты езжай, а я потом расплачусь... наверное. Пупкин намек понимает и с утра стартует на своей колченогой "шестерке" через всю страну. А дома его родня, благо все свое, домашнее, на своих огородах выращенное, снабжает по полной, и несется через недельку Пупкин обратно с доверху забитым прицепом и салоном в родную базу, где его уже ждет командир, грудью все это время прикрывавший ушедшего на «боевое» задание мичмана. И все довольны. И Пупкин, которому теперь есть что положить в тарелки своим детям, и командир... все же «забывший» отдать денежки за полтонны груза. А сколько можно такого провернуть с теми офицерами и мичманами, у кого родня может что-то достать или очень дешево отдать: мебель, одежда, машины, путевки и прочее. Тут, конечно, деньги отдавать придется, но очень и очень небольшие. Родня ведь своих всегда помнит, любит и заботится, а потому «обиженным жизнью» служакам всегда готова помочь.
А есть варианты еще поинтереснее. На каждом корабле всегда есть «мертвые души». Всякие списанные, штабные и прочая накипь. Получают денежки они по-морскому, стоят на довольствии, и все прочие блага плавсостава имеют на бумаге в полном объеме. А вот реально-то все не так просто... Они ведь и в море «ходят»... Вот сидят в штабе пара мичманов и один списанный офицер, бумагами шуршат в строевой части. Они-то по уму понимают, что если надо, их в море вытащат, несмотря ни на что... А тут прибегает помощник командира и говорит: мы в море на контрольный выход, давайте-ка ваши продаттестаты, штаба много идет, их кормить надо... У ребяток выбор невелик. Не отдашь - можешь и сам в моря загреметь, или с командиром отношения испортить, а он, кстати, денежные ведомости подписывает, да и после размеренной штабной работы в моря ох как не хочется... Потом помощник, таким образом, еще пару-тройку не очень нужных в море матросов прикомандировывают... приказом по дивизии, берут у их помощников продаттестаты, а самих оставляют на берегу. И вот идет крейсер в море суток эдак на 20, а на борту «мертвых душ» человек 5-7, а это сколько продовольствия лишнего-то! Штаб все равно кормится за счет экипажа, а вот излишки эти, очень, скажем, немалые, потом куда идут? Правильно! В холодильник командира и в холодильник интенданта, а кое-что и на корабле остается... в виде НЗ. Поэтому и получается. Что очень часто на кораблях, самое доверенное лицо командира не старпом, не помощник командира, а именно интендант финансист. Один командира кормит и поит. Другой командира «финансирует» и «кредитует». А морское денежное довольствие, которое нарабатываются «мертвыми душами», как правило, им не дается. Они же в море не ходили. Но выписывается всегда, ведь согласно приказа они в море были. Потом получается финансистом, и... Дальнейшая судьба этих денег, надеюсь, ясна и без подробных объяснений.
Много чего могут командиры. Много чего могут рассказать об этом офицеры. В советское время, надо ему отдать должное, их даже и сажали за это. Редко, но сажали и адмиралов. Но, как правило, все же мусор из избы не выносился. Гаджиевцы, наверное, помнят командира «Ленинца» с его гаражом консервов и прочими радостями жизни. Так и остался пенсионером, правда, с определенными ущемлениями, но не в виде тюремного заключения. А сейчас никому и этого не надо... Время такое, хватай, пока не кончилось... Да бог с ними, командирами да адмиралами, они же не с пеленок начальники, они тоже из младшего офицерства вырастают...
А вот тема рядовых офицеров и мичманов тонкая и деликатная. Откинем тыловиков и штабных, которые рвут и будут рвать во все времена все, что под руки попадается. Служба у них такая, ничего не попишешь. А вот кем был плавсостав в 90 годы? Обиженные, униженные, разоренные, безденежные и брошенные государством люди. Мужчины, уходившие служить великому государству, оказались никому не нужны, кроме своих начальников. Да и начальники-то, в большинстве своем, пошли уже не те... Им же с высоты своих звезд гораздо лучше было видно, что катится флот в тартарары, и будет катиться до тех пор, пока кто-то на самом верху вдруг не осознает, что его почти и не осталось. И видно им было, что сейчас самое время для того, чтобы вопреки всем правилам навертеть себе на погоны лишние звезды, не считаясь ни с чем. Это раньше надо было о личном составе думать, когда с ним годами в море ходить приходилось. А ныне настал период временщиков, одна автономка - и поехал в Питер в академию. Вернулся, еще одна автономка... и бац! Уже адмиральская должность. А там уже и «паук» на погон упал. Зачем такому орлу о личном составе думать? Самое главное - один поход осилить без замечаний, без происшествий, без негатива, а там дальше... да хоть потоп! Командиры перестали держаться за свои экипажи, и не стало экипажей. Командиры стали меньше думать о своих офицерах и мичманах, а больше о себе, и стало понятно, что ты никому не нужен. А причем тут воровство? Да вроде и не причем, но и они воруют. Но разве можно обвинять человека в том, что он, не получая уже третий месяц зарплату в Заполярье, прёт домой консервированный картофель и базовский полусырой хлеб, чтобы накормить семью, в то время, когда его командир корабля покупает новый автомобиль, командир дивизии требует в море «цыпленка табака», когда весь экипаж давится перловкой, а командующий флотилией каждые пару месяцев отправляет на Большую землю парочку контейнеров неизвестно с чем. А безнаказанность, она имеет расслабляющие свойства. Раз не поймали, два не поймали, глядит офицер или мичман на старших товарищей, и уже тащит на рынок химические фильтры с ценными металлами, или еще какие корабельные штучки, за которые деньги можно выручить. И еще что-нибудь покруче... слава богу, что хоть стрелкового оружия на лодках маловато, не сопрешь без шума великого. Зато можно спереть такое, что корабль в море через пару суток такую аварийную тревогу с добавлением слова «фактически» отработает, что всем мало не покажется. А сколько всего еще на бумагу просится, даже не описать. Отдельная книга получится.
А при чем же здесь христианство-то? Несвязанно вроде как получается. А вот и нет. Заметили, что пошла последние годы мода, по другому к величайшему сожалению назвать не могу, строить в военно-морских базах часовни и церкви? Мол, возвращаемся к истокам. Возьмем перед походом и поставим по свечечке Николаю-угоднику, покровителю мореходов, и душа очистится от скверны, и грехи простятся, и море примет как родного... Так-то оно так. Но кто-нибудь задумывался, на какие-такие средства все это строится? У флота на это денег нет. У него на самое важное-то не хватает. Пожертвования? Это чьи же? Так и рисуется картина со стоящим в метро седовласым адмиралом с табличкой на груди и ящичком у ног. А на табличке слезувышибающие строки: «Люди добрые! Православные! Помогите, кто чем может, на постройку храма Николая-угодника в г. Н-ске-199, Мурманской области!» А ящичек опечатан печатью местного прихода и гербовой печатью флотилии. Самим-то не смешно? А думаю, что все происходит так. Церковь-то немного денег все равно дает... Ей позиции за 70 лет утраченные восстанавливать надо. Еще спонсоры дают... есть сейчас такое «боевое» образование на флоте. РПК СН «Рязань» - а спонсор - губернатор Рязанской области, Крейсер «Москва» - читай, сам Лужков, и так далее. Вот и они деньжат отсыпали. А дальше начала истинно флотская смекалка работать. Может, кто слышал, есть такой интересный способ строительств, как «хап-метод»? Военные уж точно все знакомы. Но на всякий случай поясняю. Вызывает адмирал начальника тыла и приказывает ему в 3-х месячный срок построить... пусть церковь для матросов. И при этом поясняет, что денег на это нет, есть кирпича немного и цемента, как раз на фундамент, ящик гвоздей и 3 рулона обоев... веселеньких. Но Родина приказывает - построить! Адмирал всемерную помощь в рамках гарнизона обещает. И началось строительство! Хап - от каждого экипажа по 3-5 морячков откомандировывают в этот стройбат. Хап - приказ от всех кораблей выделить из собственных запасов по 5 банок краски корабельной, и еще всякой всячинки по мелочи. Хап - флотский стройбат отправлен брошенные казармы и дома на кирпичики разбирать. Целые брать - колотые откладывать. Хап - брошены пару «Камазов» с бойцами для сбора брошенных досок и бревен по дорогам. Причем если можно попросту спереть - хватайте, чем больше соберете, товарищи матросы, тем на больший срок в отпуск уедете. Лежит около камбуза стройматериал для его ремонта, еще полгода назад выделенный - все отдать на церковь! Духовность поважнее желудка-то будет. А камбуз дан приказ тоже подремонтировать... потом... таким же методом. И смотришь, а церковь не по дням, а по часам растет. А тут и спонсоры с церковью, кто денежками, а кто и стройматериальчиком помогать начинают. Денежки пока в сторону, материал тоже, по большей части на задний двор откладываем. Вот проходит 3 месяца. И встала церковь посередь базы военно-морской с крестом (дарован спонсорами) на куполе золоченном (дарован патриархией). Ну и ничего, что немного неказиста, на то он и флот, чтобы в море ходить, а не строительством заниматься. И начинается действо. Освящение, речи, моряки в парадных мундирах, хор, оркестр медью сверкает, бакланы перепуганные вокруг носятся. И все довольны. Церковь - новым приходом. Население - хоть какому-то развлечению радуется. Матросы, храм воздвигавшие, отпуску будущему. Спонсоры - зримому воплощению их благотворительности. А более всего рады начальнички. Построен-то храм «хап-методом», как говорится, с бору по сосенке... Ну, пришлось немного денег из спонсорской кассы на внешнюю отделку выделить, так то ж копейки, да и спонсоры сами парни не промах, они под эту помощь флоту бог весть сколько денег прикарманили, да и нас не обидели. И вот поехали стройматериалы, сэкономленные в контейнерах, какой под Питер, какой под Москву, на коттеджи недоделанные офицерству верховному, а деньги-то уже давно обналичены под ту же фиктивную закупку таких же самых стройматериалов. Под ту же церковь... Вот тебе и вся христианская благодать....
Флот - частица Вооруженных Сил. Вооруженные Силы, как известно из современной периодической печати, это зеркало государства. Вывод напрашивается сам: флот - зеркало государства, но принимая в учет специфику флотской жизни, это зеркало искривленное. Своеобразное такое. Но внешне очень красивое. А теперь еще и православное.
У нас воруют все. Кто не согласен, покопайтесь в своей собственной голове, напрягите мозги. Извлеките из кладовых памяти моменты, которые воспринимали как само собой разумеющееся, и вы будете вынуждены признать, что грех присваивания чужого висит и на вас. Устыдитесь. Но это не порицание. Система такая. Вороватая. А посему и вывод: воровать много - плохо. Но еще хуже воровать мало. Не по-христиански это... Мало украдешь - храм не построишь...