Завертелось колесо Фортуны,
Прогремели выстрелы приказов...
Вновь Разлука песнь поёт в порту нам,
Вновь Разлука нам дурманит разум.

Разбрелись друзья по белу свету,
Впереди и сзади - равнодушье.
Ночь вокруг тебя - и нет рассветов...
Сталь вокруг тебя - и нет отдушин...
(Н.Баженов. ВВМУ им. Фрунзе-73)

НЕУДАЧЫЙ ШИФР.

"...Две золотых слезы капнули на погон. Осень дождём косым гасит в груди огонь..."

Грустно... Хоть и учились они в разных ленинградских Системах, но у них была своя "стая", и слетались они совсем недавно по первому зову в дымные питерские бары, какие-то квартиры и дачи, где читали стихи, пели песни и делали всё то, что, по их мнению, делали славные гардемарины ушедшей эпохи.
Но вот разбросало друзей по флотам, кораблям и субмаринам, и поклялись они встречаться в любимых местах, чего бы им это не стоило. Ведь не все же разъехались! Кто-то служил в Кронштадте, кто-то строил корабли на питерских верфях, кто-то приезжал на учёбу, в отпуск, в командировки. Но время, пространство, ответственность - всё в других координатах, непривычных и жёстких...
Как "состыковаться"? Это было время, когда ещё не было "мобилок" и пластиковых бутылок. Поэтому, договорились звонить маме гусарствующего поэта Шуры Александрова, с которым я в то время строил бпк "Адмирал Исаченков", и сообщать координаты очередной встречи. Любой позвонивший друг мог затем от мамы узнать место, время и форму одежды. Но продолжаться так долго не могло, потому что Шура после таких звонков часто возвращался "в жвак", что маме решительно не нравилось.
После очередного и последнего предупреждения мой друг собрал своих единоверцев и сообщил, что звонить больше нельзя, так как он не может ставить под угрозу драгоценное мамочкино здоровье. Друзья с этим согласились, но отсутствие других средств связи и оповещения не позволяло просто так раз и навсегда отказаться от заветного телефонного номера.
- Ребята, а давайте всем нам присвоим псевдонимы, а ресторанам, кафе и барам, которые мы обычно посещаем, условные наименования, - предложил самый умный.
На том и порешили...
Принцип: зарплата офицерская, а мозги всё ещё курсантские, - в очередной раз воинственно торжествовал.

Сойдя с корабля на очередной сход, Шура застал любимую маму в слезах:
- Шура, звонил какой-то Кабан и сказал, что верблюды ушли на водопой. Если сегодня опять напьёшься, ты мне больше - не сын!

Огнетушитель за бортом

Достопамятный поход в Грецию. После шторма, изрядно потрепавшего наш маленький "Хасанчик", его отмыли от даров моря и содержимого желудков пассажиров, заново подкрасили и, наконец, окончательно приготовили к заходу в иностранный порт. После продолжительного безумства водной стихии над водой воцарился покой. Море устало и улеглось отдохнуть. Штиль.
После встряски курсанты ожили и, выбравшись изо всех щелей, словно тараканы на запах воблы, начали шататься по кораблю. Болтающийся без дела военнослужащий, а тем более такой неполноценный, как курсант - хуже ядерной войны. Загадит все, что под руки попадется. Командир корабля, которому подготовка к завтрашнему визиту и так была как зубная боль, при виде беспечных кадетов, в очередной раз уничтожающих с трудом восстановленный их же руками лоск, принял мудрое военное решение. Как известно, когда нет настоящего дела - начинается большая приборка. Но мы и так вылизали все, что могли. Поэтому на корабле объявили угрозу ПДСС и сразу приказали выставить вахту. На всех палубах и надстройках. ПДСС - это противодиверсионные силы и средства. Резонная штука. Вдруг ночью к нам подкрадется "злобный чечен" в акваланге, или НАТОвские подводные лодки взбесятся и давай торпеды пулять, почем зря. А тут накось, выкуси! Стоит орел на палубе, спасательным жилетом перепоясан, карабином к леерам пристегнут, чтобы волна не унесла, глаза горят. Чуть что заметил - тревога! Враг не пройдет! Только след на воде, только пузырики из глубины на поверхность вынесло, все уже наготове с баграми и топорами! Ну, а если учесть, что гостить мы намеревались в стране - союзнике потенциального противника, то мера эта пришлась по душе всем нашим училищным военачальникам. Сказано - сделано. Ночь нарезали на часы, палубы поделили между ротами, и понавтыкали через каждые пятнадцать метров вахтенных по всему кораблю. Берегись, диверсант! Меня, как старшину роты, мой ротный командир отрядил эту вахту проверять. Причем, постоянно. Каждый час. Я, как исполнительный военнослужащий козырнул, и отправился контролировать дозоры.
Нашей роте достались две палубы. После построения, на котором народ воодушевили донельзя, вахтенные ПДСС разбрелись по боевым постам, и корабль затих. Погода стояла чудесная. Теплая средиземноморская ночь располагала к романтике и любви, а отнюдь не к перспективе торчать ночью запеленутым в спасательный жилет. Но служба, она на то и служба. Хочешь - не хочешь, а выполнять надо. Моему соседу по парте Сереге Конапову досталось для бдения место по левому борту нашего "потешного" крейсера. Я заглянул к нему и договорился, что сначала проверю всех, а затем приду к нему, чтобы спокойно перекурить и обсудить красоты ночного моря. Серега был мужиком крупным, высоким, и во всей антитеррористической амуниции смотрелся довольно комично. Жилет на его могучем теле выглядел как сопливичик для младенца, а стальной карабин, пристегнутый к опоясывающему торс поясу, был, словно собачий поводок на корове. Свое удовлетворение по поводу Серегиного обличья я высказал ему прямо, на что тот криво улыбнулся, но промолчал. Я же, вволю посмеявшись, отправился дальше по своему маршруту.
Совершив променад по надстройкам и палубам засыпающего корабля, я, как и обещал, направился к Сереге. Но на том месте, где я ожидал его увидеть, меня ждало кошмарное зрелище. Сергея не было. Думая, что он куда-нибудь отошел, я решил розысками не заниматься, а постоять и подождать. Достал сигарету, прикурил, и, о ужас! К тому лееру, на который я облокотился, был пристегнут карабин, а тросик от него уходил за борт. И на другом его конце должен ведь был находиться Серега. Вывод напрашивался один: Сергей свалился за борт. Я беспомощно оглянулся. Надстройки были пусты. Перегнувшись за борт, я несколько раз позвал его. Тишина. Только шелест волны и гул корабля. Все еще не веря в происходящее, я схватился за трос и попытался его вытянуть. Груз на том конце оказался очень тяжелым. Все! Это тело! Не останавливающий свое движение корабль тянул бренную плоть Сереги за собой, а я стоял, как истукан. Положа руку на сердце, я просто растерялся и никак не мог сореинтироваться, что делать: бежать за подмогой или тащить, несмотря ни на что? Сомнения все же были недолгими. Вцепившись в трос, я принялся тянуть его из всех сил, едва не пуская слезы от предчувствия чего-то страшного. Трос шел тяжело. Прокусив губу от напряжения и испуга, пыхтя и сопя, я метр за метром извлекал его из-за борта. Хотелось выть. Наконец, руки почувствовали, что груз уже рядом. Поднатужившись, я извлек из-за борта... четыре огромных корабельных огнетушителя, связанных вместе. Эта картина ошеломила меня не меньше, чем предыдущая. Вот так номер! И только когда с верхней надстройки раздался дружный смех моих вахтенных во главе с "утопшим", я понял - меня надурили, словно маленького ребенка. Небольшая флотская шутка. Обхохмили по полной форме. А я чуть в штаны не напустил! Вот и смейся после этого над вахтенными! Быстренько тебе инфаркт сообразят...

Автор:Павел Ефремов. Размещено с разрешения автора

Стрельба на приз Главкома.

В этом выходе в море было все не так, как хотелось бы. Должны были идти на ракетную стрельбу на приз Главкома. Это ежегодное мероприятие, которое проводится на флотах, всегда считалось венцом боевой подготовки и вообще всей военно-морской службы кораблей флота за год. Пароход у нас был уже достаточно старый, ему давно уже пора было становиться в средний ремонт, но все это событие откладывалось и откладывалось. Не то чтобы совсем все разваливалось, но огрехов по материальной части было предостаточно во всех боевых частях. Перед выходом сутками не сходили с корабля, все ковырялись со своей материальной частью. Ну и зам, как известно не дремлет, Партбюро всякие, партсобрания и просто замовские вздрючки. «Командира БЧ-2 на базу, срочно!». И бежишь туда в гору, как ошпаренный. А на корабле не идет предстартовая подготовка на одном из пультов подготовки к стрельбе, или крышка контейнера медленно открывается, или еще какая-нибудь пакость лезет. И бумаг кучу всяких написать надо для флагманского специалиста. А тут «Срочно на базу». Ну примчался. «Кто меня вызывал?» А зам вызывал - сууука. «А написаны ли у вас соцобязательства, товарищ командир БЧ-2 на ответственную стрельбу на Приз Главкома? Ведь мы будем представлять не только наш экипаж, но и весь Северный флот». И пошел и пошел муть разводить... Стоишь весь переполненный холодным бешенством - разорвал бы его гада на куски! Нет, не люблю я их - замов.
Ну, ладно, закончился береговой период, поехали в море, в море отдохнем. Подводник всегда в море отдыхает - это закон. Подальше от начальства, от всякой береговой мути.
Не успели отойти от причала, так и началось, буксир, который нас разворачивал, врезал по носовой надстройке и оторвал лючок под съемную шаровую опору*. Но это не страшно, пойдем в док после выхода, сделаем новый, не первый раз.
Только вышли из губы Западная Лица, как скисла локация, тоже не страшно, дело происходит летом, полярный день все и так видно, а там погрузимся и локация не нужна. Под водой ребята из РТС сделают свою «лопату»** и все будет в порядке.
Доехали до точки погружения. «Боевая тревога! По местам стоять к погружению!». Все, начали работать. Нырнули нормально. Забортная арматура кое-где слезится, но ничего - это дело привычное и никого не волнует особенно, опустимся ниже, водичка все обожмет сама и течи прекратятся. Поплавали в подводном положении до сеанса связи, надо всплывать под перископ.
Только чуть-чуть приподнялись, как пошли доклады от акустиков: « Цель прямо по курсу, пеленг не меняется. Цель слева 20, пеленг меняется на нос. Цель справа 25, пеленг не меняется, дистанция сокращается».
И так далее в том же духе, штук двадцать целей и все прут прямо на нас, как специально. А поговорить с берегом очень надо, так как оттуда должны сказать, куда нам плыть и когда стрелять.
БЧ-4, РТС вроде бы наладили свою технику и можно всплывать. Всплыли и обалдели! Рыбаков вокруг нас не счесть. Мойва пошла, мать ее...
А что такое рыбак, когда он ловит неводом рыбу - это полный, как говорят атас! Штурвал у них привязан веревочкой, в рубке нет никого, и вся команда около траловой лебедки на юте, смотрят, что им там море подарило, а на все остальное наплевать.
И вот мы всплываем посреди этой ненормальной стаи рыбачья. Локация работает ровно две минуты и сдыхает.
Откуда ни возьмись, наползает туман, и не просто туман, а туманище - глаз выколи!
С мостика команда: «Подать воздух на тифон и сирену!». Подали воздух. Пукнул сначала тифон и умер, потом сирена так жалобно проскулила и тоже скончалась. Радио то мы запулили, но теперь надо «квитанцию» ждать и ответ от отцов-командиров с берега, что нам горемычным делать дальше. Плывем пока в стае мойвы, ракетами сигнальными постреливаем, которые тоже скоро кончаться. Ждем указаний.
А знаете, как выглядит СРТ - средний рыболовецкий траулер, на дистанции в сто метров выползающий из туманного молока? Весит-то он тонн 300-400, и в ходовой рубке у него нет ни души, и гребет то он со скоростью узлов 10, ударники коммунистического труда мать их..., на скорости рыбку добывают для народа!
Прется эта плавучая беда прямо на тебя, сворачивать ему нельзя, так как если свернет, то косяк может потерять.
И вот, когда уже в него попали наши сигнальные ракеты, а скорее всего услышали они наши мольбы, вернее мат многоэтажный, тогда начинается на нем суета и какое-то жизненное движение.
Нехотя он отворачивает от нас, а мы упираемся задним ходом, рискуя въехать в предыдущий траулер, с которым только что разошлись не поймешь какими бортами, но дистанция была метров двадцать. Правда, предыдущий шел на автопилоте, с привязанным штурвалом, и команда его пропустила зрелище матерящейся атомной подводной лодки в надводном положении.
Ну ладно, дождались мы ответа с берега, разрешили они нам нырнуть и идти в район стрельбы. Что мы с большим облегчением и сделали. Вылезли мы из мойвенного стада, рыбачки остались позади ударничать дальше.
Плывем себе потихоньку без приключений. Добрались до места. Начинается предстартовая суета, Все волнуются, задача стоит ответственная, и дело не в Призе Главкома, а дело в том, чтобы стрельнуть на нашем старье и чтобы нечего не случилось.
Пароходу к тому времени уже было двенадцать лет, и ни одного более или менее серьезного ремонта. А надо сказать, за нами вышла на стрельбу торпедами совсем новенькая ракетная лодка, и экипаж хороший на ней, но вот доверили стрелять почему-то нам.
Зам начал было собирать партийное собрание, но старший на борту начальник штаба очень интеллигентно ему отсоветовал, сказав, что ему в его каюте на весь выход в море будет хорошо.
Ну вот, вроде бы все готово, все по местам, наблюдатели групп записи на боевых постах, магнитофоны в центральном и в ракетном посту готовы записывать все нюансы ракетной атаки.
«Боевая тревога, ракетная атака!» Началось! Все работают, слышны голоса командира лодки и командира БЧ-2, отдолбили «молитву» предстартовой подготовки. Лодка на боевом курсе, все идет по плану, сейчас задача, чтобы ракеты подошли к цели строго в обозначенное время «Ч», это значит, что все операции по предстартовой подготовке, открытию контейнеров должны быть выполнены по графику ракетной стрельбы. А залп-то у нас должен быть двухракетный, и готовим к стрельбе четыре ракеты, две основных и две резервных, на всякий случай. И вот настало время открывать крышки контейнеров. Боцман уже доложил, что находимся на глубине старта. Командую электромеханику: «Открыть крышки первого, второго, третьего и четвертого контейнеров». Слежу по пульту управления за мнемознаками открытия всего этого хозяйства. Не загораются мнемознаки в положении «Открыто». Докладываю в Центральный, что не могу открыть эти чертовы крышки. «Почему?» - спрашивают.
«Не могу уравнять давление в контейнерах с забортным» - отвечаю. Опять «Почему?» и маток понемногу начинает проступать.
Очевидно, залипли клапана уравнивания давления, и давление в контейнерах выше, чем за бортом, прижало крышки. Вдруг по правому борту «Бумм!!!» и сразу же второй «Бумм!!!».
«Что за звуки?! Что это!?» - Это уже вступает наш дуэт с командиром начальник штаба. Из работающего между центральным и моим постом «Каштана» доносятся сдержанные вопли. Дело пахнет керосином, а время «Ч» неумолимо приближается, еще пять-шесть минут и можно сворачивать ракетную атаку.
Начштаба молодец, орет:
«На правый борт не обращать внимания, готовить ракеты левого борта! Что нужно, чтобы открыть крышки, командир БЧ-2?»
Я прошу подвсплыть метров на пять.
«Боцман, всплывай на глубину двадцать пять метров!»
Не открываются!
«БЧ-2, что нужно сделать, еще всплывать?»
«Да!» - ору.
«Глубина двадцать метров! Открылись!?»
«Нет! Всплывайте еще».
«Глубина пятнадцать метров! Открылись!?»
«Нет! Всплывайте в надводное положение, наверху открою крышки, потом погрузимся с открытыми крышками и выстрелим».
«Поднять перископ! Боцман, всплывай в надводное положение!»
На глубине метров пять пошли, наконец, крышки обоих контейнеров. И тут я посмотрел на часы, и понял, что если через десять секунд не дать команду на старт, то придется давать противоположенную команду «Отмена старта».
«Лодка всплыла в надводное положение!» - это боцман.
«Командир БЧ-2, ну что?»
«Ракеты вышли!».
Потому как только я увидел на пульте управления системами контейнеров загоревшиеся мнемознаки открытых крышек, тут же нажал на старт.
«Как вышли!? Почему!?»
Все дело в том, что наши ракеты были приспособлены для подводного старта и из надводного положения никто никогда еще не стрелял. Правда, был предусмотрен инструкциями «Аварийный старт» из надводного положения, но только на стартовых агрегатах ракет для того, чтобы выбросить из контейнера аварийную ракету.
А как поведут себя ракеты при старте по полной программе в полете, было неведомо.
Но дело было сделано, оставалось только ждать результата с мишенной позиции. Мы даже не стали погружаться. В центральном посту тягостное молчание. Обычно зам прорывается к «Каштану» и несет по всему кораблю свою ахинею, о блестяще с помощью родной коммунистической партии выполненной поставленную Родиной и все той же партией боевой задаче. А тут даже он молчит, все сидим и ждем приговора. И вот радио: «Командиру, экипажу и командиру БЧ-2 благодарность от Главкома ВМФ».
Слава нашей советской военной науке, которая заложила неведомо какой запас надежности в наша ракеты! Впервые, и, наверное, в последний раз был произведен двухракетный надводный залп ракетами, предназначенными для подводного старта!
Но это ладно, стрельнули, попали, не опозорились, и слава Богу. А что же твориться в первом и третьем контейнере?
Посмотрели вокруг - нет никого. Надо выходить на надстройку. В открытом море это всегда достаточно сложная операция, спасательные пояса, жилеты, штормовой леер надо поднимать, а его забыли, когда в последний раз поднимали. Да, еще рубочная дверь задраена с помощью кувалды. Но и с этим справились. Вылезли мы вдвоем, вместе с начальником штаба. Иду по носовой надстройке и представляю себе то раздавленные ракеты, то наоборот, все в порядке, а то, что было два довольно сильных удара в этих контейнерах, так это просто показалось. Конечно, оказался первый вариант...
Начштаба только и сказал: « Да, бля...».
Коки*** ракет в обоих контейнерах уныло свисали и капли морской воды напоминали не то слезы, не то сопли. По-другому, и не скажешь.
«Ну что, закрывай этот бардак, в базе будем разбираться» - сказал начштаба.
Когда пришли домой, почти сутки вытаскивали эти злосчастные ракеты из контейнеров, так как центровка у них была нарушена, и были заполнены они морской водичкой. Потом в присутствии целой толпы всяких экспертов я доказывал, что моя вина здесь косвенная, что лодка давно не была в ремонте, что все трубы забиты окалиной и ржавчиной, и так далее и тому подобное.
Но к тому времени я уже был матерый командир БЧ-2, и просто так назначить меня во всем виноватым не удалось. Ракеты списали, ну и всех участников событий соответственно занимаемым должностям, как положено, вздрючили.
На Флоте без виноватых нельзя, просто невозможно.
Правда, потом пришла в голову, и не мне одному, хорошая мысль: надо было выстрелить эти раздавленные ракеты вместо исправных на стартовых агрегатах, и вся любовь. Ведь смогли мы выстрелить из надводного положения, хотя по всем инструкциям этого делать было нельзя. Вы скажете, а как же дырки на мишенях? Да офицерики из той части, которая ведает мишенями, навертели бы в них дырок за три литра шила, столько, сколько надо было и фотографии бы сделали, так, что любо-дорого посмотреть. Сколько раз это бывало в нашей беспокойной службе, и не счесть.
Но вообще было здорово в один день получить благодарность от Главкома и фитиль от местного командования. Но на этих стрельбах Тихоокеанцев мы все -таки обошли. А у меня остался как сувенир самый кончик носового обтекателя одной из ракет и кассета с записью этой исторической ракетной атаки.

*Один из элементов для погрузки ракет
**Антенна радиолокационной станции
*** Радиопрозрачные колпаки на носовой части ракеты

О старом докторе.

На флоте не могут без розыгрышей - это оттого, что служба дело серьезное, и ее надо иногда разбавлять хорошей шуткой. Один пожилой лодочный врач получил долгожданный приказ о переводе в столичный город. Надо сдавать дела, организовывать отвальную, отъезд, ну и все такое прочее. Приятные хлопоты. Настроение, соответственно, тоже хорошее, и хочется пошутить.
Дела у него принимал молодой лейтенант медицинской службы, только что окончивший академию, последнего помету, так сказать. А мужчинка был серьезный и дотошный, тем более флагманский* помощник смерти его
настропалил, что старый доктор - мужчина безалаберный, мог что-то там потерять из медицинского барахла или промотать, ну в общем, чтобы со всем вниманием. Ну тот и давай со вниманием. Достал старика. И тот пошутил.
Когда были пересчитаны все таблетки и клистирные трубки, того и другого оказалось в избытке. Мастерство не пропьешь, как говорится, и запас у старого доктора был двойной.
Старый и говорит молодому:
- Остался только командирский гроб с иллюминатором.
- Что за гроб?
- Обычный командирский, цинковый с иллюминатором, матросам, если что, заказывают деревянный на плавзаводе, офицерам и мичманам - цинковый, там же, но без иллюминатора, а командиру положено иметь персональный, и возит он его на лодке, привилегия командирская.
Лейтенант, конечно, прибалдел, но чем черт не шутит, всяко может быть на атомных лодках, особые условия службы, а значит, и особые условия смерти должны быть.
- А где он есть, этот гроб?
- Как где, у командира в каюте, он в нем секретные документы хранит и пистолеты офицерские там же.
Врачик молодой что-то слышал про пистолеты от командира группы БЧ-2, что они действительно хранятся у командира в каюте и полностью в эту мульку поверил.
И побрел он к командиру в каюту. Командир как раз оказался на Пароходе в это время.
Тук-тук пальчиком в дверь каюты, «Шу ше», что значит прошу разрешения.
- Ну как, лейтенант, принял дела? - вопрошает командир.
- Так точно, в основном все принял, осталось только командирский гроб с иллюминатором, цинковый, проверить, а так все принял, все в порядке.
Немая сцена... Потом командир и говорит:
- Немедленно пришлите ко мне старого доктора, лейтенант.
- Есть!
Прибывает в командирскую каюту старый доктор.
- Так, все сдал, готов ехать?
- Да, все, билет уже на самолет заказан.
- Хрен ты мне куда полетишь, пока не будет командирского гроба цинкового с иллюминатором, понял? Ищи где хочешь, где хочешь заказывай, но чтоб был цинковый и с иллюминатором, понял?
Дальше о ненормальных половых связях со всей роднею старого врача.
Конечно, отпустили его на все четыре стороны, но такая назидательная история имела место на нашем пароходе.

*Офицер штаба отвечающий за подготовку по специальности.

Каловое зодчество

А Иннокентий Петрович писал НИР.
Вы не знаете, что такое НИР? Очень напрасно.
Это вам не какой-нибудь скучный анекдот про область паха, и даже не сказка про глупого буратинку...
Нет! Это полноценная научно-исследовательская работа!
Ага. И, что характерно, почти все работы Иннокентия Петровича с пахом, как правило, были не связанны, во всяком случае, напрямую. А связаны они были скорее с загадочными прохождениями всяких сигналов в плотных слоях атмосферы, с космическими перспективами и прочими вещами непонятными среднестатистическому человеку, даже если он вовремя проходит диспансеризацию и настойчиво подвергает исследованию свои мочу и кал.
Вы скажете - ХА! Как какой-то, пусть даже свежий на вид кал, может быть связан с космическими перспективами и тем более с НИРами выдающегося Иннокентия Петровича? Не торопитесь...

Решительно распахнулась дверь, и на пороге возникла Варварстепанна, партийная кличка - «Сиси к бою!»
- Всем сидеть! Собираем по пятьдесят рублей! У Придатка из девятого отдела ДР!
- Опять! - возмутился старлей Вова, - Он обнаглел! Это будет повторяться из года в год? Я бы вообще постеснялся рождаться с такой фамилией!
- Не паясничайте! Вы живете в коллективе! Как бактерия в благотворной среде! - Варварстепанна вскинула вверх палец, и мощные сиси закачались на волнах грандиозного тела. Все с интересом оторвались от работы. - Так будьте благодарны среде за это! Давайте деньги! - она уперла перст в Вову.
- Чего? - сглотнул тот, поддавшись общему гипнозу.
- Вы плохо слышите?
- Я глухой как слепая кишка. Увольте меня по здоровью. Я хочу полноценно питаться.
- Кто вам не дает питаться?
- Вы! Как только я накоплю пятьдесят рублей в надежде съесть что-нибудь калорийное, появляетесь вы со своими Придатками... отпустите меня на гражданку...
- Что вы там будете делать?
- Сырки плавить!... Кто-то же должен...
- Все! Хватит паясничать! Деньги быстро! У меня еще три отдела!... Так, Гулькин, а вам особое приглашение нужно? На ДР товарищу сдаем, чего мы такие кислые?!
Гулькин грустно смотрел на мощные сиси.
- Я скорблю...
- Скорблять нужно вовремя! Гоните деньги! - Варварстепанна постучала ногой по столу, - Алё! Я долго буду ждать?!
- Не трогайте меня ногами. У меня с утра не было женщины. Я от этого нервничаю... Вам бы очень пошла фашистская форма и плетка...
- Фашисты по сравнению со мной - маленькие розовые дети с пушком на попе! Гоните, я сказала!

Иннокентий Петрович отдал деньги безропотно, досадуя, что его отвлекают именно в тот момент, когда забрезжила призрачная мысль.

После уходы Варварстепанны рабочая обстановка была порушена. Гулькин неистовствовал:
- Каааакие БАЛЯСИНЫ, господа! Это вам не это!... Какой шедевр народного зодчества! А?! Я бы не смог ТАКОЕ носить! Точно! Это же перелом позвоночника! Богиня! Колхозница с незабвенной скульптурной композиции!
- Поручик, вы перевозбудились! Вдох - выдох, ать-два! Какой-то вы сегодня..., что произошло? Трагедия? Вы бухали? - заботливо спросил Вова.
-О, друг Горацио! - горько вздохнул Гулькин, - Бухали мы давно. Позавчера. Но карты так, увы, сложились... что... прямо со вчерашнего утра... - он пощелкал пальцами ловя рифму.
- Вы пошло натощак опохмелились? - предположил Вова, - Это по-гусарски!... Вы плохо кончите! Я всегда говорил, что опохмеляться надо тонко. Во-первых, нужно принять уютную горизонталь. Это главное. Телик желательно включить, для фона. В одну руку берете бутер с колбасыром или на худой конец с икром и маслой. В другую - прохладный бокал с пивасом... и чтоб лежать и смотреть лениво сквозь его причудливые янтарные переливы... на жисть... смотреть и думать... ни-о-чем... Только тогда в мясе головы начнутся благотворные лекарственные процессы и наступит всеобщая гармония частей организма... А вы? Я вас умоляю, сдайте свою печень в кунсткамеру и не переводите алкоголь! Его и так постоянно не хватает!... Правильно я говорю, Петрович?
- А? - Иннокентий Петрович с трудом оторвался от захватывающих модуляций.
- Я спрашиваю, кому некролог пишите?
- Некролог?
- Какой вы все-таки интересный собеседник, Петрович! С вами было интересно работать, пока вы, не вынимая, служили здесь Родине, и когда вы вышли на пенсию, но решили остаться, с вами стало еще интересней! Где можно посмотреть установленный в вашу честь памятник?
- Паяц, - усмехнулся Петрович, откидываясь на спинку стула, - все бы тебе смехуёчки и пиздахаханьки...
- Признайтесь, Петрович, вы были гнусным пошляком в юности? Да? Вас наверняка боялись мамаши! - Вова, смеясь, приблизился, - Все хотел спросить, а почему вы не пользуетесь компьютером для набивания текста, думаете, девушкам из машбюро интересно разбирать ваши пошлые каракули?
- Отстань, балбес, я даю им работу. Тем более, я не доверяю вашим компьютерам. В тетради живое все, не пропадет, а в компьютерах этих... - Петрович выключил свою любимую настольную лампу. - Ну все, обед!
- Угощаете?
- Уймись!
- Не уймусь, Петрович, вы мне еще должны за свою гадкую шутку! Помните, в начале зимы вы пришили мне веселенькие блестящие пуговки сзади на шинели, снизу и до самого воротника? А? И я рассекал по городку эдакой большой жопой с нарядной ширинкой на спине?! Надо мной смеялись все красивые девушки, Петрович! Но еще сильнее смеялись некрасивые! Над вами когда-нибудь смеялись некрасивые девушки? Это унизительно! Я плакал!... Вы не верите, что я плакал?
- Отстань, болтун! - осклабился Петрович, предаваясь радостным сердцу воспоминаниям, да, шутка тогда удалась...

После обеда Петрович никак не мог поймать рабочего настроения. Он походил по отделам, пообщался с сослуживцами... Когда он пришел на рабочее место, за окном уже темнело, зима, ничего не поделаешь. Молодые шалопаи где-то шатались, и Петрович, вздохнув, включил любимую лампу.
Здорово сидеть вот так в темном кабинете, когда единственный пятачок света - теплый, желтый луч старой лампы...
Петрович раскрыл тетрадь и задумался, постепенно погружаясь в мир амплитудных модуляций, квазистационарных орбит и прочих интересных вещей...
Распахнулась дверь:
- Подарок куплен! - на середину кабинета стремительно прошла «сиси к бою», - Раздаем по шесть пятьдесят!... Вот, возьмите, и этим передайте!
Петрович забрал деньги, разложил мелочь по столам оболтусов и вернулся к своему столу...

- Хрень... - шепотом сказал Петрович, затаив дыхание, и старательно моргая, - Хреньхреньхреньхрень...

На раскрытом тетрадном листе, прямо среди мыслей о модуляциях и квазистационарах, под лучами лампы нагло грелась масляным боком... какашка.
И не какая-нибудь там сухая, собачья, прошлогодняя, нет! Полновесная, свежая, только-только отложенная, парящая теплом...
Петрович похлопал глазами, сходя с ума, и понимая, что все еще не дышит, судорожно втянул воздух...
Но застрявший в носоглотке с начала зимы насморк, не позволил Петровичу в полной мере насладиться всеми ароматами свежей выпечки.

- Мама... - Петровичу очень хотелось заплакать и куда-нибудь спрятаться, как в детстве...
Он начал озираться... Кабинет был пуст...

Дверь распахнулась и на середине вновь возникла Варварстепанна:
- Я вам рубель передала! Верните взад!... - синхронно качнулись сиси.

Петрович застыл над какашкой, жалобно улыбаясь...
- Ох, ёёёё... - она округлила глаза.
Петрович зачем-то причмокнул и развел руками.
- Ох, ёёёёёёёё! - Варварстепанна подняла глаза на Петровича.
Под пристальным взглядом Петрович засуетился и шаркнул ножкой.
- Вона чёёё... Кланяемся?... Какие мы, оказывается... - сиси возмущенно поднялись. - Ну, знааааете!... Охерели совсем, старый, простите, пердун!!!
- Послушайте... - потянулся к ней Петрович.
- Не подходить! - взвизгнув, шарахнулась Варварстепанна, - Не смейте ко мне приближаться вы... гомосек!
- Почему это я гомосек? - искренне возмутился Петрович.
- Ну не я же нагадила вам на стол! - логично качнулись сиси.
- Но и не я! - стукнул себя в грудь Петрович.
- Знаете, что я вам скажу? - зловеще прищурилась Варварстепанна, - Вы херовый гомосек!
- Почему?
- Потому что врете херово!...- скосила взгляд, - А гадите много!

Когда за ней закрылась дверь, Петрович опустошенно повалился на стул и вперил взгляд в какашку. Та уже совершенно освоилась, разморилась под лампой и стала обтекать.
В Петровиче проснулся следопыт. Он взял остро отточенный карандаш и стал тупо в ней ковыряться...
И именно в этот момент, привлеченный визгливыми криками Варварстепанны, в кабинет зашел начальник отдела, известный либерал и демократ...

- Иннокентий Петрович, что это от вас Варварстепанна выскочила вся такая...
Сначала начальник открыл и закрыл рот, потом захлопал глазами и осторожно втянул носом...
Петрович нервно встал, сел, снова встал, и скорчил жуткую гримасу, означающую, по-видимому «я очень сожалею, что все так у нас сложилось».
Демократ старательно отвёл глаза от петровичева стола:
- Ну, а вообще... как?... Работа в смысле... Работа, говорю, в смысле, как?
- Ра-бо-та?... - по слогам повторил Петрович, - Аааа... работа... работается!
- Работается? - умиленно улыбнулся начальник, - Вот и славненько... Ну а в целом?...
- Где?
- Аааа ЧЕРТ!!! Петрович! Зачем вы это сделали?! Я, что плохо к вам относился?! Вы за что-то рассердились на меня?! На флот?!... Или на этот стол?! Что вы там такое ковыряли сосредоточено, когда я вошел?! Аскаридов?!!! Отнесите это врачам, это их хлеб!!! А если вы что-то проглотили и желаете вернуть, есть много других средств! - начальник задержал дыхание и попытался улыбнуться. - Поверьте, любезный мой, в мире полно более интересных вещей...
- А? - под импульсивной речью Петрович присел на полусогнутых.
- Не надо! - выпучил глаза начальник, - Не продолжайте! ЭТОГО уже вполне достаточно! Не думал, что тематика ваших исследований как-то скажется... Вы... - поморщился, - Вы... Иннокееееентий Петрооооович! - покачал он головой, махнул рукой и вышел.
- А? - еще раз спросил в пустоту Петрович.

Петрович так и сидел в прострации, когда в кабинет вошли Гулькин и Вова:
- А она сплевывает и говорит... Петрович! А чем это у нас так пасет?... Оооооо!... Не помешали?... Надеюсь, вы это из хороших побуждений? - ехидно спросила кака в тельняшке, - Даже не смотрите на нас! Не смотрите... Нас нет! Нас нет, занимайтесь своими делами!... Не надо ничего объяснять! Мы ничего не видели, не спрашиваем, и знать не хотим! Зачем нам это?! Мы тихонько здесь посидим, поработаем... а вы не отвлекайтесь... лепите! Тссс! Молчок!... - Вова повернул ключик в уголке рта и выкинул его, -.... Таки решили сваять себе памятник?... Все-все, молчу!...
- Да послушайте вы!... - воскликнул Петрович.
- Горошек... - подал голос Гулькин, выпучив глаза и как-то странно булькая организмом. Все недоуменно посмотрели на него. - Я бы к этому натюрморту... добавил ещё зеленый горошек по краям... Не обращайте внимания,... это у меня обострение чувства прекрасного...
- Кого вы пытаетесь обмануть, Гулькин? - возмутился Вова, - Какое у вас может быть чувство прекрасного? Я видел, как вы закусывали коньяк воблой! Где ваша лопата? Слышите?... Вас зовут гасторбайтеры копать траншеи... У Петровича же тут совершенно иное...
- Да не моё это!!! - стукнул по столу Петрович. Какашка влажно колыхнулась на тетради.
Вова осторожно приблизился, осматривая какашку с разных ракурсов.
- Какая прелесть... Поздравляю! У вас большой внутренний мир!
Петрович замахнулся.
- Тише-тише! Маэстро калового зодчества! Тпру! Так... Сейчас разберемся...
Вова потыкал какашку пальцем и осторожно понюхал...
- У вас хорошая микрофлора! Баклажаны ели?... А откуда вы посреди зимы берете свежие баклажаны?
- Какие... баклажаны?! - судорожно сглотнул Петрович, с ужасом глядя на Вову.
- Не баклажаны? - удивился Вова, - Странно...
Он растер какашку пальцами и понюхал еще раз...
- А! Ну конечно! Консервированные овощи... с луком и морковкой! Люблю такие! А вы гурман! - погрозил он измазанным пальцем Петровичу.
- Заткнись!... - прохрипел тот, - Меня сейчас...
- А зачем на стол?... Нет, меня тоже ломает ходить на второй этаж... Но такое решение... Да вы подвижник! Где-то даже экстремист! Смело, Петрович! Нетривиально и смело! Поздравляю! Разрешите пожать вашу руку!
Петрович отшатнулся от испачканной какашками руки.

И тут не выдержал Гулькин, он присел на корточки, и начал дергаясь всхлипывать.
- Видите, что вы наделали? - сурово спросил Вова, - Пример оказался заразительным!... Гулькин! Вы бы хоть штаны сняли! Ай-яй-яй!... - и присоединился к Гулькину, заходясь в хохоте.
- Что?... - не понимая, моргал Петрович, - Что... суки?...

Оболтусов колбасило:
- Всего лишь... ууххххх.... причудливо...фффф... ой не могу!... Причудливо слепленный... оййймааамааа... пластилин... ххххх... на лампу... ууууйописаюсьщаааззз... нагревается... падает... фффххххумрууу! - Вова тяжело дышал, - а сколько... благотворных минут радости,... а, Петрович?!