Ночной полёт, или почему не надо спать на посту
(на основе реального случая)

Шёл к концу второй курс обучения в училище. Лето, как водится, лётная практика в учебном полку. Летали мы на вертолётах Ми-два. По моему мнению, учебный вертолёт номер один для всех времён и народов. Эта неказистая на вид машина так удачно сочетала недостатки, присущие всем вертолётам, от лёгкого, до тяжёлого, что лучше для обучения не сыскать. Курсант, освоивший Ми-два, уже ас. В дальнейшем если и испытывал сложности при переучивании на другой тип, то только одного рода: уж больно просто эта новая машина управляется.
Готовили нас по ускоренной программе, в сжатые сроки, но без сокращения объёма часов теории и налёта. И самое яркое воспоминание с тех лет, это постоянное желание выспаться. Потому мы и «замыкали на массу» при первой же возможности, в любое время суток и в любых условиях. Даже когда с товарищем на правом сидении за второго пилота летали, и то прикорнуть умудрялись.
Инструктора тоже уставили, даже больше нашего. Попробуй поучи группу из шести гавриков, когда плюс тридцать в тени, а кондиционер в «двойке» не предусмотрен.
Вот для снятия усталости один или два раза за лето поочерёдно одну из эскадрилий отправляли в профилакторий, одних инструкторов, естественно.
С курсантами же поступали согласно правилу: воинская дисциплина в подразделении обратно пропорциональна количеству свободного времени у личного состава. Потому занятия, наряды, хозработы по полной программе.
Но и здесь можно было найти, где отдохнуть от трудов. Уж такое существо курсант, если надо, то и как летучая мышь спать приспособится.
Взять хотя бы караул. Кто служил, знает, это сродни наказанию.
А если нести караул на аэродроме, за пять километров от гарнизона? Да летом? И главное, начальник караула не офицер, а наш же брат курсант, только с сержантскими лычками.
Так это же совсем другое дело! Здесь главное, чтобы начальство врасплох не застало. Потому под неусыпным влиянием нужно было держали единственную подъездную к аэродрому дорогу. Не так уж это сложно для тридцати человек (примерно), тем более, что посты караул на аэродроме выставляет только в ночное время.
А вертолёты? Да кому они нужны? Ещё попробуй, найди ночью в степи дурака, который через двойное колючее ограждение полезет с перспективой от нежданно проснувшегося часового пулю схлопотать.

В один прекрасный субботний день, когда солнце уже изготовилось нырнуть за горизонт, для охраны и обороны аэродрома прибыло одно бравое звено, в рядах которого и были главные герои повествования.
Как водится, не раскачиваясь, приняли у предыдущего караула посты, сверили наличие техники, печатей, крайнее вообще святое, и отпустили сменщиков.
После чего состоялся большой совет. Решали два вопроса: первый - организация не предусмотренного табелем постов наблюдательного пункта, второй - как организовать с этого пункта оповещение караульного помещения. Чтобы, как водится, услышав лай проверяющего, часовые оперативно разошлись по своим постам.
Предыдущий караул поступал просто: ставил двоих часовых у въездных ворот, и едва на дороге возникал свет фар, по телефону связывался с караулкой.
Да же засада, сгорел трансформатор, и аэродром остался до понедельника, естественно, без освещения, а караульное помещение ещё и без связи с постами. Значит, оставалось одному из наблюдающих бежать посыльным, а это около километра. Да вдобавок от въездных ворот дорога просматривалась не вся, неровный склон, зараза. И учитывая скорость уазика в сравнении со скоростью курсанта второго курса, явственно вырисовывался дефицит времени.
Выход был только один: увеличить дальность обнаружения угрозы. Но увы, вышки здесь не имелось, только покосившийся постовой грибок.
Вот здесь пытливым умам на глаза и попалась стоянка так называемой «шестой эскадрильи» (в полку по штату было пять).
Как раз почти у КэПэПэ аэродрома, обособленно от других вертолётов стоял десяток «старичков» Ми-четыре. Некогда полк летал на них, пока на смену «керосинки» не пришли. Часть прежней техники утилизировали, а десяток, у которых ресурса ещё много было, законсервировали. Сделали, так сказать, мобилизационный резерв.
«Четвёрка» машина само по себе высокая, да кабина экипажа на ней под самим винтом. Понятно было, что если в неё проникнуть, то лучшей вышки и не найти.
Но легко сказать проникнуть, «старички» тоже и заперты, и опечатаны. Пусть на хранении, пусть устаревшая, но боевая техника. Разочарованные курсанты уже собрались покинуть не оправдавшую надежд стоянку, как кто-то чрезмерно любопытный на четвереньках не залез под днище одного из вертолётов, - Мужики, а здесь кажется люк есть!
Толпа метнулась под вертолёт, как голодные поросята к свиноматке. И вправду, на гондоле стрелка имелся люк аварийного покидания. Чья-то нетерпеливая рука стукнула по нему кулаком, и тот совершенно неожиданно сорвался с места и глухо плюхнулся на траву.
Сломали? Так было? Да какая разница, потом разберёмся! А сейчас все как суслики в норы устремились внутрь вертолёта. Надо же всё посмотреть, подёргать, пощёлкать. Целое паломничество образовалось в кабину экипажа. Слышались удивлённые и... разочарованные восклицания. Удивлённые, потому что всё не так, а разочарованные... увы, обзор из кабины, несмотря на столь высокое размещение много хуже, чем из уже привычной «двойки».
В своё время Ми-4 унаследовал от знаменитого во время войны истребителя двигатель. А вместе с ним и огромный лоб, закрывший приличную часть курсового сектора. Рассмотреть что-то прямо перед собой можно было только метров за сто. Именно эта особенность обзора и сыграет немаловажную роль в последующих событиях.
А пока все удовлетворились тем, что теперь вся дорога под присмотром.
Когда же любопытство было удовлетворено, первая пара наблюдателей заняла места в кабине, а остальные потянулись к караульному помещению. Там дела поважнее, ужин, сон.

(Далее от первого лица).

И вот, в три ночи, выпало мне с товарищем наблюдение вести. Специально по двое решили ходить, чтобы разговорами друг друга ото сна отвлекать.
Продрали они глаза и поплелись на этот импровизированный наблюдательный пункт. Залезли через люк в вертолёт, я занял командирское место, а дружок на правом кресле устроился. Красота!
Предыдущая смена уже успела в чашки сидений чехлов натаскать, сидеть вполне комфортно. А как говорилось, «Четвёрка» же высокая, не только дорогу, штаб и то видно. И ночь как по заказу ясная, лунная выдалась. Короче, незаметно и мыши не проскочить, а уж дежурному по части или проверяющему подавно.
Сидим, значит, бдим, всякие басни травим. Только время к четырём, а в это время организм, особенно молодой, уж дюже спать хочет, как ни борись. Да и выдохлись мы уже, всё переговорили, ничего в голову больше не идёт.
Тогда мы стали воображать, что летим. Щёлкаем переключателями, рычаги дёргаем, гудим, имитируя рокот, ну как пацаны в отцовской машине. Кто бы со стороны видел.
Ох и зря мы это делали! Видать неосторожно взбудоражили дух давно уснувшей машины.
И не знаю даже как, но мы не то что уснули, в полудрёму какую-то впали. Ненадолго, минут на двадцать. И привиделось же мне за столь ничтожный срок не то видение, не то сон.
Будто я лечу ночью на этом вертолёте ночью, высоко, за облаками. Вдруг бац, двигатель заглох! Видать падла-напарник храпеть перестал. А далее и того хуже, вырубилось всё оборудование, погасли приборы, падать мы стали. Надо срочно на авторотацию переходить!
Я ручку дёргаю, тяну шаг, жму педали, а они не подаются, заклинило. Прыгать? Так нет на мне парашюта. Такая меня тоска с ужасом обуяли, так жить захотелось.
И тут я проснулся...
Первое ощущение: Ура, это только сон! - да едва я сфокусировал зрение... - Мама, забери меня отсюда!
Был такой фильм, там герою сниться кошмар, а проснувшись он вновь в этом кошмаре оказывается. Вот такое у меня кино и вышло.
Аэродром-то на возвышении стоял, а гарнизон в низине, в окружении русловых озёр да прудов. А для казахской степи перепад температуры между днём и ночью в двадцать градусов, плёвое дело.
Вот и сел такой плотный, приземный туман за те минуты, что мы продрыхли. От самого носа вертолёта и покуда света Луны хватало. Всё скрыл, зараза, и дорогу, и гарнизон.
Вот пред моими очами и предстала такая картина: звёздное небо, Луна, сплошное поле облаков клубится, да тёмная кабина вертолёта и тишина в придачу. Леденящая сердце тишина вместо рокота двигателя.
Я как увидел, так сразу шаг вниз, ручку от себя и левую педальку соответственно. Чтобы обороты винта не падали и скорость разогнать. Вернее пытаюсь это проделать без всякого успеха, всё колом стоит. Оно и понятно, вертолёт же на консервации, тяги в густой смазке, да и гидросистема же не работает. Это уже потом дошло.
А тогда меня такой ужас прошиб, тот, что во сне был, детской забавой показался.
Запаниковал я. Так стал дёргать это проклятое управление, что дружок проснулся тоже. Потом мужики говорили, что я рычаг шага таки согнул. Врут гады, это так и было...
Дружок в свою очередь вполне адекватно ситуацию оценил. Так же как и я.
- Сеть на аккумулятор переключай! - орёт, - и подсвет приборной доски вруби!
Я метнулся к электропульту и в который раз похолодел, на сей раз от осознания, ну не знаю где этот электропульт. В этом же «динозавре» всё по-другому расположено.
Одним словом, мечусь как белка в колесе, да всё зря. И тут случайно свой карабин задел, я его поверх приборной доски перед тем как отрубиться пристроил.
Грохнулось это стрелковое изделие сорок седьмого года выпуска мне на ноги, больно, зараза. А у нас как пелена с разума слетела, вмиг поняли, что к чему. И тут же принялись хохотать, как два истерика.
За этим занятием нас сменщики и застали. Мы, конечно, сгоряча им и рассказали. Поржали над нами товарищи с недельку, да и позабыли. Они позабыли.
А вот у нас проблемы начались. Начал нам сей полёт сниться с полным довеском ощущений. И чем дальше, тем хуже.
Идти в санчасть? Так спишут к чертям, а то и в дурку упекут. И упекли бы, мы уже по ночам и вскрикивать. Спас нас случай.
Как-то, будучи в наряде по кухне, отрядили на хранилище солений, квашеную капусту получить. А там заведующим один дедок работал, словоохотливый такой. Разговорились, оказалось лётчик в отставке. Та ещё биография, начал на И-шестнадцать, после войны на реактивные МиГи переучился, а когда медики ограничение влепили, на Ми-четвёртых службу и закончил. Поведали ему о нашей беде. А с кем ещё поделиться?
Даже по секрету своей идеей поделились. Найти бабку-знахарку, пусть пошепчет, молитву прочтёт.
Засмеялся дед: Ерунда это, хлопцы, а не беда. А по поводу молитвы вы правы, поможет. Сейчас я для вас библию принесу, за три дня, если постараетесь, излечитесь. Жди.
С этими словами заспешил дед в свою подсобку.
Переглянулись мы: - Надо будет продумать, куда прятать будем, - говорю, - А то вдруг найдут, то всё, капец.
А тут дет вернулся, со свёртком. Ну точно, библия! Только говорить стал загадками.
-Вот, - говорит, - Когда полк перевооружали, много их в макулатуру выбросили, а я часть сохранил. Знал, что пригодится.
С этими словами развернул дед свёрток, а там точно две книжки, но не библии, а инструкции экипажу Ми-четыре. Я сначала решил, издевается старик. А он на полном серьёзе.
- В этом, хлопец, ваше спасение. Вот выучите как «отче наш» работу с оборудованием кабины, где что находится, как запускать, как в особых случаях действовать, так ваша хворь и сгинет.
Принёсли я книги в казарму, посоветовались с товарищем и решили: нам сейчас и соломинка подмога, да и вряд ли хуже будет.
Учили тайком, чтоб никто не зубоскалил. И ведь помогло, прав дед оказался! Мне только один раз подсознание попыталось тот кошмар подсунуть, но я знаниями, да познаниями как шуганул, до сих пор не рыпается.
Вот так и закончился тот беспримерный ночной полёт.
Я и сейчас храню ту книгу, инструкцию, она мне как талисман...

Цель прибытия

Давно это было...
В один из дальневосточных гарнизонов морской авиации прибыла комиссия от центральной инспекции по безопасности полётов авиации Вооружённых Сил, в просторечии - ЦИБА.
И вот, председатель комиссии - (сам маршал авиации Пстыго!), заходит в штаб. Заинструктированный до умопомрачения дежурный по штабу орет диким голосом:
- «Смирно!»
Затем, чеканя шаг, подходит к Пстыго и таким же диким голосом осведомляется:
- «Товарищ маршал, разрешите узнать цель вашего прибытия?!"
А маршал только после лётной столовой - добрый, порозовевший - коньячку употребил, похлопывает по-отечески лейтенанта по плечу и ласково говорит:
- "Я е...ь вас приехал, сынок!"

Мы когда-то жаждали неба
Покоряли его отважно
Вот в то время вернуться мне бы!
На карачках, ползком - неважно!

Погонять бы там мяч на футболе
Нам девчонки построили б глазки
Не дружили бы мы с алкоголем
Мы бы быль превращали в сказку

Там по улицам пух тополиный
Разметает июнь конопатый
И невидимый клин журавлиный
Не зовет на рассвете куда-то

Там друзья бесшабашны и юны
А любимые - вовсе не жёны
Дремлют где-то гримасы фортуны
Неизвестные ждут гарнизоны

Всё в мечтах - на погонах золото
Академия - на «отлично»
И вся грудь - в орденах приколотых
Ну а если быть точным - привинченных

Вот в то время вернуться мне бы
На карачках, ползком - неважно!
Мы когда-то жаждали неба
А теперь - оно нас жаждет...

1988 год. Госы

Председателем Государственной Экзаменационной Комиссии был маршал Савицкий... Госы на базе, у всех нирвана, все красивые в форме СБ(смерть блядям), полевая фуражка с "плевком судьбы", портупея, хромачи - естественно, с гармошкой (на гранях порезаться можно). 3 дня на подготовку к каждому экзамену (читай - беспробудной подготовки), ну и, соответственно, ЗАЛЕТЫ. Приводят с губы курсанта под конвоем на экзамен по научному коммунизму. Самая лояльная кафедра, где за одно только пролетарское происхождение трояк ставили без опроса сути билета. Грязный, небритый, без портупеи, птичек, и т.д... Взял он билет, и тут команда: "СССМИРРРРНААА!" - заходит председатель госкомиссии маршал Савицкий, герой ВОВ, личный позывной"ДРАКОН", в то время ещё сам летал(!) Курсак: "ТОВ. МАРШАЛ! КУРСАНТ ТАКОЙ-ТО ОТВЕТ НА БИЛЕТ ЗАКОНЧИЛ!!!" У всех от такой наглости шок недетский: ответов-то на вопросы вообще не было... Маршал, обращаясь к преподам: "Ну, как он?" Преподы: "Ну... на «хорошо» с натягом". Маршал курсанту: "За что на губе?" Курсант: "Товарищ маршал, наша доблестная краснопогонная комендатура гармошку на сапогах воспринимает как личное оскорбление! Хотя вы, товарищ маршал, в войну гармошку делали, чтобы в полете удобнее было карту в сапог засовывать! Мы, летчики, гордимся нашими традициями! А нас за это на губу...». Савицкий ухмыльнулся, сказал, чтобы поставили «отлично», отправил конвой восвояси, пожал курсаку руку и добавил: "ПОКА ЖИВЫ ТРАДИЦИИ, БУДЕТ ЖИВА АВИАЦИЯ"....

Да, сейчас таких полководцев уже нет...

- Так, сидим, ждем, - сориентировал экипаж вернувшийся с КДП командир. - Несколько пассажиров, мать их йети, опаздывать изволят.
- И долго сидим?
- Три часа. Нормально, к ужину дома будем.
- Футбол же сегодня...
- Значит, обрыбишься, - отмахнулся далекий от спорта КВС.
Задумавшийся на пару секунд штурман встрепенулся.
- Командир, а три часа - точно? Может, я пройдусь тогда?..
- Вот народ, лишь бы со службы слинять. Ладно, иди, все равно пока ты здесь без надобности. Два часа даю, но если учую потом какие-нибудь напитки...
- Да какие тут напитки...
- Ю-ко, запомни, напитки есть везде и всегда. Но не всегда и не везде их стоит находить. Ладно, иди уже, пока я не передумал, - махнул рукой командир и также, как минуту назад штурман, посмотрел на здание аэровокзала Грозного...
- Тащ летчик, - перехватил Ю-ко один из уже прибывших пассажиров; сразу по прилету борт радостно встретила группа едущих до Москвы веселых мужиков в «горках», представившихся псковскими десантниками. От самолета они уже не отходили, в ожидании сигнала к погрузке укрывшись от не по-осеннему жаркого солнца под крылом. - Прапорщик Семенов. Тащ...
- Капитан Ю-ко, - представился штурман.
- Тащ капитан, а вы что, действительно гулять собираетесь? И за забор?
- Да.
- Вы б не ходили, а? Не стоит...
- А почему? Вроде же все тут давно контролируется, тишина, покой и благолепие.
- Благолепие, - согласился прапорщик. - С благовониями. Не ходили б все-таки. Зачем это?..
«Интересно» - чуть не ответил Ю-ко. Ему действительно было интересно; не первый раз бывая и в соседнем Моздоке, и в самом Грозном - и на «Северном», и на Ханкале, но, никогда не выходя за пределы аэродрома, он не видел войны. «Что там?» - спрашивали знакомые в Москве, словно он вернулся с другой планеты; «а черт его знает, все галопом, одних привезли, других увезли... еще дождь был». И не только для знакомых, для себя хотелось пройти по этой земле, где не когда-то, а совсем недавно шли бои, попытаться представить, как это было...
- Оружие хоть есть? - вздохнул прапорщик.
- Да, ПМ.
Прапорщик вздохнул еще горше.
- У-у-у, авиация... как дети малые, - словно из воздуха он выудил пару «эфок», запалы, - Держи, от щедрот моих. Знакомая конструкция? При появлении противника колотишь его по голове до полной и безоговорочной капитуляции.
Усмехнувшись, Ю-ко убрал снаряженные гранаты в карман куртки
- Спасибо. Еще три часа сидеть - нет желания со мной прогуляться? Все равно без нас не улетят...
- Ну нет, - отшатнулся прапорщик. - На хрен.

...Район частных домов, куда забрел Ю-ко, не был сильно разрушен, но поражал своей безлюдностью. Штурман шел по улице между глухих заборов, не встречая никого, и казался себе последним живым человеком на Земле. Не слышалось ни голосов, ни собачьего лая, вообще живых звуков, и мелькнувшая было тощая кошка не нарушила эту больную тишину.
Наскучив прогулкой, он прошел приоткрытой калиткой в какой-то двор. «Да, небедно тут народ жил», - подумал Ю-ко, осматриваясь.
Скрипнула дверь сарая в стороне, штурман похолодел - бородатый кавказец в непривычном камуфляже, насмешливо улыбаясь, приглашающее шевельнул направленным на него стволом автомата. Уловив движение капитан повернулся - еще один крался вдоль забора, тянулся закрыть все еще открытую калитку...
...Следующее, что Ю-ко помнил осознанно - он лежит на улице, в канаве напротив, целясь в сторону оказавшегося таким оживленным двора. За забором бахнуло, прошуршали осколки, превращая закрывшуюся калитку в решето - «точно, я же успел проскочить, а гранаты в руках были, в карманах!» - и снова все стихло.
Штурман лежал, сжимая пистолет. Хотелось бежать, но Ю-ко представил себя мишенью на этих пустых улицах; готовился отстреливаться, когда «духи» придут за ним. «А почему они обязательно пойдут именно от этого двора? Они же все закоулки тут знают, обойдут... может, уже сзади заходят... и вообще, сколько их там, в соседних дворах?» - мелькнула мысль и стало совсем неуютно.
Ревя двигателем подкатил неожиданный БТР, остановился перед Ю-ко.
- Эй, авиация, не сезон загорать! - крикнули с брони. - Живой?
- Там боевики.
- О как! - удивились на транспортере. - Глянем!
Протопали сапоги; Ю-ко встал, укрывшись за броней.
- И верно, «чехи»... Силен, двоих положил. Сколько их было?
- Двое... Мля, мы ж в тылу вроде! Тут же спокойно все должно быть! Среди дня, в центре группировки! Твою мать...
- Бывает. Просочились, значит. Или не просачивались, здесь ведь как: смотришь - мирный житель, отвернулся на секунду, глянешь снова - оп-па, уже немирный.
- Мля... До аэродрома подбросьте, а?..


- А знаете, мужики, - сказал Ю-ко, разливая по стаканчикам (накануне, для обеспечения победы на выборах правильного кандидата, силами полка было выполнено три самолетовылета в далекие северо-восточные края с грузом «кристалловского» спирта; пару бочек во время погрузочно-разгрузочных работ списали на «бой посуды»). - Мне этот случай до сих пор, бывает, снится. Вот только во сне гранаты почему-то никогда не взрываются...