Как – то раз мы с коллегой оказались в командировке в Бобруйске. В гостинице вместе с нами проживал майор Коля, ну, скажем, Воробьев. Был он хорошим, спокойным парнем, но с одной странностью. Ему все время хотелось, по его выражению, "взбляднуть", но он боялся.
После долгих расспросов выяснилось, что в прошлой командировке Коля – таки взбляднул, причем "намотал на винт" триппер. Поскольку командировка его заканчивалась, Коле пришлось по поводу неплановых изменений в организме объясняться с женой. Больше всего Колю убивало то, что триппер он схлопотал на учительнице. По его понятиям, педагоги и триппер в принципе несовместны, ну, как гений и злодейство.
Когда маски, так сказать, были сорваны, наш план созрел.
Под каким – то предлогом мы выманили Колю в ресторан, подпоили и сдали на руки официантке, которая была, во – первых, в курсе нашего плана, а, во – вторых, просто не прочь.
Утром Коля заявился в гостиницу, сияя улыбкой. И тут его взгляд натолкнулся на плакат, который мы заранее выпросили у начмеда. Плакат был большим, цветным и носил название "Венерические болезни и их проявления". После изучения этого плаката у любого нормального мужика половое чувство пропадало минимум на полчаса. Но не у Коли! Осмотрев мужские и женские половые органы, изглоданные вензаболеваниями, Коля побледнел. Он повернулся к нам и дрожащим голосом спросил:
– А что же делать?
Мы были готовы к этому вопросу и поэтому немедленно ответили:
– Надо спровоцировать!
Коля умчался за водкой. Три дня мы пьянствовали, причем Коля вовсе перестал ходить на службу. Целыми днями он сидел на койке, завернувшись в одеяло и тупо глядя в пространство. Мой коллега считал, что Коля таким образом "выращивает триппер". Мы, придя со службы, развлекали его, пересказывая содержание соответствующих брошюр, которыми мы тоже запаслись у начмеда.
Утром четвертого дня мы проснулись от истошного крика:
– Мужики! У меня! Все! Нормально! на что мой коллега недовольно пробормотал:
– Ну и что, у сифилиса – то инкубационный период месяц... Спи пока!
Как-то перед Днем Победы руководство решило пригласить в нашу контору ветерана – летчика – истребителя. В назначенное время ветеран прибыл. Им оказался невысокий сухощавый старичок, пиджак которого был густо увешан БОЕВЫМИ орденами.
Однако перед аудиторией ветеран выступать стеснялся. Тогда мы зазвали его к себе на кафедру и, грешным делом, налили ему 100 граммов.
Старец неожиданно лихо употребил стакан, содрогнулся и заявил, что к встрече с народом готов.
Для встречи выбрали большую аудиторию амфитеатром человек на 150. В первом ряду расположился личный состав кафедры политической истории, в основном, дамы, достигшие пенсионного возраста еще тогда, когда их кафедра называлась «История КПСС».
Все пошло как по маслу. Ветерану задавали заранее подготовленные вопросы, он что – то отвечал, завкафедрой политистории в полудреме привычно вежливо улыбалась, словом, «Дело уверенно шло на рационализацию»
Вдруг кто – то задал внеплановый вопрос:
– Скажите, а "Мессершмитт" трудно сбить?
Ветеран на секунду прикрыл глаза, как бы обращаясь в прошлое, затем оглядел орлиным взором аудиторию и отчеканил:
– Вот что я вам скажу, сынки. "Мессер" завалить – это все равно, что тигрицу в жопу вы#бать! А я их три сбил!!
Рассказал коллега. Читая лекцию о принципах наведения зенитных ракет, он обычно в качестве примера приводит собаку и волка. Дело в том, что собака за дичью бежит по ее следу, а волк – наперерез. После этого он переходит к описанию критерия Гурвица (кому интересно – этот критерий описывает устойчивость колебательных систем).
И вот экзамен. Берет билет барышня, готовится, начинает отвечать и в ходе ответа упоминает критерий КУРИЦЫ!
Обалдевший преподаватель переспрашивает:
– Критерий кого?!
– Курицы...
– А может, Гурвица?
– Ну, я не знаю... У вас там волки, собаки какие – то... Я думала, и курица есть...
При чтении лекций я уже давно избегаю произносить слово "член"... Фраза "введем в рассмотрение новый член" способна сорвать лекцию. И это, между прочим, на 4 курсе.
Большие проблемы возникают с классификацией антенн. При словах "антенны делятся на вибраторные..." аудитория настораживается, а при словах "и на вибраторно – щелевые" впадает в буйный восторг. Причем, по моим наблюдениям, больше радуются не бойцы, а бойцицы.
Раньше я для экономии времени на перемене рисовал на доске в аудитории диаграмму направленности зеркальной антенны (для нерадистов – очень сильно похоже на конец с яйцами, так, как его рисуют на стенах в подъездах), а сейчас перестал, т. к. кто – то обязательно добавлял рисунку натуралистические подробности.
А вчера коллега вернулся с занятий в слезах. Оказывается, он во время лекции задумался (бывает!) и выдал:
– Средства аварийного покидания самолета предназначены для спасения членов экипажа. После того, как он осмыслил сказанное, пришлось объявлять перерыв...
Место действия: одна из военных академий.
Время действия: перед ноябрьским парадом.
Действие: шла подготовка к ноябрьскому параду, в котором должны были принять участие не только слушатели, но и преподаватели. Зная уровень строевой подготовки в ВВС, командование приняло решение для повышения строевой подтянутости преподавателей привлечь пехотинца, на авиационном жаргоне – "красного".
Сказано – сделано. Для проведения строевых занятий прибыл полковник из комендатуры, весь исхлестанный ремнями, и взялся за дело. А надо сказать, что преподаватели там были уже при званиях, в основном кандидаты, но попадались и доктора наук, поэтому к строевым занятиям они относились с равнодушной добросовестностью. В перерывах между занятиями беседовали на свои узкоспециальные темы, полностью игнорируя красного. Его это, естественно, заело, и тогда под конец занятий он решил потренировать личный состав прохождению с песней.
Подается соответствующая команда, коробка начинает движение, но – молча. Причина очень простая – никто не знал, что петь, поскольку до этого ни у кого таких бредовых идей не возникало – гонять по плацу с песней преподавателей на радость слушателям и курсантам.
Но пехотинец почуял саботаж, остановил строй и запустил его заново. Эффект тот же, но в строю кто – то отчетливо произнес:
– Ну ты и м#дак!.
Полкан снова останавливает строй и начинает вычислять, кто произнес крамольные слова. Вдруг, в строю он замечает полковника с кривой ухмылкой на устах и задает ему вопрос:
– Это вы сказали, товарищ полковник?
– Никак нет, я подумал!