Цветы

У жены были проблемы со здоровьем после родов, и её не хотели отпускать. Но на пятые сутки, ей всё это надоело («сервис» магдебургского военного госпиталя не располагает к длительному нахождению там гражданского человека, и тем более женщины), и она со слезами уговорила лечащего врача отпустить её домой.
В бригаде, легковая машина чёрная ГАЗ-21 «Волга» была только у комбрига. Пошёл к нему. Ни секунды не раздумывая, комбриг отдал мне машину, и мы двинулись в Магдебург. Бутылка шампанского с коробкой конфет уже были мной приготовлены, - оставалось купить цветы.
Дело было около трёх часов дня, и частный цветочный магазин в ближайшем немецком посёлке, был уже закрыт.
Подъезжая к городку Вольмирштедт, я увидел садовые домики, с копошащимися в земле немецкими пенсионерами. Увидев возле одного из домиков, грядки со всевозможными цветами, мы остановились. Я подошёл к невысокому аккуратному заборчику из сетки-рабицы, и позвал старика-немца. Пожилые немцы были всегда очень приветливые по отношению к русским, и он был не исключение.
Я начал ему как мог объяснять сложившеюся ситуацию: «Камрад, битте блюмэн - май кляйнэ киндер Магдебург». Показываю ему руками маленького ребёнка и сую ему в руки двадцать марок. Он видно понял, о чём речь, сказал: «Я, я, айн момент», - повернулся и зашёл за домик.
Приготовившись ждать, я с удивлением увидел вышедшего ко мне немца. Отсутствовал он, не более тридцати секунд. В руках у него был огромный букет, не менее чем из тридцати красивых, крупных красных гвоздик, - видно недавно срезанных. Он осторожно передал его мне, и что-то сказал хорошее, - было видно по его выражению лица.
Приняв красавец-букет, я снова протянул ему деньги, однако немец наотрез отказался их брать. Из его пояснений: «Кляйнэ киндер - никс бицаллен», я немного понял, что за маленького ребёнка нельзя брать деньги. Он пожал мне руку, что-то хорошее ещё сказал на прощание, повернулся и пошёл к себе.
Сев в машину с букетом, я был немного ошарашен произошедшим. У нас бы в Союзе, в любом случае содрали бы «три шкуры» и не поморщились.
Едем дальше, и перед самым Магдебургом останавливаемся у железнодорожного переезда. Я знал, что в это время, на переезде, стоять надо было не менее 30 минут, т.к. в это время грузовые составы непрерывным потоком шли в Западную Германию.
Остановились мы возле двухэтажного домика, где очевидно жили местные железнодорожники. И прямо перед этим домом, я увидел в палисаднике красивые розы. Деньги у меня остались нетронутыми, и я захотел прикупить ещё и роз. Вышел из машины, и зашёл во двор.
Посреди двора, на кресле-качалке с небольшой сигарой во рту, сидел немец, и по своему возрасту, - видно воевал ещё в первую мировую. Я начал было опять изъясняться, но он зычным голосом крикнул: «Марта!».
Из дверей дома вышла бабуля - божий одуванчик. Я к ней, с изложением событий и пальцепоказыванием на розы в её палисаднике. Бабуля сказала: «Айн момент!», и скрылась в дверях дома.
Через пару минут, бабуля была уже в перчатках и небольшими садовыми ножницами в руках. Завернули за угол дома, и она спрашивает, мол, какие розы? Я ей показываю, а она сразу режет. На одну из них, она показала и сказала: «Никс гуд», и режет другую розу, получше.
Заходим обратно во двор. Она ножницами аккуратно обрезала шипы на стеблях, подходит к колонке, ополаскивает букет и даёт мне со словами: «Айн момент!». Выносит из дома красивую кружевную бумажную салфетку, обворачивает ею стебли роз снизу и вручает его мне. И снова повторяется история двадцатиминутной давности, - она наотрез отказывается от денег: «Кляйнэ киндер - никс бицаллен».
И тут я опять в шоке! Всё-таки немцы порядочные люди!
И как говорила потом жена, такого большого и красивого букета, по крайней мере при ней, - ещё никто не привозил!
По поводу наречения нашего родившегося дитя именем, у нас с женой были некоторые разногласия, но после того, как я привёз из Магдебургской военной комендатуры готовое свидетельство о рождении с указанием понравившегося мне имени, - они закончились.

У этой парочки неделя не задалась. сержанта Балмакова за неосторожное поведение сослали дежурить на КП, стоящий на выезде из города, а Сергей Сергеич, стал заложником ситуации. Дело в том, что Сергей Сергеич был первым водителем, который пересек линию КП в начале ссылки сержанта. Его синяя «шестерка» вид имела еще тот. Боевой шрам, полученный в битве с забором на парковке, тянулся от переднего до заднего крыла. Белые, самостоятельно окрашенные диски, двухметровая антенна, систематически вываливающаяся и подмигивающая фара, передний бампер, изогнувшийся в презрительной ухмылке, и номера старого образца. Эту «шестерку» хотелось остановить даже сытым «ГАИшникам», а уж Балмакову, которому надо было повышать показатели и подавно. Поэтому он интуитивно «тормознул» колымагу. Сергей Сергеич был тогда молод и глуп, соответственно не имел еще достаточного опыта общения с блюстителями порядка, поэтому он открыл дверь после сигнала остановиться, и не вышел из машины. Он бы и окно открыл, но оно надежно было заклинено деревянной щепочкой. Сержант представился, вот откуда мы узнали, что он Балмаков, втянул морозный воздух в себя, и забил валенком, как конь перед скачкой. Он немедленно объявил, что водитель пьян, и водитель может ему доказать обратное. Началась стандартная по тем временам процедура, пройти в помещение КП, дунуть в свернутый бумажный мешочек, потом милиционер зарывался носом в этот кулечек и вдыхал выхлоп водителя. Вот после этапа «понюхать кулечек» на водителя были обращены полные грусти глаза, алкотестер, интегрированный в носовую полость, молчал... Трехкратное повторение процедуры не дало результатов. С явным сожалением водителя пришлось отпустить. На следующее утро процедура повторилась. В среду у Сергей Сергеича сложилось впечатление, что его уже ждали. В четверг сомнения рассеялись, сержант уже поджидал только его. В пятницу после четырех «втыков» на работе, полученных за систематические опоздания, а так же за отсутствие воображения в приведении отмазок, Сергей Сергеич уже самостоятельно выскочил из машины и стал орать на сконфуженного «ГАИшника». Смысл его претензий сводился к следующему: какого икса, пять дней подряд, только его... в одно и тоже время, на одном и том же месте, одним и тем же человеком... Короче, высказал все. Вжавший голову в плечи Балмаков, героически вынес атаку. А потом примирительно исповедовался: «Понимаешь, ты дверь машины открываешь, такой сивушный лабан в нос бьет, а на посту от тебя запаха нет... вот я и решил убедиться...» Оба парня, закурив, стали размышлять, что же может привести к такому эффекту. Вариантов не было. Сержант, докуривая сигарету, вдруг спросил: «Серега, а одеколон у тебя какой?» ... «Дабл виски....» подавленно ответил водитель. А вечером он этот одеколон выбросил. А с майором Балмаковым они до сих пор друзья.

Серегу я видел один раз в жизни, когда подвез со смены своего товарища к дому.
Серёга вышел нас встречать и молчаливо ждал у ворот, пока Сашка доставал рюкзак из салона. Затем, под аккомпанемент разрывающегося цепного пса, заковылял следом за Саней, цокая протезом по дорожке. Картинка была весьма и весьма необычной.
Товарищ отнес вещи в дом и вернулся покурить к машине. Серега преданно остановился рядом. Дружок мой, заметив, что я с искренним удивлением наблюдаю за Серегой, рассказал его историю.
Ранней весной в поле нашел себе этого друга. Тот на свежераспаханной борозде валялся. Что с ним случилось никому не ведомо, но факт есть факт, лежал почти бездыханный в поле. Сломанная нога болталась на лоскуте кожи. Кровь даже не текла, на ране едва заметно запеклась. На липкой земле лежал журавль.
Завернув в тряпку умирающую птицу, Саша привёз ее в деревенский дом, осмотрел журавля и решил его выходить. Уж чего-чего, а птичьего корма было вдоволь. Смущало только отсутствие лапы, её было уже никак не спасти. Но и это не беда. Обстругал палку, сделал переходник и примотал деревяшку изолентой к остаткам ноги.
Через неделю журавль окончательно пришел в себя и был выдворен жить на улицу, где он сначала робко хромал, изучая территорию, а потом освоился. Даже носился по двору, гоняя уток и гусей, воровал куски еды у собаки и всячески дебоширил, а когда Саня возвращался домой, не отходил от него, как собачка бегая следом. За серый цвет инвалид был наречен Серегой. Сашка часто рассказывал о проделках приёмыша.
С окончанием лета Саня не редко мрачнел, боялся, что улетит жилец, а обрезать крылья птице так и не решился.
И уже как-то осенью, услышав в небе журавлиные крики, Серега, как смог разогнался и взлетел. Сделал круг над приютившим его домом и понесся догонять пролетающую в вышине стаю.

Философ
Красная обшарпанная «Нива» скакала по степной дороге. Стрелка спидометра показывала какие-то безумные 30 километров в час. Дороги абсолютно не было видно из-за пыли, которая вылетала из под колес впереди идущего «Кировца» с двумя тракторными тележками. Хоть и дорога была максимально ровной, но «Нива», со следами боевых столкновений, упрямо тряслась в кильватере степного корабля. Главный агроном хозяйства, чихнув в очередной раз после пылевого заряда, который как паром обдал пассажиров, обратился к водителю
- Иван Николаевич, может быть, мы уже сможем как-нибудь обогнать эту тележку?
Иван Николаевич, не спеша повернул к собеседнику свою гордую голову, украшенную очками со стеклами сантиметровой толщины и мудро ответил
-А зачем? Он же едет в ту же сторону что нам надо....

А деревенская свадьба гудела. Невеста отплясывала в центре круга. Кто-то из парней сидел, распустив пьяные сопли над тарелкой с соленым огурцом. Кто-то играл в акробата, пытаясь сделать сальто назад из положения «сидя на лавке». Получалось только изменить положение «сидя» на положение «лежа возле лавки». Жених слушал в углу наставления старшего брата невесты, который на ногах стоял только благодаря тому, что держался за лацканы свадебного пиджака жениха, и вещал о том, что если вот он после свадьбы обидит сеструху, то... вот формулирование этого самого «то», ему и не удавалось. Разнаряженные деревенские девахи восторженно отплясывали рядом с невестой. Текли реки самогона и водки. Веселье в самом разгаре. Сидя на лавочке, за этим весельем наблюдал дед жениха. Весь вид его говорил о том, что он уже очень старый, и видел все, что только можно. Деда обходили с почтением, к старшим всегда проявляли уважение. И вдруг дед вздрогнул, вздрогнул от удара по плечу. Рядом с ним приземлился человечище, огромадного роста, с бородой похлеще чем у Карла Маркса. Долбанув старичка еще раз по коленке, севший с ним рядом дедухан, по простяцки завязал диалог
- Какого года, старче?
С барским достоинством дед жениха сообщил розовощекому нахалу с бородой что ему 79 лет.
- Пацан ишо - резюмировал бородач- рано застариковал, мне 96...
И пошел к невесте в круг....