Уже не один раз читал я нечто подобное (даже здесь), но хочется выложить и свою версию.

...С НАРУШЕНИЕМ ФОРМЫ ОДЕЖДЫ...


Давным-давно известно, что чем дальше ты от Флота, тем лучше твое настроение. Тем ярче краски, громче звуки, насыщеннее ароматы. Душа твоя, втиснутая в обычное время в суровые рамки формы, стянутая широким ремнем и перепоясанная черно-белыми полосками тельника, стучит изнутри, рвется наружу, со звоном раскалывая тонкий хрусталь дисциплины.
И бежишь ты - радостный и бесшабашный, сбив на затылок бескозырку, жонглируя блестящим "дипломатом" и пиная сверкающими хромовыми ботинками ярко-желтые кучи опавших листьев.
ОТПУСК!
Отпуск! Где-то за спиной, на дистанции в полстраны и трех часов полета на самолете остался родной корабль, где-то море. Шумит, не смолкая. Где-то воздух наполнен йодистым запахом гниющих водорослей и перекликаются гудками, где-то грызут сухари - единственное спасение от качки, и звезды как орехи...
А ты едешь домой! Удалось! Тебе удалось! Вырваться! Из суровых лап нашей флотской организации!
И настроение твое, прорываясь сквозь распахнутые в улыбке зубы, творит такое... В иное время ты и не представлял, что можешь, а тут...
Майор Васильченко офицером был боевым и опытным. На плечах его пушистой шинели топорщились новенькие погоны, а за плечами долгая и безупречная служба в горячих точках и отдаленных гарнизонах. Лицо, с годами приобретшее багрово-красный колер, светилось собственной значимостью, осознанием текущего момента и вообще производило впечатление. В походке сквозила некая монументальность, и чувствовалось, что в роли начальника патруля он попросту неповторим. Два сержанта, послушно топотавшие позади, эту монументальность подчеркивали и усиливали.
- Товарищ, ... э-э-э... - на погонах у развалившегося на скамейке моряка было несколько блестящих лычек, но Васильченко где-то слышал, что звания на Флоте отличаются от армейских, - ... моряк, - решился он, наконец. - Предъявите ваши документы.
И протянул руку требовательным жестом.
Старшина первой статьи Петров, мирно ожидающий поезда, который повезет его в родную Пеньковку, поднялся. И принял некое подобие строевой стойки, призванное показать какая именно бездна разделяет его - моряка героического Тихоокеанского флота и какого-то майора - начальника патруля из откровенно сухопутного гарнизона.
- Так, - Васильченко открыл военный билет, мельком глянул на фотографию. - Петров, - прочел он, - Борис Иванович. - Перевернув еще пару листов, майор обнаружил и звание. - Старшина первой статьи. - Ого, вон оно как. С такими званиями язык сломаешь.
Он захлопнул военный билет и вперился взглядом в путевые документы.
- Значит, убываете в краткосрочный отпуск? - спросил он, прочитав.
- Так точно, - подтвердил Петров. - Сроком на десять суток, не считая проезда туда и обратно.
Говорить последнюю фразу Петрову не хотелось, но кто их поймет, "сапогов" этих? Уж лучше изобразить ревнителя уставов, чем провести отпуск на здешней гауптвахте.
- Угу, - сказал Васильченко. И перевел взгляд на самого Петрова.
Паршиво Петров выглядел. С точки зрения сухопутного офицера. Бескозырка на затылке, бушлат распахнут, майка полосатая - тельник - так и светит черно-бело.
- Застегнитесь, - бросил майор сквозь зубы.
Петров, ловко перебирая пальцами, застегнул четыре пуговицы из шести. И даже бескозырку поправил, спрятав рвущийся наружу огненно-рыжий чуб.
- Ну вот, - удовлетворенно сказал майор Васильченко. - Теперь другое дело.
Теперь Петров был похож на революционных моряков из черно-белых фильмов.
Рука майора с зажатыми в ней документами Петрова двинулась в обратный путь. Черт с ним, ограничимся замечанием, - думал Васильченко. - В отпуск ведь едет моряк.
Глаза Петрова, все краткое время беседы смотревшие куда-то вовнутрь, медленно возвращались в пределы собственных орбит. Его рука поднялась, встречая и приветствуя родные документы, но...
Но что-то не давало покоя майору Васильченко. Фигура моряка была не завершенной. Не хватало чего-то. Не хватало - и хоть ты убей.
- А где... это?... - спросил майор осторожно.
Глаза Петрова снова начали разворачиваться зрачками вовнутрь.
- Что... это?...
- Ну... это... - майор сделал некое движение в районе шеи, которое наверное должно было что-то означать.
- Это? - переспросил Петров, повторяя движения майора.
- Да. Это. Я знаю, что у вас там что-то должно быть. - И Васильченко потеребил свой шелковый шарф, безупречно белого цвета. - Вот такое.
Это! До Петрова наконец-то дошло, что именно имеет в виду майор Васильченко. И настроение отпускника мгновенно взлетело на отметку "творить". Почему бы и нет? - подумал он. - А что они мне сделают?
- Ах, это? - придав голосу узнавание, повторил Петров. - "Это" называется... - он выдержал паузу, - ... кнехт.
- Да! - обрадованно кивнул Васильченко. - Где ваш кнехт, товарищ... - тьфу, черт, - мысленно выругался он. - Опять забыл, как там его звание.
Петров, старательно скрывая улыбу, щелкнул замками "дипломата" и вынул нечто, более всего смахивающее на детский слюнявчик.
- Вот, товарищ майор, - сказал он, предъявляя. - Это мой кнехт.
Слюнявчик был черного цвета, фланелевый. С подкладкой. Верхний его край, в надетом состоянии опоясывающий, видимо, шею был украшен снежно-белым подворотничком.
Васильченко перевел взгляд на Петрова. Не врет, - понял он. - Точно, кнехт.
- Но ношение кнехта вне флота не является обязательным, - протараторил Петров в ответ на майорский взгляд.
Майор засомневался. С одной стороны был старшина первой статьи Петров без кнехта, а с другой - майор Васильченко, не имеющий ни малейшего понятия о флотских порядках. Кто же прав? Я или он? Флот или патруль?
- Наденьте, - решился он, наконец.
Петров мгновенно опоясал шею этим... кнехтом.
И вправду, выглядит он с... с кнехтом... Да и черт с ним! - решил про себя майор Васильченко.
- Вот что, сержант, - сказал он Петрову, называя того на сухопутный манер. - Задерживать мы тебя не будем. - Петров заулыбался. - Но по месту службы сообщим.
- Так точно, - ответил, старательно изображающий досаду, Петров.
Майор переписал данные из военного билета Петрова в свой блокнот. Потом подчеркнул и приписал: "Во время пребывания в городе Козолове был замечен с нарушением формы одежды". И в скобках: "Был без кнехта".
- Счастливого пути, товарищ старшина, - сказал майор, возвращая документы. И отдал честь.
Петров принял документы и тоже приложил ладонь к виску.
Интересно, что они напишут? - подумал Петров, провожая патруль взглядом. - Неужели, что был без кнехта? Вот ур-роды!
И расхохотавшись, побежал на призывно дудящий поезд.
- Из Козоловской комендатуры, товарищ капитан второго ранга. - Молодой лейтенант, помощник дежурного по штабу, протягивал скрепленный сургучными печатями конверт из официальной бумаги плотно-серого цвета.
- Та-ак, - грозно протянул НачПО, и лейтенант засомневался в своевременности своего появления на свет. - Опять кто-то из наших воинов напился! Даешь им, сволочам, отпуска, а они... Чей литер?!
- "С-смелого", - пролепетал лейтенант.
- Зама ихнего ко мне. Бегом! Я им устрою, я им...
Что еще обещал НачПО загадочным "им" отрезало захлопнувшейся за лейтенантом дверью.
- Товарищ капитан второго ранга, старший лейтенант Семенов...
- Петров твой?! - прервал "смелого" зама НачПО.
- Мой... Петров, - растерянно прошептал замполит.
- Полюбуйтесь, что натворил ваш Петров, товарищ старший... лейтенант. - НачПО протянул конверт.
- А что... Петров?
- Да вы садитесь, товарищ старший лейтенант, садитесь, - улыбаясь замполиту как удав кролику, НачПО указал на кресло.
Бедняга замполит рухнул как подрубленный. Все, - подумалось ему. - Теперь назначит козлом. Отпущения.
Обратный адрес только укрепил эти подозрения. Козоловская комендатура! Все, товарищ старший лейтенант, допрыгались.
- Ну что вы на него смотрите?! - рявкнул НачПО. - Читайте!
Тяжело вздохнув, быть может в последний раз, замполит рванул плотную бумагу.
- Старшина первой статьи Петров был замечен с нарушением формы одежды, - прочел он. - И в скобках: был без кнехта.
- Без чего? - растерялся НачПО.
- Без кнехта, - еще раз прочитал замполит "Смелого".
- Они что там, в Козолове, совсем поохренели, а, лейтенант? - спросил НачПО.
- Не знаю, - пожал плечами лейтенант. - Быть может.
- Там еще что-то есть? В конверте?
Лейтенант заглянул вовнутрь, потом перевернул конверт. И потряс. Выпала сургучная крошка.
-Та-ак, - протянул НачПО. - А ну, закрой дверь.
И дождавшись, когда замполит скрежетнет ключом, товарищ капитан второго ранга достал из сейфа бутылку коньяка ("Ахтамар" - успел прочитать Семенов) и два граненых стакана. С чмоканьем выдернув пробку, НачПО наполнил стаканы (до краев - облизнулся старший лейтенант Семенов).
- Бери, - подвинул он стакан замполиту. - Твой Петров сволочь, конечно, изрядная, но молодец. Ох, молодец.
Семенов глотнул коньяк. Как воду.
- Ты вот что, лейтенант, - сказал НачПО, пряча бутылку в сейф. - Ты выясни, без какого кнехта был Петров. Да и накажи своей властью.
- Есть! - ответил замполит, глупо улыбаясь закрывающейся двери.
Ну, слава Богу, пронесло, - добавил он традиционные двести граммов чистого девяностошестипроцентного. Вокруг сотрясались от хохота товарищи офицеры. И даже командир улыбался.
- Ну, Петров, ну сукин сын!

Дежурство

Дежурство по части вообще-то штука не слишком приятная, но неизбежная. Но дежурство по Стройуправлению к проблемному в общем-то не относится.
Неизвестно, что лучше: мотаться по командировкам (зачастую, внеплановым и крайне срочным) по стройплощадкам округа, или не особенно напрягаясь, провести согласно графика 24 часа на «боевом посту» с символом мифической власти - красной повязкой на рукаве. Тем более, что значительная часть «суток» проводилась двумя этажами выше, в родном «механическом» отделе. Народ в Управе жил под лозунгом: «Производство - прежде всего!», и к решению текущих вопросов во время наряда относился с пониманием.
Дежурному офицеру придавались «в помощь» личный состав - пара сержантов, давным-давно изучивших все «ходы-выходы» и отлично знающих, что, откуда и в каком количестве может «прилететь» и, самое главное, как этого избежать с возможно минимальными потерями. Ребята были местные, многократно проверенные, «залеты» не практиковали и справедливо считали, что плюсы «придворной» службы в паре трамвайных остановок от родительского дома многократно перевешивают все возможные минусы.
Так и остаемся втроем вечером, в наконец-то опустевшем пятиэтажном здании в центре города.
Контрольный обход, входную дверь - на ключ, и жди спокойно утра, чтобы смениться в 10.00. Ничего сложного, в общем-то, если не будет срочных «вводных».
Начиная с 7-30 занимаю место в холле у входа в ожидании Папы, который из моего молодцеватого рапорта с удовлетворением узнает, что за ночь никаких серьезных происшествий не случилось (всякую «мелочевку» я и без него прекрасно «раскидаю» по отделам, нечего «подставляться»). Затем людской поток из ручейка превращается в полноводную реку, состоящую как из сотрудников Управления, так и «гостей» из других подразделений, приехавших решать какие-то производственные, да и личные заодно (куда же без них!) вопросы.
Заходит Олег Юрьевич (мой шеф), радостно щурится, здоровается за руку и аккуратно незаметно для окружающих тычет двумя пальцами под ребра. Зашипев от боли, вопрошаю: «За что?» и слышу в ответ безжалостное: «За Житомир! Завтра с утра - «командировочное» в зубы, и «мухой» в Житомирский УНР, «хвосты» подчищать! К выходным вернешься. Вопросы?» «Да какие вопросы, когда вы так «доходчиво» все объяснили… Мой «косяк», мне и исправлять. Сделаю.» К «неуставняку» со стороны «Батьки» давно привык и не обижаюсь. Он меня сюда «вытащил», имеет право…
Юрьич делает паузу и изрекает: « Завтра утром с базы машина пойдет, сядешь «на хвост», нечего на поезде трястись. Я позвоню, гостиницу забронируют. Все, сдашь дежурство - ждем в отделе. Ребята из Закарпатья привезли кой- чего, в обед пробу снимем...»
Провожая ласковым взглядом коренастую фигуру шефа, почесываю ноющий бок. Никаких обид, Батька мужик правильный, всегда «прикроет» если что… Да и достается ему от Папы, не приведи Господь. Полковника все никак не получит... Собачья должность!
«Мои» сержанты делают вид, что тщательно проверяют пропуска, остальные делают вид, что их показывают. Незнакомые лица - редкость, все друг друга знают, как говориться: «Чужие здесь не ходят…» Да и секретов у нас, прямо скажем, «не густо», и захотели бы продать, так нафиг никому они не нужны, такие «секреты».
Сижу, смотрю за процессом, не забывая здороваться с коллегами, прикидывая про себя: поехать домой отдыхать (имею право), или остаться поработать (имею необходимость). В предвкушении обеденной "дегустации" решаю остаться и восхищенный своей трудолюбивостью продолжаю следить за входной дверью и процессом «фейс-контроля» на входе.
В числе прочих заходит незнакомый старлей, отмечается в журнале и, не торопясь, поднимается по лестнице. Для приличия спрашиваю бойца: «Кто, куда?», и получив в ответ внятное: « Старший лейтенант Ст-енко, в строевой отдел», расслабляюсь. Но ненадолго.
Минут через десять ощущаю смутное беспокойство, увидев знакомую фигуру ст. л-та Ст-енко, вновь заходящего с улицы на «вахту». Снова журнал, снова знакомое «…в строевой отдел» мигом смахнули сонливость и заставили крепко задуматься. Вход - один, выход, соответственно, тоже, и проскочить на улицу незамеченным «против течения» даже для Гарри Гудини - задача не то что сложная, а просто невыполнимая.
Но, тем не менее - вот он поднимается по лестнице (снова!), постепенно скрываясь из виду. То же лицо, форма, даже родинка на левой щеке! Мистика… Вроде не сильно замученный, крепче минералки ничего не пил, в чудеса и призраков не верю…
Меня осенило! Журнал! Надо проверить записи, все станет ясно! Поднимаюсь со стула и иду к проходной. Но дойти не успеваю, т.к. снова вижу тов. Ст-енко, не торопясь входящего в здание. В голове крутится идиотское: «Оборотня- серебряной пулей, вампира - чесноком, а Этого, Этого - хрен знает чем взять…» Машинально спрашиваю: «В строевой отдел?» Ответ, естественно, утвердительный. «Ну идите, вас там уже двое, скучно не будет» - глуповато хихикаю.
Ничуть не удивившись сказанному, призрак ст. л-та Ст-енко гордо шествует мимо меня и направляется к лестнице.
Я тупо поворачиваюсь ко входу, внутренне готовый увидеть минимум взвод лже- старлеев, спешащих на шабаш (или как там у них это называется?) к «строевикам».
В голове крутится: «Интересно, «карету» за мной пришлют или на служебной ехать придется?» Ощущаю, что ноги стали ватными и начинаю тихонько опускаться пятой точкой в заботливо подставленное сержантом Костюком кресло.
Поворачиваюсь и вижу, как мои бойцы с трудом сохраняют серьезное выражение на красных от сдерживаемого смеха лицах. Из последних сил цепляюсь за ускользающую реальность и коротко выдыхаю: «Костюк, чо за хрень?! Что это было?»
Ответ поражает своей простотой: «Тай ничого, товарищ старший лейтенант… Вони ТРОЙНЯШКИ, служат у Хмельницком. Вы не перший, ни останний. Водички попейте - полегчает…»

Каждый Новый год наряду с надеждами на будущее и приятными хлопотами приносит воспоминания о встречах этого светлого праздника в разные годы. Почему-то, чем старше становишься, память устремляется всё глубже и глубже. Свято веря, что это ещё не корсаковский синдром, снова переживаешь те события с улыбкой и лёгкой завистью к себе такому юному, безукоризненному и бестолковому.

Всех с наступающим Новым годом! Будьте счастливы!

ПОДСТАВА.

Встретиться с однокашником на ухабистых флотских дорогах всегда было радостно и волнительно. Так как пришлось служить на всех флотах, приходя в каждую новую базу, я в первую очередь искал на кораблях и в частях своих училищных друзей, и вскоре "бойцы вспоминали прошедшие дни..."
Но бывало, чего греха таить, что через несколько лет с кем-то из однокашников уже и не было о чём говорить.

А вот с Сашей Шевченко мы встречались везде и с восторгом, бережно сохраняя идеалы курсантской дружбы, вселившиеся в наши души под знаком великого имени Павла Степановича Нахимова. Приехать на пару часов ко мне из Севастополя в Харьков или Николаев, выхлопотать неблагодарную командировку на Дальний Восток - всё это у него получалось легко и непринуждённо.
В училище Шеф, как мы его звали, был хрупким домашним мальчиком с нежной душой, и ему особенно трудно было воспринимать жесточайшие ритмы системной жизни и учебного процесса. Чудом пережив переломный третий курс и непонятно как оставшись в училище, он понемногу начал "матереть", продолжая оставаться интеллигентным очкариком, дамским угодником и болельщиком фигурного катания, в то время как остальных всех нас интересовало только противостояние футбольных киевского "Динамо" и московского "Спартака". Заместитель начальника факультета по политчасти Иван Кириллович Петров искренне возмущался:
- Ну нэ понимаю я, почэму ты, Шэвчэнко - руськый, а я, Пэтров - хохол рэпаный!
Саша был единственным сыном в семье авиационного бортового радиста-фронтовика. Их дом стоял рядом с училищным забором. Мама, Валентина Михайловна, подкармливала почти весь наш класс домашними блинами и пирожками, а отец, Сергей Никитович, снабжал бесчисленным множеством фотографий наших курсантских будней и праздников. А ещё многие из нас у них в квартире переодевались "по гражданке", доставляя много хлопот при возвращении в позднее время. Низкий поклон - через годы!

Новый 1972 год мне и Саше встречать оказалось негде, так как распались наши компании. Сашина мама уговорила нас пойти к её коллеге-учительнице, где в частном доме оторвавшиеся от родителей десятиклассники собирались встречать светлый праздник. На нас, курсантов четвёртого курса, по всей видимости, негласно возлагалась задача обеспечения порядка и нравственности на этой экстремальной тусовке.
Мы старались, как могли. Вначале я спас половину хозяйского набора хрустальных фужеров, которые под бой московских курантов начали бить "на счастье" продвинутые школьники, успевшие достойно проводить Старый год. Надеюсь, многие ещё не забыли, а кто не знает - поверьте, что значило иметь в квартире хрусталь в те годы, и как он доставался. Затем, с чувством высокой ответственности за порученное дело, я поочерёдно разносил по окрестным домам уставших школяров. Может быть, наша миссия и имела бы многопроцентно успешный финал, но случилось непредвиденное.
- Господа! "Кальвадос" - французское яблочное вино! - школьник в белых перчатках торжественно внёс в комнату мельхиоровый поднос с тремя полными хрустальными фужерами, ранее героически спасёнными мной.
Он, я и Саша выпили. Как потом оказалось, это был действительно "Кальвадос", но только - "Украинский...", и эта бурда цвета детской мочи имела крепость сорок градусов. Такой грамм-градус в то время был совершенно неподъёмным для моего друга, и он куда-то надолго исчез. После долгих поисков его тело было обнаружено мной в каком-то тёмном чулане на кушетке, где, не замечая его и не ощущая никаких неудобств, творили блуд романтические отроки.

Домой мы вернулись под утро, где Сашин отец предложил по "пять капель" за Новый год. Лицо моего друга имело цвет и запах пальмы, выросшей в винном погребе, и молящее выражение: не надо, Вова! Но как я мог отказать фронтовику?!
Запах коньяка из открытой бутылки и наполняемых бокалов бросил страдающий организм по направлению к заведению с двумя нулями, и одновременно с ударом захлопнувшейся двери раздались характерные раскаты извержения гейзера средней величины.
- Как тебе не совестно! С кого ты пример берёшь?! Ты посмотри на Володю, как он прекрасно выглядит и умеет себя вести! - причитала у закрытой двери мама, не в силах помочь умирающему за дверью чаду.
Наконец-то дверь распахнулась. Сашины глаза были мокрыми от перенесённых страданий, а голос - громкий, жёсткий и мстительный:
- Как вы мне все надоели с этим вашим Володей! Да если бы я брал с него пример и хотя бы раз выпил столько, сколько этот ваш Володя, у вас бы уже давно не было вашего единственного сына!..

Через много лет на квартире у однокашника в Одинцове, переполнившись воспоминаниями и впечатлениями, я уснул за полночь прямо в кресле после банкета по случаю двадцатипятилетия выпуска. Оттолкнув всех, моё соответствующее ныне супертяжёлой весовой категории тело, натужно упираясь и с гневом отвергая любую помощь, транспортировал к дивану в гордом одиночестве мой друг.
- Извините, господа. Я этого случая двадцать пять лет ждал!

Мы начинаем публикацию лучших историй 2006 года по разделам сайта.
Сегодняшний выпуск посвящен разделу "Армия".
Истории расположены в порядке повышения балла.

Внесистемная единица.

Логи писались всегда. На заре человечества описывались только особенные траблы типа нападения гуннов или эпидемии чумы на особенных носителях типа пергамента или папируса особенными людьми типа летописцев или иноков. Сегодня фиксируется все. Любой дурак с выходом в Интернет в состоянии описать любую мелочь своей жизни в живом журнале. Любые проблемы в сети документируются в специальных файлах. Ход боевого дежурства в войсках ПВО: исправности и, прости Господи, неисправности, переговоры, пролеты и старты,- фиксируется аппаратурой боевого документирования (АБД). И как только что-то случается, ленты прослушиваются, распечатки анализируются, и «награждаются непричастные и наказываются невиновные».
У нас на комплексе функциональный контроль проводился каждые 2 минуты. А результаты функционального контроля - ФК - распечатывались на чуде вычислительной техники - АЦПУ-64 - принтере весом в треть тонны. Каждые две минуты АЦПУшка печатала 2 строчки с результатами ФК. По стрекоту, издаваемому АЦПУ, опытные начальники дежурной смены могли определить чуть ли не характер неисправности Комплекса. Чик-чирик-чик- напечатались две строчки типичного двухминутного ФК. Чик-чик - каналы расфазированы. Чик-чик-рик-риктиктиктиктииикикикиткикитк - ну, началось..... Ревун сигнализации о неисправностях на комплексе противный и громкий, поэтому и ориентировались опытные дежурные инженеры в сменах по стрекоту АЦПУшек, а кнопку ревуна зажимали отверткой - кто порешительней или бумажкой - кто поделикатнее, чтобы дежурить спокойнее и спать, не дергаясь. Потому как все равно про беду АБД прострекочет.
Таащ паковник, боевое дежурство на комплексе несет, - Заместитель начальника Комплекса 44-летний подполковник Сергей Олегович Пучков принимал утренний доклад. Речь знакомая до мелочей, до словечка.
- Что-то, Вова, ты очень военный нынче? Не иначе, напортачили ночью - Сергей тревожно потянул носом - Нет, вроде, не пили, но что-то начальник смены больно молодцеватый и глазами ест прямо поедом? Да и Андрюха, молодой лейтенант, чего-то глаза прячет.
Начальник 1-й смены майор Вова Котелков дошел до сакраментальной фразы: За время несения службы происшествий не случилось за исключением...
Дежурный инженер лейтенант Гавриков вздохнул и опустил глаза. Начальник 2-й смены майор Тушин прекратил переодеваться в «пижаму» дежурной смены и прислушался. Заместитель начальника комплекса напрягся.
- Что случилось, Вова?
- Доклад 5-ти часовой отправили с 3-й попытки...
- Во сколько?
- В 5.30, Сергей Олегович. Вначале на ЗАС-овцев думали, но потом комплекс перегрузили пару раз и доклад прошел.
- Ну, давай ленты. Посмотрим, что там было и как было?
Вова замялся, лейтенант покраснел. Тушин нырнул за шкаф и продолжил процедуру переодевания.
- Что, Вова, нету ленты?
Вова вздохнул.
- У пульта кто спал? Андрюха, ты? Кнопку сигнализации, конечно, зажал, следуя передовому опыту старших товарищей. Когда бумага кончилась, дежурная смена харю плющила, и на резервную АЦПУ-шку не переключилась. А проснулись воины, только когда им по "Каштану" оператор позвонил, что доклад не проходит. Так все было?! Что молчишь, Володя? Так?
- ...
- Ну, рассказывайте, голуби как спалось, как укладывались... Легенду о том, что спали по сменам, принимаю. А вот расскажи мне, начальник смены, как ты инженера своего инструктировал, что он мало того, что кнопку звуковой сигнализации зажал, а еще и то, что бумага в АЦПУ закончилась, прошляпил.
- Я у пульта спал, Сергей Олегович.
- Благородно, но глупо... если бы ты у пульта спал, то услышал бы, что печать нетипичная, а ты к пульту Андрюху положил, а инструктаж как положено не провел. Ну как, лейтенант, сказал тебе Вова, что за бумагой следить надо?
- Так точно, Сергей Олегович. Я спросил у товарища майора, сколько бумаги должно быть в рулоне, а он мне сказал, столько, чтобы хватило до утра.
- Таак, Вова, а ты что скажешь?
- Тыщ, паковник, лейтенант Гавриков спросил, сколько должно быть бумаги, я ему ответил, столько, чтобы до утра хватило.
- Хватит спектакль разыгрывать!!! Как ты лейтенанта инструктировал? Что он на АЦПУшку резервную не перешел? Потом этот свисток еще что-нибудь прошляпит! Ты ему сопли до майоров утирать собираешься? То, что вы мудаки оба, мне ясно, только мне надо, чтобы ошибка не повторялась!!!!
Пучков вздохнул: Итак, как ты, Вова, Андрюху инструктировал?
- Сереж, а давай следственный эксперимент проведем! - раздался из-за шкафа голос.
- Какой еще эксперимент?
- А пусть они повторят слово в слово свой ночной разговор. Нормальный такой следственный эксперимент получится, - вышел переодевшийся в дежурку Тушин.
- А че, мысль... Так. Гавриков, где ты стоял?
- Возле АЦПУ-шки.
- А ты, Вова, где ложился?
- Возле модемов?
Так с мизансценой ясно, пошли реплики...
- Гаврила!!
- Володь, а сколько бумаги на рулоне должно быть?
- Вова!!!
- Андрюх, если рулон с х@й толщиной - до утра хватит, а если нет, то лучше на резервную АЦПУ-шку перейти.
- Ну, вот он, Серега, момент истины. Эти два сапога, один из Пушкина, другой из Днепра использовали внесистемную единицу для измерения толщины рулона.
Вова про свою елду толковал, а Андрюха со своей пиписькой сравнивал. Если бы был рулон толщиной был с Вовино богатство, может, на сутки бы хватило, а так аккурат к 5-ти часам закончилась бумага. А нефиг внесистемные единицы измерения использовать, сантиметры когда еще придумали? А вы все письками меряете. Не, Олегыч, четыре года - это не образование для инженера.
Тушин взял Вовину пилотку и побежал на развод, Серега Мотченко - инженер 2-й смены, упрекнув: ну что ж ты так, Андрюха, и тупо ухмыляясь, пошел за ним следом.
- Ну и как вас прикажете наказывать? Сережа Пучков покраснел от злости. ЕДВ вас лишить, так это не столько вас, сколько семьи ваши наказать.
- Коля? - Сергей обратился к отдельскому безопаснику, - у тебя бумаг в сейфе много накопилось?
- Значит так, метрологи бездарные, сейчас вместе с Колей - Пучков внимательно посмотрел на безопасника - идете и уничтожаете методом сжигания все ленты из сейфа.
- Все, Коля!!!
- Если что, скажешь, не так меня понял. Тупых и исполнительных у нас любят, а не наказывают. Все бумаги из сейфа списать и уничтожить. А то что их месяц хранить положено, скажешь, я приказал сейф очистить, а ты не так меня понял. Все ясно?
А на следующей смене, вот здесь, - Пучков показал на стенд «партийное собрание приняло решение», пустовавший несколько лет, - я жду от вашей смены табличку с единицами измерения системы СИ. Все ясно?
- Так, точно, тащ паковник! - прокричали майор Котелков и лейтенант Гавриков.

Сергей в тот день еще ходил на совещания, подносил спирт-ректификат иродам из боевой подготовки, чтобы поставили л/с отдела 2-й ВСК по лыжам, согласовывал нормативы с промышленниками, но весь день его беспокоила какая-то неясная мысль. Какой-то невысказанный вопрос тревожил подполковника российской армии, и от того, что вопрос не был сформулирован, он раздражал Сергея все сильнее. И только подьезжая на служебном автобусе к военному городку, Сережа осознал и сформулировал для себя это вопрос:
- Интересно, а если бы рулон был толщиной с мой, насколько бы его хватило? До утра? Или только до пяти часов? А вдруг до четырех?

Боди Арт.

И как только у некоторых язык поворачивается назвать армию консервативной, солдафонской структурой? Да многое, чем так любит гордиться гламурное общество, имеет армейские корни. Я даже не буду приводить в пример секс по телефону, поскольку любой, кто служил, может вспомнить эти пусть и не блаженные минуты, слабым утешением которых являлась их бесплатность. Да ладно, не буду ходить вокруг да около, а перейду к теме разговора. К Боди Арту.
- Уроды! Сволочи! - ругался курсант Н. Повод для гнева у него был самый пресерьёзный. Кто-то спёр единственную пару носков, тщательно выстиранную и вывешенную сушится на ночь. Конечно, не бог весть, какая потеря, если бы сейчас было не пять часов утра, а через пару часов государственный экзамен по лётной подготовке. Исправить ситуацию покупкой новой пары в военторге не представлялось возможным. Вздохнув, курсант Н. натянул лётные ботинки на босу ногу. При ходьбе, конечно, отсутствие данного предмета одежды заметно не было, брючины комбинезона скрывали, но стоило только сесть, как тайное становилось явным. В том-то и дело, что вертолёт пилотируют сидя, а предстать перед глазами проверяющего в виде Остапа Бендера курсанту Н. не хотелось. Курсант Н. попытался натянуть штанины пониже, но это у него не получилось. После нескольких стирок комбинезон изрядно сел.
- Что делать, что делать? - лихорадочно думал курсант Н. Вдруг его взгляду попалась коробка с фломастерами, - а что если нарисовать носки? - мелькнула мысль.
- И то правда, кто там будет к моим ногам присматриваться, - решил курсант Н. и принялся воплощать идею в жизнь.
Но как говорится, лучшее, враг хорошего. Беда в том, что курсант Н. умел рисовать. Будь он таким как все, он бы затушевал нижние части своих конечностей черным или синим цветом, и всё бы прошло незамеченно. Но нет, его душа художника потребовала творчества, и минут через десять на ногах курсанта Н. красовались великолепные, но увы, запрещённые уставом цветные носки.

Рассекая лопастями прохладный, утренний воздух, восьмёрка послушно воле пилота выполняла полетное задание. Вираж, разворот, ещё вираж. Проверяющий, майор У., сидя на правом сидении, откровенно скучал.
- Ну что тут говорить, этот выпуск хорошо подготовлен, шутка ли, лишний год лётной практики! - думал он. И вправду, восьмерым из десяти курсантов смело можно ставить отличные оценки.
- Вот только наверху эту «объективность» не поймут! - завершил свою мысль майор У. и принялся искать, как говорят в народе, до чего докопаться.
Собственно и докопаться было не до чего, курсант Н. выдерживал все параметры полёта на оценку отлично. Майор Н. вздохнул и перевёл взгляд с приборной доски на курсанта.
- И в кабине чувствует себя уверенно, - подумал было майор У., как вдруг досадливо поморщился, - какой наглец, пришёл в цветных носках!
После очередной эволюции вертолёт оказался носом к восходящему солнцу. Его лучи проникли в стеклянную кабину вертолёта. В их свете, волосы, которые изрядно росли на ногах курсанта Н., засеребрились.
- Почудилось? - подумал майор У., ему показалось, что волосы у курсанта Н., были и на носках. Что явно противоречило здравому смыслу. Он сморгнул, но всё осталось по-прежнему. Озадаченный этой проблемой, майор У., жестом привлёк внимание бортового техника капитана Р., до этого времени сохранявшего полную безучастность к происходящему. Капитан Р. посмотрел на ноги курсанта, а затем на майора. По его взгляду, майор У. понял, что тот видел то же самое. Это было уже лучше, значит, дело не в глюке, а в феномене носков курсанта, с которым майор У. решил разобраться тут же. Он расстегнул привязные ремни и подвесную систему парашюта. Перегнувшись через пульт управления автопилотом, он вблизи рассмотрел это чудо чулочно-носочной промышленности. Поняв в чём дело, он занял своё место и призвав всю свою волю, чтобы не рассмеяться, спросил: - Товарищ курсант, а что у вас за носки?
Курсант Н., который до этого, забыв о тех самых носках, всецело отдавался полётному заданию, опешив от неожиданного вопроса, выложил всё как на духу.
Едва дослушав объяснения курсанта, майор У. и капитан Р. разразились громким хохотом. После посадки инструктор курсанта Н., лейтенант А., был немало озадачен, когда из вертолёта вышли продолжавшие хохотать майор У. и капитан Р., а за ними смущённый и покрасневший курсант Н. Но едва выслушав объяснения, лейтенант А принялся хохотать сам. Через минут десять, хохотала вся эскадрилья.

Тем не менее, курсант Н., получил оценку отлично. А это значит, что его художества были не зря. Шла осень 1984 года.
А вы говорите, Боди Арт!