Северный Париж.


"Если хотите иметь прелестных женщин, не истребляйте пороков,
а то вы будете похожи на тех дураков, которые страстно любя бабочек, истребляют гусениц..."
(Виктор Гюго)

Кто из подводников не был в Северодвинске, тот вкусил флотскую жизнь не в полном объеме. Легендарный город для моряка Северного флота. А ведь ничего особенного в нем нет. Два гигантских завода. Один строит подводные лодки, другой их ремонтирует. Две трети города на них работают. Оставшаяся треть их обслуживает. Каждый житель хоть на чем-то завязан с флотом. Сам город первоначально назывался Молотовск, строился исключительно руками зэков в тридцатые годы. Кузницей же подводного флота Северодвинск стал усилиями всей страны. Люди ехали со всех уголков Советского Союза. Бригадами. Сходились, создавали семьи. Роднились. Разноплеменная кровь, смешавшись одна с другой, разбавилась здоровой поморской, и в результате произошло маленькое чудо. Такого множества разных и красивых женщин больше я не встречал нигде. Ну, разве что еще в Крыму, где тоже переварилось множество рас и народов. Самый привередливый знаток женской красоты обязательно сыскал бы на улицах Двинска то, о чем мечтал всю свою сознательную жизнь. Было бы желание.
Как и во множестве промышленных городов, местный мужской пол был озабочен двумя вещами: рыбалкой и алкоголем. Одно другое дополняло. Прискорбно, но это показатель для наших крупных промышленных центров. А женщины... Они по большей части такими хобби не увлекались. А видеть мужа только по вечерам в постели с постоянным перегаром, а по выходным оставаться одной - не каждая выдержит. Поэтому и разводов в Двинске на душу населения многовато приходилось. Пьющий мужик - обуза. Женщина уходила, оставалась одна или с ребенком. Но тепла-то хочется. Хоть ненадолго, напрокат, на недельку создать видимость нормальной жизни с мужиком в доме, да и плоть, она тоже зовет. А тут как тут военморы. Ремонт или строительство. Несколько месяцев или несколько лет. Пьют, но в меру и со вкусом. Семьи свои не каждый тащит. Условия военных гостиниц с душем в конце коридора и казенной мебелью с клопами - не фонтан, скажу вам. И организм у моряка такой же, тело за долгие морские походы скучать по женской ласке начинает, а Двинск получается тоже вроде похода. Но не в море. Жены рядом нет, а других женщин тьма тьмущая. Откровенно говоря, редко кто выстаивал перед такими соблазнами. Флотские жены об этом знали, догадывались. Отголоски до родной базы тоже периодически доходили. Да некоторые и муженьков своих иногда навещали, если экипаж надолго в заводе застрял. И если для нас Двинск был Северным Парижем, то для жен - городом кобелирования собственных мужей.
А начиналось знакомство любого офицера с экзотикой северодвинской жизни с ресторанов. Более зрелое поколение помнит кабак РБН, в переводе "Ресторан Белые ночи", те кто помоложе, связывают свои воспоминания с рестораном "Приморский", в просторечье - Примус. Долг чести - по приезду посетить злачное место. После наших-то "Мутных глаз"! Город, свобода, женщины. Со стопоров срывало враз. Самые примерные и то с катушек съезжали. Заполит наш, Палов, поселился вместе со всеми в мужском флотском общежитии. Недельку прожил, а потом вечером глядим в окно, а он чемодан тащит, рядом с ним женская фигурка его форму на вешалке за спину закидывает. Подхватили шмотки и ушли. Так полгода и квартировал на стороне. А потом на выходные перед Новым годом его жена прилетала на побывку. Так мы всем этажом его прикрывали, пока мичмана зама по явкам разыскивали. Отбрехался.
В первый же свой заход в Примус стал свидетелем, как на нашем неприступном старпоме ПалПете висела очень красивая куколка и уговаривала идти к ней. Мол, муж на двое суток рыбалить уехал. Не вернется сто процентов. Старпом явно стеснялся дать согласие в присутствии молодого лейтенанта и убеждал ждущую женщину решить этот животрепещущий вопрос попозже. Наедине.
Опытные военнослужащие, неоднократно бывавшие в Двинске, с первых же дней бросались восстанавливать старые связи. Молодежь пребывала в легком замешательстве. Хотя и привыкших с недавних курсантских времен к легким победам, нас шокировало, что не мы выбираем, а нас. Отбирают, отбивают друг у друга, не спрашивая нашего разрешения. Делят наше мужское достоинство, в буквальном смысле, на кусочки. Потом это прошло, но сначала... Полный шок. В первый же день в Примусе меня впервые в жизни пригласила танцевать женщина, к которой я сам побоялся бы подойти. Обольстительная, холеная красавица, в лучших годах, то есть старше меня лет на десять. Вся в ауре неприступности и грациозного обаяния породы. Не женщина - мечта! Она пригласила меня и танцуя, с очень большим чувством такта рассказала о себе. После мы долго беседовали внизу, в фойе. Обо всем: о нас, жизни, мужчинах, женщинах, любви, предательстве, отношениях. Потом она дала свой телефон и попросила обращаться, когда будет трудно и некуда будет пойти. Я вечером полчаса разглядывал себя в зеркале, пытаясь найти что-то особо привлекательное. Не нашел. Кстати, только тогда я понял, что смущаться и бояться женщину глупо. На многое я начал смотреть по-другому. Что не важен возраст, что не важна внешность, а важен ты сам, твое отношение, твои человеческие качества, твоя способность отдавать тепло. И все только благодаря той одной встрече.
Окончательно же я понял, в каком городе нахожусь, когда в порыве желания воссоединиться с семьей решил снять квартиру и вызывать жену с ребенком. Ребята подкинули адреса, где сдают комнаты, и я двинулся на поиски подобающего для себя и своей супруги угла. Первый же визит по одному из данных адресов полностью выбил меня из колеи. Звоню в дверь. Открывают. На пороге женщина лет двадцати восьми. Коротенький халатик. Кончается там, где начинаются ноги. Декольте максимально приближенно к пупку. Вся налитая, упругая даже на взгляд. Женщина Беломорья. Симпатичная. Откровенно осмотрела с головы до ног.
- Здравствуйте. Вы ко мне или дверью ошиблись?
- Да вот... Адрес... Комнату сдаете?
Женщина улыбнулась.
- Ко мне. Сдаю-сдаю. Да что в двери торчать. Проходите, поговорим. Чайку попьем.
Захожу в коридор. Снимаю шинель, разуваюсь. Женщина из шкафчика достает мягкие мужские тапочки.
- Берите, обувайте. Пол-то холодный. Идемте на кухню.
Прохожу, сажусь. Хозяйка у плиты с чайником суетится. Поставила. Быстренько на стол собрала печенье, плюшечки какие-то, пирожки. Села.
- Будем знакомы! Марина.
- Меня зовут Павел. Я бы хотел комнату...
Дама томно потянулась, и наклонившись грудью ко мне проворковала:
- Да что ж вы мужчины сразу о деле! Успеется. Сдам я вам комнату, Паша, сдам. Не волнуйтесь. Посидим, поговорим, винца выпьем немножко.
Халат хозяйки скорей ее обнажал, чем прикрывал. Глаза мои непроизвольно начали тормозить на самых достойных выпуклостях и местах, и Марина это заметила.
- А вы безобразник, Пашенька. Разгядываете меня как витрину. Да не смущайтесь! Шучу. На здоровье! С меня не убудет.
Налили чай. Попили, поговорили ни о чем. Марина встала, прошлась по кухне, как по подиуму. Дала осмотреть себя со всех сторон.
- Ну, Паша, пойдемте, комнатку покажу.
Вышли в коридор. А когда заходил, внимание на расположение комнат не обратил. Выходим. А в коридоре всего одна дверь. Марина ее открывает. Комната. Широкая кровать, трюмо, шкаф, телевизор, столик журнальный. Марина на кровать бултых. Халатик до подбородка задрался. Все нижнее белье как на показ. Ничего, заманчиво.
- Вот и комнатка! Нравится?
Тут-то я и сообразил, что квартира однокомнатная. Но на всякий случай решил провериться.
- Марина. А у вас что, одна комната?
Марина так интимно, с придыханием засмеялась.
- Господи, дурачок! Зачем нам две? Неужели не уместимся? Хоть сегодня переезжай. Не надо мне квартплаты никакой. Другим отдашь, чудилко ты мое!
Пришлось все объяснять. И про жену и про ребенка. Мариночка очень расстроилась. Сникла прямо на глазах.
- Ох, как жалко! Такой милый. А ты жену отправишь - сразу приходи. Тебе же, поди, и стирать самому трудно, да и пища из столовой поднадоела. Приходи, ждать буду. Ты, Пашенька, милый такой ...
Ушел. На улице сигареты три выкурил, привел нервы в порядок, побрел дальше. По всем адресам одни женщины проживали. Кто разведенная, у кого мужья в очень длительных командировках. Но одни женщины. И как заходил разговор о семье, все. Никакой комнаты. Сам - пожалуйста, с семьей - ни за что! Неделю по всему району гулял, никто не согласился. Ну а потом затею с приездом жены пришлось отложить, она воспротивилась, да и я раздумал. Так один полгода и просидел в общаге. Не ангелом, откровенно говоря. Да и кто из нас ангел? Поди, узнай...
Походы в Примус совершались по выходным дням. Самые популярные пятничные и субботние. Как-то раз нелегкая понесла меня с двумя друзьями, Лешкой и Стасом, в кабачок в неурочное время, в среду. У трех лейтенантов образовалась дыра между вахтами, вечер пуст, общежитие надоело до смерти. Оперативно собрались и двинули. Благо от нашего пристанища до Примуса пятнадцать минут хода. Дошагали. Вопреки обыкновению у ресторана народ не толпился, дверь оказалась заперта. Но со второго этажа неслась музыка и были слышны голоса. Стучались долго. Наконец нам открыли. Высунулся швейцар, всем известный подполковник запаса по прозвищу Петрович.
- Ребята, сегодня все заказано. Свободных мест нет.
Такие песни нам слушать было не впервой. Проходили. Да и подход к Петровичу знали. Просто как все гениальное. Сунуть десятку. И ты в струе. Но сегодня, судя по упрямству Петровича, случай был особенный. Он сломался только на двадцатипятирублевой ассигнации. И то как-то нехотя.
В фойе было пусто. Разделись. Сдали вещи в гардероб. Там все вешалки были завешаны до верха. Петрович вызвал сверху нашу знакомую официантку Ларису. Та спустилась.
- Здравствуйте, мальчики! И как это Петрович вас сегодня в этот курятник пустил? По приглашению и опоздали... Ладно, я вам столик сбоку у входа выдвину. Минут через пять поднимайтесь, а я накрою пока...
И не объяснив про курятник и приглашение удалилась наверх, виляя бедрами. Неплохими надо сказать. Выждав оговоренное время, мы поднялись в зал.
Бог мой! Зал битком, под завязку был нашпигован женщинами! Наше явление народу произошло совсем некстати. Какая-то матрона преклонных лет, подняв бокал, в полной тишине провозглашала тост. Стояла полная тишина. И тут со смехом высветилась на входе наша троица. Ораторша замолкает. Все глаза на нас. И мы, словно три придурка, торчим посреди прохода и не знаем, куда податься. Трое голых в женской бане. Тут Лариска выскочила, схватила нас в охапку и запихнула за приставной столик.
- Мальчики, что ж вы так вваливаетесь! Скромнее надо. Вас и так на запчасти сегодня разберут!
А сама хихикает. Стас, самый предусмотрительный из всех, спрашивает:
- Лора, что у вас здесь за собрание женсовета?
Лариска даже с нами за стол присела от удивления.
- Вы что, не знаете, что у нас сегодня?
Мы отрицательно покачали головами. Лариска зажмурилась, снова хихикнула.
- Юбилей северодвинского управления торговли! И как же Петрович вас пустил? У нас же в торговле одни бабы. Мама родная! С меня голову снимут! Я ж думала, вы по приглашению и опоздали.
Голову с Лоры не сняли. Торжественная часть торгового застолья клонилась к концу, и мы начали замечать на себе все больше плотоядных взглядов со всех сторон. Знаете, очень неаппетитно жевать котлету по-киевски под перекрестным расстрелом женских глаз. В зале действительно оказалось до безобразия мало мужчин. На все про все десятка полтора, да и то некондиционного возраста. А вот женщин - сотни полторы, не меньше. Да какие! Молодые и пожилые. Красивые и безобразные. Но все разодетые и холеные. Цвет советской торговли. Облаченные во всевозможные дефициты, недоступные простым советским гражданам. А когда много имеешь, хочешь еще больше. Короче, через полчаса мы пошли нарасхват по рукам. Каждый женский столик поставил перед собой задачу переманить трех молодых офицеров к себе. Всеми доступными способами. Понятное дело, столько женщин, да еще навеселе, а покрасоваться не перед кем. За столом мы уже не сидели. Жевать и пить времени не было. Мы танцевали, переходя из одних объятий в другие, практически не останавливаясь. Наши красавицы безостановочно заказывали один медленный танец за другим, устроив настоящий марафон. Вниз, в фойе на перекур, нас тоже сопровождала толпа женщин. Просто-напросто никак не давали поделиться друг с другом впечатлениями! Каждая просила прикурить, каждой хотелось комплимента, все ворковали, призывно улыбались и стреляли глазами без перезарядки. Удивительное единодушие. Нам же было совсем не по себе. Не каждый день испытаешь такой живой интерес к собственной особе, да еще от такого количества зрелых женщин.
К десяти часам вечера нас прочно застолбили. Лешу обволокла своим вниманием пышная полногрудая блондинка Нина Григорьевна. Попытки других женщин оторвать Лешу от ее прелестей Нина пресекала резко и беспощадно. "Девочки, все в сад! Не дам совратить юношу!" Потом Нина сунула Леше ключи от своей квартиры, мол, пусть полежат у тебя, а то я потеряю. И как только Леша поворачивал нос по ветру на очередную прелестницу, Нина быстренько убегала в фойе. Ответственный Леша бросал все и несся за ней, опасаясь, что она уйдет и забудет забрать ключи. Нина, естественно, никуда не уходила, но и ключи брать назад категорически отказывалась. Так Леха и поехал ей дверь в квартиру открывать. Утром вернулся измочаленный, с кругами под глазами и пакетом самых недоступных яств того периода, включая несколько банок красной икры. Упал и спал до вечера. Вечером выяснилось, что Нина - директор большого продовольственного магазина где-то в новых кварталах города.
С тех пор, несмотря на карточную систему, питалась наша троица очень даже неплохо. Лешка пару раз в неделю ночами помогал Ниночке справиться с депрессией, она же откармливала его всеми доступными продуктами.
Наш же со Стасом вечер окончился самым прозаическим образом. Очень плотно нас взяла в оборот целая компания, возглавляемая очень энергичной и обаятельной женщиной по имени Галина Викторовна. Как потом оказалось, девушки эти были ее продавщицами, а сама она заведующая магазином "Электроника". Работниц к себе в магазин она отбирала исключительно сама, как царь Петр рекрутов в гвардию. Учитывалось все: рост, лицо, ноги, грудь, воспитание, образованность. Назвав для официальности все это комсомольско-молодежным коллективом, Галина Викторовна муштровала своих фотомоделей в капиталистическом стиле. Клиент - друг, товарищ и брат. В стенах Галининого магазина покупатель чувствовал себя как на другой планете. Ни одного грубого слова, только улыбки и искреннее желание помочь. Волей-неволей появлялось желание хоть что-то купить, даже себе в ущерб. Девчонки-продавщицы обожали своего шефа, а та, хотя и держала их в ежовых рукавицах, всегда защищала и помогала, чем могла. Естественно, в ресторан прибыл весь коллектив "Электроники" без исключений. Сама Галина совершенно не терялась на фоне своих звездных работниц, даже скорее выделялась. В свое время она нешуточно занималась спортивной гимнастикой и достигла достаточно больших высот. Невысокая, хрупкая, но с удивительно пропорциональной и красивой фигурой, прекрасной формы грудью и миловидным лицом, Галина на фоне своих длинноногих воспитанниц смотрелась как-то особенно. Словно небольшой, но мастерски ограненный алмаз среди россыпи недоработанных драгоценных камней. Эта компания обложила нас как следует, да мы и не сопротивлялись. По всему было заметно, что сама Галина положила глаз на нашего Стасика, а меня предоставила к дележy между своими гетерами. Повеселились на славу. После ресторана выяснилось, что хотя Галина и не замужем, а в разводе, но имеет сына пяти лет, он у родителей, и его надо забирать домой. Расцеловала Стаса в обе щеки и укатила на такси, не забыв, правда, сунуть ему в карман записку со своим телефоном. Стас, судя по всему, запал на очаровательную директоршу и на знаки внимания со стороны ее подчиненных внимания уже не обращал. Попрощался со всеми и ушел в гостиницу. А я остался один на один с десятком красавиц, и как выходит в таких случаях, ничего не получилось. Проводил почти всех до дома и поздно вечером тоже вернулся в гостиницу.
С тех пор наш Стасик пропал. Симпатичная директорша запала глубоко в душу. Она никогда не настаивал и не уговаривала. Не хочешь- не надо, не приходи. Вот если Нину прошибало желание, то она через всех друзей и знакомых находила способы вытащить Леху с любой вахты, в любое время. Зов плоти. Но Леха был холост, а Стас женат. Жену не видел пять месяцев. Она вот-вот должна была родить, и Стаса мучило чувство предательства по отношению к ней. Она готовилась стать матерью его ребенка, а он спит с другой женщиной. Вдобавок на восемь лет старше его самого. Чувство долга ожесточенно боролось со стремлением обладать прелестным телом бывшей гимнастки. И почти всегда второе преобладало. Галина тоже разрывалась между двумя огнями. С одной стороны сын. Она всегда ночевала дома с ним, за исключением выходных, когда его забирали дед с бабушкой. Сама себе дала слово, что мужчин в ее доме и постели сын никогда не увидит. Только если выйдет замуж. Но Галину и Стаса притягивало друг к другу как магнитом. По ее просьбе Стасик приходил только после одиннадцати вечера, когда сын крепко спал, и уходил рано утром, пока тот не проснулся, не звонил ей домой и не заходил в неурочное время. Они изводили себя, но обходиться без этих встреч уже не могли.
Под 23 февраля у Стаса родился сын. Он получил телеграмму в субботу утром, разрадовался и бросился к командиру. Тот сразу дал добро на отпуск, и счастливый отец рванул в авиакассу. Самолеты из Архангельска в Крым летали не каждый день, и билеты достались только на вечер воскресенья. Стас вернулся в гостиницу, собрал вещи, ну и само-собой отметил с нами свой праздник. Ребята из экипажа заходили и заходили с поздравлениями, шило лилось и лилось. К шести часам Стас был крепко пьян и завалился спать. А Галина в субботу, как всегда, отправила сына к родителям и ждала Стаса к себе вечером, часов в восемь. Мы с Лехой, уложив блаженного отца в постель, продолжали посиделки. Около семи Стас зашевелился, сел, посмотрел на часы, и начал судорожно натягивать штаны.
- Ты куда? - спросили мы в один голос.
- Мужики, Галка ждет. Я к восьми обещал.
Мы переглянулись.
- Стас, ты такой кривой, на ногах ведь едва стоишь. Может, не стоит? Завтра же лететь. Позвони, объясни.
Стас наморщил лоб. Помолчал. Потом решительно встал, чуть не опрокинув стол, и твердо заявил:
- Я к ней поеду! Обещал! Да и объяснюсь...
Оказывается, Стас ничего не рассказывал Галине о своей личной жизни. Ни то, что женат, ни то, что у него будет ребенок - ничего. И если сегодня он не придет, больше между ними ничего не будет. А этого Стас, кажется, не очень хотел... Он оделся, подхватил сумку с вещами, воспользовавшись нашим замешательством, хватанул стакан, энергично пожал всем руки и вышел.
До квартиры Галины Стас добрался вовремя. Точь в точь к двадцати ноль ноль. Перед дверью остановился, сообразил, что навеселе, да так здорово, он заявлялся впервые. Но и сын у него первый! Стас ткнул пальцем в звонок.
К каждой их субботней встрече Галина готовилась очень тщательно. Почему, и сама не понимала. Мальчишка, молоденький лейтенант, а она как школьница волнуется, от зеркала не отходит. Цену себе Галина знала хорошо. Вокруг нее постоянно косяками ходили мужчины. Да какие! Городская элита. Красивейшая женщина, материально полностью обеспеченная, да с такими перспективами! А она? Смешно, но для встреч со Стасом Галина даже имела отдельное нижнее белье. Такое, что еще больше подчеркивало ее сексуальность и достоинства. Хотя, куда уж дальше...
Продребезжал звонок. Галина еще раз поправила платье и открыла дверь. На пороге, пошатываясь стоял ее Стасик в обнимку со здоровенной сумкой. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что Стасик очень здорово поддат. Галина неожиданно быстро разозлилась.
- Так-так... Что Стасик, теперь ко мне можно и в таком состоянии заявляться? А ну....
Стас как-то глупо и жалобно улыбнулся, и прошептал:
- А у меня сын родился... Вчера. Вот я и немного того... Отметил. Извини, наверно я зря пришел, ребята вот тоже говорили... Я пойду.
Галина самопроизвольно схватила Стаса за руку.
- Вот еще! Мало ли твои ребята наговорят. А ну заходи! Маячишь тут на площадке!
Стас шагнул в прихожую, не удержался и начал заваливаться набок. Галина поднырнула ему под плечо, подхватила, одновременно захлопывая дверь.
- Господи! Вот шальной! Что ж ты мне сразу про сына не рассказал? И жена наверно есть? Что ж ты молчал? Почему не говорил? Боялся, что больше не пущу? Дурачок! Мне же от тебя ничего не надо... Только тебя! Ой, глупый! Подросток ты мой!
Галина посадила и разула вяло сопротивляющегося Стаса. Сняла куртку.
- У тебя такая радость! Сынок! А ты извиняешься, глупый. Радоваться надо! Радоваться! А что за саквояж?
Не смеющий пока поднять глаза от пола Стас пробурчал:
- У меня завтра самолет в Симферополь. Вечером.
Галина всплеснула руками.
- Мама родная! Ну что не позвонил? Я бы тебе билеты хоть на сегодня сделала. Знаешь ведь, могу...
- Сегодня рейса нет... Вот я к тебе и пришел... Обещал ведь...
В Галине проснулся деятельный и решительный человек.
- И правильно сделал! Сейчас я из тебя всю дурь пьяную выгоню!
И начала выгонять. Раздела, словно ребенка, усадила в ванну, своими руками мыла и чистила. Минут пятнадцать изводила фырчащего Стаса контрастным душем, поочередно обдавая ледяной водой и кипятком. Совала под нос нашатырь. Поила чаем с лимоном. Через два часа Стас предстал в преображенном виде, разморенный и без следов опьянения.
- Ну а теперь, Стасечка, давай вдвоем отметим твой праздник! Подожди, я переоденусь.
Она оставила Стаса на кухне и ушла в комнату. А когда вышла, тот потерял дар речи. Вечернее искрящееся платье, облегая фигуру, подчеркивало ее стройность и свежесть. Декольте обнажало чудную грудь, как раз в той мере, от которой перехватывало дыхание. Такой красивой Стас ее никогда не видел.
- Пойдем, - она потянула его за руку.
В комнате был накрыт стол, стояла бутылка шампанского. Галина зажгла свечи. Сели. Стас разлил вино по бокалам. Слов у него не было.
- Я хочу сказать тост. Стасечка, милый! Я хочу выпить за твое счастье! За твоего сына. Поверь мне, ничего лучшего в этой жизни нет. И я очень рада тому, что ты пришел ко мне с этим. Не промолчал, не уехал втихомолку, а поделился своей радостью со мной. Доверил. Спасибо тебе! И пусть твой сын станет таким же, как его отец!
После этого Стаса прорвало. Он говорил и говорил. Рассказывал о своей жене, о том, как они познакомились, какая она, как они назовут сына, что его волнует, строил планы, делился тревогами. Они сидели обнявшись, Галя гладила его волосы, а он продолжал и продолжал. Ночью они отдавались любви совершенно по-новому, не так как прежде, стремясь дать друг другу нечто большее, чем их прежние отношения. И когда Стас целовал ее грудь, она кусая губы продолжала его успокаивать: "Не волнуйся, милый, завтра прилетишь, все будет хорошо..."
Когда утром Стас проснулся, ее в постели не было. Стас накинул халат и вышел на кухню. Галина уже причесанная и одетая допивала кофе.
- Доброе утро, Стасик! Выспался?
- Да. Галь, а ты куда собралась?
- Я ненадолго, по делу. Садись завтракай. Твоя одежда в шкафу на вешалке, я погладила. Не обижайся, я скоро.
Галина вышла в прихожую и снова заглянула на кухню.
- Стасик, а какой размер у твоей жены.
- Не знаю точно. Сорок шесть, кажется. Она метр шестьдесят пять ростом. Галь, а тебе это зачем?
- Интересно просто. - ответила она и ушла.
Вернулась Галя через три часа. Уж и не знаю, какие свои торговые связи сорвала эта женщина в воскресный день с отдыха, но огромную сумищу с коробкой в квартиру занес таксист. Все послеобеденное время, она собирала Стаса в дорогу и укладывала вещи. Чего только она не принесла: первоклассные импортные пеленки, ползуночки, распашоночки, полотенца, шапочки, соски, погремушечки. Все это богатство венчал складывающийся и компактный югославский манеж, безумный дефицит в те времена. Стас пытался протестовать, но она твердо заявила, что если он не возьмет, то она больше его знать не желает. А ко всему прочему, это не ему, а маленькому. Никаких возражений она не принимала. Вечером, после ужина, она вызвала такси, оделась и вместе со Стасом поехала в аэропорт Архангельска. Целуя его на прощанье, она прошептала ему на ухо:
- Там в сумке, на дне, итальянские блузка и платье твоей жене и французские духи. Ей понравиться... Иди. Я буду ждать...
И подтолкнула его к контролю.
Стас вернулся через две недели довольный и счастливый и в первый же вечер уехал к Гале. Их отношения продолжились. Три месяца спустя экипаж уезжал обратно в Гаджиево. Перрон вокзала запрудили провожающие женщины. Наш Северный Париж прощался со своими недолгими, но желанными гостями. Пришла на вокзал и Галина. И что самое удивительное, вместе с сыном. Они стояли немного поодаль от всех, держась за руки, и тихо разговаривали. Когда настало время садиться в вагоны, Галина крепко поцеловала Стаса в губы, совершенно не стесняясь своего мальчика.
Следующий раз мы попали в Северодвинск только через три года. Не знаю, писал ли Стас Галине все это время или нет, но в первый же свободный день он пошел к ней. А когда наш корабль вновь уходил на базу, Стаса снова провожала хрупкая женская фигурка с ребенком. Так продолжалось раз за разом пока, наконец, в третий или четвертый приезд Стас не узнал от нее самой, что она вышла замуж.
Может эта история и безнравственна в чьих-то глазах, но я знаю точно, что до сих пор Стас поздравляет Галю и ее сына со всеми праздниками, а она пишет ему до востребования, хотя прошло почти десять лет, и они с тех пор не виделись.
А вы думаете - Северный Париж, Северный Париж... Да в каком Париже вы найдете таких женщин!?

Белый

Человек на террасе вздрогнул от негромкого шороха за спиной... Обернулся, готовый к неприятностям, одновременно положив руку на кухонный нож...
...На крыльце сидел кот. Абсолютно белый, без единого пятнышка. Два глаза, как две зеленые искорки отражали свет открытой двери.
- Ты чей? - Человек подошел поближе, рассматривая «гостя»... Рваные уши, морда в шрамах, мощные короткие лапы, настороженный взгляд...
- Все с тобой ясно... Ничей. Жрать хочешь? - отсыпал из своей тарелки горку еще теплых макарон. Добавил туда одну из двух сосисок. Мелко нарубил кусок колбасы... Пододвинул миску к коту. Сам сел за стол, звякнул бутылкой...
- Извини, тебе не предлагаю. Ну, за встречу!
- За встречу. - зеленые глаза сверкнули укором - Сопьешься, дурак!
- Все может быть... Ты ешь, ешь, приятель! Ну, давай по второй... За женщин! Хотя нет, давай лучше за родителей...
- Это можно. Святое. Присоединяюсь. - Белый сыто прищурился и подошел поближе, демонстрируя шрамы на мощном загривке. Сел, начал было умываться, но передумал, развернулся и пошел обратно, в темноту осеннего вечера...
- Ну, мне пора... Дела, брат. Спасибо тебе.
- Да, в общем, не за что. Ну, давай... Заходи, если надумаешь. А то мне одному, знаешь как-то...
- Непременно. - исчез в темноте внезапно, как и появился. Только пустая, вылизанная до блеска миска осталась стоять на полу...
Белый пришел через два дня. Тяжело проковылял по саду, приволакивая заднюю лапу и оставляя за собой красным пунктиром кровавый след... На правом боку темнела свежая рана.
- Кто ж тебя так?
- Собаки, чтоб их... Расплодились... Порядочному коту и пройти негде.
- Лежи, не двигайся. Сейчас аптечку принесу. Спирта нет, придется водкой промывать... Терпи, боец!
...Еще через час...
- Ну, вот и все. Ты как, живой? Знобит? Это нормально. Много крови потерял. Давай я тебя к печке положу... Если надо чего, подай голос, я рядом.
...Спать не хотелось... Человек сел в кресло, включил торшер и протянул руку за книгой.
Белый жалобно застонал и попытался перевернуться на другой бок... Потом приподнялся, посмотрел вокруг мутными от боли глазами и снова упал на заботливо сложенное вчетверо ватное одеяло.
...Через три дня...
- Я ухожу. - Белый похромал к двери.
- Куда?
- Неважно. Просто ухожу. У меня нет дома. И никогда не было. Я уже здоров. Мне пора.
- Ты и двух недель не протянешь! А если и протянешь, то эту зиму не переживешь...
- Значит судьба такая. - Белый невозмутимо открыл лапой дверь, неловко спустился с крыльца и пошел по мерзлой земле к калитке.
...Он не пришел на следующий день. К вечеру ветер усилился и на поселок обрушилась снежная метель... Первая, в этом году. Ветер гнул старые сосны, свистел в трубе, выдувал тепло из дома и пел какую-то свою жутковатую песню на одной ноте...
Человек вышел на крыльцо, прислушался к отдаленному собачьему лаю, зябко поежился, попытался рассмотреть что-то в белесой мгле ... Постояв пять минут, вернулся в комнату и подбросил дров в печку.
Потом подошел к шкафу, достал еще один свитер, черную вязаную шапочку и выгоревший армейский бушлат. Неторопливо и тщательно оделся... Взял фонарик, аккуратно закрыл за собой дверь и исчез в ледяном холоде ноябрьской ночи.
...Человек вернулся через два часа. Батарейки в фонарике «сели» окончательно. Он зажег «летучую мышь», подумал, налил полстакана, втянул в себя водку посиневшими от холода губами. И снова ушел в ночь...
Он нашел Белого только под утро. Случайно увидев струйку пара, пробивающуюся из подтаявшего сугроба, яростно начал разгребать снег негнущимися замерзшими руками...
Сорвал с себя бушлат, завернул в него окровавленное, начавшее уже коченеть тельце и побежал к дому, взрыхляя снег негнущимися ногами в тяжелых армейских ботинках... Белый на короткие мгновения приходил в себя, шипел, оскаливал в жуткой гримасе клыки, пытался выпустить когти, но силы быстро заканчивались, и он снова проваливался в беспамятство... Он был еще там, в своем последнем бою...
А потом... Потом был сумасшедший гон машины по обледеневшему шоссе, врач, удивленно качающий головой, операционная... Белый выжил.
...Еще через два дня...
Кот осторожно поднял голову, покачиваясь поднялся с лежанки и с трудом подтягиваясь на передних лапах и путаясь в бинтах, залез на кровать. Встал в изголовье, долго и внимательно смотрел на лицо спящего...
И медленно, словно удивляясь самому себе, потерся головой о небритую щеку, удовлетворенно вздохнул, свернулся калачиком и блаженно закрыл глаза...

Пути судьбы

Есть такая агрегатина - АПМ-90. Расшифровывается как автомобильная прожекторно-маячная станция. В кузове 130-го ЗиЛа стоит дуговый прожектор с диаметром зеркала 90 сантиметров. Под брюхом машины генератор, на который переключается двигатель. Яркий луч голубоватого света бьет километра на 4. Принцип тот же, что и в сварке. Меж двух угольных электродов горит дуга. Несмотря на строгий запрет, на дембель народ ставит свечки. Т.е. поднимают прожектора вертикально вверх. В безоблачную погоду зрелище впечатляет. Бело-голубые столбы подпирают хрустальный свод с с созвездиями.
В общем, сие еще использовалось в качестве маячной станции. Внутрь вкручивается огромная лампа накаливания. По маячному режиму прожектора использовались редко, а лампы приходили регулярно. С помощью надфиля и бочки с водой из одной я соорудил себе колбу. Зачем? Не знаю. Все решал, может залить туда цветок какой-нибудь или еще для каких-нить дизайнерских изысков.
Для профилактики на моих 60 РЛСках мне полагался спирт. В месяц по сто грамм на станцию. И он мне нужен был по-любому: когда канифоль растворить, когда протереть после пайки плату. В общем, нужен. И естественно, то количество, которое я все же выпрашивал, исчислялось 1,5 сантиметровым уровнем в поллитровой бутылке. Заведовал складом ГСМ старлей, судя по возрасту и повадкам - бывший прапор. Именно так я представлял себе пришельцев, братьев по разуму с Марса, обладающих защитным окрасом под свою планету. Причем еще с мимикрией, заставляющей покрываться кожу синевато-темными пятнами под местные камни. И еще сильно смахивающих на осьминогов со своими аморфными в земной гравитации конечностями.
В общем, я наглядно видел, куда уходил лимит спирта для оборудования.
Понедельник, иду на склад. Хриплый голос с трудом произносит слова на языке землян.
- Тебе... чего...?
- Товарищ старший лейтенант, мне спирту.
- Ччего? Ох*ел?
- Вот заявка, подписанная начальником инженерной службы.
Незнакомые символы малоразвитой цивилизации все-таки подвластны чуждому разуму. Всего за пару минут он расшифровывает строки.
- Пшшшли...
Марсианин явно еще не оправился от вчерашнего перелета. Его покачивает, а ядерный выхлоп заставляет коробиться остатки краски на стенах склада. Зеленоватые пятна на красно-синем лике придают ему устрашающий вид. Для победы над гравитацией ему надо время от времени за что-то держаться. Но глазомер - что надо. Достает свой любимый шланг и опускает в бочку, на которой куча предупреждений и ни одной вразумительной надписи о содержимом. Потом затыкает пальцем и вытаскивает шланг. Потом льет в бутылку примерно до половины, непроизвольно облизывая пересохшие губы. Далее из бутылки он отливает в стакан, оставляя в последней четкую марсианскую норму - 1,5 сантиметра. Для жителя безводной планеты вид даже небольшого количества льющейся влаги представляется совершенно изумительным. Непроизвольно качнувшись, он грохает мою посуду на бетонный пол. Другой бутылки нет.
- Иди ззза ппосудой...
- Есть!
В мастерской тоже нет незанятой бутыли. Взгляд падает на дизайнируемую колбу. Сойдет.
Инопланетянин уже гораздо более подвижен и разговорчив. Стакан опустел, спирт испаряется быстро.
Уже гораздо более быстрое повторение операции. Действие притормаживает неровное дно, но определив примерные полтора сантиметра он отливает в стакан лишнее, коего меньше, чем в прошлый раз. При этом я предусмотрительно страхую колбу от самоубийственной близости неловких щупалец брата по разуму. Потом торжественно несу потяжелевший сосуд в мастерскую. Пришлось добыть новую бутыль и следующее открытие меня повергло в шок. После перемещения драгоценной влаги в стандартной поллитровой бутылке оказалось около четырехсот граммов запретного марсианского зелья. Теперь за набор спирта отвечала только одна емкость. Какая? Угадайте.
К новогоднему празднику наступления дембельского 89-го я скопил 3 литра огненной воды в 96 градусов. За три дня до торжества я подготовил себе неисправность на любимой заставе с помощью ребят и намекнул на приятный сюрприз. Вызов последовал незамедлительно.
- Все сгорело, еле несем службу, зампотех рвет и мечет.
- Ща готовлю ремкомплекты и выезжаю.
Пашкина система, кстати, тоже засбоила, но, как положено, на день раньше, и он уже отсыпался на заставе на предмет подготовки к празднику.
Быстренько подгоняю шишигу и кидаю ящики со всяким неисправным барахлом в кунг. Чтоб отчитаться потом за проведенное время. Драгоценная влага осталась в кабине и весело побулькивала, бултыхаясь в пластике. Машина лихо крутила всеми четырьмя по зимнику. До заставы было еще километров 40. Навстречу пер дальнобой на камазе. Правила одноколейного зимника просты: кто легче, тот улетает в сугроб на обочине. Более тяжелый после того, как минует разъезд, цепляет легкого за хвост и выдергивает на дорогу. Ну, я полноприводный и мне все пох: ныряю с разгону в здоровенный сугроб. И надо же было такому случиться, что под снегом торчал высоченный и толстенный пень от давно упавшего зеленого друга. Я как рыба рыба разеваю пасть, а дышать не могу: приложился об руль. На стекле-паутинка трещин от лба, рядышком - вздыбленный кожух движка и осколки правого стекла и снег. Ветерок. На улице - 25, между прочим. Фурщик с тросом недоуменно смотрит на задницу шишиги, мол, какого х*ра не вылазит. Вываливаюсь наружу и выплываю из сугроба. Цепляем, фурщик выдергивает остывающий агрегат. Смотрим. Лебедка въехала в радиатор, кабине кирдык, прощай новогодние каникулы.
- Тут недалеко колхоз есть, давай отволоку - подшаманят, может.
- Давай.
Слова выдавливаются с трудом. Грудь и голова дико болят. Беру у дальнобоя разные спальные/носильные принадлежности и затыкаю проем правого стекла. В машине еще тепло, но окна начинают обмерзать. За фурой еду на тросе по зеркалу.
На тракторном дворе местного колхоза машину осматривают слегка выбритые механики.
- Не, полный пи*дец. Мы тебе ничего не сможем сделать.
Второй подливает масла.
- Те надо кабину менять нах*й. Не. Бросай машину здесь и мотай с фурой к своим.
Данный расклад на праздники мне совсем не нравится:
- А за спирт?
Механики насторожились
- Сколько?
Я замерз и я в отчаянии.
- Три литра.
Через две секунды механики от полного отрицания возможностей перешли к их поиску.
Я дремал у теплой трубы батареи, прижимая под телогрейкой свой трехлитровый пропуск в мир праздника. Сквозь дрему я видел разные железяки и кучу народа, суетившихся у полностью разобранной шишиги. Спустя 2-2,5 часа небритая личность с горящими глазами трясла меня за плечо.
- Командир, готово, вставай! Принимай работу.
Разлепив глаза я увидел чудо! Шишига была абсолютно новой, вокруг нее стояла бригада в 8 человек.
К слову, только недавно мне вновь удалось увидеть подобное зрелище в передаче "Тачка на прокачку".
Мне заменили кабину (до сих пор не знаю, откуда они все это сняли), бампер с лебедкой, радиатор... В общем, все, что пострадало. В качестве бонуса - тосол и полный бак бензина. Движок ожил и замолотил безупречно. Одуряющий запах новенькой машины. Кабина, правда, отличалась оттенком от порядком выгоревшей предыдущей. Но это мелочи. Я вышел и торжественно вручил канистру кудесникам. Руку они пожимали уже невнимательно, а один, чуть не пятясь задом, открыл мне ворота. Я выехал в морозный вечер и ворота за мной закрылись.
Поехал в отряд и в местном военторге обменял десять коробок круглых и пять - плоских батареек на коробку одеколона "Гигиенический". Именно с того нового года я и не могу пить крепкие спиртные напитки. Условный рефлекс оказался устойчивым. Но это уже другая история.

автор = asm
источник = http://www.mark-off.ru/forum/viewtopic.php?p=3437#3437

- Ну что, ты идёшь? - в дверь заглянули сослуживцы из соседнего отдела.
Петрович замешкался, но, подавив секундную слабость, лишь тяжело вздохнул.
- Не, мужики, сегодня без меня.
В коридоре удивились. Колхоз и пьянка - дело, как известно, добровольное, но...
- Да ну... Случилось что?
Вообще у Петровича случилось многое, оставалось лишь выбрать наиболее весомый повод, исключающий малейшую возможность его присутствия на праздновании дня рождения у соседей.
Крайнее застолье завершилась «построением» семейства. О чем именно говорилось в страстной ночной речи, осталось тайной - самому вспомнить не удалось, а тесть с тещей при осторожных, намеками, расспросах, теряли память и начинали сильно бояться. Супруга же, опровергая тезис о семье как одном цельном сатане, выступила на стороне родителей, посоветовав меньше усердствовать в войне с зеленым змием; противник, конечно серьезный, но если накал борьбы не спадёт, то продолжится она уже в общежитии. Менять ставшую привычной домашнюю обстановку на казенную жилплощадь в страшном - даже внешне - строении не хотелось.
Беда не приходит одна - несколько дней назад в шефе случился приступ служебной активности. Неосторожно попавшему вождю на глаза Петровичу напомнили о порученных когда-то работах, пообещали сделать больно за срыв утвержденных сроков, попутно попросив почитать каких-нибудь свежих отчетов. Они были, но в настолько черновом виде, что не что сдавать начальству - самому лишний раз в них заглядывать не хотелось.
- Да я за рулём сегодня.
- А-а-а... да ладно, на стоянке до завтра оставишь.
- Нет, не могу. Жаль, конечно...
- Как знаешь, - и коллеги отправились на встречу с вкусной и полезной водкой.
Петрович вздохнул еще раз и придвинул растрепанную папку, топорщащуюся бумажками с заметками, пометками, записками, приписками, отписками и прочими диаграммами; его ожидал творческий процесс превращения этого заповедника хаоса в нечто параллельное и перпендикулярное.
-...Ты еще здесь? - в кабинете возникли усталые, но довольные сослуживцы. - Ну ты стахановец! Поселиться в институте решил?
Глянув на часы, Петрович решил, что для одного дня бардак в документах уменьшен достаточно. Ночевать в конторе не хотелось.
- Ой-ё... Поеду сейчас.
- До электрички подбросишь? Вроде «штрафа», Петрович, а?
От НИИ до станции было недалеко, километра полтора; когда-то - если верить легендам и останкам остановок - туда даже бегал автобус. Сейчас дистанцию нужно было проходить маршем через задворки промзоны, ловко уклоняясь от канав и ям, дислокация которых таинственно менялась каждую неделю, не забывая отбивать пинками любопытство местным промышленным собакам. Более цивилизованная тропа удлиняла путь на триста метров.
Да и зачем идти, если можно ехать?!
- Подвезу, конечно, какие вопросы. Приберу здесь и едем.
У машины возникла некоторая заминка. Товарищи научные сотрудники сосчитали себя, оценили объем «девятки» Петровича и отметили некоторое несоответствие. Семь человек, не считая водителя, занимали пространство немного обширнее.
- Что-то маловата машина...
Представители военной науки хмуро переглянулись, отыскивая добровольца, который двинет на станцию своим ходом. Пауза затягивалась, в любви к прогулкам пешком никто не сознавался.
- Ладно, кто как хочет, а я - как знаю... - старый, мудрый подполковник степенно уселся в машину.
Это был сигнал к штурму.
Через две секунды внутренний объем «девятки» полностью заполнился. Единственный замешкавшийся бродил вокруг и заглядывал в мгновенно запотевшие окна, пытаясь найти просвет, в который можно вклиниться.
- Может, в багажник? - предложил добрый Петрович.
- Офицеры в багажниках не ездят, - отрезал замешкавшийся и с ловкостью хорошо тренированной кошки вскарабкался на крышу. - А вот на багажниках могут. Поехали!
- Куда, епт? - удивился Петрович.
Наверху поворочались, устраиваясь удобнее, и успокоили:
- Нормально, не свалюсь! На Северах и не так ездить приходилось!
- Да хрен с тобой, сваливайся! Совсем там одичали... Если гаишникам попадем?..
- Петрович. Ты гайцов здесь хоть раз видел? Особенно если мимо промзоны ехать?
- Ну смотри, если что...
Тут Петрович немного покривил душой - гаишников он не опасался, поддерживая с ними нормальные отношения еще с давних времен частых нарядов инспектором ВАИ, но привлекать лишнее внимание все равно не хотелось.
Быстро вырулив знакомыми переулками к станции, он выгрузил сослуживцев и помчался домой.
Уже закрывая машину, Петрович услышал неожиданный звук...
- ...Вот ведь хрень какая! Нет, ехать-то, конечно, мне недалеко, но все-таки в другой город и по шоссе, через два поста ГАИ... ну, то что они никак на тело, спящее сидя на крыше, не прореагировали - это только к лучшему. Но ведь и другие машины там были! И хоть бы предупредил кто!.. - возмущался потом Петрович. - Никакой взаимовыручки сейчас на дорогах ... Еще и хихикали небось мерзко...

...Про ма-а-а-а-аленький "Трайдент" и смелого полковника

Так случилось, что в 1986 году меня угораздило закончить Полтавское ВЗРКУ и поехать служить командиром взвода ЗСУ-23-4 в солнечную Араратскую долину. Как-то так совпало, что в октябре 128-я гвардейская мотострелковая дивизия, в которой я и начинал офицерскую службу, сдавала инспекцию Москве. Вместе с Ленинаканской дивизией, кстати. Ну и согласно существовавшему тогда порядку только что сформированные в полках зенитные дивизионы поехали на полигон войск ПВО ЗакВО под Сухуми выполнять стрельбы для московской инспекции, т.е. стрелять третий раз в году.
Инспекторские стрельбы - это дело особое. Это спринт. Подразделение допускается к стрельбе, даже сдав зачет на допуск "неудовлетворительно". Естественно, оценка выше, чем "удовлетворительно", невозможна. Стрельба начинается сразу после допуска - летчики перед Москвой тоже не выеживаются. Времени на подготовку техники нет никакого - от выгрузки до первого стрельбового дня максимум трое суток. Не проверяются даже ракеты - некогда. При явном дефекте ракеты производится повторный пуск, а служба РАВ потом ставится в позу озабоченного гнома. Все пуски ракет укладываются в один день. Обычно вечером в последний день стрельб.
Это и произошло в последний стрельбовый день. Производились пуски ПЗРК и "Стрел-1"(9К31). На выполнение огневой задачи заехал взвод 9К31 Ленинаканского танкового полка. И произошло следующее: ракета вылетела из контейнера, но маршевый двигатель не включился. Ракета, естественно, упала в море. Все заохали: явная неисправность ракеты, полковники, подполковники и майоры на вышке с важным видом сделали отметки в блокнотах. Взвод поехал на исходную, войска потащили следующую ракету.
И тут на глазах у всех войск из воды вертикально вверх взлетела... утонувшая ракета. То ли вода замкнула цепь пирозапала, то ли он сам сработал - черт его знает. Красиво взлетела, как маленький "Трайдент"!
Надо сказать, что гироскопу свойственно такое явление, как прецессия. Когда головка ракеты захватывает цель, то прецессия, естественно, не влияет на положение рулей - автопилот ведет ракету на цель. Но в данном случае цели нет! И ракета летит вверх, отрабатывая рулями изменение положения оси гироскопа. Таким образом ракета, набрав высоту, постепенно развернулась назад. А над вышкой, согласно Курса стрельб, горит красный фонарь. И головка самонаведения этот фонарь захватила и начала наводиться на него!
Это было неописуемое зрелище: звездопад со "скворечни" на вышке! Старшие офицеры летели вниз по трапу, расталкивая друг друга. Кто-то потерял туфлю, растоптали три фуражки-аэродрома. Кому-то оторвали пуговицы на кителе. Господа офицеры так резво спасали свои задницы, что прапорщик-связист, бывший на вышке, понял, что через звездную пробку на выходе не пробьется. Он забежал в свою каптерку и завалил себя громкоговорителями. Бедняга, сам вылезти не смог, откапывали потом со смех@ечками.
На вышке остался один старый полковник. Даже не встал из-за пульта. То ли встать от страха не смог, то ли сообразил, что ракета до вышки долетит на излете и станет на предохранитель - история умалчивает.
Так и случилось. Ракета на излете упала в метрах в пятидесяти от вышки, как ей и положено, не взорвавшись. Полковник важно вышел из "скворечника" и стал громко вещать: "Трусы вы все, трусы! Матчасть учить надо, она не должна была взорваться, я это знал!" Снизу ответили: "А х@й ее знает, Петрович, чего ей там в воде замкнуло!" А кто-то добавил: "Не звезди, это у тебя от страху ноги отнялись..."
Войска потащили на вышку антидепрессант. Благо, пуск из 9K31 на сегодня был последний...